Часть первая: Странный знакомый
1
Начало нового, две тысячи тринадцатого года исчисления после рождества Христова, в жизни землян было бурным и стремительным. За двенадцать лет нового века и тысячелетия человечество, продвигаясь к познанию мира, сделало рывок во многих областях науки и техники. Биология, как любая другая из естественных наук, не была исключением. Развитие ряда отраслей наук, основанных на собственно биологии и соединённых, в соответствии с требованиями времени, с теми или иными важными открытиями в других областях, породило новые профессии. Генная инженерия, космическая биология, космоэмбриология, геодезическая астрономия, астрофизика и многие другие современнейшие науки числились среди самых модных и прогрессивных. Вот почему рядом с ними постепенно стали забывать о профессиях, что породили их и позволили видоизмениться. Именно о пренебрежении к базам и детищам науки и вели сейчас спор несколько коллег одной из биологических лабораторий в Калифорнии, принадлежащей всемирно известной организации Гринпис. Одним из спорящих был огромный негр Фил Шер, по профессии физиолог. Собрав во внутреннем открытом дворике коллег для перекура, Фил звучным голосом, способным вытягивать не одну из джазовых затяжек, негодовал: во время очередной еженедельной планёрки их начальник отметил лишь успехи космофизика Джека Дэвида.
– Подумаешь! – возражал Фил соседу по комнате не без зависти, – Стоит только прибавить к профессии человека эту несчастную приставку из пяти букв, как сразу же он приобретает совсем другой вес в глазах руководства.
Голос Фила, с отчётливым африканским акцентом, гремел на весь дворик, привлекая к себе всё больше внимания. Его ярко жёлтая рубашка, обильно разрисованная зелёными и розовыми пальмами, изрядно промокла на июньской жаре. Надёжно прилипнув к спине, ткань откровенно обличала излишнюю потливость. Отказавшись от сигареты, протянутой для успокоения одним из сотрудников, Фил объяснил, что вышел во двор не покурить, так как он вообще не курил, а пообщаться. После чего, польщённый оказанным вниманием, продолжил:
– Да я, если хотите знать, тоже мог бы на последнем курсе Университета избрать специализацией космофизиологию! Туда брали не по мозговым способностям, а по желанию.
– Так чего же не пошёл? – поинтересовался один из присутствующих для приличия, затягиваясь и строя дым в колечки; пауза сама по себе, забавляла больше, чем разговор.
– Потому, что я считаю, что рано нам полностью «растворяться» в космосе. Мы всего полвека назад в него впервые слетали, а уже корчим из себя! Нет. Прежде, чем соваться в просторы Вселенной, стоит навести порядок на Земле.
– Кто тебе не даёт? Наводи, – согласно пожала плечами симпатичная блондинка. Звали её Жаклин Брайд. В данной лаборатории она была зоологом-инфекционистом.
– Кто не даёт? Вот такие новоявленные выскочки, как наш мистер Дэвид и не дают. Известно ли тебе, Жаки, что в этом триместре Джек забрал под себя все плановые деньги? А знаешь на что они пошли? На финансирование грандиозных проектов по «выявлению закономерности процесса замедления сокращений мышечных филаменов животных в условиях отсутствия гравитации».
Вторую половину фразы Фил произнёс копируя очевидно того, о ком говорил.
– Да брось ты! Поди и нам что-то останется! – принялась было отражать нападки Жаклин, как в этот момент её срочно позвали по общелабораторному селектору в основной компьютерный зал.
– Ладно, договорим потом, – понимающе кивнул Фил Жаклин, извинившейся за прерванную дискуссию.
Жаклин Брайд, тридцатилетняя учёная, несмотря на молодой возраст имела много научных заслуг и открытий по биохимии вирусных заболеваний животных. Кроме того, Жаклин являлась главным специалистом Гринписа по вирусным инфекциям отряда пресмыкающихся и земноводных. Поспешно вбежав в компьютерный зал, женщина на ходу отметила там присутствие их основного начальника – сэра Стива Роджера. Это насторожило. Прежде чем узнать, в чём проблема, Жаклин обратилась по уставу к дежурному:
– Ты звал меня, Ричи?
Взлохмаченный и сильно канапушчатый малый кивнул из-за монитора одного из компьютеров:
– А, Жаки, привет! Посмотри. Кажется, это по твоей части.
Ричард указал на большой экран зала, на котором бегущей строкой пульсировала свежая информация. Текст сообщения выкрикивал восклицательными знаками: «На Галапагосских островах обнаружены следы массовой гибели гигантских черепах».
Жаклин не удержала сожаления:
– О! Нет! Нам только этого не хватало!
За последние два дня это было уже четвёртое сообщение подобного рода. Вчера с утра говорили о смерти нильских крокодилов. Вечером вдогонку пришла новость об эпидемии канадской саламандры из окрестностей Торонто. Утром у всех не сходило с языков поражение альбатросов вблизи Курил. И вот теперь – гигантские черепахи! Самые крупные панцирные планеты! Жаклин нахмурилась. Не более радужный вид был и у Роджера. Он то и дело утирал лоб огромным клетчатым платком из бязи. Несмотря на охлаждение воздуха кондиционерами, пот тёк с начальника градом. Впрочем, волнения шефа Жаклин поняла по-своему. Стив был биогеохимиком и считался одним из главных мировых экспертов по чистоте воды океана. А, значит, нетрудно было догадаться, что в ближайшее время скорый отпуск, который он собирался провести с семьёй вне страны, будет перенесён на срок более поздний.
– Как вы сказали, госпожа Брайд, не хватало нам только этого!
Стив закончил фразу так понуро, что невозможно было понять о чём он сожалеет больше: о возникших проблемах фауны или об отпуске. Жаклин, не отвлекаясь на разгадки, снова обратилась к дежурному:
– Что там среди первых симптомов?
Ричард, также заметивший состояние начальника, поспешно сглотнул слюну и доложил ему, а не учёной:
– Анализы подтверждают, что все животные заражены вирусом, напоминающим ВИЧ. Повсюду протекание инфекции похоже на СПИД, с той лишь разницей, что судороги, наступающие на ранней стадии заболевания, переходят в экстремальную фазу на вторые-третьи сутки. Далее заражённый организм нагревается до температуры, при которой происходит свёртывание кровяного белка.
– То же самое, что везде, – задумалась Жаклин вслух, сунув в рот карандаш и беспощадно кусая его, – Что же это может быть?
Роджер, словно очнулся, забегал по залу, взмахивая расправленным платком:
– Вот именно! Вот именно! Что же это? И не вы, а мы должны задавать вам этот вопрос, уважаемая Жаклин. Ведь панцирные и членистоногие —ваша специфика.
– Земноводные и пресмыкающиеся, если не возражаете, господин Роджер.
Учёная рассердилась. Для того, чтобы ответить начальнику, ей необходимо было для начала как следует разобраться в полученных результатах или хотя бы дождаться биопроб с мест поражений. И Стив это знал. Но всё равно возмущённо вытаращил глаза:
– Что? Вы ещё язвите? Разве мало вам, что коллеги всех азимутов кричат, надрываясь, о начале неизвестной доселе эпидемии?
