Первый незаконный привал
Этот этап уже был долгим, и, поднимаясь по склонам горы Игельдо, я чувствовал легкую одышку. Когда передвигаешься пешком, всегда нужно много времени, чтобы оказаться за пределами города. Хотя с этой стороны Сан-Себастьян достаточно быстро уступает место полям и диким песчаным равнинам побережья, пешеходу все же необходимо пройти мимо последних примыкающих к нему жилищ – мимо маленьких поселков, которые благодаря соседству с большим городом разбухли за счет новых домов.
На узкой дороге, у выхода из одного из этих застроенных особняками пригородных поселков, я с удивлением и удовольствием обнаружил нечто вроде дружеского привета. Кто-то поставил у стены маленький стол для паломников. На нем стояли кувшины с водой, из которых можно было наполнить пустые фляги. Рядом лежала, защищенная навесом, книга записей, в которой пешие странники могли оставить свои комментарии. Здесь же висел плакат с пожеланием удачного паломничества и сообщением – трудно сказать, жестоким или милосердным, – что им осталось пройти «всего» семьсот восемьдесят пять километров до Сантьяго. И главное, здесь был прикованный цепочкой к своей подушке штемпель, которым паломник мог отметить, что прошел этап. В Сан-Себастьяне мне не удалось поставить печать на креденсиаль: когда я проходил через город, туристическое бюро было уже закрыто. А я, паломник-новичок, не имел еще опыта, который позволяет более информированным странникам ставить печать на их паломнические паспорта в аптеках, барах и даже полицейских комиссариатах. Поэтому я ушел оттуда с пустыми руками. А на безвестном участке дороги, чуть ли не посреди безымянного «нигде», я сам с волнением в душе поставил первую печать на моем бумажном счетчике маршрута штемпелем, изображавшим красивую красную раковину. Я написал в книге горячую благодарность незнакомцу за этот подарок, и сделал это с такой же признательностью, как Брассенс для своего «жителя Оверни». (Жорж Брассенс – французский поэт и композитор, шансонье. В одной из его песен нищий благодарит за помощь уроженца Оверни, который дал ему немного дров, чтобы он согрелся. – Пер.) Потом я продолжил свой путь.
Была уже вторая половина дня. Снова выглянуло солнце, и вместе с ним вернулась влажная жара, от которой с меня градом лился пот. Я пошел быстрей: надо было торопиться, чтобы найти подходящее место для «дикого» лагеря.
Я несколько раз замечал пригодные для этого участки, но, подойдя ближе, обнаруживал, что они находятся слишком близко от фермы, слишком хорошо видны с дороги или недостаточно ровные. Наконец, уже перед наступлением вечера, перешагивая через проволочную ограду, увидел участок поля, который показался мне удобным. Отсюда открывался, если глядеть поверх живых изгородей, вид на море до самого горизонта. Вдали, в открытых водах, по нему плыли большие грузовые суда. Я поставил палатку, разложил по местам все вещи, необходимые на привале, и приготовил себе обед на плитке.
Когда стемнело, я долго любовался ночью, перед тем как лечь спать. За один день я потерял все – знакомые географические ориентиры и глупое достоинство, которое мне давали мое положение в обществе и звания. Это была не игра в путешествие, как поход на природу в выходные, а совершенно новое состояние, которое будет продолжаться долго.
Я покорялся неудобству этого нового состояния и предчувствовал страдания, которые оно заставит меня перенести. Но одновременно я был счастлив чувствовать себя обобранным, понимая, как полезно все потерять, чтобы найти главное. В этот первый вечер я осознал безрассудство своего предприятия и его необходимость и сказал себе, что в конечном счете я хорошо сделал, что отправился в дорогу.
При минимальной физической тренированности человеку не очень трудно выдержать дни паломника. Другое дело – ночи. Все зависит от того, способен ли он спать где угодно и рядом с кем угодно. В этом отношении природа очень несправедлива к людям. Одни, как только положат голову на подушку, глубоко засыпают, и даже проходящий рядом поезд их не разбудит. А другие, в число которых вхожу и я, привыкли проводить бесконечные часы без сна на спине, с широко открытыми глазами, шевеля ногами от нетерпения. А когда после этого долгого ожидания они в конце концов засыпают, бывает достаточно скрипа двери, шепота беседующих соседей, чьего-то легкого случайного прикосновения, чтобы их разбудить.
