История третья
«Магистр почти не виден»
– Он пришел в себя. – Услышал я незнакомый женский голос. – Руку держите. Быстрее!
Первым моим желанием было – снять шлем ВР, но до него я сумел дотянуться только правой рукой. В левую кто-то вцепился крепкими пальцами и не давал мне ею пошевелить.
– Погоди, дергаться! Как тебя там… Нео, – требовательным тоном произнес тот же женский голос. – Ну и имечко… Прежде чем шапку с тебя снимем, на вопрос ответь. Как себя чувствуешь?
Я хотел ответить, что нормально, но затем прислушался к своему организму. Вроде бы все было неплохо, за исключением того, что мне дико хотелось есть. Скорее, даже – жрать, потому что семантическое значение слова «есть», в смысле употребления пищи, недостаточно полно отражало мои потребности на данный момент. Немного кружилась голова, или это на нее давил туго сидевший шлем. С этими ощущениями я не разобрался, поэтому ответил:
– Есть сильно хочу. Все кишки, наверное, слиплись в животе.
– Еще бы. Больше суток без еды и питья.
Я не видел, кто это сказал, но по голосу узнал сразу же.
– Василич! Это ты? Каких суток?
– Я-я, натюрлих. – Гортанным голосом откликнулся редактор, но на второй вопрос отвечать не стал, а сразу же обратился к кому-то из находившихся в комнате людей: – Ему не повредит, если мы прямо сейчас шлем снимем?
– Попробуем. – Ответила женщина и, похлопав меня по плечу, сказала: – Глаза закрой и без моей команды не открывай.
Следом я почувствовал, как с меня снимают шлем. Руки, что это делали, показались мне знакомыми.
– Юля, ты тоже здесь?
– Сказала же, глаза не открывать! – Строго прикрикнула женщина.
– Это, всего лишь проявление тактильной памяти, – с иронией в голосе произнес редактор.
Похоже, что именно он не давал мне шевельнуть левой рукой. В комнате раздались чьи-то всхлипывания, после чего голос Василича прозвучал снова: – Иди, работай. Сами справимся. Видишь, с ним все в порядке. Живой и практически здоровый. Все, ступай.
На мой лоб легла сухая, жесткая на ощупь, но явно женская ладонь. Пальцы быстрым движением пробежались по коже, в нескольких местах задерживались на одном месте, и там их давление на короткое время усиливалось.
– Ну, как, – спросила женщина, – голова больше не кружится?
– Да, она не особенно и кружилась…
– Не люблю, когда пациенты мне врут. Ладно, можешь открывать глаза.
– С возвращением, Нео, – улыбнулся, склонившийся на до мной Василич. – Сейчас доктор из тебя иголки повыдергивает, тогда можешь потихоньку сесть.
В поле моего зрения появилась худая невысокого роста женщина в белом халате. Чем-то она напоминала мою химичку. Наверно, таким же сморщенным личиком, с которого не сходило недовольно-брезгливое выражение. Приподняв поочередно мои веки, она внимательно всматривалась в течение пары секунд в каждый глаз, после чего изрекла:
– В порядке ваш бутербродер, или как там это называется?
– Неважно, – улыбнулся редактор. – Главное, что в порядке.
– А капельницу-то вы мне зачем ставили? – Спросил я, наблюдая, как врачица заклеивает мне лейкопластырем кожу на локтевом сгибе. – Все было так плохо?
– Нужно ж было как-то организм твой поддерживать. – Вместо нее отозвался Василич. – Позаботились, чтобы обезвоживание не произошло. Глюкозку заодно влили. Мозг – он много ее потребляет, когда интенсивно работает. Ты пока полежи. На телефоне твоем было несколько входящих, но из серьезного – ничего. Если хочешь, ночуй сегодня здесь. Потом дня три можешь на работе не появляться. Будем считать, что ты ушел на больничный. Оплачиваемый больничный.
– Мне аж не верится, что я пробыл в шлеме больше двадцати четырех часов. Когда внутри произведения находился, догадывался, что много времени прошло, но чтобы так…
– Отдохнул за эти три дня нормально? – Спросил редактор. – Как самочувствие?
– Мне мгновенно полегчало, как только увидел, сколько на кошелек денег капнуло, —
признался я. – С самым зловредным кредитом моментально расстался. Ради этого стоило быть
облитым помоями с головы до ног.
