Глава 7
Афоня Заяц
Постепенно Савва свыкся с трудностями, коих в пути было немало: то появлялось на пути болото, то приходилось пробираться сквозь почти непролазную чащу, то нужда заставляла преодолевать ручей, похожий на маленькую реку. Дикого зверья тоже в лесу хватало; Савва повидал и волков, и кабанов, и рысей, но благодаря охотничьему чутью Полкана каждая такая встреча заканчивалась для друзей благополучно.
– Чудно, что мы с тобой еще ни разу не повидали хозяина18, – сказал как-то Полкан.
– Добрая из него получилась бы шуба! – с азартом воскликнул Савва, пристрастившийся во время путешествия к охоте.
– Как бы из тебя не получилась добрая трапеза на все медвежье семейство, – проворчал Полкан.
Первое время им частенько приходилось ночевать в лесу, но, по мере приближения к Волге, села стали попадаться все чаще. За плату хозяева впускали к себе путников, делились с ними едой, топили им баньку. Пару раз друзьям удавалось определиться на постой к молодым вдовам, и тогда им подавались бесплатно самые сытные кушанья, наливались самые приятные хмельные напитки, топилась самая жаркая баня. С хозяйками оба раза спал Савва, а Полкан предпочитал ночевать в одиночестве.
В один из летних дней друзья переправились через речку Вятку и двинулись сквозь густой лес. Узкая дорога петляла среди деревьев. Время из чащи появлялась мелкая дичь и стремглав уносилась прочь.
Возле соснового бора Полкан внезапно остановил коня.
– Погоди, Саввушка!
Савва тоже придержал Воронка.
– Вынь саблю! – велел Полкан.
Юноша втащил свое остро наточенное оружие и спросил:
– Что случилось?
– Покуда ничего, но чую, что где-то нас поджидают недобрые люди.
У Саввы тревожно засвербело в груди.
– Вроде до сей поры нас Бог миловал, – прошептал он охрипшим голосом.
– А нынче может не повезти, – холодно отозвался Полкан.
Когда они осторожно тронулись с места, сзади послышался быстрый конский топот. Савва хотел было пришпорить Воронка, однако Полкан, напротив, придержал Басурмана и сказал:
– Судя по топоту, скачет один человек, а нас как-никак двое.
Савва смутился:
«Опасности еще нет, а я уже труса праздную».
Вскоре друзья увидели щуплого мужичка, несущегося во весь опор верхом на рыжей кобылке. Догнав путников, мужик удовлетворенно улыбнулся и воскликнул:
– Слава тебе Господи! Я, значит, как у речки Вятки про двоих людей с оружием услыхал, так и кинулся следом за вами! Ну, думаю – свезло! Нынче, значит, одному в лесу опасно: лихие люди в наших местах объявились!
– А не боишься, что мы и есть – лихие люди? – спросил Полкан, указывая на свою обнаженную саблю.
Мужик помотал головой.
– Не похожи вы на татей, хоть и при оружии. По всему видать, значит, что вы приготовились обороняться, а не нападать. Верно ведь?
– Верно, – согласился Полкан.
– Ну, так втроем, значит, сподручнее оборонятся, чем вдвоем.
Последние слова мужика развеселили друзей.
– И чем же ты собрался обороняться? – с усмешкой спросил Савва.
Мужичок ничуть не смутился:
– С умением и сноровкой, значит, врага и лаптем можно одолеть.
– Как тебя кличут, аника-воин? – спросил Полкан.
– Афоня Заяц – я, значит
– Никак, тебя за храбрость «зайцем» прозвали? – осведомился Савва.
Ухмыльнувшись, Афоня рассказал:
– Зайцем, значит, меня прозвали, когда я мальцом жил в самое лихолетье под Рязанью. Голод тогда случился, не приведи Господь! Люди даже мышами не брезговали. Вот и мы с дружками, значит, всякую траву в поле собирали да несли домой на похлебку, а больше себе брюхо набивали. От пищи худой люди мерли, но с голодухи народу больше кончалось. Однажды, значит, жуем мы свою травку, глядим – по полю заяц несется. У нас животы, значит ух как заурчали! Что делать, не знаем? Силки, значит, мастерить-то не из чего. В село бежать? Так ведь зверь нас дожидаться не станет. Покуда мы, значит, стояли пнями, заяц возьми и тоже замри неподалеку от нас. Тут у меня разум совсем помутился, хватаю я, значит, с земли палку и кидаюсь на добычу. Вдруг по моему седалищу, значит, словно огнем полоснуло. Вишь ли, сосед наш, Митька Тараруй, еще с утра косого заприметил и в кусты залег с самострелом19. Токмо я, значит, прыгнул, он и выпустил стрелу. Тогда мы, значит, с зайцем оба понеслись по полю: зверь со страху, я от боли. Косого больше никто не видал, а я, значит, долго потом сесть не мог, опосля того, как из седалища стрелу вынули. С тех самых пор, значит, я и стал Зайцем.
– Так ты родом из-под Рязани? – заинтересовался Савва. – А сюда как попал?
– Как все прочие в Смуту. Схоронили мы, значит, с дружком, Ванькой Кривым, родителей да и подались из родных мест. Шли, шли, покуда, значит, сюда не забрели.
– Ладно, Заяц, поехали с нами, – согласился Полкан. – Возьми себе самопалы: они надобны тому, кто сидит в засаде, для тех же, на кого нападут, лишь обуза. Коли на нас тати наскочат, ты, мужичок, под ногами не путайся. Спрячься в лесу да нашу лошадку с поклажей забери. Ну, а мы с Саввушкой помашем сабельками. Глядишь, вразумим татей. Много ли их здесь?
