Глава 4
Был поздний октябрьский вечер 2052 года от Рождества Христова, когда на одной из окраинных улочек Манхаттена появился необычный прохожий средних лет в сером плаще. Он был высок, худощав, светловолос. Лицо человека не отличалось красотой, из особых примет можно было отметить только непропорционально высокий лоб и небритые впалые щеки.
Все, кто прогуливался в это время по улице, сначала бросали на этого человека равнодушный взгляд, но затем, спустя несколько секунд большинство поворачивались и с любопытством глядели ему вслед. Никто не мог понять, чем же их заинтересовал этот заурядный во всех отношениях тип. Разве что походка? Незнакомец двигался как-то странно, словно бы рывками, словно испорченный робот. Несколько шагов он делал быстро и уверенно, как завзятый спортсмен, но затем он вдруг скисал, замедлял движение и начинал шататься из стороны в сторону, явно потеряв координацию. Человека можно было принять за пьяницу или наркомана, но спустя несколько секунд он вдруг вновь обретал уверенность и даже не шел, а словно бы летел над землей.
В конце улицы располагался небольшой сквер. Странный человек поспешил к одной из пустующих скамеек и с огромным облегчением рухнул на нее.
– Черт побери, – пробормотал он на галакто. – Славный подарочек мне достался от Джона Гордона и Зарта Арна! Не знаю, как звали хозяина этого тела, но он был явным кретином! Довести свой организм до такого состояния – это надо уметь! Наверное, этот лентяй ни одного дня в жизни не занимался физкультурой. Мускулы… да разве можно эти тряпочки назвать мускулами! А легкие… кхе-кхе, да они же явно больные! О глазах я уже не говорю, этот тип вряд ли мог разглядеть даже собственный нос…
Чейн еще раз чертыхнулся, а затем его стал бить такой кашель, что игравшая неподалеку в песочнице девочка удивленно посмотрела в его сторону. Бросив лопатку, она подошла к Чейну и ласково спросила его:
– Дядь, ты че, рейком болеешь?
Чейну пришлось потратить несколько секунд, чтобы понять – девочка разговаривала на староанглийском языке. Варганец его знал очень плохо (хотя Джон Дилулло научил его нескольким словечкам), но вскоре он не только вспомнил этот прежде незнакомый язык, но даже смог ответить:
– Нет… Я просто… успел. То есть, устал! Сегодня был трудный пень, то есть тьфу, день.
Девочка понимающе кивнула, продолжая с любопытством разглядывать незнакомца.
– Как странно ты говоришь, дядя! Наверное, ты иностранец?
Чейн кивнул:
– Что ж, можно сказать и так.
– А откуда ты приехал – издалека?
– Издалека.
– Из-за океана? – не унималась любопытная девочка.
– Пожалуй, что из-за океана. Только этого океана нет ни на одной земной карте.
– Ой, как интересно! Мама мне рассказывала, что под землей вроде бы есть большие моря. Наверное, ты был моряком, и плавал по такому подземному морю?
Чейн невольно улыбнулся.
– Да, я был моряком. Но мое море находится вовсе не под землей, а наоборот.
– Как это – наоборот? – опешила девочка. – Разве бывают моря наоборот? Вот здорово!
С соседней скамейки донесся возмущенный возглас. Молодая, изящно одетая женщина, отложила в сторону красочный журнал и торопливо направилась в их сторону.
– Лиз, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не разговаривала с незнакомцами! – воскликнула она, подозрительно глядя на Чейна.
Варганец хотел сказать, что он тут ни причем, но вдруг его вновь стал бить кашель. Молодая женщина охнула и буквально силой оттащила дочь в сторону. Но потом все же вернулась, уже одна.
– Вам плохо? – сочувственно спросила она.
Чейн хотел ответить: «Нет, хорошо!», но сильная боль в области сердца заставила его скривиться.
Женщина достала из кармана пальто флакончик с лекарством и протянула ему таблетку:
– Проглотите это! – потребовала она.
Чейн так и сделал. Спустя минуту-другую боль в груди стихла.
Женщина повернулась и хотела было уйти, но вместо этого присела рядом на скамейку. В ее взгляде читалось сочувствие и удивление. «А если это Селия? – внезапно подумал Чейн. – Чушь, полная чушь… В Нью-Йорке миллионы женщин, и Селия может оказаться запертой в теле любой из этих землянок. Самое ужасное, что мы можем пройти мимо друг друга, и ничего не почувствовать. Проклятый Гордон, какую же жуткую пытку он придумал для меня!»