– Вот и славно. Мы заодно, благодаря тебе выяснили, как этот хакер малолетний ухитрялся нашу технику обманывать.
– Это Джон, что ли? – Предположил я. – Ему больше имя Ванятка подходит.
Ответить Василич не успел. Дверь в его кабинет открыла секретарша, несущая в руках поднос с коробочками, в которых развозят по офисам пиццу, салаты и прочие вкусности. Увидев, сколько всего было еды, я сказал:
– Этого и вчетвером не съесть.
Юля посмотрела на меня таким жалостливым взглядом, как будто я был голодным бездомным котенком, и решительным движением поставила поднос на стол. Пепельницу редактор успел сдернуть со столешницы в последний момент.
– Отъедайся, – сказал он. – Ты нам нужен толстым и румяным. Почти таким, как я. – Когда за секретаршей закрылась дверь, он, понизив голос произнес: – Юлька за тебя сильно переживала.
Как за своего брата младшего. Было у нее разок, что потерялся братик в метро, ох, говорит и побегала она тогда.
– За брата? – Наши близкие отношения с Юлей ограничивались всего одним долгим вечером, но назвать их родственными язык не поворачивался. Хотелось при этом надеяться, что она выросла не в столь извращенной семье. Бывало, что некоторые девушки быстро переводили меня в разряд друзей, или, просто знакомых, прозрачно намекая, что ожидали большего. Когда это случалось после первого же свидания, то и откладывалось подобное событие в памяти надолго. А такие воспоминания всегда отзываются неприятным болезненным эхом. Особенно в случаях, когда история имеет свойство повторяться. Пока я размышлял, чем же так не угодил секретарше Василича, он сказал:
– У девчонки житейской мудрости оказалось больше, чем я думал. Поговорили мы тут с ней по душам, пока ты там мертвяка изображал. Оказывается, она прекрасно понимает, что ты за фрукт, и никаких планов на будущее не строила. Старею, наверное… С годами молодежь все дальше и дальше уходит от моего понимания. А, Юля – молодец. Шлема ВР, как огня боится, но порывалась за тобой пойти, чтобы выяснить, что стряслось.
– А, что, так можно? – Удивился я.
– Почему, нет? – Вопросом на вопрос ответил Василич. – В одно произведение теоретически можно сколько угодно бета-ридеров закинуть, но тогда системные требования нужны запредельные. На нынешнем нашем железе без проблем отправляли троих. Стоило добавить еще одного, как система виснуть начинала. Один раз даже сам автор внезапно расконнектился.
Я представил себе секретаршу редактора на улицах постапокалиптического города, помотал головой, отгоняя от себя трагикомическое по сути своей видение, и сказал:
– Юле не пожелал бы там оказаться. Да и толку бы от нее там не было.
– Вот и я ей тоже самое сказал. Не договорили мы с тобой про Ванятку. Наловчился он обманывать систему обратной связи шлема. До этого ни мы, ни разработчики устройства не подозревали, что это можно сделать. Там внутри стоят датчики, которые реагируют на зрачки человека. Если датчики зрачков не наблюдают, то шлем отключается автоматически. А этот изобретатель придумал, как защиту обойти. Приделал две миниатюрные камеры, чтобы они при сдвинутом на затылок шлеме могли изображение с его глаз считывать, и приспособление, чтобы на датчики изображение транслировать. Вот и получалось, что шлем с головы Джон не снимал полностью, поэтому произведение не закрывалось. В нем оставались активными сюжетные линии, но автор отсутствовал, потому что занят был посторонними делами. Мы же учитываем, сколько времени автор делает свою работу. До некоторых пор Джон самым работоспособным писателем считался. Бонусы получал. Мы и не волновались особенно, когда ты в его произведении первые двенадцать часов провел. Просто думали, что работы непочатый край. У него там редко кто из бета-ридеров надолго задерживался. Потом подозрение появилось, но… Техника работает, автор на месте. Решили, что так и нужно. Потом он сам на связь с нами вышел, повинился во всем. В общем, провели мы с ним политбеседу. Надеюсь, осознал всю пагубность своих поступков. – Сделав паузу, Василич спросил: – Как, хоть у него там обстоят дела?
– В его мире? – Уточнил я, не сразу сообразив, что имел в виду редактор.
– Да. Особо тематикой не интересовался. Знаю, только, что постапокалипсис, и весь сюжет на мертвяках завязан. Прятаться от них надо и на них же охотиться, не знаю уж зачем.
