2 Раздел
Отечественная библейская археология
Предмет «библейская археология» в дореволюционных духовных академиях
Как нам известно, библейская археология – это наука, в сферу интересов которой входят раскопки памятников библейских времен, а также основанное на их изучении объяснение событий священной истории и доказательство их действительности.
Однако если мы посмотрим на учебные планы дореволюционных Духовных Академий, то увидим, что предметом своего изучения библейская археология имеет несколько иные объекты. Подобное несовпадение объясняется тем простым фактом, что в лексике XIX – начала XX в. слово археология имело древнее значение, присутствовавшее, например, в названии труда Иосифа Флавия, сейчас именуемого: «Иудейские древности». Подобное значение сохранилось в словосочетании церковная археология, – т. е. изучение предметов церковной старины. Так, Московский археологический институт (МАИ), основанный в 1907 г., целью своих занятий имел обыкновенное краеведение с упором на палеографию (см.: Положение о МАИ // Памятная книжка слушателя МАИ. М., 1911. С. 3–8) и городскую топографию (см.: Ардашев Н. Кафедра археологии и топографии Москвы памяти И. Е. Забелина при МАИ. М., 1909). Примечательно, что отделения МАИ, действовавшие с 1910 г. в Смоленске (см.: Смирнов П. Первый год Археологического института в Смоленске // Памятка смоленьская лета 7419-го, месяца октомврия, дьню 1-го. Смоленск, 1911. С. 51–55), с 1911 г. в Калуге (см.: Цветков И. О значении открытия отделения МАИ в Калуге для изучения местной истории края // КС. 1911. Т. 6. С. 30–39), с 1910 г. в Нижнем Новгороде (см.: Драницын Н. Нижегородское отделение МАИ // Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии: Сб. 1912. Т. 12. Вып. 1. С. V–VII) и с 1912 г. в Ярославле (см.: Открытие Археологического института в Ярославле // ИВ. 1912, № 12. С. 1294), занимались исключительно краеведением и собиранием церковных древностей – икон, старопечатных книг и так далее. Соответственно декларировались и цели библейской археологии: так, проф. И. Троицкий объектом библейской археологии считал описание «и посильное объяснение тех бытовых форм, в которые воплощалось Царствие Божие за время от сотворения мира до сошествия Святаго Духа на Апостолов». (Впрочем, «самое создание специальных форм является лишь после Синайского законодательства».) Подобное формулирование целей библейской археологии было обусловлено и тем фактом, что, как известно, в XIX в. отечественное богословие находилось под влиянием западного, в частности немецкого, а в Германии под библейской археологией как раз и понимали изучение бытовой жизни ветхозаветного Израиля, причем исключительно на основании письменных источников – Библии, Талмуда, описаний Святой Земли.
Автор одного из первых отечественных трудов по библейской археологии, архим. Иероним (Лаговский), полностью находился под влиянием подобных западных схем, и потому его труд мало чем отличается, к примеру, от известнейшего в середине XIX в. учебного пособия проф. К.-Ф. Кейля (см.: Иероним (Лаговский), архим. Библейская археология. СПб., 1883). Разделив свой труд на три тома – древности домашние, древности гражданско-исторические, древности священные, архим. Иероним каждые из них рассматривает весьма подробно. Так, древности домашние автор разбирает в такой последовательности: жилища, пастушеская жизнь, земледелие, ремесла и искусство, торговля и мореплавание, одежда, съестные припасы и кушанья, домашнее общество, нравы и обычаи во взаимном общении между собою, болезни, смерть, погребение и траур. Сочинение, подобно германскому прообразу, детальное, громоздкое и не сообщающее ничего нового, ничего, чего нельзя было найти в Библии. Подобный характер носили и другие, современные этой, работы по библейской археологии (см., напр.: Терновский С. Краткий очерк библейской археологии: В 2 вып. М., 1891–1896). Подобное понимание задач библейской археологии сохранялось в Московской Духовной Академии (МДА) вплоть до событий 1917 г.: лекции за 1909/10 учебный год мало чем отличаются от аналогов прошлого века (см., напр.: Воронцов Е., свящ. Лекции по библейской археологии за 1909/10 уч. г. Сергиев Посад, 1910). Автор лекций чрезвычайно подробно и практически на основании лишь письменных источников, подобно своим предшественникам, разбирает различные стороны жизни библейских времен. Так, в разделе религиозной жизни он рассматривает утварь скинии, утварь Храмов Соломона и Ирода, Храм Зоровавеля, Храм Ирода, синагоги, левитов и священников, материал жертв и жертвенный обряд, разделение Моисеевых жертв, различные общие виды жертв, молитвы и благословения, пение и музыку при богослужении, ежедневное богослужение, обязанности прозелитов, назореев и лиц, принесших обеты, принесение первородных, начатков плодов и десятин, разделение священных времен. Каждый из разделов, в свою очередь, также весьма детализирован: глава о разделении времен содержит описание субботнего цикла, года субботнего и юбилейного, памятников допленных и послепленных и так далее. Подобную же направленность имели и научные работы выпускников МДА, разбиравших в вышеозначенных целях труды Иосифа Флавия (см.: Лебедев С. Иосиф Флавий как библейский археолог: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1909) и блж. Иеронима (см.: Авраменко Н. Блаженный Иероним как библейский археолог: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1909), изучавших Палестину по описаниям средневековых паломничеств (см.: Корнеевский А. Средневековые путешествия христиан на Восток и их значение для библейской археологии: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1913) и составлявших археологические комментарии к богослужебному календарю современных иудаистов (см.: Боголепов Н. Археологический комментарий к современному еврейскому календарю: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1907). Примечательно, однако, что в начале XX в. и у учащихся МДА просыпается интерес к библейской археологии в подлинном значении этого термина и в своих работах они обращаются к данным египтологии (см.: Богоявленский Н. Моисей (по данным Библии и общей истории): Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1914) и ассириологии (см.: Никольский П. Ассиро-вавилонские памятники в их значении для библейской истории: Кандидатское сочинение / МДА. Сергиев Посад, 1905). Происходило это под влиянием проф. Д. Введенского, чья докторская работа (см.: Введенский Д. Патриарх Иосиф и Египет (опыт соглашения данных Библии и египтологии). Сергиев Посад, 1914) и по сей день является важным пособием по библейской археологии. Разрабатывал проф. Введенский и такую вечную тему библейской археологии, как история патриархов (см.: Введенский Д. Авраам и Сарра в стране фараонов. Сергиев Посад, 1914), а также занимался больным в то время вопросом о панвавилонизме (см.: Введенский Д. Блуждающая гипотеза (к вопросу о «панвавилонизме»). Сергиев Посад, 1911).