Жаклин благоразумно промолчала, лишь отметив про себя, что если кто и надрывается, то это её начальник. «Паникёр», – посмотрела она с сарказмом и беспомощно развела руками. Она ничем не могла пока помочь ни Роджерсу, ни бедным животным. Но на её жест, начальник продолжил нападки:
– А, вы, наверное, хотите действовать только тогда, когда инфекция коснётся США? – мужчина зачем-то ткнул указательным пальцем вверх, словно его страна была над головами у всех. В зале стояла звенящая тишина. Оглянувшись на информатиков, опустивших взгляды в компьютеры с самого его вторжения, Роджерс понял, что пора сбавлять тон, и добавил уже тише, но властным голосом, – Нет уж! Пока я тут шеф, я считаю должным предупредить о происшествии сначала штаб-квартиру Гринписа, а затем, заручившись поддержкой Вашингтона, и ООН.
– Что ж, вам виднее, – Жаклин спокойно пожала плечами, – Если понадобится помощь, вы знаете где меня найти, – и она вышла из компьютерного зала.
Жаклин недолюбливала сэра Роджера и за его извечную патологическую потливость, и за ту кичливость, с какой он носил звание начальника лаборатории. Неприятен мужчина был и внешне. Его тощее лицо с надвинутыми друг на друга скулами, казалось листом, согнутым пополам. Это впечатление подчёркивалось куцей полоской тёмных подкрашенных волос, отпущенной по всей длине продольной ложбинки подбородка, и такими же обвислыми усами. Вид сэра Роджера казался жалкой пародией мушкетёров и вполне мог бы претендовать на лик Дон-Кихота, оставшегося после борьбы с ветряными мельницами без остроконечной бородки. Но, даже если бы сэр Роджер и дошёл до осознания отпустить бороду побольше, всё равно ни она, ни усы никак не смогли бы сочетаться с торчащими врастопырку мясистыми ушами. Откровенно бросавшиеся в глаза из-за вытянутых размеров его узкой черепной коробки, уши Стива не вписывались в облик ни одного из известных литературных персонажей. Они, казалось, существовали на голове обособленно и временно, словно надетые на время маскарада. Причём, одетые небрежно, а потому нарушающие общую гармонию полу лысого черепа. Практически лишённый «растительности» на лбу и центральной части головы, сэр Роджер вынужден был использовать для прикрытия лысины задние локоны. Старательно отращивая их в длинные пряди, он неумолимо следил за оставшимся волосяным покровом, регулярно подкрашивая его в тон к усам и бороде, и каждое утро бережно закидывая по всему радиусу головы сзади наперёд. Образовавшийся ореол тщательнейшим образом сбрызгивался лаком. Зафиксировав волосы таким образом, потом, на протяжении всего рабочего дня, начальник то и дело поправлял неумолимо съезжающие пряди. К этому портрету стоило добавить блекло-синие, выпученные глаза, вооружённые толстенными стёклами очков, и его общий аскетичный склад, для того, чтобы каждый, кто никогда ещё не видел Стива, мог отчётливо представить физическое неприятие, какое вызывал начальник у Жаклин.
Впрочем, женщина была не единственной, кто не любил шефа. Многие из сотрудников лаборатории, несмотря на бесспорную компетентность учёного, считали его карьеристом, любителем славы и человеком, обожавшим мозолить глаза начальству. Удаляясь от главного зала к своему офису, Жаклин подумала, что даже такое несчастье, угрожающее редчайшим видам животных Земли, сэр Роджер наверняка использует, чтобы встретиться с высокопоставленными чиновниками, и не только государственного аппарата. В том, что эпидемия примет масштабы мирового характера, Жаклин не сомневалась. Достаточно было посмотреть на географию эпицентров. Если речь шла об одном и том же вирусе, то уже сейчас можно сделать определённый вывод – он имеет поразительный термо диапазон. К тому же, настораживало развитие инфекции по типу цепной атомной реакции. Жаклин подумала, что, похоже, придётся обращаться за помощью к физикам. Войдя в вверенное ей отделение, учёная поспешила позвонить в библиотеку и заказать на персональный компьютер как можно более обширный материал по атомной реакции. Пока библиотекарь делала подборку, Жаклин достала из шкафа энциклопедический словарь и стала нетерпеливо читать общие объяснения о протекании химических реакций в ядерном заряде.
Не прошло и десяти минут, как телефон на её столе зазвонил. Это была секретарь начальника. Шеф просил Жаклин немедленно пройти к нему в кабинет. Выслушав, Жаклин раздражённо повесила трубку:
– Теперь со своими высокопарными идеями не отвяжется! – Но на вызов поспешила.
В кабинете Стива царила суматоха. Коротышка секретарша, перепуганная значимым видом патрона, рваными движениями набирала через компьютер то один консультативный лист, то другой и, по мере поступления информации, бегом относила её в открытую дверь кабинета начальства. Завидев Жаклин в дверях приёмной, секретарша шёпотом предупредила:
– На связи со штаб-квартирой!
От важности служащую распирало не меньше, чем начальника. Увидев, что в ответ пришедшая только слабо кивнула, секретарша явно обиделась.
– Он просил вас зайти! – прошипела пожилая женщина и судорожно мотнула причёской, всклокоченной в «Бабетту», в сторону открытой двери. Жаклин проследовала в кабинет.
Стив Роджер отвечал высокому начальнику стоя.
– Да, господин президент, я отдаю себе отчёт о том, какие у меня могут быть неприятности в случае ложной тревоги.
Судорожно вцепившись в трубку телефона, сэр Роджер, обливался потом сверх обычного. Горячие струйки, не успевая быть пойманными платком, стекали по лицу начальника по той самой узкой полоске подбородка, что так раздражала Жаклин. Нервничая, Стив то и дело отрывал кусок тонкой ткани от лица и тогда пот беспрестанно капал на его рубашку и даже на пол. Голос Стива трясся. Как многие люди подобного типа, Роджерс ужасно боялся ответственности. Если бы не его чрезвычайная кичливость и стремление к почестям, они никогда бы не согласился взять на себя руководство лабораторией. Сейчас, доведённый предупреждением президента до состояния шока, Стив мысленно проклял себя за собственное тщеславие. Гораздо проще было бы, как раньше, сидеть в лаборатории простым начальником отдела биогеохимии и не стремиться карабкаться по профессиональной лестнице. Тем более, в случае, если ситуация, вызванная вирусом, действительно не является серьёзной, первым, с кого спросят за панику, будет именно он. Стив прекрасно понимал это, но теперь, уже ангажировав разговор, обязан был держать марку до конца. Поэтому, хотя и отвечал на вопросы непосредственного начальника раболепно, говорил при этом громко. Те сотрудники лаборатории, что могли слышать его голос за пределами кабинета, должны преклоняться перед значимостью его связей. Так думал Стив.
Обременив вошедшую Жаклин натянутой улыбкой, Роджер подтянулся и машинально прилепил ко лбу не вовремя сползающую прядь.
– Тем не менее, господин президент, я хочу, чтобы вы поставили в известность и Белый дом, и ООН. А кроме того, я настаиваю на организации сверхсрочной экспертной комиссии для отправки в один из очагов поражения… Зачем? Для выяснения на месте истинных причин эпидемии… И даже несмотря на то, что через три дня я должен был уйти в отпуск, я, осознавая всю серьёзность создавшегося положения, согласен работать без отдыха и лично возглавить эту комиссию. Почему именно я? Да потому, что я имею полное право предполагать, что причиной является качество воды в поражённых районах.
Местоимением «я» Роджер злоупотреблял как любой карьерист. Жаклин сморщилась, но молчала.
– Кроме того, именно под моим руководством работает самый компетентный специалист нашей организации по инфекционным заболеваниям именно тех отрядов животных, которые пострадали… Кто это? Мисс Жаклин Брайд. Она сейчас у меня в кабинете. Если вы хотите, она может поделиться своим мнением.
