Новые легенды Даниловской мануфактуры
Московский бомж, искусстный плотник,
Когда то классный гробовщик,
Делам не божьим стал угодник
На зонах лет пятнадцать гнил
И старым выйдя на свободу-
Себе вдруг стал совсем не мил,
Москвы-одной он горду волю
С бутылкой водки вместе чтил.
В своих владеньях на Варшавке-
Стрелял он мелочь по утрам,
Платформе Зил читал дед сказки
И Корна вечно прославлял.
А ночью же в Мануфактурах
покой с комфортом все искал
И в водах речки знаменитой
звезд отражения считал…
Так годы до сырой могилы тихого тише прозябал.
Но вот однажды куш сорвавши
бутылки три он водки взял
И пирожком из «Перекрестка», с веселой песней, зажевал,
Колдунье осени вдруг удивился
И черта тут же увидал.
А, ну, проваливай, бомжара! -охранник рядом прокричал,
А бомж себя за грязны кудри легонько очень потрепал
Себе лишь, еле-еле слышно, губами только прошептал:
Эх, мать твою от этой жизни не все, что надо, грешный брал,
Не надо! Фауста читал!…
Свою бы душу я за все за эти штуки, лукавый, тоже бы загнал…
А черт, как вроде улыбнулся
И вмиг бумаги протянул,
К бомжу вдруг задом повернулся,
Издавши то ли рык, толь гул
И молвил на своем зверином:
А не пропил, ты дед, свой ум!
Я знаешь даже слышу твоей же славы сильный шум!
Все будет-молодость, достаток,
Любовь и просто баловство…
Но все в секунду ведь исчезнет,
Коль скажешь где то слово: Все!
То знак мне будет-получил сполна,
Москвы-реки поднимется волна
И в ад опустится душа…
Умрешь, дед-тихо, не спеша,
Быть может наконец познавши, что жизнь людская хороша…
А может все испортит капля фальши,
И скажешь, ты, не дашь мне даже и гроша,
За то, что лесть и ложь, неправда-
затмили трезвые глаза.
Лицом черт к деду повернулся, за плечи обнял и заржал:
Во всем мне только повинуйся!
Час поздний! Через час гроза!
Смотри в глаза, нетрезвый смертный,
Тебя ждет счастья полоса,
Второго я теперь не слушай, из совести с слезами, голоса…
Ешь пирожок, счастливчем, что надкушен
И не болит пусть боле голова!
На документ наш опусти глазенки,
Прочти условия, права…
Для пальца среднего иголка…
Немного крови, роспись,
все дела…
Запомни, брат, я буду рядом,
Мне не помеха здания-стена,
С минуты этой пошла вся в счастие-игра!
И палец быстро уколовши бомж документы подписал,
Рогатый друг в сей миг исчезнув,
Листки с собой в свой мир забрал.
А бомж тут вспомнил, что он Коля
И по отцу-он Николай,
Допив всю водку толь от счастья, то ль от горя к Москва-реке тут зашагал,
Увидев в водах отраженье-свое..
Он тут же онемел.
Лет двадцать может быть красавцу,
Что рожей нагл и очень смел,
В плаще сверхмолном от Версачи и дорогие башмаки,
Ах, явно черт перестарался! -его чесались кулаки…
Но возглас чей то: Помогите! —
Красавца Колю отрезвил…
А вот гляжу и приключенья! -продавший душу тут сьязвил
И к «Вольво» к кабаку помчался,
В салоне, где его во тьме,
Сын сукин с другом девкой занимался,
А та кричала будто не в себе…
Пошива местный бизнесмен,
Что не терпел девиц отказа,
В машине пташке поздней-господин,
Творил бесчинство с ней, зараза.
Открывши дверцу, озверел Колян
И вытянув носильника за шкирку,
Второму кадру просто по мордам-
Он надавал и крикнул:
Мужики, плаща от крови вашей,
кто оплатит стирку?
И даме руку нежненько подав,
Добавил: Ну, адью, ребята,
Быть может встретимся еще,
Планета наша кругловата.