Еще ближе продвинулись к современному пониманию библейской археологии в Санкт-Петербургской Духовной Академии (СПбДА). Так, проф. СПбДАИ. Троицкий, чье высказывание о целях библейской археологии было приведено выше, читал предмет долгое время, и потому по конспектам его лекций вполне можно проследить эволюцию представлений профессора о своем предмете. В лекциях за 1894/95 учебный год, цитировавшихся ранее, приоритет отдан письменным источникам: Иосифу Флавию, Филону Александрийскому, таргумам, мидрашам, Талмуду, работам ученых раввинов: Рамбама (Маймонида), Иосифа Каро, Раши, Радака, Абен-Эзры – и даже классике каббалистики, книге «Сефер Зогар». Наряду с ними уже упоминаются памятники, являющиеся предметом подлинного археологического исследования: сооружения, монеты и надписи ниневийского, финикийского, моавитского и палестинского происхождения. В лекциях 1895/96 учебного года говорилось уже и о памятниках Древнего Египта: пирамидах, сфинксах, кладбище Аписов, лабиринте, храмах и надписях. В том же учебном году в лекциях кратко упоминались хеттские памятники. На основании многолетнего преподавания библейской археологии проф. Троицкий в 1913 г. издал внушительное пособие по своему предмету (см.: Троицкий И. Библейская археология. СПб., 1913), в котором, сохраняя прежнюю форму, утвержденную советами Духовных Академий в 1895 г., постарался привлечь весь доступный в его время действительно археологический материал. Схема труда прежняя: три части – индивидуально-общественный быт древних евреев, общественный быт, религиозный быт. Часть, посвященная индивидуально-общественному быту, разделена на четыре главы: глава первая посвящена Палестине и ее природе, в ней описываются границы Палестины, ее географическое положение, рельеф, воды, климат, флора и фауна. Глава вторая повествует об украшениях, пище, одежде древних евреев. Глава третья отведена рассказу о занятиях древних евреев: скотоводству, птицеводству, пчеловодству, рыбной ловле, хлебопашеству, виноделию, огородничеству, торговле и различным ремеслам – обработке металла и стекла, древоделию и выделке камня, гончарному и кожевенному делу, прядению и ткачеству, белильному и пекарному ремеслам. Глава четвертая повествует о научных занятиях и искусствах древних евреев. В главе описывается измерение времени, пространства, веса, обозначение ценности, знания космографические, географические, медицинские и исторические, литературное и музыкальное творчество, зодчество и связанные с ним изобразительные искусства. Часть, посвященная общественному быту, разделена на три главы. В главе первой, посвященной семье и ее устройству, описывается общий характер законодательства о семейной жизни: браки дозволенные, недозволенные и левиратные, многоженство, развод, рождение и воспитание детей. Глава вторая, рассказывая об обществе Израиля и его устройстве, говорит о различных его особенностях: положении пришельцев, рабов и наложниц, кровной мести, ограждении прав личной безопасности и собственности, осуществлении прав первородства и наследования, ограждении чистоты нравов общества и устроении общественных отношений на началах справедливости и милосердия, соблюдении санитарных условий и правил общественного приличия, погребении умерших и содержании кладбищ. Глава третья повествует об устройстве государственных образований древних евреев – держав Давида и Соломона, Израиля, Иудеи, государства Хасмонеев и царства Ирода. В главе описываются государственное устройство, суд и наказания за различные преступления, государственные повинности и организация военного дела. Часть, посвященная религиозному быту, состоит из семи глав. Глава первая, посвященная местам богослужений, рассказывает о скинии Моисеевой, Храмах Соломона, Зоровавеля и Ирода и синагогах. Глава вторая повествует о лицах, совершавших богослужения, а третья – о составных частях богослужения: жертвах, священническом благословении, каждении, пении псалмов и чтении молитв. Глава четвертая, носящая название «Посвящение людей», говорит об обрезании, выкупе первенцев, помазании, обетах священства и назорейства. Схоже называется и глава пятая: «Посвящение животных, произведений земли и драгоценностей», повествует она о перворожденных и начатках плодов, о десятинах и податях на Храм, о дарах по обету и их выкупе, о хереме – посвящении военной добычи. Глава шестая говорит о священных временах – времени ежедневных богослужений и субботе, праздниках допленных и послепленных, годах субботних и юбилейных. Глава седьмая говорит о смысле и различных видах ритуальных очищений – об очищении от осквернения мертвым телом и после проказы, об очищении родильниц и кровоточивых, о пепле рыжей телицы, жертве ревнования и воде обличения.
Подобная схема учебного пособия является данью прежнему пониманию термина библейская археология, новое же понимание нашло свое отражение в том факте, что, кроме письменных источников, в упомянутых лекциях проф. Троицкий привлек более обширный археологический материал, известный к началу XX в., тем самым проложив путь к современной библейской археологии.
Последними представителями подобной синтетической школы можно считать эмигрантов – доктора богословия П. Смирнова, доцента Харбинского института св. Владимира, до переворота 1917 года бывшего сотрудником Смоленского археологического института, а в 1930-х гг. преподававшего слушателям богословского факультета Харбинского института, а также проф. Б. Марковского, издававшего свои труды в Софии на болгарском языке. П. Смирнов, считавший, что «предметом своего изучения библейская археология имеет изучение быта еврейского народа на основании того материала, который дают библейские книги Ветхого Завета», упоминал в своих лекциях находки современных ему корифеев подлинной библейской археологии – В. Олбрайта и Н. Глюка.
Роль отечественной археологической науки и востоковедения в становлении библейской археологии как самостоятельной науки
Зарождение подлинной отечественной библейской археологии в значительной мере было инициировано успехами отечественной же археологии и востоковедения. В XVIII в. были сделаны попытки поставить охрану памятников и сбор археологических материалов под государственный контроль. В 1718 г., после приобретения сибирской коллекции археологических предметов, Петр I издал указ, в котором говорилось: «Ежели кто найдет в земле или в воде какие старые вещи… такожь бы приносили». Во втором указе предписывалось не только собирать древние вещи, но и «где найдутца такие, всему делать чертежи, как что найдут». Следует подчеркнуть, что указы Петра I были первыми в мире правительственными распоряжениями, имевшими целью охрану памятников.
С 30-х гг. XIX в. начались систематические научные раскопки на юге России. Начало этих исследований было положено офицером русской армии И. Стемпковским. Попав в 1815 г. в Париж, он изучил там археологию, после чего и обследовал археологические памятники Черноморского побережья.
Несколько позднее, в середине XIX в., граф А. Уваров произвел огромные по своим масштабам раскопки курганов Владимиро-Суздальской земли. За четыре года было раскопано 7 729 курганов. По своему размаху раскопки не имели себе равных, однако научная ценность их невелика, так как методика раскопок курганов только зарождалась. Все же в целом деятельность графа Уварова имела большое значение – он был инициатором создания Археологическо-нумизматического общества в Петербурге (1846), преобразованного в 1851 г. в Императорское Русское археологическое общество (ИРАО) (см.: Миронов А. Из области археологии (ИРАО и его деятельность) // ВВИ. 1900, № 10. С. 223–225), а также основателем Императорского Московского археологического общества (ИМАО, 1864) (см.: Историческая записка о деятельности ИМ АО за первые 25 лет существования. М., 1890). Последнее организовало крупные раскопки археологических памятников и провело пятнадцать археологических съездов. По его примеру были созданы и многие другие археологические общества (см.: Погодин М. Судьбы археологии в России // Труды Первого археологического съезда в Москве (1869). М., 1871. Т. 1. С. 1–61). Деятельность этих обществ, а также созданной в 1859 г. Императорской Археологической комиссии (ИАК) (см.: Яковлев П. ИАК // ВАИ. 1888. Вып. 7, отд. 3. С. 20–22) привела к осознанию того, чем в принципе данная наука археология и является, – не историческим краеведением, но изучением истории по материальным памятникам древности (см.: Забелин И. В чем заключаются основные задачи археологии как самостоятельной науки? // Труды Третьего археологического съезда в России, бывшего в Киеве в августе 1874 г. Киев, 1878. Т. 1. С. 1–17). Открытый в 1877 г. Санкт-Петербургский археологический институт (СПбАИ), в отличие от своего московского близнеца, как раз и занимался археологией в современном понимании (см.: Покровский Н. СПбАИ (1878–1903) // ВАИ. 1904. Вып. 16. С. III–XVI).
Вышеупомянутые Санкт-Петербургское и Московское археологические общества сыграли важную роль как в становлении отечественного востоковедения, так и в становлении библейской археологии. В Санкт-Петербургском археологическом обществе уже с 1851 г. наряду с отделениями русской, славянской, классической и западноевропейской археологии, а также отделением нумизматики действовало отделение восточной археологии, рано обратившееся к памятникам Древнего Востока (см.: Отчет г-на управляющего Восточным отделением за 1852-й и 1853 год // Записки ИАО: Перечень заседаний ИАО за 1853-й и 1854 г. 1856. Т. 8: Перечень заседаний ИАО за 1854 г., отд. 3 «Приложения». С. 155–158). В Московском археологическом обществе, имевшем ряд комиссий – славянскую, археографическую, по изучению старой Москвы и по составлению археологического словаря, – вопрос об учреждении особой Восточной комиссии (ВК) был поднят в 1887 г. известным востоковедом-ассириологом М. Никольским (см.: Никольский М. Вместо предисловия. Мотивированное предложение об образовании ВК // Древности восточные: Труды ВК ИМАО. 1889. Т. 1. Вып. 1, отд. «Протоколы заседаний ВК ИМАО». С. 3–11). В том же году комиссия была создана, а через два года, в 1889 г., стали выходить сборники ее трудов.
Организация Восточной комиссии отнюдь не была началом отечественного востоковедения. Так, первый труд по египтологии вышел еще в 1818 г. – это была диссертация П. Уланова «Рассуждение об отличительных свойствах памятников египетских» (об этой работе см.: Кацнельсон И. Из истории египтологии в России. Первая русская диссертация по древнеегипетскому искусству // ПС. 1959. Вып. 4. С. 182–185).