Стив кивнул почти дружески. Жаклин поняла, что не ошиблась относительно намерений начальника попасть в число незаменимых работников. Даже жертвуя отпуском. Но, несмотря на антипатию к Стиву, она должна была признать перед президентом Гринписа, что полученная информация действительно настораживает.
Выслушав доводы учёной, президент попросил её никуда не отлучаться из кабинета начальника.
Не прошло и пяти минут, как их связали с приёмной штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке. Трубку снял главный заместитель секретаря Организации объединённых наций. Он попросил коротко доложить о сути проблемы. Понимая его занятость и нетерпение, Роджер поспешно передал трубку Жаклин, предварительно представив её по всем рангам и снова не упуская случая отметить про «принадлежность» женщины к «его» лаборатории.
Кратко ответив на приветствие, Жаклин повторила очередному неизвестному и ещё более важному чиновнику о возможной экологической катастрофе невиданного характера. По непонятной закономерности вирус поражал пока только хладнокровных животных и протекал странно: с активным выделением тепловой энергии в конечной стадии. Это способствовало перегреванию организма холоднокровных, и не поддавалось никакому научному объяснению.
– Особенно, если учитывать, что обычно эти животные приспосабливают температуру тела к температуре окружающей среды. Нарушение теплового баланса провоцирует свёртывание плазмы крови и мгновенную смерть.
Закончив исчерпывающе-доступное для административного работника объяснение, Жаклин сделала паузу и перевела дыхание. На другом конце провода возникло незначительное молчание, подтверждавшее большие надежды Стива на заинтересованность его стараниями. Затем последовал вопрос:
– Мисс Брайд, вы уверены, что характер заболеваний вирусный?
Услышав положительный ответ главный заместитель секретаря ООН приказал учёной попытаться обеспечить изоляцию фауны и флоры с заражёнными элементами. Жаклин поняла его нежелание тратить так много времени на пока ещё неподтверждённую проблему, но приказ был несуразным.
– Господин главный заместитель! Боюсь, это невозможно! Уже сегодня вирус охватил невероятные масштабы. Я могу предположить, что его скорость равна скорости распространения любого другого. Кроме того, контактной средой являются и воздух, и вода. Наконец, этот вирус чрезвычайно устойчив к температурным диапазонам: одинаково губителен как в африканской жаре, так и в Арктическом холоде.
Видимо не ожидавший столь откровенного сопротивления со стороны неизвестной гражданки, чиновник из ООН решил придать разговору более конкретную форму:
– Чем это грозит?
Жаклин мысленно улыбнулась. Все мужчины одинаковы и думают прежде всего не о сути дела, а о значимости его для них или своей значимости для него. Вслух же она предположила, что если проникновение вируса произойдёт в теплокровный организм, то … Мысль ей закончить не дали.
– Как это может случиться?
На том конце провода впервые зазвучало беспокойство в голосе. Жаклин и хотела бы не драматизировать ситуацию на данной стадии, но кому, как ни ей, было известно лучше других, что достаточно каком-то хищнику съесть погибшее животное для того, чтобы вирус мог внутри него приспособиться и видоизмениться… Именно эти опасения и были высказаны. И тут же учёная услышала почти мольбу:
– Но пока ведь этого не произошло?
Жаклин вздохнула. Для мужчин любая проблема, будь то кормление ребёнка из бутылочки или же катастрофа мирового масштаба, одинаково тягостны и неприемлемы.
«Как бы ему хотелось сейчас, чтобы я сказала что-то успокаивающее», – пронеслось в голове Жаклин, но вслух она сказала совсем другое.
– Если этот вирус похож на грипп, ему не понадобится много времени, чтобы приспособиться. И пока мы располагаем весьма скудными данными по проблеме.
Поняв, что большего от учёной ждать не стоит, чиновник из ООН попросил снова торопливо, но на сей раз гораздо уважительнее.
– В таком случае, я прошу вас, мисс Брайд, как можно быстрее вылететь в один из поражённых районов и лично заняться изучением данных на месте. Я наделяю вас всеми необходимыми полномочиями по определению состава вашей контрольной комиссии и её финансированию. Письменное подтверждение сейчас придёт к вам. И держите меня в курсе дел. Всего доброго!
– Куда предлагаете двинуться? – спросила Жаклин Стива. Он всё слышал и теперь его глаза засияли блеском алчного удовлетворения. Явно ожидая вопроса, Роджер ткнул в карту мира, лежащую на столе в виде защитного коврика.
– В Египет!
– Почему именно туда? На Аляску – ближе.
Не терпя возражений, сэр Роджер пояснил своё решения тремя позициями: во-первых египтяне первыми прислали сигнал бедствия, во-вторых, пробы воды в Ниле уже давно считаются критическими.
– А в-третьих, там теплее, чем на Аляске, – закончил Стив, и его усы криво скаканули вверх. В целях экономии времени Жаклин не стала возражать. Предстояли сборы в дорогу и формирование команды. Формальности по бронированию мест в отеле и на самолёт выполнит секретарша Стива.
Выходя из кабинета, Жаклин услышала, как Роджер прогнусавил со снобизмом:
– Закажите бронь в «Шепеарде». И, разумеется, никаких египетских авиалиний, только наши. На крайний случай британские.
Услышав название гостиницы Жаклин оглянулась: шеф решил воспользоваться ситуацией, причем, недёшево для Объединённых наций. Но спорить опять же не стала. Возможно именно на этот раз начальник был прав, ведь он знал Египет, как облупленный. Стив на внезапную остановку подчинённой отреагировал вопросом в глазах. Требовалось что-то сказать. Жаклин, словно спохватилась:
– Две просьбы: пригласите в Египет хотя бы по одному из специалистов из стран, затронутых инфекцией. И внесите в список членов комиссии Джека Уайна.
Стив, до этого согласно улыбавшийся, сморщил нос:
– Что? Этого эксперта по жабам и крокодилам? Но ведь он курирует «Красную книгу», а это наш непосредственный конкурент в прессе.
В ответ на подобное пренебрежение Жаклин почувствовала, что звереет. Гневно зыркнув на начальника, она нашла в себе силы натянуто улыбнуться и настойчиво объяснить необходимость своего выбора в пользу лучшего гепертолога планеты.
– Если вы не забыли, сэр Роджер, именно крокодилы поражены были первыми, – едко заметила она, – А, кроме того, начальство доверило комплектование комиссии мне, а не вам. Так что, если вы будете возражать, то, думаю, нам придётся пока обойтись без биогеохимика.
Услышав подобное предупреждение, да ещё в присутствии собственной секретарши, Стив Роджер побледнел и поспешно замахал и закивал в знак согласия. Жаклин вышла из кабинета. Пройдя к себе, она набрала швейцарский Глан. Там была расположена штаб-квартира Международного союза охраны природы и жил Уайн.
Джек звонку с другого конца планеты не удивился, но ответил слегка приглушённым голосом. Вспомнив только сейчас, что в Европе в это время уже глубокая ночь, Жаклин поспешно извинилась.
– О чём ты говоришь, Жаки? – отмёл извинения Джек. Его характерный английский, разорванный придыханиями на немецкий лад, теперь окатил трубку, – Я уже в курсе всего: сижу на интернете, пытаюсь запросить видео информацию с внешним видом животных.
Жаклин облегчённо выдохнула. Она недаром выбрала Джека в компаньоны: он обладал поразительной интуицией. Кроме того, на него всегда можно было положиться.
