Глава 10
Чудо-порошок
Савва так устал, что с трудом доплелся до постоялого двора. Друзья заняли каморку под самой крышей, где не было лавок, а лежал только пук соломы, но привыкшему к дорожным неудобствам и зверски уставшему юноше было все равно на чем спать.
– Ступай в корчму, брат Савва, – предложил Полкан. – Тебе надобно немного поесть.
Сам он снял с себя всю верхнюю одежду и, судя по всему, спускаться в корчму не собирался.
– А ты есть не будешь? – удивился Савва.
– Я перекушу здесь.
– Почто так?
– Больно ты любопытен, Саввушка, – с легкой досадой проворчал Полкан.
Юноша обиделся:
– Друг называется! Все время от меня что-то скрываешь.
– Прости, Саввушка, – мягко сказал Полкан. – Я давно уже живу один и привык людям не доверять. За много лет ты первый, кто стал мне близок.
Савва перестал обижаться.
– Я же не прошу тебя открыть мне все твои тайны. Просто заметно, что, как мы сошли со струга, ты опаску имеешь. Может, и мне чего-то надобно страшиться?
– Тебе страшиться нечего. А я и впрямь в Нижнем держусь настороже, понеже родился здесь, и не хочу, чтобы кто-нибудь меня узнал.
– И давно ты покинул Нижний?
– Более десяти лет назад. Я тогда был моложе тебя и даже бороду еще не отрастил.
– Коли так, то тебя вряд ли кто-то узнает, – убежденно сказал Савва. – Метку-то ты свою под шапку прячешь.
– Я тоже так думаю, но все же остерегаюсь.
– Почто тебе так не хочется быть узнанным? – не унимался юноша. – Уж не совершил ли ты здесь смертоубийство?
– Вроде того, – недовольно ответил Полкан.
Савва успел достаточно узнать друга, дабы понять, что тому не по душе этот разговор. И все-таки мучимый любопытством юноша задал еще один вопрос:
– А родители твои живы?
– Нет, – ответил Полкан, окинув младшего товарища таким мрачным взглядом, что тот поспешил уйти.
Савва спустился в корчму. По случаю Успенского поста, водку не подавали, и вероятно по этой причине людей за длинным столом было немного – всего человек семь. Когда трапеза Саввы уже подходила к концу, в корчму вошли еще трое – пожилой здоровяк с пышной седой бородой, невысокий жилистый мужичок тех же лет, что и здоровяк, и высокий худой парень. Савва внутренним чутьем угадал в них торговых людей.
Вошедшая троица, расположилась за столом и начала есть, при чем здоровяк и парень набивали рты, а их сотрапезник жевал, словно нехотя.
– Ты не захворал ли, кум Аникий? – сочувственно спросил здоровяк.
– Здрав я, Фимушка, друг сердечный, – поспешил успокоить его Аникий.
– Так чего же не ешь?
– Заботы мучают меня, Ефим. Сам знаешь, каково мне нынче.
Ефим поморщился.
– Плюнь ты, Аникий, на заботы. Одолеешь ты их с Божьей и моей помощью.
– Легко толковать тому, кому удача сама в руки проситься. Бог тебя любит за твои добродетели, а я, грешный, недостоин Его милостей, и весь в долгах, как в шелках. Хоть в петлю лезь, да простит меня Господь.
Ефим принялся утешать своего товарища:
– Неужто я в беде кину друга, с коим с малолетства знаюсь. Ты мне так же дорог, как и сын мой единственный. Не бойся, Аникий – одолеем твои заботы вместе. Я всегда тебе помогу, а коли меня раньше сроку Всевышний к себе примет, сыну будет наказано не оставлять своего крестного отца. Не бросишь Аникия, Егорушка? – обратился он к сыну.
Осенив себя знамением, парень пообещал:
– Вот те крест, нипочем не брошу.
