Глава III
Переход в Бизерту
Выбора удобного времени для перехода у командования Русской эскадры не было. Это определялось не метеорологическими условиями, а исключительно политическими, которые всецело зависели лишь от решений французского правительства.
Именно поэтому в штормовых условиях, характерных для этого времени года в Средиземном море, по-разному проходил переход в Бизерту кораблей и судов Русской эскадры. Во всяком случае, график их следования, составленный штабом, был полностью нарушен в соответствии с общеизвестным в военном деле принципом: гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
Эгейское море, называемое еще и Греческим архипелагом из-за бесконечного количества живописных островов и островков, рассыпанных по всей его поверхности, встретило моряков весьма неприветливо, так как в это время года оно подвержено длительным и жестоким бурям. Сильный шторм трепал сравнительно небольшие французские конвойные корабли, которым приходилось оказывать помощь. Не легче было и подводным лодкам. И как впоследствии вспоминал капитан 2-го ранга Монастырев, командир «Утки», у него в самый трудный момент возникло непреодолимое желание погрузиться и следовать дальше уже в подводном положении. Но, как прекрасно понимал и сам командир, это было невозможно: аккумуляторы не могли обеспечить длительное пребывание субмарины под водой, а ее движение в подводном положении с использованием шнорхеля* было небезопасно ввиду возможного заливания этого устройства брызгами, а то и водой из верхушек волн разбушевавшегося моря. А, как известно, подводная лодка, потерявшая ход, а вместе с ним и подъемную силу, тут же камнем пойдет на морское дно.
Этот декабрьский шторм продолжался до самого Наварина, расположенного на юге Греции.
Обогнув ее берега, «Генерал Алексеев» вошел наконец-то в Наваринскую бухту на восточном берегу Пелопоннеса – самого южного большого греческого полуострова, – которую мечтали увидеть все моряки, находившиеся на борту линейного корабля. Это и понятно, ведь Наварин – одна из самых славных страниц истории русского флота. Именно здесь, в 1827 году был уничтожен соединенной англо-франко-русской эскадрой объединенный турецко-египетский флот, имевший в своем составе втрое больше судов. Символично, что герои Севастопольской обороны во время Крымской войны и будущие адмиралы Нахимов* и Корнилов*, будучи еще мичманами, были участниками этого сражения. А линейный корабль «Азов» был первым в русском флоте удостоен Георгиевского Андреевского флага. Примечательно, что кораблем командовал капитан 1-го ранга Лазарев*, один из первооткрывателей Антарктиды. Тогда он был капитаном шлюпа «Мирный» в составе экспедиции Крузенштерна.
«Алексеев» вошел в аванпорт* и стал на якорь уже под вечер, и с берега потянуло приятным запахом спелых апельсинов, в изобилии растущих в этих райских местах. А на следующее утро к кораблю направилось несколько яликов с греками и горами апельсинов и мандаринов, издававших сильный аромат. Но, к сожалению, как у матросов команды, так и у воспитанников Морского корпуса не имелось ни валюты, ни вещей в обмен, и только немногие счастливцы могли полакомиться цитрусовыми, а остальным же пришлось лишь наслаждаться их запахом.
Несколько офицеров было направлено на берег для переговоров с местными властями о возможности снабжения линкора различными припасами, в том числе и пресной водой. Когда же выяснилось о существовании речки у селения, этот вопрос был успешно решен. Сразу же спустили на воду вместительные баркасы и повели их к ее устью, чтобы наполнить водой пустые бочки. Все вдоволь пили, наслаждаясь, настоящую свежую пресную воду, а не какую-то порядком осточертевшую и отвратительную полусоленую жидкость из опреснителей морской воды.
Вдоль узкого полуострова, отделяющего бухту от открытого моря, тянулась подобно стене гряда высоких скал, у подножия которых со стороны бухты находилось русское братское кладбище моряков, павших в Наваринском сражении за освобождение Греции от турецкого ига. На этих отвесных скалах виднелся целый ряд надписей, сделанных масляной краской аршинными буквами, с названиями русских кораблей, посетивших эту историческую бухту, команды которых отслужили панихиду на братских могилах. Такова была традиция еще со времени Наваринского сражения, свято хранимая в русском флоте: каждый военный корабль, проходя мимо Наварина, заходил в его бухту и их команды служили панихиду.