– Где-то я вас уже видела, – неожиданно заявила молодая женщина, продолжая пристально разглядывать своего соседа.
Чейн пожал плечами.
– Вряд ли… Видите ли, я только сегодня приехал в Нью-Йорк, и никого здесь еще не знаю.
– Нет, я вас точно видела! – настаивала женщина. Взгляд ее ожесточился, в глазах засветилось подозрительность. – У вас есть с собой какие-либо документы? Водительское удостоверение, или карточка социального страхования?
Сердце Чейна тревожно сжалось. Он понятия не имел, в чье тело переселился по воле Гордона. Может быть, этот доходяга в сером плаще – вор или убийца, которого разыскивает полиция? Нет, нет… Кажется, Зарт Арн совершил обмен разумов с ученым, входящим в движение каких-то антиглобалистов. Вряд ли так в это время называли бандитов или наркодельцов! Что же делать? Эта симпатяшка запросто может вызвать полицию, а сейчас это для него равноценно гибели.
Впрочем, для подобных критических ситуаций у бывшего Звездного Волка был один надежный путь к победе: надо нахально идти на пролом, полагаясь на свою счастливую звезду!
Собравшись с духом, он выпалил:
– Я – антиглобалист! Слышали про таких?
Женщина побледнела.
– Господи, ну конечно же… – простонала она. – Вы – Алекс Бирс, лидер американских антиглобалистов! Я видела по ТВ ваше выступление на митинге сторонников Цитаделей в Питтсбурге. Тогда еще полиция применила против толпы газ и психоустановки… Кажется, погибло восемь человек, и более ста оказались в тюрьме?
Чейн насупился. Вот оно что! Этот Алекс Бирс был, оказывается, не в ладах с властями, а его организация подвергалась преследованиям. Славно, нечего сказать! Похоже, здесь, в Америке далекого прошлого, ему особенно скучать не придется.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – сухо произнес он и попытался встать, но женщина с неожиданной силой схватила его за рукав плаща, и вновь заставила сесть на скамейку.
– Вы с ума сошли, Алекс? – придвинувшись почти вплотную, прошептала она. – Разве вы не знаете, что ФБР давно за вами охотится? Вы же возглавляете список самых неблагонадежных граждан Америки!
Чейн судорожно сглотнул. Час от часу не легче! Джон Гордон не раз рассказывал ему о своей прежней жизни, но никогда не упоминал ни о ФБР, ни о списках благонадежных.
Он криво улыбнулся и спокойно сказал:
– Разве у нас в стране больше не действует демократия, и отменены все свободы, дарованные нам конституцией?
Женщина грустно улыбнулась.
– Ну конечно же, вы – Алекс Бирс! Именно эти слова вы произносили на митинге в тот момент, когда полиция прорвалась к трибуне. Не понимаю, как вам удалось тогда скрыться… Но тогда вас окружала толпа сторонников, а сейчас… Господи, кое-кто из прохожих уже начинает на вас оглядываться! Ваши фотографии постоянно появляются на ТВ. Кажется, за вашу поимку назначена награда в пять миллионов долларов.
Чейн лихорадочно размышлял. Понятно, это милая дама на него не донесет, напротив, она отнеслась к Алексу Бирсу с явным сочувствием. Но вокруг – тысячи, десятки тысяч людей! Кто-то из них непременно сообразит, что пять миллионов долларов беспечно разгуливают по улицам Нью-Йорка, и постарается первым донести властям на него. Тогда тюрьма, суд, возможно, электрический стул…
В любой случае Селия окажется для него окончательно потерянной, так же как и свобода.
– Видите ли… Простите, но я не знаю, как вас зовут, милая леди.
Молодая женщина сдержанно улыбнулась.
– Зовите меня Джейн.
– Джейн… Со мной случилась большая неприятность. За мной гнались, и я… Короче, я потерял память! Надеюсь, что временно.
– Вас, наверное, допрашивали на мнемоустановке? Я слышала, что эта установка дурно действует на мозг, вызывает амнезию.
– Да, нечто вроде этого. Но друзья помогли мне бежать, а потом… Что случилось потом, я совершенно не помню. Я даже не знаю, где прежде жил! Кажется, у меня в Нью-Йорке есть квартира…
Джейн досадливо поморщилась.
– Ну что вы, Алекс… Ваша квартира наверняка находится под круглосуточным наблюдением ФБР. Я слышала, что на окраине Нью-Йорка находятся тайные центры антиглобалистов. Наверное, вы скрывались в одном из них… Но где их искать, я и понятия не имею!
Чейн кивнул.
– Спасибо, Джейн.