– Ничего, кум Аникий, уйдут твои невзгоды, – продолжал утешать друга Ефим. – Вон каковых мы с тобой двух добрых жеребцов почитай за гроши приобрели. Продадим их, поделим деньги – ты с частью долга и расплатишься.
Слушая беседу купцов, Савва начал клевать носом и едва не угодил головой в миску.
«Пойду я, иначе усну здесь».
Поднимаясь из-за стола, он неловко задел локтем Ефима. Тот сразу взбеленился:
– Ручища свои подбери, парень! А то размахался ими!
Обычно Савва не вступал в пререкания со старшими, но сейчас, будучи усталым и раздраженным, он огрызнулся:
– Сам подбери! Растопырился так, что на коне не объедешь!
Купцы дружно возмутились.
– Ты как, щенок, с человеком, в отцы тебе годящимся, толкуешь! – воскликнул Аникий.
– Мало тебя родители драли в малолетстве! – вторил товарищу Ефим.
– Давай, батя, я ему рыло начищу! – предлагал Егор.
Разозлившись еще больше, Савва вынул из сапога кинжал.
– Души из вас троих повынимаю, не будь я сыном боярским Саввой Глебовым!
При виде оружия купцы умерили свой пыл и втянули головы в плечи.
– Да, мы ничего… – забормотал Аникий. – Что же, и слова молвить нельзя?
Савва сразу остыл, и ему стало неловко.
«Чего я вдруг закусил удила», – подосадовал он на себя.
Юноша поднялся в их с Полканом каморку, где, не раздеваясь, упал на солому рядом со спящим другом и мгновенно забылся.
Проснулся Савва глубокой ночью, оттого что ему приспичило справить нужду. Он ощупью спустился по лестнице, вышел в освещенный полной луной двор и собрался уже было развязать штаны, но тут в сенях что-то загремело. Хотя за последнее время Савва стал значительно наглее, чем прежде, некоторая застенчивость в нем еще осталась. От мысли, что кто-нибудь появится и увидит его при лунном свете со спущенными штанами, ему стало неловко. Юноша побежал к конюшне, свернул за угол и там сделал свое дело. Удовлетворенный он уже собрался идти досыпать, как разглядел, что с крыльца спускаются купцы Ефим и Аникий.
«И им приспичило. Вот не ко времени», – подосадовал Савва.
Но, похоже, у купцов были иные намерения. Приглядевшись повнимательнее, Савва заметил в руках Ефима увесистую палку, а Аникий сжимал за пазухой нож. Торопливой походкой купцы зашагали к конюшне. Поскольку было безветренно, Савва хорошо слышал их разговор.
– Тихо все, кум Аникий, – бубнил Ефим. – Кажись, тебе померещилось, что кто-то наших коней ворует.
– А вот и не померещилось, – убежденно возразил Аникий. – Вор нас увидал и, поди, во тьме затаился. Погляди! – торжествующе воскликнул он. – Конюшня-то отперта!
– Ну, я ему покажу, как у честных торговых людей их добро уводить! – прорычал Ефим.
Дверь конюшни заскрипела, а затем Савва неожиданно услышал короткую возню и болезненный вскрик. Беспокойно заржали кони.
«Видать там и впрямь вор. Надобно людей разбудить», – подумал юноша.
Но не успел он пошевелиться, как услышал спокойный голос Аникия:
– Вот и все сладилось, царствие небесное Ефиму. Вынь у него деньги, Нечай, и схорони их получше. Да не вздумай с ними утечь.
– Куда же мне утечь от своих детишек? – заворчал хриплый мужской голос. – Я ради них и на грех пошел.
– Давай, поторапливайся! – прикрикнул Аникий. – Кони вон волнуются!
Хриплый голос спросил:
– Зачем тебе понадобилось нынче кончать Ефима, а не подождать, покуда он жеребцов продаст? Тогда денег у него было бы поболее.
– Нынче Ефим полаялся с одним пареньком, так что нам есть на кого вину свалить.
Савва весь похолодел.