– Это были зомби. – С улыбкой поправил я. – Лютый получился у Джона трэшак, если честно. С моим появлением там многое изменилось. Подкинул парнишке несколько идей. Детализация мира у него, действительно замечательная. Декорации впечатляют. Но жизненного опыта у автора нет никакого. От слова совсем. В этом плане ему еще много советов придется давать. Он, кстати проговорился, что бета-ридеры его произведение не очень любят. Почему?
– Потому и не любят, что ни чьих советов никогда Джон наш не слушал. Заносчив слишком. Мнения о себе высокого. Ты-то спесь с него посбивал, так он даже «девятку» поставил в качестве оценки. Никто не ожидал такой щедрости.
– Девятку?! – Моему возмущению не было предела. – После того, как этот заморыш меня подставил самым наглым образом? Он уже забыл, что я для его бездарного творения сделал?
– А ты входишь во вкус, – засмеялся редактор. – Девятки тебе уже мало. Многие из наших бета-ридеров за счастье бы и «восьмерку» посчитали. Хорошо, когда люди знают цену своему труду. Значит, серьезно к нему относятся.
– Рад стараться. – Я привстал с места и карикатурным движением приложил не полностью распрямленную правую ладонь к виску.
– Вольно. – Откликнулся Василич. Из его уст это прозвучало настолько органично, что мне сразу стало ясно, редактору не впервые приходится говорить людям это словечко, а так же его антоним. – Вот, что, Нео. Есть у меня несколько заявок. Валяются, уже который день. Отмахнуться от них не могу, но чувствую, что произведения… как это сейчас молодежь говорит… полный шлак. Серьезного я тебе пока ничего давать не хочу. Не спорь. Считай, что у тебя еще реабилитационный период не завершился. Мне виднее, когда и кого можно нагружать серьезным делом. Начни вот с этой заявочки, для разминки. А там, видно будет.
– Нео к сеансу готов, – произнес я и в следующий момент почувствовал себя маленьким. Нет, это была не та ситуация, когда я оказался на столе в редакторском кабинете, во время своего первого знакомства со шлемом виртуальной реальности. Просто мне показалось, что я возвратился в свое детство и снова очутился на даче у бабушки. Там у забора росла вкуснейшая малина, которая была гораздо выше меня. Ягоды прятались в листве, не все они были видны сразу, но мне, с моим тогдашним ростом, не требовалось нагибаться, чтобы заглядывать под листики.
– Здравствуй, Нео.
За воспоминаниями, я не сразу заметил стоявшую возле теплицы женщину. На тех, кто день-деньской проводит на дачном участке, она была не слишком похожа, напоминая приезжавшую только на выходные горожанку. Об этом красноречиво свидетельствовали, как минимум три вещи. Джинсы в обтяжку, полностью исключавшие возможности нагнуться над грядкой, блузка, которую любая нормальная женщина побоялась бы запачкать, и длинные ярко накрашенные ногти на руках. Дачница была гораздо моложе моей бабушки, но старше меня, двадцатипятилетнего, раза в два, это точно.
– Здравствуйте. Как мне к вам обращаться?
– Серафима Машеловна, – отрекомендовалась писательница. – Как тебе моя дача? Смотри, какие кабачки уродились. Прелесть. Помидорчики – один к одному, на загляденье. А вон там у меня ежевика. Только ее обрезать нужно. Никак не соберусь.
– В чем проблема? Придумайте, что ее уже обрезали. – Посоветовал я. – Вы же лучше меня знаете, как должна выглядеть ежевика после правильного ухода за ней.
Казалось, она сейчас заговорит о том, что ошиблась, заказывала агрономического бета-ридера, а по какой-то причине прислали меня, но писательница сказала следующее:
– Так и сделаю. Мне от тебя вот какой совет нужен, Нео. Задумала я жанр сменить. Надоело писать рекомендации садоводам и огородникам. У меня этих книг вышло видимо-невидимо. Да еще колонки в двух журналах веду. Устала от этого. Хочу детективами заняться, или фэнтакси.
– Фэнтези. – Поправил я. – А у вас, э… Серафима Мышеловна, опыт написания таких текстов уже есть?
– Таких нет. Но есть жизненный опыт, – улыбнулась она, – включающий в себя четыре брака, три развода, двоих детей, стольких же внуков и один год колонии общего режима.
