© Валдемар Люфт, 2018
ISBN 978-5-4490-4050-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Бабарашка
Наши соседи снизу выехали. Хорошие были соседи. Два светленьких, приветливых старых человека. Без особых претензий, улыбчивые и, главное, не назойливые. У них в квартире было обычно тихо. Сначала я удивлялся, почему к ним мало кто ходит. Не вытерпел как-то и спросил. Оказывается, дети у них есть, только вот живут далековато. И действительно, за эти несколько лет, что они жили в нашем доме, приезжал один раз мужчина в возрасте лет пятидесяти, с женой и двумя детьми, в другой раз – женщина помоложе с девушкой лет двадцати. Мужчина был похож как две капли воды на своего отца, а дочь больше походила на свою мать. Старички, когда заехали в квартиру лет шесть назад, вначале тоже часто уезжали в гости, но потом женщина приболела, и они вот уже года четыре далеко не ездят. Иногда только к своей племяннице, которая живёт в двадцати километрах, но никогда там ночевать не оставались, даже если было поздно, всё равно возвращались домой. Привозили их или муж племянницы, или её дети. Полгода назад соседка заболела и перестала выходить на улицу. Несколько раз приезжала «Скорая помощь», но лучше больной не становилось. Старичок бегал в магазин, в аптеку, готовил обед, поддерживал свою половинку как мог. Видимо, родные решили их забрать к себе. Оно и правильно. Я видел, когда старичок садился в машину сына, как блеснули слёзы на его глазах. Подумал тогда: что тут жалеть, радоваться надо – к детям переезжают, всё не одни будут.
Соседи выехали, и квартира осталась пустой. Её хозяин дал объявление в газету о продаже квартиры и новых жильцов запускать не стал. Как раз начался кризис, и люди в это нестабильное время не очень-то охотно вкладывали деньги в недвижимость.
Месяца два назад из нежилой квартиры снизу стали раздаваться тревожные постукивания. Такие стуки я уже однажды слышал, но за давностью лет про них забыл. Впервые этот странный звук я услышал, когда пожилая пара поселилась под нами. Особенно в те дни, когда они уезжали надолго в гости к своим детям, меня часто ночью будили эти мелкие постукивания в их квартире. Не знаю, как днём, а ночью их было хорошо слышно. От этого стука я иногда просыпался. Стук длился недолго – несколько секунд. Казалось, кто-то неожиданно рассыпал шарики от подшипника на стол или на пол. Когда хозяева квартиры возвращались домой, странные стуки прекращались. Только один-два раза в месяц, когда почти забывал о них, я вдруг с испугом просыпался ночью, не понимая, то ли мне послышался звук рассыпавшихся шариков, то ли мне что-то тревожное приснилось. В том году, когда эти стуки только начались, я спросил дедушку о причине их появления. Он понятия не имел, откуда эти звуки берутся. Вместе с ним обследовал всю его квартиру, проверил все соединения в кроватях, в шкафах, на стульях и столах, но причину так и не обнаружил. Потом, когда мои соседи перестали надолго уезжать, звуки окончательно прекратились, и я о них за эти годы забыл. И вот снова начался этот ночной кошмар. Я спросил соседей напротив, слышат ли они эти постукивания, но они посторонних и непривычных звуков не слышали. Всё это для меня было довольно-таки загадочным. Особенно странным было то, что звуки шли из пустой квартиры. Через месяц я постепенно привык к стукам и перестал испуганно просыпаться. Услышав сквозь сон ставший привычным звук, я поворачивался на другой бок и спокойно спал дальше. Но потом в моей квартире начались другие странности. Однажды жена встретила меня в дверях с упрёком:
– Ты что это не выключаешь ночную лампу, когда уходишь на работу? – спросила она.
– Не может быть. Уходя, всё выключил, – с удивлением ответил я.