– Тогда я буду лаконичной: завтра ты должен быть в Каире. Я включила тебя в состав экспертной комиссии от ООН. Поможешь нам?
Ответ Джека был как обычно добродушно– трогательным:
– О чем речь? Спасибо, что не забываешь старого друга.
– Я не забываю лучшего из лучших. Извини, Джек, надо бежать. До завтра!
– Чус! – пыхнул Джек.
Они давно были коллегами, проверенными в боях за жизнь на планете.
2
Этим же вечером Жаклин и Стив вылетели в Египет. На месте им, вместе с учёными затронутых стран, предстояло принять решение как определить природу вируса.
Перелёт прошёл успешно. Выйдя из самолёта, Жаклин радостно улыбнулась: майская жара не обжигала; ранним утром термометры показывали только двадцать градусов. Жаклин не приходилось бывать в Египте ранее. Наслушавшись в полёте Стива про обилие пробок в Каире, Жаклин настроилась на полдня переезда. Ей очень хотелось, чтобы эти рассказы шефа оказались такими же преувеличенными, как его убеждения, относительно нетерпимого африканского зноя. Сидя в охлаждённом салоне «лимузина», встретившего их, учёная с интересом смотрела на дорогу. Через сорок минут пути они въехали в город.
Это был город фараонов и цариц, арабских пашей и мамлюкских султанов. Никогда ещё женщине не приходилось видеть такого скопления исторической архитектурной роскоши, граничащей в двух шагах с обветшалой нищетой современности. На всём протяжении пути до отеля то тут, то там виднелись огромные купола дворцов. Украшенные ложами с балюстрадами из резного дерева и многочисленными колоннами, здания величаво белели за бронзовыми заборами и утопали в зелени восточных садов. Многочисленные сиенитовые арки внутренних двориков и грандиозные фонтаны из цветного гранита казались всего лишь дешёвыми дополнениями к обилию мраморных ступеней и колонн. Обвитые кружевом лепки из глины, гипса и полихрома, украшенные многочисленными резными рисунками, расписным фаянсом, природными кристаллами, типа сталактитов, дворцы красовались один перед другим, свидетельствуя о былой роскоши владельцев. Ценность архитектуры Каира оценке не поддавалась. Тут же, рядом с дворцами, повсюду возвышались башни мечетей и пики минаретов. Их огромные окна были составлены из разноцветных витражей, а стены выложены объёмными мозаиками. Большая часть исламских мечетей начиналась единственными монументальными порталами и имела внутренние дворы с айванами по осям. Терассы, с плоскими покрытиями на колоннах, отгораживались прямоугольными стенами, которые заканчивались на большой высоте причудливыми резными треугольными зубцами, скобковидными куполами и несколькими башнями, пристроенными к зданию мечети. Форма минаретов была различной: от низких и широких до тончайше возвышенных. И всё же, чаще всего она выдерживалась в виде пиковых стрел, наделённых несколькими смотровыми площадками, обвивающими башни по всему радиусу.
Жаклин они напомнили огромные телевышки с радиолокаторами по кругу и верховыми антеннами. Она поделилась мнением со Стивом. Он насмешливо хмыкнул.
– А вы зря смеётесь, уважаемый сэр Роджер, – растягиваясь в благодушной улыбке пресёк эмоции американца их компаньон – господин Шедид, представитель ООН в Каире. Он встретил их в аэропорту, – Ваша коллега правильно подметила сходство. Современные люди почерпнули в Египте немало мудростей для общего прогресса.
Всё это смуглый египтянин говорил на чистейшем английском, продолжая ещё шире растягиваться в улыбке и смотря на женщину с нескрываемым восхищением. Жаклин, чувствуя его предрасположенность, обрадовалась возможности пообщаться с местным жителем. Чтобы поддержать разговор, она принялась расспрашивать о названиях видимых зданий. Повторить их американка даже не попыталась. Признавшись в этом, она объявила собеседнику, что преклоняется перед людьми, способными говорить на языках других народов. Неплохие познания Жаклин французского, не шли ни в какое сравнение с тем совершенством, с какими владел английским господин Шедид. Смуглый собеседник улыбнулся комплименту. Оказалось, что основной причиной языкового совершенства является принадлежность его семьи к древнему сословию арабских интеллигентов. Все ближайшие родственники Шедида по мужской линии с давних веков были врачами, учителями, писателями, поэтами. Многие из них учились в европейских и американских Университетах. Дед в годы протектората служил хранителем зала европейской литературы при национальной библиотеке Каира. Отец занимал значительный пост в Народном собрании Египта. Наконец, сам он долгие годы являлся одним из референтов генерального секретаря ООН, господина Гали.
Слушая объяснения и продолжая рассматривать произведения древних арабских зодчих, Жаклин ещё не раз удивилась своим недостаточным представлениям о размерах египетской культуры.
Наконец, они подъехали к отелю. И вновь все прежние догадки Жаклин о достоинствах их будущего места проживания, оказались лишь слабыми попытками предвидеть реальность. «SHEPHEARD» встретил их непомерной роскошью и величием. Уже снаружи всем своим видом он являл собой символ колониальной эры, той самой эпохи, когда в Египте властвовали англичане, и которая запечатлелась в каждом уголке строения.
Выйдя из машины, скромная церемония из трёх человек вошла в отель. Едва переступив порог, Жаклин охнула и застыла. Холл буквально ослепил её. Идеальная глазурь блестящих поверхностей, отражавших попадающие снаружи лучи солнца, сочеталась с полутёмными бликами стен, таинством углублений и абсолютным матом вертикалей. Мягкие ковры топили любые звуки и, как казалось, щекотали ступни даже сквозь подошвы босоножек. Ковры, да ещё пальмы, расставленные в холле и на этажах, похоже, были единственными атрибутами Востока. Весь остальной интерьер отеля выдерживался в неизменных классических английских тонах, какие неумолимо вторглись в историю Египта. Роскошь, а при этом мощь и власть британского самодержавия, были, судя по интерьеру, бесспорно величественными, но отчего-то угнетающими.
Не в силах выносить их помпезность, Жаклин сразу же, как только переоделась в номере, поспешила на улицу. Прибытие других участников экспедиции ожидалось позже.
– В любом случае, сегодняшний день вы можете вычеркнуть из списка рабочих, – предупредил Шедид, – Русские прилетают поздно вечером. Поэтому самолёт на Асуан заказан только на завтра.
Несмотря на то, что Жаклин не терпелось погрузиться в работу, она понимала, что срочность создания экспертной комиссии потребовала для учёных определённого времени на сборы. Решив, по предложению Стива, использовать свободное время на пешеходную прогулку по городу, Жаклин охотно покинула отель.
Каир опять предстал пред ними. Пройдя по набережной той стороны Нила, на которой находился отель, они полюбовались водами тёмной реки, неспокойно несущейся в русле города. Потом они отдыхали на подвесных скамьях в прохладе парка Эзбекия, построенного французским садовником полвека назад на бывших заболоченных прудах. Фотографировались на месте сгоревшего театра Каирской Оперы, открытие которой было ознаменовано когда-то шумной премьерой «Аиды». Вдыхали в себя запахи огромного зелёного базара, самого крупного во всей Африке. Здесь неподалёку, на площади Атаба, Стив Роджер, прекрасно выполнявший роль гида, предложил Жаклин наскоро перекусить и далее поехать на такси. Так они и сделали. Теперь, передвигаясь быстрее, путешественники смогли увидеть стены старого города и цитадель, новые постройки государственного Университета и кварталы старого Каира. Не обращая внимания на поднимающуюся жару и тонны пыли на улицах, неумолимо проникавшей даже сквозь закрытые окна машины, Жаклин смотрела на город завороженно, пытаясь вобрать в себя всю его многоликость.