– А нам поверят? – засомневался Нечай.
– Дурак Егорка мне всегда верит, а прочим все равно над кем расправу чинить, – уверенно сказал Аникий.
– А ты когда Ефима будил, неужто не боялся, что и Егорка проснется?
– Крестника моего и пушкой не разбудишь. Ну, взял деньги? Добро, что Ефим с ними не расставался и повсюду на себе носил. Пошли.
Из-за угла конюшни Савва наблюдал за тем, как купец и кряжистый мужик прошли по двору. У крыльца Аникий оглянулся, и юноша поспешил спрятаться. Когда же Савва вновь осторожно выглянул, уже никого не было.
«Разбужу Полкана, и надобно уносить отсель ноги», – решил он.
Савва крадучись добрался до каморки. К его удивлению Полкан не только не спал, но выглядел так, как будто собрался в путь.
– Да, ты никак прознал о том, что случилось? – спросил юноша.
Полкан пожал плечами.
– Отколь же мне знать? У меня задумка была разбудить тебя ночью, выйти потихоньку, забрать из конюшни лучших коней да и ускакать на них. А тебя куда на пол ночи унесло? По нужде так долго не ходят.
Савва рассказал другу о преступлении, свидетелем которого он нечаянно стал.
– Понимаешь, Полкан! Они все на меня хотят свалить. Так что давай, как ты задумал, выведем коней да ускачем на них, покуда все еще спят.
Полкан помотал головой.
– Нет, брат Савва, теперь нам лучше остаться, понеже ночь почитай уже кончилась, и далеко мы не ускачем. А еще хуже будет, коли нас в конюшне при убитом Ефиме застанут. Тогда уж ни тебе, ни мне нипочем не оправдаться.
– Что же делать? – со слезами в голосе спросил Савва.
Полкан ободряюще улыбнулся.
– Не отчаивайся, Саввушка. Я придумал, как не токмо из беды выбраться, но еще выгоду поиметь.
Он снял кафтан и лег спать. Савва тоже растянулся на соломе, однако уснуть ему никак не удавалось, и только, когда уже совсем рассвело, он задремал.
Разбудил его жуткий крик.
– Должно быть нашли Ефима, – заметил, зевнув, Полкан.
Савве вновь стало страшно, и он растерянно посмотрел на друга.
– Пошли в корчму, – сказал Полкан.
Когда друзья явились в корчму, там уже собрались все постояльцы, включая Аникия и Нечая. У печки стоял растерянный хозяин постоялого двора и повторял:
– Надобно же тому случиться! У меня смертоубийство! Надобно же тому случиться!
А вокруг стола метался рыдающий Егорка.
– Батюшка мой! Кто же тот ворог, кой тебя со свету сжил! Кто же он?! Где же он?
– Уж не здесь ли среди нас? – подал голос Аникий и посмотрел в упор на Савву.
Тот возмутился и уже открыл рот, чтобы поведать всем о том, чему он стал ночью свидетелем, но Полкан шепнул ему:
– Помолчи покуда!
Савва послушался друга и не сказал ни слова.
– Эй, мил человек! – окликнул его Аникий. – Ты ведь вчера убить грозился Ефима.
– Он грозился, – подтвердил хозяин постоялого двора.
Все зашумели, послышались выкрики:
– Он и убил торгового человека, больше некому.
– Надобно скрутить его да отвести к стрельцам.
– Пущай ответ держит.
У Саввы от страха подогнулись ноги. Он продолжал молчать, но уже не по повелению друга, а оттого что его язык, словно прирос к зубам.
– Где деньги отцовы, убивец?! – закричал Егорка и бросился на Савву.
Заслонив собой младшего товарища, Полкан ловко схватил сына убитого в охапку и спокойно сказал:
– Уймись, парень.
В голосе друга Саввы было нечто такое, что заставляло людей его слушаться. Вот и сейчас Егорка смиренно отступил назад.