Мы списали тогда этот факт на мою забывчивость, хотя, вообще-то, за мной этого не наблюдалось. Но через пару дней, когда в обед жена пришла домой, оказались включенными уже обе прикроватные лампы. Вечером, за ужином, мы обсуждали этот факт и пришли к выводу, что, скорее всего, я перепутал лампы и автоматически, вместо того, чтобы пройти на свою сторону и выключить лампу, я прошёл на сторону жены и включил её лампу. Эти лампы включались на три положения, и на первом положении свет в лампах был еле заметен. Я мог, торопясь на работу, просто не обратить внимания на оставшийся в спальне тусклый свет. Мне было неудобно чувствовать себя идиотом. В таких вещах я был всегда аккуратен. В меня начало вкрадываться даже некоторое опасение, не заболел ли я. Еще через неделю моя жена получила отгул и осталась дома. Обычно она уходила раньше меня на работу. Когда же у неё бывали такие отгулы, она спала утром долго и вставала в девять часов. В то утро она проснулась раньше оттого, что почувствовала, как включилась настольная лампа со стороны мужа. Меня уже не было дома, поэтому странным было вдруг проснуться от света лампы, которую на самом деле никто не включал. Вечером жена рассказала мне об этом. С одной стороны, пришло облегчение, что все-таки не я виноват в этих непредвиденных включениях ламп, но, с другой стороны, надо было найти причину этого явления. Остановились на том, что в лампах что-то не в порядке с электроникой. Решили в субботу поехать в магазин, где с полгода назад были куплены эти модные лампы, и, в соответствии с гарантией, поменять их на исправные.
На моей фирме с приходом зимы стало меньше заказов. Мастер предоставлял рабочим по очереди отгулы. Мне выпало остаться дома в четверг и пятницу. Утром в четверг привычка взяла свое, и я уже в половине седьмого проснулся. Жалюзи на окне были неплотно прикрыты, и с улицы пробивался свет из соседнего подъезда. Потом свет потух, и в спальне снова стало темно. Вставать не хотелось, и я лежал, наслаждаясь покоем и тишиной. Вдруг зажглась лампа со стороны жены. Её тусклый свет осветил шкаф, комод, картину над моей головой, портрет на стене. Но не внезапно включившийся свет взволновал меня – я вдруг почувствовал присутствие постороннего в спальне. И сознание того, что кто-то, кроме меня, находится в квартире, заставляло усиленно биться сердце. Мне стало не хватать воздуха, я боялся пошевелиться под одеялом. Через минуту страх стал уходить, и я стал трезво размышлять. Жена на работе, входная дверь на замке, балконная дверь, как правило, зимой закрыта. Не могут быть посторонние в квартире. Скорее всего, мне показалось. Самопроизвольное включение лампы опять списал на неисправность электроники.
Встав, я заправил койку, сходил в ванную комнату и приготовил на кухне кофе. Я любил эти утренние часы, когда соседи разойдутся на работу, их дети в школу или в садик, когда на улице исчезает звук моторов проезжающих машин, и только иногда со стороны больницы в тишину ворвётся сирена «Скорой помощи» или внезапно на далекой железной дороге простучит состав по рельсам. За стеклом властвовала зима, недавно выпавший снег ещё не совсем растаял, голые деревья чуть покачивались на морозном ветру. Случайная птица, устроившись на ветке, нахохлилась, превратившись в маленький лохматый мячик, и, нервно подёргивая головой, любопытно заглядывала в моё окно. Я долго наблюдал за замёрзшей птицей, и в голове вдруг прекратилось течение мыслей. Ни о чём не думалось, ничего не тревожило душу, ни до чего не было дела, и апатия расползалась по всему телу. Было лень поднять кружку с кофе, было лень поменять позу, было лень отвести глаза от окна. Птица за окном в упор смотрела в мои зрачки, и в мозгу вдруг прозвучала отрывистая фраза: «Вот, сидишь, тебе хорошо, а мне одиноко и холодно». Я испуганно дёрнул головой.
Птица снялась с места и улетела, и одновременно где-то совсем рядом простучали мелкие шарики подшипника. Я вновь почувствовал недалеко от себя присутствие постороннего. В кухне в этот пасмурный зимний день было не очень светло, но лампу я не включал. Напротив меня, в углу между столом и кухонным шкафом, появилось светлое пятно. Оно еле заметно шевелилось и было похоже на испарение, идущее от влажной земли в летний знойный день. Мне стало на мгновение страшно, но испуг быстро прошёл. Как будто кто-то внушил мне, что бояться нечего, опасность мне не грозит. Я успокоился до такой степени, что осмелился спросить:
– Кто ты?
Светлое пятно чуть интенсивней шевельнулось и застыло.
– Ты живое существо?
Снова легкое шевеление и тишина.
– Ты дух?
Пятно как будто стало сильней испаряться, оно несколько раз шевельнулось и простучало шариками по столу.
– Ясно, ты дух. А звать тебя как?