Вернувшись в отель под вечер, совершенно уставшие, но счастливые и наполненные впечатлениями, они со Стивом обнаружили для себя записки, оставленные у администратора. Стиву писал Шедид. Он коротко давал понять, что общий сбор состоится завтра в нижнем холле в семь утра. Жаклин же получила записку от Джека. Прибывший в отель во второй половине дня, Уайн, как и американские коллеги, не смог усидеть в отеле и поддался соблазну пешего туризма. Судя по записке, Джек знал о завтрашнем сборе, потому как пожелал Жаклин спокойной ночи и попрощался до семи утра.
3
На следующее утро Стив Роджер, Жаклин и ещё пятеро учёных встретились в холле гостиницы. Некоторых из приехавших Жаклин знала. Она приветливо махнула рукой Никите Орловичу, русскому зоофизиологу, тоже представителю Гринписа. Вместе с ним прибыл в Каир никому не известный орнитолог с Курил Алексей Кадышкин. Крепко пожав руки коллегам, коренастый островитянин тут же заговорил о проблеме, волнующей всех. Не стесняясь своего слабого английского, он рассказал, что на Курилах инфекция с альбатросов перекинулась на некоторые виды ценных промысловых рыб. Вчера, накануне отлёта, Алексею привезли тушки огромных лососей.
– Я взял одного на изучение, – Кадышкин указал на мини-холодильник в ногах.
– Посмотрим потом, – решил Стив, оглядываясь. В сборе были не все.
Кроме русских из Тронто прилетел специалист по биохомии и анализу. Он представился Алеком. В Канаде, по его уверениям, ситуация оставалась стабильной: кроме саламандр, другие животные от вируса пока не пострадали.
– Зато здесь у нас – настоящая эпидемия, – развёл руками один из местных микробиологов Хабиб. Его Жаклин уже видела на конференциях. Насколько она помнила, Хабиб входил в группу учёных мирового сообщества, работающих над проблемой адаптации отдельных мышечных волокон животных при пересадке человеку. Подобная специфика могла быть очень полезной при рассмотрении проблемы неизвестного вируса.
– С крокодилов вирус передался мягкопанцирным черепахам и, что самое печальное, грифам, – объяснил проблему Юсуф, второй египтянин.
– Как? Белоголовый сип – тоже? – не удержался Кадышкин от возгласа. Услышав подтверждение, Алексей впал в отчаяние, – Господа! Необходимо срочно что-то предпринимать, – неистово призвал он, – Иначе, очень скоро мы останемся на планете без представителей нескольких редчайших видов. Это же надо: белоголовый сип тоже мрёт, – повторил он фразу самому себе, перемежая английский с русским.
– Кто же против? Только что мы можем?
Юсуф, оказавшийся тоже орнитологом в том самого натуральном заповеднике, в который предстояло направиться, взял Кадышкина за локоть и принялся что-то обсуждать. Жаклин тем временем озабоченно осматривала холл: она не могла понять причины отсутствия Джека. Уайн ведь всегда был исключительно пунктуален! Заметив беспокойство подчинённой, Роджер не преминул демонстративно поглядеть на часы на руке:
– Ну и где же ваш любимчик, Жаклин?
Но не успела Жаклин открыть рот, как швейцарец появился в холле со стороны той части, в которой находился административный блок. Торопясь, Джек размахивал издалека какими-то бумагами.
Наскоро поздоровавшись и извинившись, он радостно развернул листы. Это были фотографии.
– Вот, наконец-то получил с Галапагос. Фото черепах с подробнейшими описаниями тамошних патологоанатомов. Славные ребята. Всю ночь, похоже, не спали.
Жаклин довольно улыбнулась, глядя на Стива. Он поспешил нырнуть в снимки.
– Молодец, старик! – похлопал Джека по плечу Алек; несмотря на разницу в возрасте, учёные были давнишними приятелями, – А ну-ка, дай!
Все принялись рассматривать фотографии. По уверениям каждого, в тех эпицентрах, откуда они прибыли, тушки животных имели точно такой же ужатый в размерах вид с проймами вместо глаз и с одеревеневшей шкурой.
Джек не стал мешать остальным. Он подошёл к Жаклин и поцеловал ей руку.
Уайн был высоким мужчиной преклонных лет с седыми волосами, роскошной, не в пример Стиву Роджеру, холёной бородой с проседью, пышными ухоженными усами, столь длинными, что они, как у Сальвадора Дали, выходили за пределы лица и уже там заворачивались с обеих сторон колечками, и с золотыми очками на носу. Как большинство швейцарцев, он был сдержан, подтянут, импозантен. Несмотря на майскую жару Египта, одет Джек был в плотный хлопчатобумажный костюм оливкового цвета, состоящий из длинных шорт и плотной куртки безрукавки, накинутой поверх белёной холщовой рубахи. На его ногах громоздко красовались походные ботинки из толстой дорогой кожи. Из ботинок высоко выглядывали сморщенные гетры, такого же цвета как и рубашка. В правом нагрудном кармане куртки торчала неизменная фляжка, в которой, Жаклин это точно знала, был отменного качества ром. В левом кармане лежали трубка и табак. На кожаном ремне, поддерживающем шорты, крепились нож и золотые часы, двойная цепочка которых болталась вдоль одной из штанин. В рюкзаке за спиной, бессменном на протяжении всего того десятка лет, что Жаклин была знакома со швейцарцем, находились спички, компас, термос с пресной водой и пачка сухарей. На дне рюкзака наверняка можно было найти также суровые нитки, иголку, йод, сердечные капли, бинт, ножички для подстрижки усов, щипчики для ногтей и зеркальце. Был там, конечно же, и портрет семьи Джека: обожаемой Эльзы и двух очаровательных дочерей, удачно выгравированный когда-то умельцами на продольном срезе красного сердолика. Все эти привязанности Джека Жаклин за долгие годы сотрудничества выучила наизусть и теперь добродушно улыбнулась, ответив на поцелуй мягким рукопожатием. Джек, практичный во всём, похвалил Жаклин за хороший внешний вид, но тут же заметил как молодые женщины могут быть легкомысленны: разве пригодны кроссовки для путешествия в парк в Асуане? Заметив едкий взгляд начальника, Жаклин поспешила увести Джека в сторонку и попросить остаться рядом на весь полёт. Заверив, что это будет одной из самых приятных частей пути, швейцарец ловко подхватил знакомую под руку.