– За что?
– Вы ведь могли бы донести обо мне полиции, разве не так? Пять миллионов долларов – наверное, это большие деньги. Или вы сочувствуете нашему движению?
Джейн пожала плечами.
– Трудно сказать… Когда ваши люди устраивают беспорядки, громят офисы банков и крупных международных компаний, когда они обливают краской политический лидеров и срывают встречи руководства ведущих стран Запада, то я возмущаюсь так же, как и многие рядовые американцы. Вы часто говорите о том, что боретесь с приходом варварства на Земле – а сами часто ведете себе как дикари! Другое дело, когда вы высмеиваете идею панамериканской Либеральной Империи, которую наша страна пытается навязать Земле…
– А чем же вам лично так не нравится идея единой терранской империи? – заинтересовался Чейн.
– Чем… Да хотя бы тем, что на нас уже несколько минут подозрительно смотрит бабушка с соседней скамейки. Слава Богу, что у нее слабое зрение, а не то мы бы очень скоро оказались в тюремном участке. Ведь империя – это конец всех свобод!.. Алекс, нам с Лиз надо идти домой. Но я не могу оставить вас здесь одного, и притом совершенно беспомощного!
Беспомощного? Никто и никогда так не называл Моргана Чейна! Полиция… Чихать он хотел на какую-то полицию! Совсем недавно он сумел справиться сразу с пятерыми сверхнейнами, а уж с этими жалкими земными червями…
Он посмотрел на бабушку и увидел, что старушка лихорадочно роется в сумке. Вот она извлекла оттуда футляр, достала очки…
– Спасибо, Джейн, я принимаю ваше приглашение, – сказал варганец.
Оказалось, что в конце сквера стояла машина Джейн, белый «Мерседес». Молода женщина торопливо усадила дочку на заднее сиденье, а потом указала на него Чейну.
– Садитесь, – коротко приказала она.
Поездка по нью-йоркским улицам заняла минут двадцать. Все улицы были запружены машинами, и потому тот там, то здесь постоянно возникали пробки. Джейн явно нервничала, и потому вела автомобиль не очень уверенно. А Лиз напротив, пребывала полном в восторге. Она щебетала без умолку, успевая при этом играть с любимой куклой Барби и двумя забавными говорящими пингвинами.
Чейн узнал, что мама Джейн работает учительницей истории, очень любит читать и готовится защищать диссертацию на степень доктора философии. С мужем она развелась еще три года назад «когда я была совсем еще маленькой», вела одинокий образ жизни, и потому Лиз сама взялась подыскать для себя второго папу. Дядя Алекс в принципе ей понравился, только уж больно он стар и слаб, да и волос у него маловато… К тому же, мама Джейн любит атлетически сложенных брюнетов.
Услышав эти слова, Джейн обернулась и гневно посмотрела на дочь:
– Лиз, что ты несешь? Замолчи, глупыш!
– Я вовсе не глупыш, – обиженно поджала губы девочка. – Ты сама говорила, что я умница-разумница, каких еще поискать надо! А помнишь, что говорил дядя доктор… этот… как его… генетик, вроде?
– Ничего я не помню, – сердито сказала Джейн и вновь устремила свой взгляд на дорогу. Широкая улица была запружена машинами, которые двигались со скоростью пешехода. Только некоторые особенно нетерпеливые лихачи ухитрялись маневрировать и довольно шустро продвигались вперед.
– Где вы живете, Джейн? – спросил Чейн.
– На острове Лонг-Айленд. Недалеко, в трех милях отсюда. Но эти пробки… Ненавижу такую езду!
– Зачем же вы повезли дочку так далеко от дома? – удивился Чейн. – Неужто поближе к дому нет подходящего сквера или парка?
Джейн хотела было ответить, но Лиз опередила ее:
– Конечно, есть, и даже очень много! Но меня там знают.
– Что-то я не понял. А разве это плохо?
Лиз вздохнула и прижала куклу к груди.
– Вообще-то, наверное, хорошо. Но мне от этого плохо. Я люблю играть с ребятами, и поначалу им тоже нравится со мной играть. А потом…
– Что потом?
– А потом они все почему-то начинают реветь и разбегаются от меня в разные стороны. С той поры мама и возит меня гулять подальше от нашего дома.
– Хм-м… вроде, ты не такая уж страшная, Лиз! А может, ты – людоед?
Чейн хотел просто пошутить, но девочка почему-то отнеслась к его словам очень серьезно.
– Не-а, я хуже.
– Что же может быть хуже?
Конец ознакомительного фрагмента.