Отечественные востоковеды дооктябрьского периода вообще очень активно разрабатывали темы, входящие в область интересов библейской археологии (см., напр.: Кагаров Е. Прошлое и настоящее египтологии. Сергиев Посад, 1914; см. также: Шмидт А. Развитие египтологии в России // Наука и ее работники. 1922, № 3–4. С. 15–20). Кроме египтологов, в рассматриваемом контексте необходимо упомянуть Г. Кера, немецкого арабиста, прибывшего в 1732 г. в Санкт-Петербург и, наряду со своей переводческой работой в Коллегии иностранных дел, занимавшегося изучением письменности Востока. Прежде всего Г. Кер стал известен как первый отечественный исследователь самаритянского (самарянского) языка и текстов, ставших с тех пор доступными для библеистов (см.: Жамкочян А. У истоков самаритянских исследований в России // ВДИ. 1997, № 2. С. 145–149). Получила развитие и отечественная ассириология, изучавшаяся в Европе XIX в. на богословских факультетах.
Первые ассириологические работы в России принадлежали египтологу В. Голенищеву (см.: Струве В. Значение B. C. Голенищева для египтологии // Очерки по истории русского востоковедения. М., 1960. Сб. 3. С. 3–69). Особенно важна была осуществленная Голенищевым в 1891 г. публикация документов из Каниша в Малой Азии. В то время староассирийская разновидность аккадской клинописи еще не была расшифрована, но Голенищев правильно указал, что под ней скрывается диалект аккадского языка. Большое значение имело издание М. Никольским шумерских хозяйственных документов из уникальной коллекции истории письма акад. Н. Лихачева. В данном издании впервые была сделана попытка самостоятельного перевода этих текстов (см.: Липин Л. М. В. Никольский – отец русской ассириологической науки // Учен. зап. ЛГУ им. А. Жданова. 1954, № 179: Сер. востоковед. наук. Вып. 4. С. 317–328). Как ассириолог известен также акад. П. Коковцов, преподававший ассиро-вавилонский язык в Петроградском университете и внесший много нового в формирование библейской археологии, начав создавать для нее прочную источниковедческую базу.
Однако из светских востоковедов дооктябрьского периода наибольший вклад в развитие библейской археологии внес, безусловно, проф. Б. Тураев, выступавший как представитель библейско-исторической школы. Он известен как исследователь древних культур Сиро-Палестинского региона (см.: Тураев Б. Очерк изучения финикийской древности // ИО. 1893. Т. 6, отд. 1. С. 1–76), особенно их религиозной составляющей (см.: Тураев Б. Финикийская мифология // Финикийская мифология / Под общ. ред. Ю. Довженко. СПб., 1999. С. 37–184), египетской цивилизации (см.: Тураев Б. Новейшие успехи и современное состояние египтологии // ИО. 1897. Т. 9. С. 1–37), а также общих проблем востоковедения (см.: Тураев Б. Наука о Древнем Востоке за 1914–1916 гг. // ИИ. 1916, № 3–4. С. 88–112). Определенным итогом трудов проф. Б. Тураева стали его лекции по истории Востока, печатный вариант которых в советское время являлся одним из немногих источников по библейской археологии (см.: Тураев Б. История Древнего Востока: В 2 ч. 2-е изд., испр. СПб., 1913).
Начало XX в. ознаменовалось появлением трудов отечественных хеттологов Я. Смирнова и Н. Марра, также разрабатывавших темы библейской археологии. В целом развитие отечественного востоковедения, не уступавшего европейскому, имевшего солидную учебную базу, собственные периодические издания и базировавшегося на результатах археологических исследований, как зарубежных, так и – после раскопок начала XX в. в Закавказье – отечественных, стимулировало возникновение отечественной библейской археологии.
Зарождение современной библейской археологии в Киевской духовной академии и разработка археологической проблематики в трудах библеистов дооктябрьского периода
В Киевской Духовной Академии (КДА), где ранее, как и в иных Духовных Академиях, сведения по библейской археологии черпали либо из западных авторов – Ю. Велльгаузена, В. Новака, И. Бенцингера, либо из отечественных работ по истории и искусству древнего мира (см., напр.: Лашкарев П. Религиозная монументальность // ТКДА. 1866, № 1, отд. 4. С. 44–85; № 2, отд. 4. С. 231–292), интерес к библейской археологии был разбужен как успехами отечественных археологов и востоковедов, так и разнообразными описаниями путешествий преподавателей КДА на Святую Землю (см., напр.: Ковальницкий А., прот. Из путешествия в Святую Землю // Странник. 1885, № 5. С. 87–103; № 6–7. С. 231–246; № 8. С. 496–514; № 9. С. 48–55; № 10. С. 217–234; № 11. С. 443–456; № 12. С. 634–654; 1886, № 1. С. 65–81; № 2. С. 270–287; № 3. С. 518–531; № 4. С. 718–728; № 5. С. 89–97; № 6–7. С. 338–356; № 8; № 9. С. 107–125; 1887, № 1. С. 86–97; № 2. С. 292–304; № 3. С. 455–462; № 4; № 6–7. С. 316–328; № 8. С. 558–567; № 9. С. 102–121; № 10. С. 300–312; № 12. С. 677–697; 1888, № 1. С. 98–114; № 6–7. С. 325–340; 1890, № 8. С. 523–541; № 9; № 10; № 11; 1891, № 3. С. 492–517).
Первым систематизатором накопившихся сведений стал проф. А. Олесницкий. Начало его трудам по библейской археологии, которую он по традиции называл палестиноведением, положила двухлетняя командировка на Святую Землю, где им были осмотрены и описаны древнейшие памятники библейских времен: иерусалимские пруды, цистерны, гробницы; надписи в Силоамском туннеле и на Камне Меши, клинописные таблички из Фаанаха и остатки запретительной надписи Храма Ирода; развалины крепости в Мегиддо и святилище в Газере, где, в подтверждение пророческих инвектив, находилось множество младенческих скелетов. В ходе этой поездки проф. Олесницким были сделаны многочисленные зарисовки археологических памятников Иерусалима, раскопанных к 1875 г., а также остатков городских стен и иерусалимского некрополя на Масличной горе.
Им было сделано и подробное топографическое описание Иерусалима, основывавшееся на работах Ч. Уоррена и Ф. Блисса. Кроме того, Олесницкий кратко описал практически все известные к тому времени памятники Святой Земли и ее окрестностей: гробницы патриархов в Хевроне, лабиринт Хорейтун, отождествленный немецкими археологами с пещерой Одоллам, развалины самарянского храма на горе Гаризим, гробницу царя Хирама I, тирскую лестницу и грот Астарты на Финикийском побережье. В отчете о командировке проф. Олесницким было впервые в отечественной науке сделано подробное описание всех раскопок на Святой Земле, проводившихся западными археологами, что не могло не возбудить интереса к библейской археологии.
Отчет, легший в основу докторской диссертации Олесницкого (см.: Олесницкий А. Святая Земля // ТКДА. 1875, № 2, отд. 3. С. 215–372; № 3, отд. 2. С. 481–569; № 4, Отд. 3. С. 93–192; № 6, отд. 1. С. 511–587; № 7, отд. 4. С. 107–160; № 12, отд. 2. С. 275–350; 1876, № 1, отд. 2. С. 50–111; № 5, отд. 4. С. 336–409; № 8, отд. 1. С. 249–276; № 10, отд. 2. С. 17–72; 1877, № 2, отд. 2. С. 335–379; № 3, отд. 1. С. 441–468; № 5, отд. 2. С. 262–300; № 12, отд. 1. С. 463–524; 1878, № 2, отд. 1. С. 249–298; № 4, отд. 2. С. 48–97; № 6, отд. 1. С. 427–501; N° 9, отд. 2. С. 505–589), стал прологом к многолетнему исследованию им различных археологических памятников библейских времен, хотя опять-таки большей частью через вторичное использование результатов западных исследований. Так, довольно подробное описание моавитских надписей на глиняных статуях, бюстах, урнах и каменных памятниках является добросовестным пересказом немецких первоисточников (см.: Олесницкий А. Вопрос о новейших открытиях моавитских древностей // ТКДА. 1877, № 10, отд. 1. С. 3–78). Подобный характер имели и некоторые другие работы профессора (см., напр.: ОлесницкийА. Судьбы древних памятников Святой Земли // ТКДА. 1875, № 11, отд. 7. С. 1–21; Олесницкий А. Путешествие одного египтянина в Палестину, Сирию и Финикию в XIV в. пред Р.Х. //ТКДА. 1876, № 3, отд. 2. С. 452–509). Серия монографий проф. Олесницкого, в которой он рассматривал все известные к его времени археологические памятники Сиро-Палестины, стала надежным источниковедческим фундаментом для зарождавшейся отечественной библейской археологии (см.: Олесницкий А. Мегалитические памятники Святой Земли. СПб., 1895; Олесницкий А. Ветхозаветный Храм в Иерусалиме. СПб., 1889). Венцом его работы должна была стать многотомная «Библейская археология», однако свет увидел лишь первый том, вышедший в 1920 г. в Петрограде, под редакцией ученика и сотрудника проф. Олесницкого – проф. В. Рыбинского.