Через пару часов срочная экспедиция, сформированная ООН, вылетела в Асуан. Прилипнув к стёклам иллюминаторов, Жаклин забыла обо всём. Они летели маленьким частным рейсом вверх по течению Нила и низко над рекой. Погода была безоблачной и ничто не мешало рассматривать рельеф незнакомой страны. Впрочем, пейзаж внизу казался однотипным. По обеим сторонам реки тянулась тонкая полоса растительности. Большей частью это были прерывающиеся дикие заросли финиковых пальм, низкорослой египетской акации и мангрового дерева, которые, по мере смещения в югу, всё больше сменялись прибрежными зарослями камышей и осоки. После того, как путешественники пролетели Люксор, в ландшафте береговой полосы стали появляться белые скалы. Роджер при их виде объявил путникам, что они представляют собой залежи сеинита. Этот камень ещё в недавнем времени богатые египтяне использовали как основной строительный материал при возведении жилищ. Здесь же, по уверениям Стива, можно было встретить и карьеры с разработкой кварцита, считавшегося более дорогим. На поверхностях скал, казавшихся свысока безмолвными, при снижении стали заметны примостившиеся друг к другу жилища десятков разновидностей птиц, обитавших близ реки. Это были пеликаны и утки, вороны и ласточки. Глубоко в скалах жили змеи и ящерицы. Рядом с водой в зарослях камышей бродили фламинго, цапли и пеликаны. Разнообразие фауны этой части Африки было интересно Жаклин как биологу. Ей очень хотелось бы спуститься с самолёта вниз и полазить по белым скалам, чтобы получше узнать этот мир. Но сейчас такой возможности не было. Её, как и всех остальных, прибывших сюда, ждала другая работа: не просто важная, а срочная.
Через час полёта пилот объявил, что они приближаются в Асуану.
– Приготовьтесь, мисс Брайд, – скептически предупредил Роджер из глубины салона, – На этом рубеже заканчивается не только растительность Египта, но и его цивилизация. Далее нам придётся повсюду добираться пешком и не жаловаться более на нещадность местного климата.
Стив громко и нервно засмеялся. Его никто не поддержал. Только Джек, заметив как натянуто улыбнулись шутке американца местные учёные, постарался сгладить общий фон замечаниями о наличии особенностей во всякой стране. Роджер, с опозданием поняв свой снобизм, пробурчал себе под нос ещё что-то и затих.
Они подлетали к Асуану. Как и в Каире здесь не было недостатка в минаретах. Издревле этот город являлся местом паломничества верующих мусульман-исмаилитов. Мягкие на вид белые скалы долины Нила сменились щербенистыми гранитными, а полосы растительности вдоль реки – пустынями: с одной стороны из песка, с другой – из щебня. Облетая город, самолёт сделал круг и взору пассажиров предстала во всю длину огромная четырёхметровая дамба Асуанской плотины.
– Представить только, что её строили советские инженеры, – грустно заявил Никита Орлович соседу.
Несмотря на ответ по-русски, пессимизм Алексея Кадышкина был ещё заметнее: – Лучше бы они этого не делали.
Всему миру были известны сегодня последствия возведения плотины. Когда в шестидесятых годах прошлого века президент Египта Гамаль Абдель Насер получил от американского правительства отказ в деньгах на строительство новой Асуанской плотины, советские власти приняли поспешное решение помочь братскому Египту. Строительство плотины и ГРЭС на ней велось в самый разгар «холодной войны» и русским никак нельзя было оплошать. Это было ещё одним из проявлений неразумной политики, результатом которой стало нарушение всей экосистемы долины Нила. Да, плотина приносила пользу: население страны, проживавшее ниже по течению, было избавлено от мощных зимних паводков. Но вред от неё оказался намного больше: плотина задерживала природный ил, которым, во время разлива рек, испокон веков обогащались поля крестьян всей нижней части реки. Это привело к обнищанию почв. Не менее пагубным стало и засаливание воды в дельте. Из-за снизившегося напора течения, воды реки теперь были неспособны препятствовать попаданию в Нил солёных вод Средиземного моря, в котором она заканчивала своё существование. Солончак, разъедая берега дельты, сильно мешал земноделам.
Обсуждая эту проблему, учёные бессильно вздыхали. Гонка двух гигантов планеты за первенством на мировой арене закончилась экологической катастрофой для Египта. Сила разрушения победила в очередной раз разум созидания.
– Да. Этой плотине только разве что крокодилы и радовались, – горько усмехнулся Юсуф.
Действительно, до недавнего времени численность пресмыкающихся не переставала расти. Им полюбились топкие болотца разливов искусственного озера Насер, образованного в результате создания плотины.
– Не долго радовались, – поправил Хабиб, делая сноску на сегодняшнюю ситуацию с вирусом.
Самолёт приземлился. Как только откинули наружные люки, на учёных ударной волной хлынул зной пустыни. Здесь, при полном отсутствии ветра, воздух стоял плотной пеленой, не остывая даже ночью. В этот час, при солнце в зените, термометры аэропорта смело зашкаливали за сорокоградусную отметку. Роджер, услышав впереди себя разочарованное восклицание Жаклин, посмотрел на неё почти с садизмом. Ему очень хотелось, чтобы эта вертушка и гордячка, какой считал он Жаклин, наконец-то поняла всю цену его предупреждений и оценила старания, проявленные им ранее.
Следующим видом транспорта оказался военный грузовик: на нём предстояло ещё больше углубиться в африканский континент и добраться до озера Насер. Двенадцать километров по просёлочным дорогам учёные ехали молча и в тряске. Глотая пыль и песок и утираясь от пустынного зноя, они внимательно осматривали местность. Несмотря на конец весны, скудная растительность этой части страны на многие километры вокруг уже была выжжена беспощадным африканским солнцем. И всё же Джек, не раз уже бывавший в этих местах, признался, что его настораживает редкое присутствие на протяжении их пути животных пустыни. На песке не видно было привычных сусликов и змей. Ящеры не грелись, распластавшись на камнях. Даже жуки-скарабеи, которых подобная жара не должна была спугнуть, почему-то исчезли. Казалось, что пустыня вымерла.
Наконец, грузовик остановился. Шофёр высадил их недалеко от побережья Нила. Далее начинались разливы озера, из-за чего подъезда к самому заповеднику не было. Юркий египтянин, развернув машину и улыбаясь во весь свой белозубый рот, кое-как объяснил учёным по-английски:
– Идите вниз по реке. Через два километра начнётся территория национального заповедника. Где-нибудь там вы наверняка встретите его хранителя, мистера Лойза. Он всё вам покажет.
– Шокран, – поблагодарил Хабиб и сунул шофёру долларовую бумажку. Он специально дал выговориться шофёру, чтобы заработать чаевые.
– Шокран, – ещё шире улыбнулся шофёр, принимая деньги без всякой скрытности, – Как закончите – позвонишь, я приеду.
Хабиб кивнул. Шофёр, пожелав всем удачи, с шумом сорвал грузовик с места, обдав экспедицию облаком пыли.
– Зачем вы заплатили ему? Стоимость машины входит в заранее оплаченные услуги, – строго спросил Стив Хабиба.
– А улыбка и любезность – нет. Платить за дополнительные услуги – это местные традиции. У вас в США никогда не дождёшься добрых слов, – араб держался с достоинством.
– Мы знаем, что это такое, – рассмеялись Русские, – «Не подмажешь, не поедешь». Так, Хабиб?
Хабиб задумался переводу, а когда понял его, то улыбнулся; поговорка понравилась ему.
– Дикари! – только и нашёлся что прошипеть Стив.
Подняв с пыльной дороги чемодан с лабораторными принадлежностями, Жаклин вздохнула и покачала головой. Шеф явно не вписывался в атмосферу сложенного коллектива.
– К сожалению, мы вынуждены будем терпеть его до конца, – призналась она Джеку. Вдвоём они возглавили колонну.
– Несносный тип. Хотя, как учёный – незаменимый, – охарактеризовал Роджера швейцарец. И вдруг громко рассмеялся. – А знаешь, Жаклин, в чём-то твой босс прав. Сколько знаю эту нацию, столько не перестаю поражаться: не потому ли, что египтяне – одни из самых древних обитателей Земли, они так неохотно расстаются с древними традициями и продолжают оберегать свою нетронутость прогрессом. Посмотрите, руководство страны, похоже, не проявляет никакого признака обеспокоенности относительно качества дорог.