Молчание. Я вспомнил, как больше десяти лет назад прочитал в журнале очерк об аномальных явлениях в одной из московских квартир. Там тоже творилось что-то сверхъестественное: падали без причины и разбивались тарелки, включался сам собой свет, хлопали двери – и связали это с потусторонним духом, которого назвали Барабашка.
– Давай я буду тебя называть Бабарашка.
Снова простучали шарики, и я понял, что моё предложение принято.
Мы сидели рядом и молчали. Точнее, молчал я, ведь дух, естественно, говорить не мог. Хотя это тоже спорно. Ведь говорил же у Шекспира дух отца Гамлета.
Я удивлялся самому себе. Долгое время был атеистом, в чудеса и в потусторонний мир не верю и сейчас. Но вот сижу рядом с духом, спрашиваю его о чём-то, ничему не удивляюсь и нахожу его присутствие нормальным.
«Может быть, нахожусь под гипнозом?» – подумал я, и тут же в мозгу простучал ответ: «Ты не под гипнозом, дух Бабарашка действительно сидит рядом с тобой». И даже слова, не мной сложенные и высказанные мысленно, не удивили меня.
С появлением духа на кухне я перестал вообще чему-либо удивляться. Во мне не было ни беспокойства, ни страха. Мало того, душа вдруг наполнилась глубоким покоем и удовлетворенностью. Это, наверное, называется счастьем, когда душа наполнена покоем, когда в мозгу не стучат назойливо тревожные мысли, когда забываешь о нерешённых проблемах, когда все органы тела здоровы, и в памяти всплывает далёкий светлый день твоего детства, в котором ты, прибежав с улицы, прижимался к бабушкиному фартуку, пахнущему подсолнечным маслом, парным молоком и свежеиспечённым хлебом.
Наше молчание затянулось, и я из любопытства спросил:
– Это ты мне сказал, что тебе холодно и одиноко?
Коротко простучали шарики.
– Ты живёшь в пустой квартире снизу?
Снова стук шариков.
В меня вдруг стала вползать тоска, я почувствовал себя одиноко и потерянно. И мне стало холодно. Я понял, что Бабарашка может влиять не только на моё сознание, но и на мои чувства.
– Да, я тебя понимаю. Трудно оказаться брошенным в пустой квартире.
В памяти всплыл давно забытый страх детства. Этот страх пришёл однажды и долго сидел в подсознании, время от времени всплывая вверх. Началось всё с похорон соседской бабушки. На поминках я, пятилетний ребёнок, сидел на коленях своей бабушки и прислушивался к разговорам взрослых. Одна старенькая, худенькая, одетая во всё черное старушка на какую-то фразу моей бабушки ответила:
– Да что ты, Амалия, мы все умрём. Ведь Господь Бог давно ждёт нас там.
Она вытянула свой тонкий и прямой, как гвоздь, палец кверху, и я вдруг впервые в своей жизни подумал о смерти. Тогда, когда лежала умершая соседская бабушка в гробу, тогда, когда заколачивали его гвоздями, когда под громкий плач опускали гроб в глубокую яму – о смерти я не думал. А в тот момент, когда услышал слова седой старушки в чёрном, мне вдруг стало ясно, что моя бабушка может умереть, что мои папа и мама могут умереть, и мои братики с сестрёнками тоже могут умереть, и их закопают в землю так же, как соседскую бабушку. Остаток дня я не отходил от бабушки, мешал ей выполнять работу по хозяйству: всё боялся и со страхом ждал, когда же придёт всесильный Боженька, чтобы забрать у меня мою любимую бабушку. Ночью мне приснился ряд гробов, в которых лежали мои родные. Два человека в рабочих робах поднимали гробы и ставили их в кузов машины, а рядом с машиной стоял огромный человек с белой бородой и нимбом над седыми волосами. Я бросился в его ноги и просил: «Боженька, не забирай у меня бабушку, папу и маму». Наверное, я громко плакал, потому что проснулся от того, что меня крепко прижимал к себе отец, а мать бегала то на кухню, то в спальню, громко приговаривая:
– Ребёнок весь горит, на, положи ему компресс на головку, а я поставлю шприцы на плиту. Сделаю ему укол пенициллина.
С тех пор стараюсь избегать похорон. И даже когда приходится принимать участие в погребении, я держусь подальше от гроба и не подхожу к краю могилы.
Холод, охвативший меня, стал уходить, и я снова ощутил тепло, идущее от батареи, и вместе с теплом на душе стало хорошо и приятно. Я снова подумал о детстве, вспомнил наш старый дом в деревне, который развалили уже много лет назад.