Кроме всего прочего, проф. Олесницким было заложено прочное основание библейской археологии как науки в КДА – в первую очередь путем создания при КДА особого научного центра. Первоначально, по инициативе проф. Олесницкого, в 1872 г. был образован особый Церковно-археологический музей, в который были переданы различные предметы древности, скопившиеся в библиотеке КДА. Для разработки и исследования этих древностей была также создана особая комиссия из тридцати двух членов, считавшаяся служебным учреждением при музее. Священный Синод, куда были представлены уставы музея и комиссии, разрешил учредить и музей, и комиссию, причем вместо комиссии было решено учредить постоянное Церковно-археологическое общество (ЦАО), под председательством ректора КДА и под покровительством киевского митрополита.
Целью общества было заявлено издание различных исторических материалов и исследование древностей, переданных в Церковно-археологический музей. Примечательно, что по настоянию проф. Олесницкого к первоначальной формулировке целей общества: «В видах сохранения для науки церковных древностей» – было добавлено: «А также таких <древностей>, которые состоят в связи с церковными и служат к уяснению религиозного быта древних». Подобное уточнение целей общества, а также участие в его работе киевского археолога В. Завитневича, раскапывавшего курганы в южноукраинских степях, привело к тому, что одним из направлений работы общества стала библейская археология в нашем понимании этого термина.
В дальнейшем, ввиду разнонаправленности интересов общества, оно было переименовано в Церковно-историческое и археологическое общество (ЦИАО) (см.: Записка о преобразовании ЦАО при К ДА в ЦИАО при КДА // ТКДА. 1901, № 12, отд. 8. С. 9–17). Это нашло отражение и в составе экспонатов музея при КДА, где среди более чем тысячи экспонатов нашлось место для различных археологических находок, вывезенных из библейских стран, а также копий известных памятников. Так, среди прочих экспонатов выделялась копия Камня Меши в натуральную величину (см.: Петров Н. Записка о состоянии Церковно-археологического музея и общества при КДА за первое десятилетие их существования (1872–1882) // ТКДА. 1882, № 12, отд. 6. С. 421–448).
Многочисленные отчеты, рефераты и известия общества, документы, посвященные его юбилеям (см., напр.: Петров Н. Тридцатилетие ЦИАО при КДА // ТКДА. 1903, № 1, отд. 4. С. 134–151), раскрывают картину широких интересов исследователей киевской школы. В первую очередь это решение столь злободневного для конца XIX – начала XX в. вопроса, как соотнесение данных библейской истории с открытиями археологов на Ближнем Востоке (см.: Песоцкий С. Повествование ассиро-вавилонских клинообразных надписей о творении мира // ТКДА. 1901, № 10, отд. 5. С. 228–262; Песоцкий С. Начало Вавилона // ТКДА. 1902, № 9, отд. 2. С. 3–76). С. Песоцким была составлена сравнительная хронологическая таблица ветхозаветных персонажей и современных им событий в странах Междуречья. «Эпос о Гильгамеше», где упоминался всемирный потоп, приводился как красноречивое свидетельство общечеловеческой памяти об этом событии. Таким же свидетельством-доказательством С. Песоцкий считал и клинописные документы, сообщавшие о допотопных династиях. Хотя Песоцкий и ссылается часто на поздних авторов – Страбона, Геродота, Иосифа Флавия и персидских летописцев, выводы его весьма разумны и часто соответствуют современным представлениям.
Привлекались археологические данные и для освещения таких тем, как хронология священной истории (см.: Глубоковский Н. Хронология Ветхого и Нового Завета // ТКДА. 1910, № 6, отд. 4. С. 239–270; № 7–8, отд. 3. С. 375–408; 1911, № 3, отд. 5. С. 365–394; № 6, отд. 3. С. 200–228; № 7–8, отд. 3. С. 357–377), духовная жизнь иудейской диаспоры послепленного периода (см.: Иваницкий В. Иудейско-арамейские папирусы с острова Элефантины и их значение для науки Ветхого Завета. Киев, 1914), топография библейского Иерусалима (см.: Фоменко К., прот. Сион (церковно-археологический экскурс) // ТКДА. 1914, № 4, отд. 8. С. 602–613). Для разработки топографии привлекались не только сведения о топографических исследованиях Иерусалима американскими энтузиастами, но и новейшие к тому времени сообщения о раскопках доминиканцев перед Гефсиманскими воротами.
Среди ученых киевской школы библейской археологии следует безусловно отметить упомянутого выше ученика проф. А. Олесницкого – проф. В. Рыбинского, внимательно следившего за новейшими открытиями в библеистике и ведшего научно аргументированную полемику с панвавилонистами, чьи научные изыскания пришлись по душе обезверившейся элите того времени (см.: Рыбинский В. Вавилон и Библия // ТКДА. 1903, № 5, отд. 6. С. 113–144; Рыбинский В. По поводу новейших археологических раскопок в Палестине // ТКДА. 1908, № 11, отд. 8. С. 436–458). Особо следует отметить вклад проф. Рыбинского в изучение самарян – их религии и истории. В этом разделе библейской археологии наработки киевского ученого не потеряли своего значения и по сей день (см.: Рыбинский В. Из истории самарян // ТКДА. 1912, № 1, отд. 8. С. 119–162; Рыбинский В. Религия самарян //ТКДА. 1912, № 5, отд. 7. С. 150–179; № 7–8, отд. 4. С. 337–374; № 9, отд. 6. С. 124–180).
По примеру исследователей из КДА многие отечественные библеисты и просто церковные публицисты стали не только привлекать археологические данные для решения давно обозначенных вопросов библеистики, но и сами стали разрабатывать археологическую проблематику. Солидную базу для исследований создавал накопленный источниковедческий материал, в основном западного происхождения. Так, проф. С. Троицкий подробно описывал результаты работы многих западных исследователей: венского проф. А. Музиля, определившего местонахождение библейских городов и рудников; американского ученого Ф. Райта, искавшего развалины Содома и Гоморры, а потом объявившего о нахождении пещеры Лотовой; австрийского проф. Э. Зеллина, раскапывавшего Иерихон и посчитавшего найденные им развалины дворцом Ахиила (восстановившего Иерихон вопреки заклятию Иисуса Навина); французских ученых, нашедших надпись Бен-Адада III (библ. Венадада). Особо проф. Троицкий упомянул о найденном венским ученым К. Вессели египетском папирусе, проливающем свет на некоторые особенности новозаветной истории, ранее опровергавшиеся библейскими критиками: в папирусе сообщалось, что император Август, желая упорядочить поступление податей, повелел провести народную перепись не по месту жительства, а по происхождению (см.: Троицкий С. Новейшие открытия в области библейской истории // Странник. 1910, № 2. С. 240–248).
Кроме обычного накопления источниковедческого материала, работа отечественных исследователей шла по общепринятым направлениям: соотношение Библии и археологических памятников, топография библейского
Иерусалима (см., напр.: Терновский С. Топография Иерусалима библейских времен // ПрС. 1912, № 11. С. 660–693), а также малоизвестная на Западе новозаветная археология (см.: Гомеров Н. Гробница святого апостола Петра в Риме // Странник. 1905, № 6. С. 870–901; см. также: Бобринский А. Из эпохи зарождения христианства: Свидетельства нехристианских писателей первого и второго веков о Господе нашем Иисусе Христе и христианах. М., 1995).
Отдельно необходимо сказать о многочисленных работах проф. Казанской Духовной Академии П. Юнгерова, привлекавшего обильный археологический материал для объяснения повествований Священного Писания и предварившего тем самым уникальную систематизаторскую деятельность проф. А. Лопухина (см., напр.: Юнгеров П. Внебиблейские свидетельства о событиях, описываемых в Книге пророка Даниила // ПрС. 1888,№ 1. С. 12–50; Юнгеров П. Книга Есфири и внебиблейские памятники. Казань, 1891).
Удивительно то, что отечественная школа библейской археологии имела некоторые особенности, сильно отличавшие ее от различных школ европейских, но при этом сближавшие с американской школой библейской археологии.
