Вы здесь

Битва за Россию. Русская цивилизация: путь к себе[11] (О. А. Платонов, 2010)

Русская цивилизация: путь к себе[11]

– Олег Анатольевич, вы много занимаетесь проблемой национального самосознания, национальной самобытности. Не будем сейчас углубляться в многообразные оттенки этой темы. Остановимся на русской идее. Похоже, она обрела сейчас особую остроту: журналы «Знамя», «Новый мир», «Наш современник» и другие издания постоянно ведут разговор об этом. В чем дело? Почему именно сейчас проявляется такой интерес к русской идее, к русскому вопросу?

– Русский вопрос существовал всегда, хотим мы того или нет. От того, как он решается, зависят судьбы не только России, но и всего мира. Сегодня этот вопрос приобретает особую остроту. Получилось так, что у себя на родине русские оказались самой ущемленной нацией, подвергнувшейся в последние десятилетия страшному геноциду. Они и сейчас продолжают быть изгоями на своей земле. Да еще и виноватыми во всем. Как это ни странно, но именно сейчас русское национальное самосознание подвергается разрушению, находится под сильнейшим давлением. Атака идет буквально по всем «фронтам». Подвергаются сомнению неповторимость, культурная самостоятельность русской нации, ее созидательная потенция.

– В чем, по-вашему, эта неповторимость?

– Русский народ, как и любой другой, создал свою систему духовно-нравственных координат, как мы сейчас говорим. Эта система – каркас огромного мира, по своей глубине и сложности не имеющего равных. Я бы назвал его русской цивилизацией, и в этом не будет преувеличения.

– Русская цивилизация? Существует ли такое понятие? Или это все же некое условное обозначение?

– Существует, хотя не получило еще широкого распространения. Само же понятие цивилизация – в сочетании с национальными или региональными особенностями используется достаточно широко, в частности, английский историк Тойнби насчитывает два десятка цивилизаций, которые, по его мнению, существовали на нашей земле. Но их оценку он ведет по западноевропейской шкале координат. В его схеме, по сути дела, не остается места для русской цивилизации, которую он скопом относит к восточнохристианской, хотя основы ее сложились еще задолго до принятия христианства. А когда внимательно изучаешь русскую жизнь, по крайней мере, за последние тысячелетия, то видишь, что у нас сложилась самобытная цивилизация, имеющая свои критерии прогресса, свое понимание духовности, свою модель труда и хозяйства, свое отношение к собственности и, наконец, свою модель демократии, что сейчас очень актуально.

Именно эта самобытная русская цивилизация сохраняется в народном сознании как Святая Русь. Ее высокие духовно-нравственные ценности все больше и больше открываются для нас в православной этике, в церковном зодчестве, в русской иконописи и во множестве традиционных форм бытия, таких как соборность, трудолюбие, добродетель, нестяжательство, взаимопомощь, самоуправление общиной и артелью. Словом, в русской структуре бытия духовные мотивы жизни всегда преобладали над материальными, и целью жизни была не вещь, не потребление, а преображение души. Эта основа нашего бытия должна, так или иначе, приниматься во внимание при всех расчетах и во всех планах, которые сейчас разрабатываются в высоких кабинетах. Без понимания сущности русской цивилизации, многих ее элементов мы не сможем правильно смоделировать свое развитие. Сейчас нам доказывают, что существует некий универсальный критерий прогресса. В западном понимании это прогресс научно-технический, бесконечное наращивание выпуска товаров и вещей потребления, которое рано или поздно превращается в самоцель, общество вовлекается в гонку потребления. Русская цивилизация предлагает другой критерий: для нас важна идея преображения жизни через преодоление греховной природы человека. Позволю себе процитировать архимандрита Иллариона Троицкого. Он писал: «Идеал православия есть не прогресс, но преображение… Не вне тебя правда, а в тебе самом. Найди себя в себе, подними себя в себе, овладей собой и узришь правду. Не в вещах правда эта, не вне тебя и не за морем где-нибудь, а прежде всего в твоем собственном труде «над собой».

– Замечательные слова! А не кажется ли вам, Олег Анатольевич, что обыкновенный человек, как мы говорим, – обыватель, может на это возразить: «Опять нас зовут к нищете». И действительно, неужели убожество, нищета – это удел России?

– Это совершенно неверная посылка. Следовать путем своей цивилизации – это как раз главное условие успешного общественного, социального, экономического развития любой нации. Ведь духовный характер носила не только русская цивилизация. Были и другие, в частности, индийская, китайская, японская. Поиск целей развития – не в стяжании материальных благ, не вне человека, а в глубине его души, в стремлении к абсолюту, роднило эти великие цивилизации.

– Так что же теперь – наша цель вернуться к дореволюционному состоянию? Возможно ли это вообще? Ведь известно, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку?