– Люди сказывают – четверо али пятеро, значит.
– Справимся, – решил Полкан.
Они поскакали дальше. Савва и его товарищ двигались с обнаженными саблями впереди, Заяц немного отстал от своих попутчиков: правой рукой он управлял своей лошадью, а левой – держал под уздцы Шельму.
Миновав чащу, путники выбрались на поляну, где Савва уже собрался облегченно вздохнуть, но тут Полкан крикнул:
– Берегись!
Тут же затрещали кусты, и на поляну выскочили, размахивая саблями, четверо молодцов верхом на добрых конях.
Памятуя о подстерегающих торговых людей опасностях, Фома Грудицын обучил сына владению оружием. Но никогда прежде Савве не приходилось драться по-настоящему даже на кулачках, поэтому неудивительно, что он вначале оробел. Тем временем Полкан, держа в одной руке саблю, а в другой кинжал, принял на себя удары сразу троих лиходеев. Четвертый тать подскакал к Савве и замахнулся саблей. Юноша машинально, но довольно ловко, отбил удар. Внезапно он ощутил в себе упоение происходящей битвой, и ему показалось, что нет ничего важнее расправы с наглым злодеем, посмевшим посягнуть на его молодую жизнь. Бесстрашно кинувшись вперед, Савва разрубил голову своего обидчика надвое, причем на сей раз вид крови не только не напугал его, а еще больше раззадорил, и он поспешил на помощь другу. Полкан, благодаря своей ловкости, оставался целым и невредимым, но обороняться одному против троих ему все же было тяжело. Савва взял на себя самого матерого врага – татя, с длинной седой бородой и косым рубцом, пересекавшим морщинистое лицо. Злодей оказался более умелым бойцом, чем его молодой противник: он легко отражал удары и при каждом взмахе сабли хищно скалил зубы. Вскоре Савва начал понимать, что уступает в схватке. Он отчаянно замахнулся правой рукой, но получил пинок в левый бок и уронил саблю. Обезоруженный юноша весь сжался, осознавая, что теперь ему не спастись от гибели. Однако тать медлил: он словно получал удовольствие, наблюдая за страхом своей жертвы. Наконец, как бы нехотя, лиходей поднял свою саблю и… раздался жуткий грохот.
На глазах изумленного Саввы его враг рухнул на землю, и по спине злодея стало расползаться бурое пятно. Пока юноша приходил в себя, упал один из противников Полкана, а другой развернул коня и поскакал в лес.
Тут из кустов вылез Афоня Заяц с самопалом в руках.
– Вишь, значит, как я его! – хвастливо воскликнул он, кивая в сторону недавнего противника Саввы.
Юноша соскочил с коня и низко поклонился мужику.
– Спасибо тебе, добрый человек! Век за тебя буду Бога молить.
Довольный Заяц бросил оружие на землю и принялся деловито обшаривать убитых.
– Лошадь наша где? – спросил Полкан
– Недалече! – отозвался мужик. – Стоит, значит, она к дереву привязанная, вместе с моей кобылкой. Я поспешил к вам на помощь и сразу уразумел, что пареньку не справиться, значит, с матерым волчищем. Токмо, покуда, значит, ваша пушка заряжалась, едва я не опоздал.
«Честный мужик нам попался, – восхищенно подумал Савва. – Другой удрал бы с нашей лошадью и ее поклажей».
– Денег у татей кот наплакал, – заметил Заяц с сожалением.
– Ты у себя поройся за пазухой, – посоветовал ему Полкан – там и сыщешь половину татьева серебра да, заодно, и нашего, что из мешка моего стянул.
Мужичок прикинулся обиженным:
– Помилуйте, люди добрые! Я, значит, вас от верной гибели спас, вы ж напраслину на меня возводите.
– За твою помощь мы в долгу не останемся, – пообещал Полкан.
Вздохнув с сожалением, Заяц выгреб деньги из-за пазухи.
– Нате!
Полкан вернул часть добычи мужику.
– Вот тебе, Заяц за труды и еще возьми татьевых коней.
– Маловато, – нерешительно возразил мужичок.
– Я лошадьми торговал и цену им знаю.
Заяц вздохнул с сожалением:
– Коли так, то тебя, значит, не надуешь. Возьму коней.
– Но вначале приведи сюда нашу лошадь, – велел Полкан.
Заяц бросился в кусты и вскоре вернулся с Шельмой. Басурман и Воронок, при виде своей подружки, радостно заржали, она же даже ухом не повела.
– Настоящая баба, – хмыкнул Полкан. – Знает, как мужиков раззадорить. Не зря я ее Шельмой прозвал.
Савва давно хотел спросить, что означает странная кличка лошади, и сейчас подвернулся удобный случай.
– Никогда прежде я не слыхал слова такого – «шельма», – сказал он.
– Значит, твое счастье, паренек, что не слыхал, – отозвался Заяц. – За то Господа и князя Дмитрия Михайловича Пожарского благодари. «Шельма» – слово ляшское20 – так, значит, называют, больно хитрого человека.
– Верно, – подтвердил Полкан.
– Вот оно что! – протянул юноша.
– Нам пора в путь, – сказал ему старший товарищ. – Поехали, Саввушка, дальше.
– Может, погостите у меня? – предложил Заяц. – Село, значит, наше отсель недалече.
Полкан помотал головой.
– Нет, мужичок, спешим мы.
– Ну, ладно! – согласился Заяц. – Значит, делать нечего, коли спешите! Счастливого пути люди добрые! Спасибо вам, значит, за избавление наших мест от татей!
Они еще некоторое время сопровождал путников, а затем расстался с ними у одной из развилок.