Во-первых, главный акцент изысканий отечественных исследователей ставился на буквальном доказательстве библейских повествований, во-вторых, проводимые исследования сопровождались неподдельным интересом общественности. Последним обстоятельством обусловлено множество публикаций на археологические темы в церковной прессе конца XIX – начала XX в., что делает нашу прессу похожей на американскую церковную прессу 1930–1960-х гг. (см., напр.: [Лопухин А.] Библия и научные открытия на памятниках Древнего Египта // Странник. 1884, № 3. С. 403–420; № 4. С. 589–610; № 8. С. 645–667; № 9. С. 3–27; № 10. С. 183–197; № 11. С. 369–394;
№ 12. С. 551–578). В-третьих, сходство дополняется изданием в начале XX в. различных справочных пособий и библейских энциклопедий (см., напр.: Библейская энциклопедия / Сост. архим. Никифора. Репр. М., 1990). Еще одной чертой отечественной библейской археологии, опять-таки сближающей ее с американской библейской археологией, является участие в дискуссиях о происхождении человека – ученые европейской школы давно отдали все события, происходившие в дописьменную эпоху, на откуп светской науке. В дискуссиях этих приняли участие многие церковные деятели. Теория Ч. Дарвина, так же как первые находки «доисторических» людей и их орудий, встретила широкий отклик в кругах отечественных естествоиспытателей и историков. Конечно, наивность и вульгарный биологизм ранних специалистов по первобытному обществу нашли критиков как среди светских ученых (М. Погодин, Ф. Буслаев, В. Докучаев), так и в церковных кругах. Особые сомнения вызвал не сам метод реконструкции жизни древних людей по их орудиям, но новая хронология, раздвигавшая рамки человеческой истории до сотен тысяч лет. Церковь, относясь к первобытной археологии с известным подозрением, призвала деятелей науки внимательнее отнестись к вопросам периодизации. Однако она не отказалась от дискуссии и в лице своих ученых представителей на первых археологических съездах (1869–1874) вступила в диалог с натуралистами и археологами. Можно сказать, что в 60–70-е гг. XIX в. обозначилась молчаливая договоренность между наукой и богословием по вопросам антропогенеза, что открывало возможность сотрудничества, имевшего немало примеров. Так, двухтомный труд графа А. Уварова «Археология России. Каменный период» был напечатан в Московской Синодальной типографии в 1881 году. Когда в 1879 г. над знаменитой антропологической выставкой в Москве, организованной А. Богдановым, нависла угроза закрытия, за нее вступился митр. Макарий (Булгаков), подтвердивший, что не видит в доисторическом отделе ничего, противоречащего религии, а еп. Амвросий (Ключарев) произнес на открытии выставки вступительную речь. Однако в ряде работ церковные ученые вступали в весьма резкую полемику с натуралистами. Например, в докладе проф. догматического богословия МДА А. Беляева «Значение книги Бытие для археологии» (1887) признавалось значение отдельных находок, но отрицалась относительная археологическая периодизация и абсолютные даты, предлагаемые светскими учеными: Беляеву удалось указать на ряд действительно слабых мест в концепциях археологов, в их терминологии и тому подобном. При этом Беляев настаивал на введении специальных кафедр археологии при университетах (которых не было тогда и за границей: первая появилась только в 1893 г., в Вене) и справедливо видел в этой науке историческую, а не биологическую дисциплину. В конце XIX в. найти общее решение проблемы соотношения эволюционной теории с Библией оказалось невозможным, впрочем, проблема сохранила свою остроту и по сей день.
Систематизаторские труды А. Лопухина
Вершиной трудов отечественных «кабинетных» археологов, безусловно, являются работы проф. А. Лопухина, человека, наделенного недюжинными, в том числе административными, талантами, памятником которым является общеизвестная двенадцатитомная «Толковая Библия» (см., напр.: Толковая Библия, или Комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета: В 12 т. / Изд. преемников А. П. Лопухина. 2-е изд. Репр. Стокгольм, 1987). Для развития же библейской археологии куда большую ценность представляли его «Библейская история Ветхого Завета» и «Библейская история Нового Завета». Будучи в общем компилятивным, этот, в своем роде фундаментальный, труд был написан с привлечением всего доступного к концу XIX в. археологического материала (см.: Лопухин А. Библейская история Ветхого Завета. Репр. М., [1990]; Лопухин А. Библейская история Нового Завета: [В 3 т.]. Репр. Сергиев Посад, 1998). Более того, автор поднялся над простым изложением фактов и теорий и попытался сформулировать осмысленное понимание причин возникновения библейской археологии как отдельной науки.
Причины эти виделись проф. Лопухину в реакции церковной науки на крайности библейского рационализма, больше доверявшего научным сведениям и, тем более, выводам собственного разума, чем Священному Писанию. Подлинным гимном библейской археологии звучат следующие слова проф. Лопухина из его предисловия к «Библейской истории»: «Нет, библейскую историю теперь уже нельзя трактовать… как это возможно было еще несколько лет назад… за Библию выступили… <…> каменные памятники с надписями, которые Промысл сохранил под мусором развалин в течение тысячелетий до нашего именно времени, чтобы чудесным открытием их сразу поразить… врагов Библии и истины».
Проф. Лопухиным были сразу отмечены три различных ареала работ археологов-библеистов: Междуречье, откуда вышел Авраам и где жили многие библейские персонажи; затем – Египет, бывший местом возрастания народа Израилева и страной, почти всю свою историю владевшей Палестиной; и, наконец, сама Святая Земля. Примечательно, что если в повествовании об открытиях в Междуречье и Египте проф. Лопухин ссылается на современные ему раскопки, а также приводит историю дешифровки письменности этих ареалов, то в главах, посвященных Палестине, он, предвосхищая методологическую революцию «новой археологии», часто привлекает этнографические данные, исходя из предпосылок, свойственных современной этноархеологии. Этнографические данные были привлечены Лопухиным и для доказательства библейских событий, относящихся к дописьменной эпохе в жизни человечества и потому фиксируемых в глубинных пластах народной памяти: в образах райского блаженства и древа познания добра и зла, единства прародителей и их грехопадения, всемирного потопа и построения Вавилонской башни, а также прамонотеизма.
Методологическая интуиция проф. Лопухина, позволявшая на основании отдельных археологических находок делать далеко идущие выводы, приводила к тому, что многие позднейшие открытия библейских археологов были как бы заявлены в рассматриваемом труде. Так, Силоамская надпись, высеченная рабочими, дала профессору основания для вывода о том, что иудеи допленного периода были народом грамотным. Следовательно, невозможно отвергать аутентичность библейских текстов допленного периода, мотивируя это тем, что в то время библейские повествования существовали лишь в виде устного предания, зафиксированного только после Вавилонского плена.
К негативным особенностям метода проф. Лопухина следует отнести взятую им из практики библейской археологии Америки, где он какое-то время жил, традицию некритического привлечения археологического материала для подтверждения библейских текстов. Так, вслед за американскими авторами, профессор считал памятники финикийских колонистов в Испании свидетельством о массах ханаанеев (хананеев), бежавших от Иисуса Навина; гробницы в ограде мечети Гарет эль-Харам в Хевроне – подлинными могилами ветхозаветных патриархов; городской колодец в Наблусе – колодцем Иакова; египетскую «Сказку о двух братьях» – пересказом истории Иосифа Прекрасного; межплеменного бога гиксосов, которого египтяне отождествляли с Сетом, – Единым Богом Израилевым; изображение на стенах Фиванского храма предводителя похода на эфиопов – портретом самого Моисея; отсутствие (в XIX в. еще не найденной) гробницы Тутмоса IV – свидетельством его гибели в водах Красного моря; древнейшее погребение с кладом каменных ножей – могилой самого Иисуса Навина.
Еще одна особенность работы Лопухина свидетельствует о безусловном американском влиянии – это манера представлять древние культуры через призму собственного цивилизационного опыта. Так, придерживаясь ранней датировки периода Исхода (ок. 1450 до Р.Х.), он не просто считает воспитательницей Моисея царицу Хатшепсут, но и описывает молодость Пророка-боговидца в терминах и представлениях XIX в.: Моисей учится в Илиопольском университете, в котором множество иностранных студентов и разные факультеты. По окончании образования Моисей стоит перед выбором карьеры либо придворного, либо чиновника, либо литератора, либо офицера. Избрав последнее, служит двадцать лет, участвуя в различных походах…
Подобно многим американским теологам конца XIX – начала XX в., соглашаясь с историчностью повествований Пятикнижия, Лопухин дает им совершенно рационалистическое объяснение: это и все казни египетские, и манна в пустыне, и переход как через Красное море, так и через Иордан.