– Богато. – Согласился я, думая о том, сколько же скелетов в шкафу может отыскаться у такой боевой тетеньки. – Ну а…
– Если ты про срок, – перебила она меня, то это было давно, в девяностые, когда все, кто занимался бизнесом, рано или поздно попадали. Кто на бабки, кто на нары, а кто и в могилку безымянную на опушке леса. Я бы тоже в такой могла очутиться, но, слава богу, на зону вовремя отправилась. Из трех вариантов, этот был не самым худшим. Когда вышла, стольких знакомых не досчиталась…
– Я вообще не про это хотел спросить. У вас что-нибудь есть мне показать из готового?
– Готового нет, – она подошла ближе, и остановилась в двух шагах от меня. – Я люблю с листа сочинять, по вдохновению. Составлять план – совсем не мое. Вот, взглянешь на цветущую ежевику, а в голове уже сразу строки складываются. Сейчас я тебе покажу.
– Синопсис? – С надеждой спросил я, думая, что этим все и ограничится. В искусстве, из огородной тематики мне нравилось только «Овощное танго» группы «Несчастный случай».
– Ложись! – Вдруг закричала писательница и сама рухнула вниз лицом на грядку, увлекая меня за собой.
Женщины в моей жизни всегда играли значительную роль. Перефразируя услышанное несколько минут назад, мог бы выразиться так: одна меня родила, две вырастили, а сколько их воспитывало меня в школе, даже не перечесть. Когда существо мужского пола начинает интересоваться женщинами под влиянием природной склонности к продолжению рода, то редко когда поначалу бывает разборчивым.
Были и у меня в свое время дамы старше меня вдвое, правда и я тогда еще не вышел из тинейджерского возраста. Повзрослев, и набравшись опыта, даже сам себе начинаешь казаться привередой. Поэтому, когда слышишь от пятидесятилетней тетки «ложись!», осознаешь, что рефлексы совсем не те, что в ранней молодости.
Стоял на месте я недолго. Серафима Машеловна протянула вверх руку, ухватилась за пояс моих джинсов и дернула вниз. Еще падая, я успел заметить, как вздрагивают и начинают медленно складываться пополам длинные ветви кустов малины. И только потом до меня донесся звук выстрелов из автоматического оружия. Следом за первой очередью, раздалась вторая. На этот раз стрелявший взял ниже, поэтому досталось и ежевике. Не знаю, пробовал ли кто-нибудь обрезать ее при помощи стрельбы из автомата, но, возможно, сейчас на моих глазах рождался новый агротехнический прием.
Писательница тоже заметила, что нападавшие добрались до ее любимого растения.
– Ну, вы меня разозлили, сучары, – пробормотала она и приказала мне не терпящим возражения голосом: – Слушай сюда. Задача – добраться до коттеджа. Сейчас с низкого старта рванешь до теплицы. Там переждешь, пока они там перезаряжаться будут. После этого сразу же вдоль гряды с поздними сортами моркови до вишневого дерева. Дождешься очередной паузы и ныряй в открытую дверь дома. Там ползком и направо к лестнице на второй этаж. Понял?
– А, вы, Сераф… – в этот момент почти над нашими головами прошлась коса из пуль.
– Вперед! – Приказала дачница, движением руки помогая мне набрать начальную скорость.
Хотелось бы сказать о том, что я взял с места не хуже, чем Усейн Болт, но техника моего низкого старта даже в школьные годы была далека от совершенства. Это спортсмену ничего не мешает в нужный момент выпрямить корпус, ведь на стадионе по нему никто не думает стрелять. Специфические условия, в которых оказался я, позволили совершить старт в стиле «бегущий кабан» – с той же грацией и с тем же количеством задействованных конечностей, то есть на четвереньках. Когда до теплицы оставалось всего метр, неизвестный стрелок заметил движение и сместил линию прицеливания. Спасло меня то, что нападавший переоценил мои возможности и дал слишком большое упреждение.
Меня не зацепило, хотя падать на осколки стекла было тоже не очень приятно. Порезы оказались неглубокими, но их было слишком много. Когда я высунул голову, чтобы поглядеть, как там писательница, то увидел ее вздернутый вверх большой палец. Кивнул в ответ и пополз вдоль теплицы, вспоминая, мимо грядки с каким овощем нужно двигаться. По обеим сторонам от меня росла с виду почти одинаковая ботва и, честно признаться, я не находил каких-то особенных отличий в этом гербарии. По понятным причинам, спросить Серафиму… как ее там…, мне бы не удалось.