Поэтому с «Алексеева» во главе с директором Морского корпуса в сопровождении настоятеля Георгия Спасского съехала на эту гряду кадетская рота и большая группа матросов помолиться на могилах за упокой душ наших моряков. Какое-то особенное таинственное чувство влекло всех туда. Было очень торжественно и особенно трогательно слушать возгласы священника и пение корабельного хора в этих исторических местах, думая о том, что, может быть, они были последними, кто под Андреевским флагом исполнял этот священный долг. Во всяком случае, на скале появилась надпись: «л.к. “Генерал Алексеев”».
Все обратили внимание на чистоту и порядок, царивший на этом кладбище, благодаря заботам греков по отношению к русским морякам, павшим за их независимость и православную веру. Возможно, что этому способствовало и частое посещение бухты русскими военными кораблями, а также и благосклонное отношение к русским греческой королевы Ольги, дочери великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича. В русском флоте она пользовалась большой популярностью, и матросы называли ее не иначе, как «королевушка Ольга». Заботливая к ним, она построила в Пирее морской госпиталь для русских, превращенный впоследствии в дом отдыха для престарелых русских эмигрантов, проживавших в Греции.
После панихиды на кладбище одним из офицеров Морского корпуса, преподавателем истории военно-морского искусства, была прочитана лекция о Наваринском сражении, который прямо на местности указывал в акватории бухты расположение кораблей союзного и вражеского флотов во время сражения. Этот день навсегда остался в памяти юных кадет.
Линкор простоял в Наварине больше недели, в течение которой к его борту ошвартовывались вначале эскадренные миноносцы для снабжения их запасом мазута, имевшимся на нем, а затем и различные суда, доставившие на него уголь, воду для котлов и провизию, необходимые для плавания до Бизерты – конечного пункта перехода.
Когда эскадренный миноносец «Гневный» пришвартовался к борту линкора, с его высокого борта раздался громкий возглас: «Папа!», и к легко взбежавшему по высокому трапу капитану 1-го ранга, командиру миноносца, в нарушение всех правил воинской субординации тут же метнулся кадет и буквально повис на его шее:
– Здравствуй, папа! Ты все-таки нагнал «Алексеева»!
– Здравствуй, Паша! Я так рад видеть тебя!
Он отпустил сына, и тот с извиняющейся улыбкой смущенно посмотрел на окружавших их кадет и матросов, как бы прося прощения за свой столь эмоциональный порыв. Но те только улыбались, радуясь за его нежданную встречу с отцом, и с затаенной грустью думали о своих отцах: «Увидимся ли с ними когда-нибудь?»
– «Константин» заходил сюда? – сдерживая волнение, спросил Степан Петрович, отведя Павла в сторону через проход, образовавшийся почтительно расступившимися моряками.
– Заходил, папа, и остановился вон там, у самого Наварина, – показал рукой Павел. – А уже во второй половине следующего дня покинул бухту. И я, естественно, не имел возможности встретиться с мамой и Ксюшей, – удрученно заключил он.
– Видимо, после того, как заправился свежей питьевой водой, – предположил Степан Петрович.
– Видимо, так, – согласился Павел.
– А я ведь, честно говоря, хотел нагнать «Константина» именно здесь, в Наварине. Однако был вынужден идти не полным, а лишь экономическим ходом, так как берёг драгоценный мазут, – вздохнул Степан Петрович и осмотрел Павла с головы до ног.
– А как бы было здорово, папа, если бы мы все вместе встретились здесь!
– Согласен, Паша, – вздохнул тот. – Но на всё, как понимаешь, Божья воля…
Помолчали, переживая неудавшуюся семейную встречу.
– А как твое настроение, сын? – поинтересовался Степан Петрович, вглядываясь в уже далеко не детские черты его лица.
– Отличное, папа! Мы стоим здесь уже около недели и успели отслужить панихиду на братском кладбище русских моряков, погибших в Наваринском сражении. Вон там, – показал он рукой в сторону каменной гряды, хорошо видной отсюда.