Новозаветная археология Лопухиным излагается по работам аббата Ф. Вигуру. Во-первых, на основании библейских свидетельств, археологических памятников и сообщений античных историков, доказывается, что разговорным языком Христа был арамейский, а не греческий, как считал И. Фоссий, и уж тем более не латынь, как писал некий Верндорф. Во-вторых, свидетельствами античных авторов, а также двух эпиграфических памятников – бронзовых табличек из Лиона (античный Лугдун) и камня с надписью, найденного в 1764 г. в Тиволи (античный Тибур), аргументируется истинность евангельского сообщения о Квириниевой переписи. В-третьих, вопреки мнению Д. Штрауса о том, что Лисаний Четвертовластник умер за шестьдесят лет до событий, в контексте которых он упомянут в Новом Завете, показывается, что, кроме Писания, упоминаемого Иосифом Флавием, существовал и иной, современник цезаря Тиберия, как о том свидетельствует надпись, найденная на развалинах Авилы английским путешественником Р. Пококом. В-четвертых, историческая достоверность книги Деяния святых Апостолов, подвергавшаяся многочисленным нападкам критики XIX в., обосновывается такими фактами, как находка монеты острова Кипра, подтверждающая именование начальников острова проконсулами; а кроме того, находками надписей, свидетельствующих о наименовании начальников города Фессалоники (Салоники, Солунь) политархами (наименовании, ранее встречавшемся лишь в книге Деяния), а начальника острова Мальта – «первым на Метьте». Собран был проф. Лопухиным и иной материал, уточняющий представления людей его времени о новозаветном периоде.
Деятельность на ниве полевой библейской археологии сотрудников императорского православного палестинского общества и русской духовной миссии в Иерусалиме
Кроме «кабинетной» библейской археологии, привлекавшей результаты чужих исследований, в последней четверти XIX в. начинаются первые полевые исследования отечественных ученых. Главная роль в их проведении принадлежала основанному в 1882 г. Императорскому Православному Палестинскому обществу (ИППО) (см.: Устав ИППО. СПб., 1887), а также основанной еще в 1849 г. Русской Духовной миссии в Иерусалиме. Эти учреждения, в результате целенаправленных и энергичных действий руководителей, стали владельцами земельных участков как в Иерусалиме, так и в других частях Палестины, и притом как раз в местах, насыщенных в археологическом отношении, – где были найдены исторические памятники первостепенной важности.
Согласно первому параграфу своего устава, ИППО, созданное исключительно с ученой и благотворительной целями, поставило одной из самых главных своих задач – собирать, разрабатывать и распространять в России сведения о святых местах Востока.
Соответственно этой задаче в обществе был учрежден специальный отдел ученых исследований и изданий, сотрудники которого предприняли первые опыты русских раскопок в Палестине и восполнили существенный пробел в отечественной археологической деятельности на Ближнем Востоке, взяв на себя дело исследования и изучения палестинских древностей.
В марте 1859 г. первый русский консул в Иерусалиме В. Дорогобужинов купил участок в 140 квадратных сажен и террасу вдоль развалин церкви Санта Мария Латина. Эта земля, принадлежавшая ранее коптскому монастырю, была куплена для возведения здесь дома консула. В 1860 г. для консульского дома выбрали другое место – Мейданскую площадь. Таким образом, участок оставался свободным и представлял собой замусоренный пустырь с остатками каких-то развалин. В 1859 г. по распоряжению Дорогобужинова начата расчистка участка и произведены его пробные раскопки. В июле того же года была приобретена дополнительная территория, и русский участок расширился. В 1859–1861 гг. очистка этого места велась постоянно, при этом были открыты руины древних стен и византийской арки. Находка этих интересных памятников побудила Дорогобужинова в феврале 1861 г. представить правительству подробную записку с ходатайством о необходимости приобретения дополнительных земельных участков, примыкающих к русскому владению, причем указывалось на важное археологическое значение этого места и на возможность открытия остатков атриума, портика и пропилеев построенной по приказу императора Константина базилики. Это ходатайство было удовлетворено, и в 1863 г. часть указанных территорий была приобретена Россией.
Археологические исследования на русском участке в Иерусалиме производил в феврале 1864 г. французский ученый граф М. Де Вогюе; в 1865 г. – английский палестиновед и археолог К. Вильсон; летом 1874 г. – француз Ш. Клермон-Ганно. Важнейшие же открытия были сделаны начальником Русской Духовной миссии в Иерусалиме архим. Антонином (Капустиным). Архим. Антонин прибыл в Иерусалим 11 сентября 1865 г. и с первых дней своего пребывания на Святой Земле уделял большое внимание научным исследованиям, связанным с библейской археологией. К раскопкам на русском участке он смог приступить лишь в марте 1883 г., когда на это был получен фирман от турецкого правительства.
Одним из важных открытий, сделанных архим. Антонином, было обнаружение остатков древней стены, что помогло по-новому и более правильно понять евангельское повествование о распятии и погребении Спасителя. Дело в том, что величайшая христианская святыня – Гроб Господень – находится в настоящее время внутри стен Иерусалима, между тем как, согласно Священному Писанию, тело Богочеловека было положено вне стен (см.: Ин. 19, 20; Евр. 13, 12), поскольку по иудейскому обычаю кладбища находились за чертой города.
Ранее некоторые западные палестиноведы считали, что стена проходила севернее храма Воскресения, вследствие чего уже во времена земной жизни Спасителя нынешние Гроб и Голгофа должны были находиться внутри тогдашнего Иерусалима и, следовательно, не могли потому считаться подлинными. Раскопки, проведенные архим. Антонином, опровергли это мнение. Открытие и исследование истинного направления стены вскоре подтвердились изысканиями архитектора-палестиноведа К. Шика, более сорока лет изучавшего топографию Иерусалима. Результаты раскопок на русском участке в Иерусалиме были подробно описаны архим. Антонином и составили седьмой выпуск сборника ИППО за 1884 год.
Но и этим не ограничились плоды археологической деятельности архим. Антонина в Иерусалиме. Археологическая ценность русского участка была настолько велика, что, помимо отыскания остатков древнееврейской эпохи, архим. Антонину удалось обнаружить сооружения, принадлежавшие к более позднему времени: колонны, арки и остовы столбов, а также остатки нескольких поперечных стен.
Произведенные на русском участке раскопки и найденные здесь остатки древней стены, порога Судных врат, арки базилики Константина и пристроек византийской эпохи, естественно, потребовали со стороны Палестинского общества сооружения зданий для защиты находок от непогоды. Для этого общество нашло необходимым всю северную часть участка, где были сосредоточены главные реликвии, связанные с евангельскими событиями, реконструировать так, чтобы к ним был возможен свободный доступ паломников; здесь же предполагалось устроить археологический музей.
Тринадцатого сентября 1887 г. трудами Палестинского общества был заложен первый камень нового здания. К 1891 г. было закончено строительство сооружений, которые должны были охранять древние святыни. Порог Судных врат, открытый при раскопках, был огражден решеткой, и по обеим стенам были помещены иконы, а сверху, на арке, повешены лампады.
Некоторый вклад в археологические исследования Святой Земли внесли и сотрудники основанного в 1894 г. Русского археологического института (РАИ) в Константинополе (см.: Успенский Ф. О РАИ в Константинополе // Труды Десятого археологического съезда в Риге (1896). М., 1900. Т. 3: Протоколы. С. 44–50). Хотя основной областью интересов института была византология, однако его ученые предприняли несколько археологических разведок по всему Ближнему Востоку и даже провели раскопки на участках Русской Духовной миссии, доставив богатый археологический материал (см.: Фармаковский Б. Последние научные предприятия РАИ в Константинополе // Труды Одиннадцатого археологического съезда в Киеве (1899). М., 1902. Т. 2: Протоколы. С. 79–80).
Археологическая экспедиция 1891–1892 гг., проводившаяся по инициативе Палестинского общества и при участии Я. Смирнова (см.: Кондаков Н. Археологическое путешествие по Сирии и Палестине. СПб., 1904), а также экспедиции в 1898 г. в Заиорданье (см.: Дмитриевский А. ИППО и его деятельность за истекшую четверть века (1882–1907): Историческая записка. СПб., 1907), в 1908 г. на Синай, а в 1913 г. – в Тивериаду (см.: Семенов Д. Русское Палестинское общество и его деятельность до войны 1914 г. // НВ. 1925, № 8–9. С. 210–214) привели к тому, что отечественная библейская археология поднялась к 1914 г. на уровень, в некоторых отношениях превышавший европейский (и уж тем более американский).