Джек указал на пешеходную тропинку, по которой предстояло пойти. Она была размыта дождями и оттого искорёжена рытвинами и ямами. Засохшие под нещадным солнцем пласты жёлтой земли сжались и то и дело норовили провалиться под ногами. Жаклин усмехнулась. Ей, выросшей в суматохе и беспорядке большого города, подобные сложности пути казались пустяками. Но зная насколько щепетильны и притязательны к нормам жизни швейцарцы, привычные к полной упорядоченности вещей, она прекрасно понимала Джека.
Экспедиция пошла к реке в направлении, указанном шофёром. Жаклин и Джек на какое-то время замолчали, целиком сосредоточившись, чтобы идти как можно осторожнее и не подвернуть ноги. Сзади сначала была слышна речь русских и египтян, разговаривавших парами на своих языках. Изредка Алек о чём-то спрашивал Стива, и тот отвечал неохотно. Но по прошествии первого километра все разговоры смолкли. Путешественники всё чаще стали утираться от пота и пригублялись к флягам с водой, персонально полученным в Асуане от военных. На Стива Роджера жалко было смотреть; он согнулся под тяжестью рюкзака и беспрестанно отжимал мокрый платок.
Через время вдали заблестела вода и с берега потянуло тиной и илом. Путники ускорили шаг. Их взгляду предстало озеро, рассечённое по всей площади водного бассейна на множественные островки. Тихие заводи стоячей воды во время разлива превращались в одну водную гладь, поглощая землю на несколько недель. Но сразу же, как только редкие в этой части реки январские дожди заканчивались, островки появлялись вновь. Они тут же зарастали камышом и побегами молодого тамариса и являлись идеальным местом обитания любителей стоячих вод, прежде всего крокодилов.
Юсуп уверил учёных, что это уже и есть территория нужного им заповедника. Через полкилометра появился гостиный двор. Он состоял из трёхэтажного белого здания, утопавшего в оазисе. Пальмы и кипарисы, густо насаженные вокруг, притягивали прохладой и предвещали неплохую перспективу для ведения будущих работ. Закрытый, при известных обстоятельствах, на карантин и приспособленный временно под лабораторию и лагерь для представителей медико-санитарных служб, гостиный двор встретил путников безлюдьем и тишиной. Бегло осмотрев здание внутри и убедившись, что в нём никого нет, учёные растерянно собрались на крыльце.
– Лойз и его рабочие на той стороне озера. Пойдёмте! – указал Юсуф на небольшую возвышенность.
– Вперёд! – рявкнул Алексей Кадышкин. При крепком телосложении и привычке жить в северных районах глобуса, он, должно быть, страдал от жары больше других.
Перебрасываясь мнениями о заповеднике, учёные поднялись на возвышенность и сразу же увидели на побережье озера людей. Они стали молча спускаться. Но как только приблизились к воде, молчание было прервано неудержимыми возгласами Жаклин и Алексея. По берегу озера, то в зарослях тамариса, то просто на открытом берегу валялись тушки крокодилов. Они были почерневшие и скрюченные, словно тёмные вязаные свитера, изувеченные сушкой.
– Не приближайтесь! – окликом остановил Джек намерение Жаклин разглядеть мертвых животных поближе. – Это может быть опасно.
Жаклин настороженно оглянулась:
– Может, в заповеднике мы найдём необходимые для нас защитные одежды?
– Во всяком случае, нужно связаться с Каиром и предупредить о мерах безопасности. Я попрошу господина Шедида прилететь сюда завтра же, чтобы он сам мог на всё посмотреть, – пробормотал Стив заторможенно. Уставившись на крокодилов Роджер не мог сдвинуться с места.
– Пусть обязательно закажут бионепроницаемые скафандры для нас и для себя, прежде чем совать сюда нос, – посоветовал Никита Орлович.
– И неплохо было бы повесить по всей дороге предупредительные щиты о карантине для местного населения и туристов, – добавил Алек, озабоченно оглядывая местность. Он уже видел нечто подобное в Торонто, поэтому сейчас берег, усыпанный тушками, не удивил его так, как остальных. Гораздо больше интереса Алек проявлял к людям на берегу. Одетые в серые защитные одежды, они собирали тушки крокодилов, стаскивали в одну большую кучу, а затем поджигали. – Так делали в средние века во время эпидемии чумы, – заметил Алек.
– Нет, это не чума, – покачала головой Жаклин, – Иначе, вместе с крокодилами заразились бы и рыбы, и птицы. Нет, это не чума, – повторила она задумчиво.
В какой-то момент один из работающих прошёл совсем рядом с учёными, и они смогли поближе разглядеть проносимые останки. Пристально посмотрев вслед уходящему, Джек произнёс:
– Что бы это ни было, лучше до выяснения быть всем нам поосторожнее.
Заметив натянутость в его голосе, Жаклин повернулась:
– Ты думаешь, Джек, что этот вирус зоонозный?
Джек неопределённо покачал головой. Что он мог ответить? Возможно, речь шла о каком-то новом типе вируса, тайно выведенном учёными одной из стран, работающих на военную промышленность, и выпущенном в экспериментальном порядке. Так было уже однажды в Руанде с ВИЧ-ем. Он получил распространение из-за ошибки американских и бельгийских учёных. В начале пятидесятых годов прошлого столетия те работали над созданием живой вакцины от полиоемилита. Для её производства использовали клетки печени шимпанзе, содержащие вирус SIV, аналог ВИЧ-а. Вакцину испытывали как раз в тех регионах Африки, где потом, полвека спустя, насчитывалась самая высокая численность больных СПИДом. Английский исследователь Эдвар Хупер написал об эксперименте в книге «Река» лишь в конце двадцатого века. Именно этот случай вспомнила сейчас Жаклин и рассказала спутникам.
– Если на этот раз мы имеем что-то подобное, то, боюсь, до разгадки – не скоро, и человек в опасности тоже, – сморщил нос Джек. – Смотрите, как охотно пожирают мёртвые тушки черви. Червями питаются рыбы…
– А рыбу здесь повсюду ловит человек. Это самая дешёвая еда, – продолжил мысль Юсуф и тут же обратился к человеку шедшему им навстречу. – Здравствуй, Лойз!
– Салам аллейкум, Юсуф. Позвольте представиться, господа. Я – мистер Лойз, хранитель этого национального заповедника. Позволю заметить в продолжение вашего разговора, что даже если запретить людям ловить рыбу под страхом смерти, это ничего не даст. На сегодняшний момент вирус уже и в воде, и в воздухе и не только тут. Верхняя часть реки затронута повсюду. Водами Нила кормятся многие африканские народности.