– Это очень хорошо, Паша! А я вот, к сожалению, в нарушение традиции русского флота, не смогу сделать этого со своим экипажем. Потому как только дозаправятся мазутом большие миноносцы моего дивизиона, сразу же выйдем в море.
– Но зато как здорово, папа, что хоть мы-то встретились с тобой!
– Это так, Паша, но моей заслуги в этом нет. Просто в соответствии с графиком штаба эскадры большие миноносцы типа «Новик», к которым относится и «Гневный», должны были дозаправиться мазутом у вашего линкора именно здесь, в Наварине. Таким образом, это не простая случайность.
– Почаще бы случались такие вот простые случайности! – улыбнулся тот.
– Все в Божьих руках, Паша…
Степан Петрович задумался, а затем достал из внутреннего кармана мундира бумажник и протянул сыну несколько купюр, пояснив:
– Это франки. Здесь к нашим кораблям часто подходят греческие ялики с апельсинами, мандаринами и прочими экзотическими плодами и сладостями. – Павел утвердительно кивнул головой. – Так что купи их при случае и угости своих товарищей. Надеюсь, они у тебя есть? – усмехнулся он, пытливо глянув на сына.
– А как же, папа! Вот будет радости-то!.. Спасибо тебе за заботу обо мне. И о моих товарищах! – подчеркнул тот.
– Не за что, – улыбнулся Степан Петрович, довольный тем, что доставит этим хоть какую-то, пусть и не такую уж большую, радость юным кадетам. – А сейчас давай прощаться – ждут дела на миноносце. Я ведь все-таки, как-никак, а его командир, – улыбнулся он. – До теперь уже скорой встречи в Бизерте, Паша!
– До скорой встречи, папа! – дрогнувшим голосом сказал тот, обнимая отца.
Покинув Наварин, «Генерал Алексеев» вышел в Ионическое море при сильном встречном ветре, вскоре перешедшем в настоящий шторм. Небо покрылось темными тучами, и изредка лил сильный дождь. Встречные волны высотой в четыре-пять метров то поднимали линкор, то стремительно опускали его в очередную налетевшую водяную гору. Особенно высокие волны так называемого девятого вала обрушивались на носовую часть линкора и неслись по ней, разбиваясь о находящийся на палубе стальной волнорез и обдавая крупными брызгами переднюю башню главного калибра с ее тремя двенадцатидюймовыми орудиями.
Несколько кадет, среди которых был и Павел, пытались под прикрытием волнореза, через который, разбиваясь об него, перелетали вспененные верхушки волн, наблюдать захватывающую картину борьбы корабля со стихией. Однако бдительный главный боцман чуть ли не пинками под аккомпанемент забористой ненормативной флотской лексики прогнал их оттуда.
Качка была килевая и очень плавная, не вызывая почти ни у кого морской болезни, но на французские конвойные корабли было жалко смотреть. Иногда они совсем исчезали из поля зрения, зарывшись в волну, а затем вдруг появлялись на ее гребне. Все было интересно для юных кадет, мечтавших стать в будущем настоящими моряками, бесстрашными морскими волками.
На другой день к полудню море начало успокаиваться, небо прояснилось, и на северо-западе стали вырисовываться вершины гор острова Сицилия с доминирующим над ними белоснежным конусом Этны высотой более трех тысяч метров. И еще долго был виден этот мощный вулкан, хотя до него было не менее ста миль.
Когда же берега Сицилии начали исчезать, то к вечеру, уже в дымке, на горизонте появилась темная полоса другого берега. Это был скалистый итальянский остров Пантеллерия, мимо которого «Алексеев» прошел на довольно близком расстоянии.
А рано утром наконец-то открылся африканский берег в виде высокого мыса Кал Бон, у подножия которого виднелся уже прихваченный ржавчиной остов наполовину затопленного французского броненосца, ставшего одной из жертв минувшей мировой войны. Кадеты сгрудились на верхней палубе, молча всматриваясь в останки погибшего корабля и рисуя в своем воображении картину последнего боя, приведшего к его гибели. Ведь далеко не одно и то же – слушать в аудитории лекции о войне по курсу истории военно-морского искусства или воочию видеть результаты ужасной трагедии, разыгравшейся вот здесь, в этом конкретном месте.
Конец ознакомительного фрагмента.