Конечно, можно прибегнуть к снотворным. Но увы! Я так много проглотил их за свою жизнь, что теперь они не приносят мне никакой пользы, только добавляют к бессоннице мигрень.
В таких обстоятельствах ночь становится не отдыхом, а испытанием. А во время такого долгого и рискованного предприятия, как Путь, бессонные ночи не должны повторяться слишком часто, иначе они станут для паломника грузом тяжелей, чем его рюкзак.
Вдоль всех дорог, ведущих в Компостелу, в особенности на испанской земле, для паломников устроены особые гостиницы, которые называются альберг. Они – наследницы средневековых «постоялых дворов для паломников», и их привлекательность – крайне низкая стоимость пребывания. За несколько евро постоялец получает в свое распоряжение постель, общий душ и угол, где он может приготовить еду и подкрепиться. Помещение, в котором предоставляются эти услуги, обставлено скупо, примерно как молодежная гостиница или временное убежище для пострадавших от природной катастрофы. Некоторые из этих гостиниц для паломников расположены в монастырях, другие имеют более светский характер и находятся в муниципальных зданиях. А третьи принадлежат частным лицам. Мне ничто не противно в этих местах – ни теснота, ни запах тел, ни весьма малая любезность хозяев-«странноприимцев». Только одно мешает мне чувствовать себя в них хорошо: едва переступив порог такой гостиницы, я уверен, что найду в ней кров и, возможно, стол, но не сон. И что еще хуже, я знаю, что в этих местах, которые сводят вместе самых разных людей, я снова болезненно почувствую вопиющую несправедливость природы, которая посылает сон одним, в то время как другие не могут сомкнуть глаз. Одного этого преимущества было бы достаточно, чтобы возненавидеть тех привилегированных людей, которых боги наделили способностью засыпать повсюду. Но к этому еще добавляется их склонность, едва они засыпают, издавать храп, который лишает других всякой возможности заснуть. Причем не всегда бывает легко определить, кто создает эти звуковые помехи, и поэтому, выбирая себе место для сна, ты никогда не можешь быть уверен, что находишься далеко от них. Действительно, храпунами часто бывают мужчины плотного телосложения, настолько же тихие и молчаливые днем, насколько шумные ночью с первого мгновения, когда гаснет свет. Но, к моему несчастью, мне встречались ни в чем не повинные маленькие женщины, хрупкие, с легким дыханием, которые, как только засыпали, начинали трубить в свой нос как в рог, причем трубили с такой же силой, как Роланд в Ронсевальском ущелье. Я ясно чувствовал, что в конце концов сделаю с кем-то из этих храпунов что-нибудь непоправимое, и потому решил как можно реже оказываться в такой опасной ситуации, предусмотрительно взяв с собой в дорогу палатку.
Как мне известно по собственному опыту, высокогорные приюты для альпинистов подвергают человека тем же испытаниям, что гостиницы для паломников. Поэтому я уже давно решил разбивать лагерь под открытым небом, чтобы избавить себя от этих трудностей. Когда-то для этого мне приходилось носить с собой тяжелое снаряжение. Сегодня существуют горные палатки, очень хорошо сконструированные, которые весят чуть меньше килограмма. Если добавить к этому спальный мешок, рассчитанный на использование под открытым небом, и коврик вместо пола, получится снаряжение хорошего качества, которое весит меньше трех кило. Но если бы пришлось нести и десять килограммов, я посчитал бы этот труд ничтожной платой за покой по ночам. Кроме того, я люблю спать под открытым небом. Воздух движется через палатку, и благодаря ему спящий в ней человек, даже проснувшись, дышит глубже; это дыхание природы. Можно ворочаться на полу или улечься поудобней, можно петь, читать вслух стихи, зажечь свет: ты не беспокоишь никого, кроме случайно подошедших к палатке животных, шаги которых ты иногда слышишь совсем рядом.
В Испании строго запрещено ставить палатки где-нибудь, кроме как на специально предназначенных для этого площадках. Это касается даже ночевок (когда палатку устанавливают на время от заката до восхода солнца). Разумеется, запрет очень трудно соблюдать. Ничто не приносит так много радости, как нарушение неприменимого закона: ты чувствуешь себя умнее общества. К тому же это крошечный акт сопротивления.
И как всякий такой акт, он делает людей братьями. Вы очень скоро обнаруживаете, что население Испании очень снисходительно к тем, кто разбивает лагерь в запрещенном месте. Испанцы не только терпят нарушителей, но даже помогают им.