– Да, я тебя понимаю, – ещё раз повторил я и в ответ услышал тревожный стук шариков по столу.
В квартире соседа сверху хлопнула дверь. Кто-то торопливо спускался по лестнице. Шаги остановились напротив моих дверей. Прозвенел звонок. Я встал и открыл дверь.
– Ты слышал этот стук? – озабоченно спросил сосед.
– Что за стук? – притворно удивился я.
– Как будто кто-то железные шарики на бетонный пол рассыпает. Сначала мне показалось, что звук идёт с крыши, потом из твоей квартиры, а в последний раз как будто из подъезда внизу. Странно, что ты его не слышал. Не могло же мне всё это показаться?!
Сосед задумчиво стоял у открытых дверей, ожидая моей реакции. Но не мог же я ему рассказать о посещении духа. Кто поверит мне, что в моей квартире завёлся Бабарашка. Я неопределённо пожал плечами.
– Извини, – виновато проговорил сосед и ушёл.
Захлопнув дверь, я вернулся на кухню. Никого в ней не было. Это я чувствовал всем своим нутром. Бабарашка исчез. На прощанье он, видимо, включил свет в кухне, и теперь она была ярко освещена. Я сел на свое место за стол и стал ждать. Но Бабарашка не появлялся. Вместо него стали всплывать картины из детства, которые навсегда остались в памяти. В детстве я очень боялся шипящих гусей. Гуси, наверное, чувствовали мой страх и поэтому были особенно нахальны со мной. Пару раз от их щипков у меня на ногах выступали синяки. Дошло до того, что, увидев вдалеке мирно пасущихся гусей, я в истерике бежал домой, забивался в угол и громко звал на помощь. Надо мной смеялась вся моя родня. Но, видимо, пришёл момент, когда я перерос этот панический страх. Однажды вечером я играл во дворе и не заметил, как в калитку стали входить гуси, возвращавшиеся с рядом протекавшего арыка. Занятый игрой в альчики, я поздно услышал шипение гордого гусака. Я в ужасе повернулся к нему, с силой сжав в кулаке игральные кости. Гусь, зная о моём страхе, гордо демонстрировал гусыням свое превосходство. Но вдруг я понял, что если не буду защищаться, то на всю жизнь останусь посмешищем в глазах моих сестрёнок и братишек. Я смело шагнул навстречу гусаку, растопырил пальцы правой руки и тогда, когда он хотел нанести мне удар клювом, схватил его за шею. Гусак не ожидал этого и громко захлопал крыльями, пытаясь вырваться из моих рук. Но я держал его мёртвой хваткой. Гусыни и гусята сгрудились у калитки, не понимая, что происходит с их вожаком. Я приподнял тяжёлого гусака над землёй и потащил его к крыльцу, где сидел мой отец, отдыхая после работы. Он встал, подошёл ко мне, ухватил гусака чуть ниже моей руки за шею, отбросил его в сторону и нежно погладил меня своей широкой рабочей рукой по волосам. Тогда я впервые почувствовал себя сильным и смелым. И гуси почему-то не стали нападать на меня. Они зло шипели в мою сторону, но подходить ко мне боялись. С тех пор очень часто, когда я одерживал победу то ли над самим собой, то ли в соревновании с кем-то, ко мне приходило чувство, будто отец снова стоит рядом и одобрительно гладит меня по голове шершавой ладонью. Только вот таких побед в моей жизни становится всё меньше и меньше.
Я выключил свет в кухне и прошёл в зал. Взяв книгу, лёг на диван и попытался читать, но мысленно снова вернулся в прошлое. На память приходили самые приятные моменты детства, о которых я за давностью лет давно забыл. И эти воспоминания делали меня счастливым. Вот и сейчас, лёжа с открытой книгой, я вспомнил вдруг экзамены за восьмой класс. В то время я серьёзно увлёкся поэзией. Писать стихи начал еще во втором классе, а в четвертом написал большое стихотворение, начинающееся словами: «О, Бог, ты не любим…» – и так далее, которое послал сразу в журнал «Юность». Оно было написано в подражание монологу Чацкого, пафосно и возвышенно. Я получил тогда от редакции вежливый ответ с отказом публикации моего «шедевра» и пожеланием дальнейших успехов. Но к восьмому классу я писал уже хорошие стихи, некоторые из них были напечатаны в районной газете, и за мной закрепилась слава поэта. На экзамене по литературе я выбрал свободную тему и написал сочинение в стихах. Помню, как через пару дней всех восьмиклассников собрали в актовом зале, чтобы объявить отметки. Я с нетерпением ждал, когда назовут мою фамилию, но пошли фамилии на букву «м», потом на букву «п», наконец назвали последнюю фамилию «Ярошкин», и в руках директора школы осталась одна тоненькая тетрадь.