– Речь, безусловно, идет не о механическом возвращении к каким-то старым, ушедшим в прошлое формам жизни. Речь о том, чтобы учитывать различные психологические моменты, которые определяют мотивы поведения многих наших соотечественников и служат их жизненными ориентирами. Если, скажем, в душе большинства наших людей живет идея нестяжательства, о которой я еще скажу, то, безусловно, навязывание нам способов мотивации к труду, основанных только на материальном интересе, в полной мере себя никогда не оправдывает.

– А вы считаете, что у нас, у большинства, именно принцип нестяжательства главный? Честно говоря, видя безумные очереди и яростную борьбу за привилегии, и прочее, в это трудно поверить…

– Вы знаете, любой народ можно поставить в условия беспредела. Но в исконно русских территориях, где жило русское население, довольно отчетливо прослеживалось такое, непонятное, может быть, для западного человека, чувство. Его закрепили и донесли до нас народные пословицы: «Лишнее не бери, карман не дери, души не губи», «Богатства не копи», «Душу не мори», «Лишние деньги – лишние заботы», «Деньги и забота – мешок тягота», «Без денег сон крепче», «Напитай, Господи, малым вкусом».

Русский человек твердо знал, что «от трудов своих сыт будешь, а богат не будешь». И также то, что «от трудов праведных не наживешь палат каменных». Нажива для такого человека не главное. «Деньги, что каменья – тяжело на душу ложатся». «Деньги – прах», «Деньгами души не выкупишь». И совершенно не зря, конечно, Федор Михайлович Достоевский считал, что русский народ оказался, может быть, единственным европейским великим народом, который устоял перед натиском золотого тельца, властью денежного мешка. Кстати, писатель выразил и свое отношение к богатству, сказав, что деньги – самый легкий способ поставить ничтожество в первый ряд.

Нет, совершенно определенно: деньги для русского трудового человека никогда не были фетишем.

Собственность для русского человека – это право труда, а не капитала. Народное сознание всегда считало, что единственным справедливым источником приобретения имущественных прав может быть только труд.

– Невольно вспоминаю высказывание академика Абалкина, который обвинил наш народ российский в том, что он не умеет работать. Как наши радикалы падки на фальсификации, как плохо знают собственную историю…

– Да, это продолжение взглядов, традиций леворадикальной интеллигенции. Кстати, такого же мнения придерживался В. И. Ленин, многие деятели 1920-х, 1930-х годов. Этот живучий предрассудок продолжает существовать. А между тем трудолюбие как добродетель было частью общей системы нравственности русского человека. Отказ от многих ценностей произошел у нас оттого, что человек был поставлен в условия, не позволявшие проявить себя именно так, как это было в течение многих столетий и даже тысячелетий.

Отсюда и процесс, который я называю отчуждением труда: человек не чувствовал себя органично в той трудовой среде, в которую его вовлекали. Этот процесс продолжается и сегодня. Рассматривая проблему труда, необходимо помнить о самобытной модели хозяйствования в России. В отличие от Запада, где стимулом производства служит, прежде всего, конкуренция и индивидуализм, русская модель хозяйства базировалась на традиционных ценностях крестьянской общины, трудовой демократии, на артельных формах труда. Добросовестный труд стимулировался преимущественно моральными мотивами, а не только материальным интересом. Напомню, эта модель давала очень хорошие результаты. В начале ХХ века экономика России, ее хозяйство развивались значительно быстрее, чем в США и других странах. Россия выходила на передовые рубежи техники и технологии, крупная промышленность создавала продукцию на уровне лучших мировых образцов. Оплата труда в промышленности была одной из самых высоких в мире, я уж не говорю о том, что не было проблемы валюты – русский рубль в начале ХХ века был одной из самых твердых и стабильных валют в мире. По производству главнейших культур Россия стояла на первом месте, выращивая больше половины мирового производства ржи, около четверти пшеницы, овса и картофеля, была главным экспортером сельскохозяйственной продукции, самой мощной житницей Европы.

– Да, об этом сейчас много говорят и пишут. Но как это согласуется с утверждениями о том, что русское сознание – глубоко рабское, что демократизм чужд русскому народу?

– Все это фальшь, прежде всего, миф. Один из тех многочисленных мифов, которые возникли в оценке России и ее цивилизации. У России была своя самобытная модель демократии. Она как раз основывалась на той общине, о которой мы говорили, на русской идее соборности. Полное равноправие было у всех членов общины, внутри нее. Если, скажем, англичанин мог сказать, характеризуя свою модель демократии: «Мой дом – моя крепость», то русский человек выразился бы иначе: «Моя община – моя крепость». Реализация прав и свобод личности на Западе шла преимущественно декретами государства, чаще всего в интересах богатых и сильных. В России же – снизу, основываясь на вековых традициях и обычаях, посягнуть на которые до определенного времени боялись и государство, и феодалы…

– Так откуда же этот миф о рабской натуре?

– Во-первых, от стремления оценить нашу цивилизацию по западноевропейской шкале ценностей, в основе которой – личные индивидуальные права. В России, повторю, демократия носила коллективный характер.

– Это, наверное, и есть соборность?