Исследователями из Палестинского общества была начата публикация научно-просветительских изданий («Православный Палестинский сборник», «Сообщения ИППО» и др.). В них публиковалась оперативная и полная информация о новейших открытиях эпиграфического и этнографического характера, сделанных в экспедициях или музейных хранилищах, переводы важнейших источников, обзоры работ иностранных коллег. Издания были открыты для светских ученых (востоковедов, историков искусства и др.), участие которых определило высокий уровень публикаций. В 1901–1902 гг. по инициативе П. Коковцова общество уже обсуждало со специалистами по археологии Палестины возможность расширения полевых исследований, особенно археологических раскопок; вскоре был поднят вопрос о создании специального
Палестинского института, аналогичного Русскому археологическому институту в Константинополе.
Первая мировая война, в которой владевшая Палестиной Турция оказалась нашим противником, привела к эвакуации института в Константинополе и к сворачиванию деятельности Палестинского общества. Последовавшие же после 1917 г. события и вовсе положили предел полевым исследованиям отечественных археологов на Святой Земле.
Работы церковных авторов после 1917 г. в области библейской археологии
Условия работы церковных авторов послеоктябрьского периода в области библейской археологии можно охарактеризовать словами одного из них, прот. Н. Дивакова, сказавшего, что «в силу печальных событий, происшедших в нашей стране… русская библеистика, передовая в мировых масштабах в прошлом… перестала существовать. <…> Почти все из того, что мы сейчас изучаем в наших духовных школах, является наследием прошлого, которое просто не смогли уничтожить». В свете вышеприведенного обстоятельства понятной становится основная направленность работ церковных авторов этого времени – систематизация дореволюционных наработок и тех жалких крох зарубежного археологического опыта, которые все-таки попадали в СССР. Ведь известно, что в послевоенное время отечественные светские востоковеды не имели доступа к зарубежной научной литературе даже в объемах, естественных для 30-х гг. XX в., – свидетельством чему могут быть соответствующие жалобы на страницах «Вестника древней истории».
Одним из первых церковных систематизаторов был еп. Михаил (Чуб) (см.: Михаил (Чуб), еп. К десятилетию открытий на берегах Мертвого моря // ЖМП. 1957, № 12. С. 54–64), не только тщательно собиравший материалы по кумрановедению, но и использовавший их в апологетических целях. Подобная направленность работ была крайне необходима в то время, когда та же кумранистика использовалась в целях атеистической пропаганды (см., напр.: Ковалев С., Кубланов М. Находки в Иудейской пустыне (открытия в районе Мертвого моря и вопросы происхождения христианства). 2-е изд., перераб. и доп. М., 1964.; Крывелев И. Археологические исследования последних десятилетий и проблемы историчности библейских повествований // Тез. докл. на заседаниях, посвященных итогам полевых исслед. 1963 г. М., 1964. С. 70–73). Апологетическую направленность имела и работав области кумрановедения диак. А. Покладова, привлекшего все доступные в его время и в его положении западные источники – работы Д. Аллегро, М. Бэрроуза и Ж. Даниелу. Им же была отмечена главная причина терминологического единства ессейской и раннехристианской литературы – существование во времена Второго Храма общеупотребительной богословской терминологии, использовавшейся в апостольской проповеди для достижения всеобщего ее понимания. В работе аргументированно разъяснялись принципиальные различия между ессейским и христианским вероучением. Подчеркнуто было значение кумранских находок для решения многовекового спора о соотношении Септуагинты и масоретского текста (см.: Покладов А., диак. Находки в Иудейской пустыне и их значение для библейской науки: Стипендиатский отчет / МДА. Загорск, 1966).
Особого внимания заслуживает работа прот. П. Руснака, являющаяся первой отечественной попыткой изложить историю развития библейской археологии и обозреть ее открытия, сделанные до 60-х гг. XX в., наиболее важные для доказательства истинности событий священной истории (см.: Руснак П., прот. Археологические работы на Востоке и Библия: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1970). Некоторые работы того времени подобным же образом освещали отдельные периоды ветхозаветной истории – времена Иисуса Навина, Судей (см.: Дзичковский Г., диак. Библейские события во времена Иисуса Навина и пророка Самуила в свете современных научных данных: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1971) и плена Вавилонского (см.: Шокало А., прот. Вавилонское пленение Израиля по библейскому повествованию и научным данным: Курсовое сочинение / МДА. Загорск, 1972). Общей чертой этих работ было, во-первых, использование старого археологического материала, а во-вторых, наивный «триумфализм», вполне объяснимый противостоянием с атеистическим окружением. Первой современной научной работой в области библейской археологии, принадлежащей перу церковного автора послеоктябрьского периода, является диссертация прот. Н. Дивакова, посвященная археологическим сведениям о ветхозаветном Храме Иерусалимском (см.: Диванов Н., прот. Иерусалимский Храм в свете современных археологических данных: Дисс… канд. богосл. наук / МДА. [Сергиев Посад], 1990). Прекрасный источниковедческий анализ и привлечение всей уже доступной к началу 90-х гг. XX в. зарубежной литературы, научный подход к поставленной проблеме – все это делает работу о. Николая знаковой. Знаковой в том плане, что и отечественная церковная библейская археология все-таки может возродиться как самостоятельная наука.
Вторая половина 90-х гг. XX в. ознаменовалась выходом в свет нескольких апологетических работ, посвященных важнейшему новозаветному артефакту – Туринской плащанице (см.: Каледа Г., прот. Плащаница Господа нашего Иисуса Христа. М., 1995; см. также: Синельников В., свящ. Туринская плащаница на заре новой эры. М., 2000), и, кроме того, учебного пособия по библейской археологии (см.: Деопик Д. Библейская археология и древнейшая история Святой Земли. М., [1998]). В 2004 г. была опубликована работа (см.: Юревич Д., свящ. Пророчества о Христе в рукописях Мертвого моря. СПб., 2004), излагающая, в том числе, и все новейшие археологические интерпретации кумранских находок.
Отечественное востоковедение после 1917 г. и его достижения в области библейской археологии
Отечественные востоковеды после 1917 г. по общеизвестным причинам не могли заниматься непосредственно библейской археологией, однако, будучи преемниками дореволюционной науки (см.: Гордлевский В. Тридцатипятилетие ВК // Восток. 1924. Кн. 4. С. 169), они в силу своих професиональных интересов разрабатывали темы, входящие и в область интересов библейской археологии. В 1920 г. в Петербурге-Петрограде выходит книга выдающегося советского востоковеда В. Струве «Израиль в Египте», продолжающая традиции библейской археологии (см.: Струве В. Израиль в Египте. Пг., 1920). Некоторые из более поздних работ В. Струве также освещают темы библейской археологии (см.: Струве В. Подлинная причина разрушения иудейского храма на Эле-фантине в 410 г. до н. э. // ВДИ. 1938, № 4. С. 99–119; см. также: Струве В. Подлинный Манефоновский список царей Египта и хронология Нового Царства // ВДИ. 1946, № 4. С. 9–25). В фундаментальной работе «История Древнего Востока», изданной в 1941 г., В. Струве продолжает, насколько это было возможно в те годы, традиции своего учителя, Б. Тураева, по историческому объяснению ветхозаветной истории (см.: Струве В. История Древнего Востока. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1941). Это обстоятельство, а также то, что многие советские востоковеды были прямыми либо косвенными учениками В. Струве, обусловило историческую честность отечественных востоковедческих монографий и потому сделало их ценными пособиями для библейской археологии (см.: Авдиев В. История Древнего Востока. 3-е изд., перераб. М., 1970; см. также, напр.: Археология зарубежной Азии / Отв. ред. Н. Мерперт. М., 1986).
В послереволюционное время продолжали развиваться отечественные научные школы: школа египтологии (см.: Лурье И. К истории древнеегипетского законодательства времени Нового Царства (Опыт реконструкции) // ВДИ. 1946, № 3. С. 27–45), школа изучения Древнего Междуречья (особенно усилившаяся после возобновления с 1933 г. преподавания ассириологии в Ленинградском государственном университете (ЛГУ) А. Рифтиным, учеником В. Шилейко) и школа изучения Передней Азии (см.: Авдиев В. Советская наука о Древнем Востоке за сорок лет. М., 1958). Большое влияние на возрождение интереса к изучению Передней Азии оказал созданный Н. Марром Институт яфетидологических исследований («Яфетический институт»). Центром древневосточных исследований оставался Эрмитаж, в Москве работали с материалами прекрасной коллекции В. Голенищева (см.: Козьмина-Бороздина Т. Развитие египтологии в России // НВ. 1923, № 3. С. 342–361). Новые научные издания охотно публиковали работы по истории Древнего Востока, в том числе имевшие прямое отношение к ветхозаветной тематике, историко-религиозным проблемам (см.: Бартольд В. История изучения Востока в Европе и России. 2-е изд. Л., 1925; Бузескул В. Открытия XIX и начала XX в. в области истории древнего мира: В 2 ч. Пб., 1923–1924).