Теплица закончилась, и я оказался на распутье. Приподнял голову, чтобы оглядеться, и едва не разделил судьбу обожаемой писательницей ежевики. Инстинктивно рванулся влево, пополз, вжимаясь в землю так, чтобы не показывать над растительностью свой зад. В моем понимании, ботва вполне соответствовала моркови, но чуть позже я понял, что направление все-таки выбрал неправильное. Мне было дано указание дальше ориентироваться на вишневое дерево, но впереди была только яблоня. Представить, что писательница их перепутала, я не мог. Ну, яблоня, так яблоня, не возвращаться же под выстрелы, тем более что впереди виднелось строение.
Домик оказался совсем маленьким и настолько скромным, что ни одной лестницы на второй этаж я не обнаружил. Но здесь оказалось уютно, отчасти по той простой причине, что выстрелы были не так слышны. Пытаясь осторожно выглянуть в окно, я заметил краем глаза быструю тень слева от себя. В следующее мгновение в домик прошмыгнула писательница, сделала быстрый перекат в сторону и оказалась рядом со мной на полу.
– Я так понимаю, что в сортах моркови мы не разбираемся? – На выдохе спросила она.
– Ну, да…
– Ясно. Нам, вообще-то в другую сторону нужно было. Не думаешь же ты, что я могу обитать в такой конуре. Это домик сторожа, Нео. Живет у меня тут на участке семейная пара. Он – сторож и садовник, а жена его в коттедже у меня прибирается, да с заготовками по осени помогает. В городе сейчас оба.
– Извините, – промямлил я, – Серфима…
– Ладно. – Писательница улыбнулась и подмигнула. – Главное, что ты не струхнул. Молоток. По-разному люди себя под пулями ведут. Имя-отчество мои не каждый выговорит, поэтому есть у меня два прозвища. Мышеловной ты меня разок уже называл. Назвал-назвал, не отпирайся, – засмеялась она, видя, что я начал протестовать, – но друзья кличут Сейшеловной, объединяя имя с отчеством.
Внезапно она встрепенулась и прислушалась, затем приложила палец к губам и коротким кивком головы указала мне на все еще открытую дверь сторожки. Я навострил уши и только сейчас обратил внимание, что стрельба стихла, а вдалеке раздался звон разбитого стекла.
– Добрались до коттеджа. Там все мои основные запасы, – недовольным тоном произнесла писательница. – Здесь у меня набор ограниченный…
А я подумал о том, что сохранность банок с вареньем и консервированными огурцами, в такой момент может беспокоить только женщину. Нас того и гляди изрешетят пулями, как малину у забора, а она о запасах своих заботится!
– Ты что предпочитаешь? – прервала мои размышления Сейшеловна.
– Не, – не совсем оправившись от невеселых мыслей, помотал я головой, – как малина, не хочу…
– Чего, не хочу? Ствол, спрашиваю, какой предпочитаешь? Из АКа стрелял? В сторону сдвинься, в погреб нужно слазить.
Писательница откинула в сторону крышку погреба, не спускаясь вниз, пошарила рукой и стала доставать завернутые в брезент продолговатые предметы.
– Держи, – она протянула мне укороченный автомат Калашникова, – тебе сгодится, как новичку. А я волыны посерьезнее предпочитаю. АКМ в самый раз. – Ловко присоединив магазин к своему автомату, Сейшеловна передернула затвор, после чего сдвинула переводчик огня в предохранительное положение.
Под ее испытывающим взглядом я попытался повторить те же самые действия со своим оружием. Опозориться не хотелось, руки от волнения тряслись, но – старался, поэтому справился, заслужив одобрительное подмигивание.
– Значит, так, – сказала она. – Сейчас они станут участок обыскивать. Нужно сразу позиции занять. Я сейчас до другого окошка метнусь. Ты здесь оставайся. Как только на месте окажусь, дверь ногой пни, чтобы закрылась. Когда стрельба начнется, окно над собой прикладом выбей, ствол наружу высуни и стреляй куда-нибудь ниже уровня подоконника. Да, смотри, сам не высовывайся. Толку от тебя – ноль, а маслину словишь на раз-два.
Конец ознакомительного фрагмента.