А Полкан обратился ко всему присутствующему народу:
– Окромя друга, моего здесь полно людей. С чего вы взяли что он убил? Неужто токмо из-за пустячной свары?
– Вот пущай стрельцы и вызнают – он убил али нет, – вмешался опять Аникий.
– Нет, так дело не пойдет, – возразил Полкан. – Друга моего, значит, потянут к розыску, а вы все разбежитесь. А коли не он убил купца, то настоящего душегуба потом и не сыщешь.
– И чего же теперь? – растерянно спросил Егорка.
Полкан как будто задумался на пару мгновений, а потом сообщил:
– Есть у меня одно средство – порошок белый. Коли его возьмет человек совершивший в последние три дня грех смертоубийства, руки душегуба поначалу засветятся, а потом на них выступят пятна крови.
Савва видел, как изменился в лице Нечай. Аникию тоже явно не понравилась идея искать убийцу при помощи чудодейственного порошка, и он сварливо забормотал:
– Да, ты, мил человек, не иначе колдовством занимаешься, коли чудодейственные порошки при себе имеешь?
Полкан развел руками.
– Мой грех – мне ответ держать перед Вседержителем. А ты колдовства страшишься али того, что на твоих руках кровь появится?
Этот неожиданный вопрос в лоб заставил Аникия покраснеть.
– Ну, вот еще! Ничего я не страшусь. Доставай свое средство.
– Доставай, доставай! – горячо поддержал своего крестного Егорка. – Коли ты, добрый человек, сыщешь отцова губителя, я ничего для тебя не пожалею.
– Так уж и не пожалеешь? – засомневался Полкан.
Егорка осенил себя знамением.
– Вот те крест!
Полкан достал из-за пазухи крохотный металлический сосуд, открыл крышку и велел своему другу:
– Давай руки, Саввушка.
Когда белый порошок оказался на руках Саввы, тот внезапно вспомнил, как погиб алчный купец Федот Добров.
«А ведь с того случая еще не прошло трех дней», – испугался юноша.
Однако руки его не засветились, и пятна крови на них не выступили. Савва облегченно вздохнул.
Полкан насыпал на руки порошок почти всем, кроме хозяина постоялого двора, Егорки, Аникия и жмущегося в угол Нечая, когда чудодейственное средство закончилось. Аникий сразу взбодрился.
– Ну, вот! – торжествующе воскликнул он. – Нет толку от твоего колдовства!
– Я не всех еще проверил, – заметил Полкан.
Аникий принялся возмущаться:
– Неужто кто-то из нас оставшихся мог загубить Ефима? По-твоему убивец – здешний хозяин? Али сын порешил отца своего? Али слуга учинил расправу над своим благодетелем? Али я на тот свет отправил кума?
– Всякое в жизни случается, – резонно возразил Полкан, – убивают и отцов, и благодетелей, и кумовей.
Аникий махнул рукой.
– Что зря толковать, раз у тебя порошок кончился?
– А вот и не кончился! Есть еще малость! – торжествующе воскликнул Полкан
Он вынул из-за пазухи второй крохотный металлический сосуд, быстро снял с него крышку и высыпал порошок на руки Аникию. Савве показалось, что и без того острый запах чеснока в корчме стал еще сильнее. Однако, немного погодя, ему, равно как и остальным присутствующим, стало не до запахов, потому что все увидели, как руки Аникия вдруг засияли.
– Вот те на! – изумился хозяин постоялого двора.
Тут случилось еще одно неожиданное происшествие: Нечай, выбежав из угла, бухнулся на колени и возопил:
– Винюсь, люди добрые! Наш с Аникием грех! Мы вдвоем порешили Ефима! Он меня на душегубство соблазнил: мол, заберем у хозяина твоего деньги, я с долгами расплачусь, а ты досыта накормишь детишек! Винюсь, винюсь, люди добрые! Не устоял я перед соблазном!
