Глава 12
Боярский сын Петр Морозов
Постоялый двор был переполнен. За длинным столом в корчме соседствовали русские и восточные купцы, дикие инородцы, убогие странники, а также людишки, один вид которых заставлял проверять свои мошны и карманы. Все ели, пили и мирно беседовали.
– Пойду я, малость посплю, – сказал Полкан после трапезы.
– Ступай! – отозвался Савва. – А я, пожалуй, посижу здесь.
Полкан с сомнением покачал головой.
– На твоем месте я особливо не засиживался бы. Где много народа, там может и свара начаться.
Юноша пожал плечами
– Пущай начнется, мне в нее вовсе незачем влезать.
Полкан ушел, а Савва остался и прислушался к беседе за столом. Неподалеку перемывали косточки некому князю Шаховскому.
– Сокрушается князюшка, – усмехался московский мастеровой, – что патриарх не дозволил ему четвертую жену.
– Как четвертую? – недоумевал молодой пухлый дьякон. – По нашему закону православному нельзя жениться более трех раз.
Высокий, худой странник окинул своих собеседников сердитым взглядом и проворчал:
– Князю Шаховскому закон не писан, равно как и прочей нашей знати. Не будь над ними воли патриарха и государя, они, подобно поганым басурманам, имели бы десятерых жен разом.
– К чему князю в четвертый раз идти под венец? – захихикал мастеровой. – Он и при трех покойных законных женах блудил не хуже любого кобеля московского. Зачем жениться тому, кому, что девка, что бабка, что дырка в ограде.
Странник помрачнел еще больше.
– Совсем наши нравы попортились. Нахватался русский люд заморской заразы и пошел в разнос. В прежние лета у нас Бога страшились да царя слушались, а опосля Смуты Господь не Вседержитель, государь не указ. Ладно бы токмо светские в грехах удержу не знали, но случается и духовные особы беса, прости Господи, тешат. Патриарх наш, благочестивый, отец Филарет, больно доверчив – зря он поставил суздальским архиереем жида Иосифа.
– Неужто жида? – изумился дьякон. – Как же такое могло случиться?
– А вот и случилось! – сердито ответил странник. – Не иначе колдовством очаровал Иосиф отца нашего Филарета. Нынче Суздаль стал сущим вертепом. Тамошний владыка латинян хвалит, паству православную за людей не чтит, мзду берет без меры и даже посылает людей на ночную татьбу. А все из-за того, что он прежде был архимандритом в ляшских землях, отколь ничего доброго к нам не являлось.
Внезапно дверь с шумом распахнулась, и на пороге корчмы появился молодой статный красавец в чуге25 из дорогой материи темно-красного цвета, с черным позолоченным козырем26. На ногах этого молодца были алые с золотом сапоги, на руках – кожаные перчатки, а с его золотого пояса свисал кинжал в великолепной работы ножнах.
Красавец тряхнул пышными темно-русыми кудрями и окинул сидящих в корчме людей презрительным взглядом. Все замолчали.
– Кто хозяин? – спросил молодец.
Из угла выкатился кругленький, юркий мужичок.
– Я хозяин! Чего желаешь, боярин?
– Выйдем во двор. Потолковать надобно.
Едва хозяин постоялого двора и новый гость покинули корчму, тут же постояльцы начали обсуждать прибывшего щеголя.
– Видать, прилетела птица высокого полета, – заметил дьякон. – Не иначе и впрямь боярин
– Молод он для боярина, – возразил странник.
Московский мастеровой высказал свое мнение:
– Мне сей молодец неведом, но обличием он похож на государевых родичей Морозовых. Они в силу стали входить, опосля того, как другие царевы родичи, Салтыковы, попали в опалу.
– Царевы родичи опальные? – удивился дьякон.
– А ты не слыхал? – изумился в свою очередь мастеровой. – Салтыковы поплатились за то, что оболгали прежнюю невесту государя Михайлы Федоровича, Марью Хлопову.
– В наш угол медвежий вести почитай не доходят, – вздохнув, проговорил дьякон.
Савва пожелал поглядеть еще раз на государева родича. Он вышел в сени, и оттуда услышал разговор на крыльце.
– Я тебе еще раз повторяю, старый хрыч, – сердился тот, в ком признали Морозова, – мне надобна горница для ночлега!
– Хоть зарежь, боярин, но нет у меня горницы свободной – отвечал хозяин. – Да что там горницы! Клетушки и той не осталось! Даже в сарае спят люди.
– Выгнать кого-то надобно.
– Кого же выгонишь? У меня ночуют почитай одни купцы.
Молодец вскипел:
– Никак ты меня государева родича, Петра Морозова, равняешь с купчишкой безродным?
– Ни в коем разе не равняю боярин, – испугался хозяин. – Токмо торговые люди в наших краях ездят с оружием.