К отрицательным чертам межвоенного периода в истории отечественного востоковедения, безусловно, следует отнести попытки поставить его на службу правившей идеократии. Попытки эти часто были успешными – достаточно вспомнить Н. Никольского, сына вышеупомянутого М. Никольского (см.: Сорокалетие научной и общественно-педагогической деятельности акад. Н. М. Никольского // ВДИ. 1940, № 3–4. С. 258–259). Мало чем, кроме родства, известный, Н. Никольский был удостоен звания академика за вполне понятные «заслуги» (см.: Лурье И. К юбилею акад. Николая Михайловича Никольского // ВДИ. 1940, № 3–4. С. 259–262). Уже первые работы Н. Никольского советского периода (см.: Никольский Н. Древний Израиль: Популярные очерки по истории евреев в научном освещении. М., [1922]; Никольский Н. Иудейские монархомахи VII в. (Борьба с царской властью в Древней Иудее) // НВ. 1924, № 5. С. 283–294) свидетельствуют о принятии автором идеологических установок новой власти. Поздние работы, для написания которых академик пользовался источниками из вторых рук, прямо соответствовали целям атеистической пропаганды и целям «новой» науки.
Вот что писал Никольский в одной из своих работ: «Марксистская историческая наука должна взять и разрушить… идеологический реакционный бастион, должна разоблачить всю фальшь, научную несостоятельность и контрреволюционную сущность традиционных и подправленных под “науку” установок в области истории Израиля и Иудеи». Не менее печальным было принятие некоторых постулатов марксистской науки и другими учеными той поры.
К серьезным последствиям привело объявление в 1933 г. В. Струве Древнего Востока рабовладельческим обществом, а также проведение им своеобразной методологической «революции» в отечественном востоковедении. В результате этой «революции» изменилось не только отношение отечественных ученых к Древнему Востоку, но изменилось и направление их работ, надолго превратив советское востоковедение в некое подобие палеосоциологии. Из разрабатывавшихся этим направлением тем для библейской археологии могут представлять интерес следующие: исследование социальной структуры ближневосточных обществ, предшествовавших сложению древнеизраильского этноса и повлиявших на его формирование (см.: Гельцер М. Новые тексты из древнего Алалаха и их значение для социально-экономической истории Древнего Востока // ВДИ. 1956, № 1. С. 14–27; см. также: Шифман И. Угаритское общество (XIV–XIII вв. до н. э.). М., 1982), работы о статусе «царских людей» Египта периода плена Египетского (см.: Берлее О. Трудовое население Египта в эпоху Среднего Царства. М., 1972; см. также: Лурье И. Новые данные о свободных земледельцах и рабах в Египте Среднего Царства // ВДИ. 1957, № 1. С. 144–150) и Исхода (см.: Стучевский И. Земледельцы государственного хозяйства Древнего Египта эпохи Рамессидов. М., 1982; Стучевский И. К толкованию данных папируса Вильбура о землепользовании и налогообложении в Египте времени Рамессидов // ВДИ. 1958, № 1. С. 77–93), обзоры особенностей социальной структуры Разделенных царств (см.: Шифман И. Новые материалы к характеристике социальной структуры Иудейского государства // ЭВ. 1963. [Т.] 16. С. 21–28; см. также: Амусин И. Проблемы социальной структуры обществ древнего Ближнего Востока (I тысячелетие до н. э.) по библейским источникам: Сб. ст. М., 1993), исследования статуса «пришельцев» (см.: Амусин И. Негражданское население в иудейском обществе в первой половине I тысячелетия до н. э. // Проблемы социальных отношений и форм зависимости на Древнем Востоке: [Сб. ст.] / Отв. ред. М. Дандамаев. М., 1984. С. 128–165), а также политической ситуации в соседних государствах (см.: Циркин Ю. Некоторые вопросы социально-политической структуры Финикии // ВДИ. 1991, № 4. С. 3–13), исследования положения иудеев после-пленного периода как на Святой Земле (см.: Амусин И. «Народ земли» (К вопросу о свободных земледельцах древней Передней Азии) // ВДИ. 1955, № 2. С. 14–36), так и в рассеянии (см.: Эдакое А. Чужеземцы и храмы в Египте в VI–IV вв. до н. э. // Античная гражданская община: Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. И. Свенцицкая. М., 1984. С. 56–70). Интерес представляют работы, излагающие марксистский взгляд на такие события, как Иудейская война и разрушение Иерусалима римлянами (см.: Ранович А. Социальная революция в Иудее в 66–73 гг. // ВДИ. 1937, № 1. С. 126–132), а также на характер межгосударственных отношений в библейском мире (см.: Межгосударственные отношения и дипломатия на Древнем Востоке / [Отв. ред. И. Стучевский]. М., 1987).
Главной причиной того, что отечественные исследования 1960–1970-х гг. явились надежным фундаментом для современной библейской археологии, стало то обстоятельство, что эти годы были для отечественного востоковедения временем восстановления интереса к общим проблемам древнего мира, а также возобновления раскопок советских археологов в ряде «библейских» стран: в Египте, Сирии, Ираке (см.: Мунчаев Р., Мерперт Н. Раннеземледельческие поселения Северной Месопотамии: Исследования советской экспедиции в Ираке (1969–1976). М., 1981; см. также: Мунчаев Р., Мерперт Н. Новые открытия и проблемы археологии Верхней Месопотамии (По материалам исследований экспедиции Российской АН в Сирии) // ВДИ. 1993, № 4. С. 127–136).
Сейчас вполне можно очертить круг этих проблем: история и религия доизраильских государств Ближнего Востока (см.: Дьяконов И. Люди города Ура. М., 1990; см. также: Шифман И. Культура древнего Угарита (XIV–XIII вв. до н. э.). М., 1987; Древняя Эбла (Раскопки в Сирии): [Сб. ст.] / Под общ. ред. И. Дьяконова. М., 1985) и культур, им современных (см.: Гельцер М. Надпись Бен-Адада I, царя Дамаска, и международные отношения в Передней Азии в начале IX в. до н. э. // ЭВ. 1958. [Т.] 12. С. 16–22; см. также: Винников И. Эпитафия Ахирама Библского в новом освещении // ВДИ. 1952, № 4. С. 141–152), а также влияние их на общество ветхозаветного Израиля.
Особый интерес в этом плане вызывала Древняя Финикия, – давшая Израилю как «хорошее» (письменность), так и «плохое» (языческие культы) (см.: Шифман И. Древняя Финикия – мифология и история // Финикийская мифология / Под общ. ред. Ю. Довженко. СПб., 1999. С. 185–327; см. также: Гельцер М. Новые исследования по истории Финикии // ВДИ. 1955, № 4. С. 95–103). Некоторые из авторов исследований подобного рода, развивая традиции Б. Тураева, систематизировали совершенно исключительный материал, дающий нам возможность не только лучше понять религию и культуру финикийцев и всех ханаанеев, но и в очередной раз убедиться в правильности и историчности ее оценки ветхозаветными авторами (см.: Циркин Ю. Финикийская культура в Испании. М., 1976; см. также: Циркин Ю. Карфаген и его культура. М., 1986). Интересны и важны исследования об устроении частной (см.: Богословская И. Одежда оседлых народов Ханаана по древнеегипетским изображениям XVI–XII вв. до н. э. (Опыт исторической этнографии) // ВДИ. 1980, № 3. С. 117–141), общественной (см.: Ольман Л. (Арье). Влияние культурного суперстрата на жизнь евреев Палестины II в. до н. э. – III в. н. э. (на примере системы мер длины) // Проблемы социального и гуманитарного знания: Сб. науч. работ / Отв. ред. Н. Вахтин. СПб., 1999. Вып. 1. С. 293–304; см. также: Антонова Е. К проблеме функций печатей ранних земледельцев Востока // СА. 1984, № 4. С. 26–34) и религиозной жизни библейских обществ (см.: Баскакова Т. Модели религиозного развития древних ближневосточных обществ // ВДИ. 1999, № 2. С. 3–31).
Конец ознакомительного фрагмента.