– Да, другими словами это можно назвать соборностью, хотя понятие соборности шире, сложнее.

Общинная демократия в России сопоставима с демократией, скажем, Древней Греции. На это обращал внимание еще Радищев. В Афинах каждый гражданин по достижении совершеннолетия имел право принимать активное участие в обсуждении всех общественных дел, каждый мог быть избран на любую общественную должность, суд производился всенародный. И вместе с тем в Древней Греции была очень велика власть государства над личностью и собственностью граждан. Так же, как у нас в России.

А. Н. Радищев писал: «Кто бы мог помыслить, что в России совершается то, чего искали в древности наилучшие законодатели, о чем новейшие и не помышляют». И делал из этого анализа вывод о необходимости хранить крестьянскую общину как совершенный демократичный институт.

У нас много мифов в области понимания и демократии, и власти. Русская власть избегала резкой социально-экономической ломки, считаясь с правилами, навыками, традициями населения тех территорий, которые входили в ее состав. Я не устаю повторять, в Царстве Польском сохранялся кодекс Наполеона. Литовский статут был сохранен в Полтавской и Черниговской губерниях. Магдебургское право господствовало в прибалтийском крае. Всевозможные местные законы и обычаи на Кавказе, в Сибири и в Средней Азии не отменялись. Это крайне важно: большое государство сохраняло обычаи и традиции, которые сложились на тех или иных территориях. Потому и существовавшая в мире Россия, которую леворадикальные публицисты считали тюрьмой народов, на самом деле сумела создать весьма гармоничную форму существования различных народов и народностей.

– Не здесь ли искать нам сегодня выход из национальной розни?

– Думаю, что именно на этих основах, за всеми народами должно быть сохранено право на свои национальные формы существования. Это совсем не противоречит их развитию и процветанию в составе общего федеративного государства.

– Похоже, что русские люди и здесь понесли самые ощутимые потери: у нас ведь почти разрушены самобытные национальные традиции?

– Я бы не сказал. Россия сохранила свои традиции, свои структуры, но они сейчас существуют как бы на периферии общественного сознания. И наша сегодняшняя беседа свидетельствует о том, что проблема возвращения к истокам нас мучает. В той же Литве или Грузии, где тоже все было деформировано в течение последних десятилетий, сумели, идя почти что от нуля, в какой-то степени возродить национальное самосознание, и оно, хотим мы или не хотим, будет существовать в тех формах, которые сложились в течение многих столетий. В этом-то вся и суть. И в России сейчас то же самое. Я думаю, что во многом мы вернемся к структурным формам, что существовали в Российской империи в начале ХХ века.

Если рассматривать элементы русской цивилизации, то все они в значительной степени гармонизировались, охранялись, венчались идеей царской власти. В чем была эта идея? Царя почитали как духовного главу народа, олицетворение Отечества, национального единства. В народном сознании царь именуется в большинстве случаев «батюшкой». И в этом – ни грана рабского подчинения, царь-батюшка – высший духовный авторитет, связующее звено между Богом и Отечеством.

Вообще национальный стереотип не может быть разрушен. Если мы попытаемся это сделать, что, кстати, и пытаются сделать радетели западного прогресса, то мы вернемся к тому первозданному состоянию, с которого Россия, может быть, только начиналась.

– Но сегодня как раз этот национальный стереотип и объявляется опасным. Проявление национального с амосознания расценивается как агрессивное, поговаривают о русском фашизме, шовинизме…

– Все это – провокация. Продуманно спланированная. Национальный стереотип – это, прежде всего, духовно-нравственное богатство каждого народа. Другой вопрос, в какие условия он может быть поставлен и как в них себя проявит. Если нация, народ поставлены в условия выживания, то может создаться совершенно неадекватная ситуация, которая порой вынуждает совершать очень тяжелые и резкие поступки, если о них можно говорить применительно к народу. Хочу подчеркнуть, что мы не должны отказываться от мирового опыта развития. Главное – помнить, что у западной цивилизации свои пути и, кстати, свои отрицательные стороны. У нас сегодня Запад однобоко представляется образцом существования для всех народов, живущих на Земле. Но почему-то, говоря о западной демократии, обычно не любят вспоминать, чем кончались там революции. Скажем, английская буржуазная революция кончилась диктатурой Кромвеля, Великая французская – диктатурой Наполеона. Французская революция XIX века – диктатурой Луи Бонапарта.

Создание какой-то универсальной модели – утопично, даже катастрофично. Общечеловеческие ценности в западном понимании приведут нашу страну к индивидуализму, потребительству, к самой бесчеловечной диктатуре небольшой кучки богачей над большинством народа. На земле – это мое глубочайшее убеждение – должно сохраниться множество цивилизаций со своим путем развития, со своим пониманием демократии.

На этом пути у русской цивилизации есть важнейшая задача, общенациональная цель: не предавать себя, не отказываться от своей самобытности, от своих исторических истоков. Не отказываться от себя во имя сомнительных и чуждых идеалов, которые столь массированно навязывают нам «демократы»…