– Мы тоже не с голыми руками.
– Вот-вот! Мне не хватает смертоубийства. Сразу наскачут стрельцы да в суд нас поволокут. Ты-то, боярин, вывернешься, мне же придется, коли не в острог, то по миру идти.
– Неужто тебе совсем некого прогнать? За столом я приметил юнца слабосильного – того, что на самом краю один сидит.
– У него есть товарищ, и у них обоих имеются не токмо сабли, но и самопалы.
– Вот черт! – ругнулся Морозов. – Всякая дрянь носит с себой оружие!
У Саввы начала закипать от обиды кровь. Его обзывают юнцом слабосильным, и это после побед над такими матерыми татями, как Свищ, Куланда и Селезень. Юноша, правда, словно запамятовал, что Свища пристрелил из самопала расторопный Афоня Заяц, а Селезня утихомирил Хрипун.
Тем временем беседа на крыльце продолжалась.
– Не обессудь боярин, но, покуда не стемнело, поищи-ка ты удачи по дворам, – посоветовал хозяин постоялого двора.
– Ладно, – нехотя согласился Морозов. – Эй, вы! – окликнул он своих слуг. – Немедля ступайте в село и найдите ночлег! Токмо глядите, чтобы в избе было чисто и не воняло!
«Чистоплюй хренов! – разозлился Савва. – Коли ты так не любишь вонь и грязь, то зачем сюда рвался. Надобно было сразу искать чистую избу».
Тут в сенях появился хозяин, и юноша сделал вид, будто бы он только что покинул корчму, чтобы выйти во двор.
На крыльце Савва огляделся. Солнце уже скатилось за Оку, и начали сгущаться сумерки. Во дворе не было никого, кроме стоящего у распахнутых ворот Морозова.
«Постояльцев полно, а двор пустой», – удивился Савва.
Очевидно, многочисленные постояльцы ужинали или уже спали.
Морозов подошел к крыльцу и лениво окликнул Савву:
– Эй, ты! Ступай ко мне!
– Сам подойдешь, коли тебе надобно! – вырвалось у обиженного юноши.
Морозов схватился за рукоятку кинжала.
– Как смеешь ты, безродный, пререкаться со мной, с самим Петром Морозовым? Да я тебя!..
Раззадоренный Савва спрыгнул с крыльца и быстро вынул из сапога свой кинжал.
– Попробуй, тронь!
Двое горячих молодых мужчин, вспыхнув словно свечки, пустили в ход оружие. Морозов первым попытался нанести удар, но его кинжал только распорол противнику ворот, задев однако же кожу. Савва машинально схватился за шею, и когда увидел на своей руке кровь, совсем перестал владеть собой. Прыжок – и кинжал вонзился Морозову в грудь. Отпрыск знатного семейства несколько мгновений смотрел на своего убийцу стекленеющим взглядом, затем рухнул рядом с крыльцом.
Савва уставился на неподвижное тело своего противника, не веря в то, что произошло.
– Пора уносить ноги, – вывел Савву из оцепенения знакомый голос.
Сойдя с крыльца, Полкан склонился над убитым и вытащил у него кошель, а затем обратился к другу:
– Помоги, Саввушка, вещи собрать. Я их в окно выкинул, когда увидал, к чему дело клонится.
– А вдруг кто-то еще нашу битву приметил, – испугался Савва.
– Вряд ли. Вы же не шумели. Окно же токмо у меня было отворено, а остальных постояльцев мошкара донимает.
Друзья быстро собрали разбросанные по двору вещи и вывели коней. Когда они уже взобрались в седла, на крыльце появился хозяин постоялого двора и замер на месте, глядя растеряно на труп Морозова.
– Утекаем! – крикнул Полкан Савве.
Они поскакали к Оке, где, заплатив перевозчику немалые деньги, переправились на другой берег.
– Вот тебе еще полтина, и забудь, что видал нас, – сказал Полкан перевозчику.
Мужик кивнул.
Беглецы поспешили скрыться в лесу. Они ехали долго, и лишь когда совсем стемнело, Полкан осадил своего коня. Савва тоже остановил Воронка.
– Переночуем здесь, – сказал Полкан, – а завтра еще до зари поскачем дальше. Авось, нас не догонят.
– Прости, друг! – покаянно воскликнул Савва. – Я так тебя подвел!
Полкан махнул рукой.
– Такое со всяким может случиться. Я тоже прежде был горяч, из-за чего и стал скитальцем.
– И куда мы теперь? – дрожащим голосом спросил Савва.
Полкан призадумался.
– Нам надобно на время где-то в тихой заводи схорониться. Есть подходящий город Шуя, я в нем уже бывал.
– Шуя так Шуя. Тебе виднее, – покорно согласился Савва.