– А это сочинение нашего поэта. За это сочинение мы поставили ему пятерку за содержание и четыре за грамматику, – сказала она и передала тетрадь учительнице по литературе.
Та развернула тетрадь и стала с выражением читать выдержки из моего сочинения. Мои одноклассники оборачивались ко мне и одобрительно улыбались, а я сидел в последнем ряду актового зала, мои щеки пылали, и душу наполняло счастье. Такого счастья я больше никогда в жизни не испытывал. Это было особое счастье, которое дано человеку испытать раз в жизни. Были позже в моей жизни счастливые моменты. Я был счастлив, когда встретил свою единственную и неповторимую женщину, я был счастлив в те дни, когда родились мои дети, был счастлив, когда они делали первые шаги или говорили первые слова, когда приносили хорошие отметки из школы, когда выходили замуж или женились. Но это другое счастье. Ощущение того счастья, испытанное мною в актовом зале, когда учительница литературы, которую я тайно любил, читала одноклассникам мои стихи, в мою жизнь больше никогда не приходило.
Я подумал, что все эти воспоминания, скорее всего, вызваны встречей с Бабарашкой, и мысленно поблагодарил его за это. И тут же снова почувствовал присутствие постороннего в зале. Светлое пятно еле заметно колыхалось недалеко от меня в кресле. На фоне балконной двери оно было почти незаметно. Для уверенности спросил:
– Ты здесь, Бабарашка?
Мелкая дробь пробежалась по журнальному столику.
– Слушай, Бабарашка, давай не будем стучать по столу. Ты же можешь мне по-другому отвечать. А то опять сосед прибежит.
Дух молчал, но светлое пятно еле заметно шевелилось на кресле.
– Ты хочешь к нам переселиться? – спросил я.
– Нет, – пробежал ответ в моей голове.
– А что ты хочешь?
– Мне надо к старикам, – ответил дух.
– Ты же дух! Переехал бы с ними. Насколько я знаю, духи могут свободно передвигаться в пространстве.
– А вот я не могу. Мой дух может переместиться на расстояние только в ком-то.
– Почему же ты с дедом не поехал?
– Это возможно лишь с тем человеком, который испытывает счастье или вспоминает о былом счастье.
– Неужели у деда не было в жизни счастья?
– Он был счастлив, но с болезнью его жены всё меньше и меньше вспоминал о счастливых днях. А когда приехал за ними сын, старик был наполнен горем. В его мыслях не осталось мест для счастливых воспоминаний. Я болею, когда человек, с которым я связан, горюет. Вот и в день переезда мне было плохо. Я не мог пересилить его горе. Теперь же я поправился и знаю, что деду без меня плохо. Если в ближайшие дни не появлюсь у него, старики умрут. И перевезти меня к нему может только человек, который помнит ещё о пережитом счастье.
– Ну, спасибо. Это что же получается, ты хочешь, чтобы я перевёз тебя за сотни километров к деду с бабкой? Я уже давно не езжу на длинные расстояния.
– Пойми, мне и старикам можешь помочь только ты. Без меня они пропадут… а без них пропаду я.
Громкий и тревожный стук прошёлся по журнальному столику, по ламинату, испарение в кресле стало заметней и вдруг пропало.
Мне стало снова холодно. На улице вышло из-за туч солнце, и в комнате посветлело. Скоро заканчивалась смена жены. Она рано уходила на работу и к обеду приходила домой. Я забирал её с работы, если был дома. Вот и сейчас мне надо было уже ехать за ней.