Не успел народ прийти в себя от этого неожиданного признания, как все испытали новое потрясение. Аникий взвыл дурным голосом, и на его руках выступили красные пятна, похожие на кровь.
– Жжет! Жжет! – кричал Аникий.
– Тебе деньги загубленного тобой человека руки жгут! – подал голос опомнившийся хозяин постоялого двора. – Вяжите убивцев! Запрем их в погребе и позовем стрельцов!
– Но поначалу сами их проучим, – предложил один из постояльцев.
Все, кроме Саввы и Полкана, набросились на преступников.
– Где деньги?! – орал Егорка. – Где отцовы деньги?!
– Я покажу, где они схоронены! – отзывался Нечай между охами от сыплющихся на него ударов. – Я покажу!
– Пойдем, заберем свой скарб, – шепнул Полкан Савве.
Юноша с готовностью послушался друга. Он желал только одного – как можно скорее покинуть это злополучное место, и даже не вспомнил о том, что у них нет коней.
Когда друзья вернулись в корчму, народу там заметно поубавилось. Преступников, очевидно, уже уволокли в погреб, кто-то побежал за стрельцами, а кто-то, подобно Савве и Полкану, спешил убраться от греха подальше. За столом сидел в одиночестве Егорка и говорил сам с собой рыдающим голосом:
– Как мог Аникий убить отца? Он же крестил меня! Батюшка любил его, как родного! А Нечай? У него же все из рук валилось, а отец неумеху не прогонял из-за деток его малых! Вот как, значит, люди за добро платят?
Полкан бесцеремонно пихнул в плечо страдающего купеческого сына и сказал:
– Нам пора в путь. Давай, выполняй свое обещание.
– Обещание? – не понял Егорка.
– Ты прилюдно пообещал отдать мне все, что я пожелаю, коли у меня получится сыскать убивцев отца твоего. Так вот я желаю взять тех двух жеребцов, коих твой покойный батюшка и Аникий вели на продажу.
Егорке такое предложение явно не понравилось. Но что было делать, если он прилюдно поклялся крестом Господним.
– Кони не токмо мои, но и Аникеевы, – сделал парень слабую попытку возразить.
– Ему кони и деньги уже не надобны, – напомнил Полкан.
Егорка вздохнул с сожалением:
– Ладно! Куда же деваться? Берите!
Друзья быстро подхватили вещи и выбежали во двор. Там Полкан уверенно направился в конюшню, откуда вывел одного за другим двух замечательных коней, ничуть не хуже тех, которых друзья оставили в Козьмодемьянске – одного серого в яблоках, другого вороного.
– Ух, ты! – воскликнул Савва, глядя восхищенно на вороного жеребца. – Ну, прямо вылитый мой бывший конь! Я его тоже Воронком стану кликать.
– Седлай его скорее, Саввушка – обеспокоено сказал Полкан. – А то вот-вот стрельцы явятся.
Друзья не зря торопились. Едва успев покинуть постоялый двор, они увидели приближающихся справа стрельцов. Полкан повернул коня налево, Савва сделал то же самое.
Они выехали из города, миновали посад, и когда добрались до леса, Савва заговорил с другом:
– Почто от твоего порошка на моих руках пятна не появились? Я же вчера Федота Доброва, упокой Господи его душу, в Волгу спихнул.
Полкан усмехнулся:
– От того порошка, что был на твоих руках, ни у кого ничего не будет, а от порошка, насыпанного на руки Аникию, даже у самого благочестивого человека поначалу появится свечение, потом выступят пятна.
– Так ты разные порошки насыпал, – догадался Савва.
– Разные. Когда я узнал от тебя про убийство Ефима, то стал раздумывать, как нам быть. Словами доказывать свою правоту трудно: люди больше видимости верят. Вот я и решил обморочить всех порошками своими.
Савва был восхищен сметливостью друга.
– И как у тебя все получилось здорово! Мы не токмо вышли сухими из воды, но и добрых коней задаром приобрели.