Преображенный из бомжей
И просто Анна-проститутка,
Неподалеку -дорогой отель…
И их любовь, что длится вот уж сутки,
Полны карманы долларов и евро,
Без счета-русские рубли,
Они в раю быть может и наверно…
Нет прошлого, что было скверно,
А будет что, то им до фонаря,
Любовь, что так пришла мгновенна,
Забрала их и крыши им снесла…
Монастыря близ, в хлопковой слободке,
Что создал сам Мещеряков,
Ушедшим двум, ушедшим от себя
Для счастия не надо водки,
Они пьяны, пьяны любя
И номер их, как люк в подводной лодке…
Им наплевать на мир, что наверху,
На листопад, на дождь, на грозы,
В сердцах их множество тепла,
Отсек любви их-мира здесь серьезен…
На сутки третьи все оборвалось…
И в дверь отеля постучали…
Полиция!
Ну вроде все! -сказал Колян
И голубки, как мыши замолчали…
Накинув платье Анна обомлела,
В кровати старый бомж хрипел,
Прощенья, что просил у Бога, за то, что сделать не сумел…
Потом он к черту обращался, и то ли плакал, то ль орал:
Эх, обманул меня, лукавый,
Да я и сам не устоял!
Свою любовь не только встретил,
Но у ребяток чемодан забрал,
В котором денег было столько,
Что в жизни всей и не видал…
Вино, любовь и ананасы…
И с Анной планы лет на сто,
Скакал на радужном Пегасе,
Вокруг кружило воронье…
И вместо карты козырной,
Туз потянул я воровской…
Тут захрипел Колян внезапно
И пену выдал изо рта,
Видать душа в ад устремилась,
Бунтуя, в свет тот отошла.
А за окном черт улыбался и тихо Аннушку манил,
Тут опер нервный двери вскрыл
И только прокричал: Ах, сука!
В окно с шестого этажа Анюты яростный прыжок,
Об землю тела мент не слышал стука,
Что над бомжем открывши рот стоял и выдавить с себя не мог не звука…
Тут можно б было ставить точку,
Москвы ж реки тут поднялась волна
И голос ветра, сзади или сбоку:
Хранит предание-народная молва,
При Корне тут была такая же забота,
С собой, что унесла река…
Ткачиха Аннушка, с мануфактуры,
Бывают бабы, правда дуры,
Влюбилась в местного вора,
Зимой, что снежной фабрики на входе,
Ее подрезал кАрмАна,
Без денег правда не оставил,
Но вот до смерти напугал,
Затем же извиниться вздумал
И всюду девушку искал,
На Тульской лавку ювелира,
Он ранним утром как то взял
И вдруг ямщик, ее как домогался,
Одним глазком тут увидал.
И девку выдернув с повозки,
Повел прощения просить,
Так и случилось-вора ткачихе полюбить,
Любовь неделю то и длилась,
Убили вора за дела,
Анюта Корну повинилась,
Носивши в животе дитя,
А по весне пошла и утопилась,
Оставив все подарочки из зла,
С той самой лавки ювелирной,
Что была послана судьбой,
Таким с Варшавки был наш вор-романтик,
Что вроде был и не герой,
На месте том, где ныне «Перекресток» —
сети торговой магазин,
Рыдала Анна, расти, что будет сын один,
Напротив, пристань где топилась,
Где и невинность отдала-
О чем давно уже забыла старушка милая Москва,
Вам не скажу история здесь с чертом была?
И новый Фауст действие ли дал,
Но вот скажу-Москвы преданье мило,
Спиной к реке, лицом же к «Перекрестку» молитву «Отче наше» прочитать
И вам любви прекрасной, нежной-
всем в силах Бог с небес послать,
Наоборот здесь если встать и так де эти «Отче наши» все так же трижды прочитать, то рядом с вами тот, кто не хотите —
Не будет боле пребывать.
Здесь место истинно святое,
Мещеряков его святил,
Помещик славный он и видный,
Что с церковью русскою дружил,
А черт, что рядом, то наследье-
Болотникова грубых сил,
Добро и зло, что держит в равновесье здесь всем известный рядом монастырь
И Хлопковой Москвы слободке дает здесь жить немало сил.
Порой здесь происходят сказки,
Порой творятся черные дела,
Любовь здесь-просто к человеку
Жила в том месте и жива…
И про Коляна мой рассказ печальный-легенда с уст самих бомжей,
Что душу продавши нечайно,
Сны видят про лоханку щей.
С платформы Зил и у причала-легенда новая жива,
Ее не знают где начало
И Аннушки ли встретится душа-
С Коляном молодым, бомжем ли старым,
Иль в свете том разлУчат навсегда
Но у Даниловской мануфактуры, иные, брат, сейчас дела…
Не забывай про Перекресток,
Узнать легенда ли права,
Молись, молись, молись и помни-
Любовь на свете лишь права