Стоял небольшой мороз. Второпях я забыл накинуть шарф, и морозный ветерок тут же проник под воротник и стал щипать шею и грудь. Я быстро пробежал к машине, сел за руль, включил двигатель и стал ждать, когда на застывшие стекла пойдёт тепло от мотора. Дорогу с утра посыпали солью, и в тех местах, где ночью образовался гололед, теперь чернели лужи. От них поднималось испарение, и я вспомнил про Бабарашку. Его просьба не отпускала меня. Я уже знал, что, хочу или нет, но поеду туда, где сейчас живут дед с бабкой – мои бывшие соседи. Вот только как преподнести эту поездку жене, я не знал…
По пути я не осмелился заговорить с женой о поездке. Но когда у дома поставил машину на стоянку, набрался смелости и сказал:
– Знаешь, Лина, мне хотелось бы завтра куда-нибудь поехать и отдохнуть. Просто так, отключиться от всего. Хоть в Ульм, хоть в Равенсбург, хоть на Бодензее – но только куда-нибудь подальше, и побродить по улочкам или по берегу озера. Ты не возражаешь?
– Давай вместе поедем в субботу.
– Нет. Я не хочу ждать субботы. Да и как всегда – только мы что-нибудь наметим, как тут же кто-нибудь перечеркнёт все наши планы. Когда ещё выпадет мне такой свободный день?
– Мне всё равно. Езжай, отдохни, если хочешь, – на удивление легко согласилась жена.
Вечером, когда жена задремала на диване, я позвонил племяннице моих бывших соседей. Их номер я нашел в телефонном справочнике. Не объясняя причины, попросил у них новый адрес стариков и без лишних вопросов получил его. На следующее утро я встал сразу, как только хлопнула дверь за ушедшей на работу женой. Когда пил кофе, снова пришёл Бабарашка. Светлое пятно напротив меня было ярче, чем вчера, и отдавало какой-то искрящейся синевой. То ли от кофе, то ли от присутствия Бабарашки я вдруг почувствовал себя свободным и счастливым. Мне казалось, что если сейчас взмахну руками, то полечу как птица. И в голове установилась какая-то ясность. Ни одной тревожной мысли не пробежало в ней. Пока я завтракал, мы молчали. Когда встал из-за стола, спросил Бабарашку:
– Как ты собираешься со мной ехать?
– Ты езжай и не беспокойся.
После этих слов искрящее пятно исчезло, весело пробежали шарики по столу, и я стал чувствовать себя счастливым. В таком состоянии я был готов перевернуть горы.
Установив в машине навигатор, выехал из города. Дорога после ночного снегопада была трудной, но я не уставал. Я даже не нервничал, как обычно, когда стоял полчаса в пробке, когда несколько километров пришлось плестись следом за двумя параллельно идущими грузовиками, когда один идиот на «Порше», обгоняя, подрезал меня, чуть не задев крыло моей машины. Все эти сложности проходили мимо меня. Я сосредоточенно ехал, и в моей душе царил праздник.
Через четыре часа добрался до нужного города. Навигатор привел меня на его окраину к недавно построенному дому. Я остановился у тротуара. Он был очищен от снега и посыпан мелкой щебёнкой. Войдя во двор, поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Открыла симпатичная женщина.
– Дядя Алексей здесь живёт? – спросил я.
– Да. А вы кто?
– Я его бывший сосед.
– Подождите минутку, – проговорила она своим мелодичным голосом и исчезла.
Через две минуты дверь осторожно открылась, и в неё выглянул мой бывший сосед. Его глаза были усталыми и с надеждой смотрели на меня.
– Здравствуйте, дядь Алексей, – сказал я и протянул руку для приветствия.
Он вышел на крыльцо. Следом из глубины дома послышалось:
– Папа, накинь на себя что-нибудь, на улице холодно.
– Я ненадолго, доченька, – ответил дед и прикрыл за собой дверь.
Он вопросительно смотрел на меня и, по-моему, догадывался, зачем я приехал.
– Вот, дядь Алексей, я вам привёз его.
Дед ничего мне не сказал. Он подошёл ближе и обнял меня. Я чувствовал, как мелко подрагивает его тело. Его худые руки прижимали меня к себе. Мне хотелось погладить седые волосы старика, но постеснялся. Он отпустил меня и отступил на полшага. Я снова видел его глаза – они были мокрыми. Но выражение в них было уже совсем не то, что буквально с минуту назад. В них появился живой огонёк.
– Зайдёшь, пообедаешь с нами?
– Нет, дядь Алексей, извини, мне надо домой.
Я развернулся и пошёл к машине.
– Спасибо, – сказал вслед дед.
И вдруг на крыльцо весело посыпались шарики от подшипника. Состояние возвышенности и счастья ушло, но чувство удовлетворения наполняло меня, как после какой-то важной победы. И я вновь, как много лет назад, почувствовал, как меня гладит по голове шершавая ладонь отца.