Говорящий был на вид сорока-сорока пяти лет. Брюнет, приятной наружности, европейского типа, он был ростом выше среднего и обычного телосложения. Рукава и штанины серого рабочего костюма мужчина высоко закатил. На его голове высоко сидела широкополая панама, открывая красивый лоб. На ногах были ботинки, похожие на те, что были у Джека. Как успела подметить Жаклин, это вызвало у швейцарца одобрительный взгляд и изначальную расположенность. Внимательно вслушиваясь в объяснения собеседника, Джек тянулся ухом, пытаясь уловить еле различимый акцент мужчины. Жаклин тоже внимательно слушала подошедшего, но её внимание было вызвано другой причиной. На лицо смотрителя природного парка была одета обычная марлевая повязка. Она отчасти поглощала звуки говорящего. Кроме того, объясняясь с учёными, мужчина то и дело крутил головой, наблюдая за рабочими. Это усложняло возможность хорошо слышать его, и раздражало женщину. Жаклин не любила когда с ней разговаривали «на ходу», словно делали одолжение. К тому же, американской учёной никак не удавалось толком рассмотреть мужчину. И не только из-за его вертлявости: зеркальные солнцезащитные очки, надёжно скрывали и цвет, и форму глаз. Это было досадно, особенно потому, что в целом Жаклин отметила его приятную подтянутость и привлекательность. Женщине бросился в глаза чёткий рельеф мышц видимых частей мужского тела, а через серую ткань отчётливо проступала упругость и пластика его спины, груди, торса в те моменты, когда мистер Лойз поворачивался и наклонялся. И, наконец, выражение лица незнакомца, на первый вид безразличное, всё-таки не было ни пренебрежительным, ни недовольным, а скорее спокойным и немного усталым. Его речь сопровождалась правильно размеренной интонацией и чётким акцентированием нужных слов, что приковывало к мужчине особое внимание. Обычно, так говорили люди, абсолютно уверенные в себе.
Объяснив учёным свою позицию, мистер Лойз откликнулся на вопрос, заданный ему местным жителем. Приятный глубокий баритон на арабском приобрёл иной оттенок: более мягкий, приятный. Жаклин казалось, что незнакомец, разговаривая, наматывает свой голос, как спагетти на вилку. Растянув до какого-то определенного момента, он затем резко обрывал его, а потом снова принимался растягивать. Откровенно заинтересовавшись новым лицом, учёная шагнула навстречу и протянула руку:
– Мистер Лойз, меня зовут Жаклин Брайд. На меня возложены обязанности начальника экспертной комиссии по исследованию данного вируса. Скажите вы не могли бы помочь мне?
Не глядя на женщину и продолжая жестикулировать рабочим, незнакомец кивнул:
– Охотно! В чём?
Неприятное чувство, вызванное манерой общения, отразилось на лице женщины. Роджер, заметив это, злорадно улыбнулся: ничего другого от дикарей, проживающих в подобных условиях, ждать не стоит. Поняв мимику начальника, Жаклин проследовала за хранителем заповедника, так как он, жестикулируя, немного удалился.
– Мистер Лойз, послушайте, мне совершенно необходимо знать о начале проявления эпидемии. Вы, как смотритель, наверняка могли бы дать много полезной информации о первых признаках болезни крокодилов.
Незнакомец повернулся с таким удивлением, словно увидел женщину только сейчас. Но тут же кивнул.
– Да я помогу вам. Но не сейчас и не здесь. У меня много работы. Все эти люди ждут моих указаний. Если хотите, давайте встретимся вечером в ресторане вашего отеля, – предложил он, явно чувствуя себя хозяином положения.
Догадавшись, что бороться с подобным эгоцентризмом бесполезно, Жаклин согласилась. И, прежде чем незнакомец захотел покинуть её, она поспешила уточнить у Роджера название отеля в Асуане, где им предстояло проживать. Стив закрутился, пытаясь снять рюкзак: он не помнил на память название.
Но мистер Лойз предупредительно остановил его:
– Не нужно беспокоиться. Я знаю где вас найти, Жаклин Брайд.
Он отвернулся, не удостаивая более Жаклин вниманием. Обращаясь теперь исключительно к Джеку и Стиву, мистер Лойз отослал учёных в гостиный двор объясняя, что там можно переговорить по телефону и заняться подготовкой к аутопсии.
– И поищите в шкафах защитные одежды, – уже совсем коротко и поспешно скомандовал он. – Это, конечно, не лучшее, что бывает, но пока подойдёт. Я не советую вам находиться здесь длительное время без защиты. Этот вирус – порядочная гадость.
Мужчина торопливо оглянулся. Двое рабочих, вывозивших тушки крокодилов с островков посреди озера, перевернулись на лодке у самого берега. Мистер Лойз пулей метнулся на помощь.
– Не забудьте, в девять вечера в отеле, – крикнула Жаклин вдогонку.
Смотритель даже не обернулся.
– Мужлан! Никакого уважения к женщине, – обидчиво скуксилась учёная, но ту же пожалела. Её команда поспешно отвернулась, пряча улыбки. Любой мужчина, даже самый интеллигентный, не мог отказаться от удовольствия присутствовать при сцене водружения женщины на место. Это Жаклин хорошо знала.
4
Вечером того же дня мистер Лойз нашёл Жаклин в нижнем баре Асуанского отеля. У женщины был усталый вид и достаточно хмурое настроение. К тому же, начала сказываться акклиматизация, вызванная недосыпанием двух последних ночей и жарой. Даже получасовое купание в бассейне отеля не сняло сонливости. Выйдя из воды, учёная почувствовала себя ещё больше утомлённой. Еле добредя до номера что она решила не ходить в ресторан, а поужинать здесь фруктами. Наскоро перекусив, Жаклин подправила дневной макияж, оделась и вышла в холл.
Этот отель был намного скромнее каирского. Но Жаклин он понравился больше. Здесь чувствовалась жизнь Египта во всех своих проявлениях. В холле можно было видеть людей многих национальностей и оттенков кожи. Асуан с давних времён являлся торговым перекрёстком морских путей из Африки в Азию. Мимо портье беззаботно прохаживались богатые арабские купцы, окружённые свитой советников. Красноглазые индусы, с серёжками в носах, гордо пересекали холл не глядя по сторонам. Бородатые турки громко галдели у входа. На креслах из мягких кож кое-где сидели европейские туристы. Местные нубийцы и берберы из штата отеля, сновали в жёлто-зелёных униформах, торопясь оказать клиентам любую услугу. Ободрённые наступлением вечера, туристы настраивались на прогулки по городу. Появление Жаклин было сразу охвачено десятком мужских глаз, впившихся в неё с разных концов большого холла. Остановившись перед фонтаном с золотыми рыбками, очень скоро Жаклин почувствовала себя неуютно. Внимание мужчин начало принимать достаточно определённый характер. Предупредив дежурного администратора, что будет в нижнем баре, Жаклин предпочла ждать своего гостя там, за стаканом тоника. До установленного часа оставалось несколько минут. Гоняя кусочки льда в стакане палочкой и привлекая к себе взгляды и здесь, женщина то и дело вертелась на табурете у стойки. Ей хотелось поскорее закончить весь список дел, предусмотренных на сегодня, и отправиться отдыхать. День поисков природы вируса результатов не дал и это разочаровывало. Несмотря на то, что всё тело учёной, лениво ссутуленное на табурете, со стороны могло показаться расслабленным, мысли её вихрились. Беспрестанно Жаклин пыталась найти разгадку на поставленный вопрос и не находила. От этого в голове неприятно стучали молоточки, а виски сдавливало. Нет, решительно, прежде чем заново эксплуатировать мозги, учёная должна была поспать.
К счастью, мистер Лойз не опоздал. Он появился в баре ровно в девять и издалека махнул, указывая на открытую террасу бара. Жаклин поняла жест и пошла навстречу мужчине. Разговор он начал без всяких приветствий:
– Похоже, у вас будет много неприятностей из-за происшедшего, мисс Брайд?
Мужчина словно читал мысли.
– У меня их уже много, – Жаклин медленно подняла отяжелевшие веки, выдыхая, – Страшит не это, а возможный размах катастрофы.
Как только они сели за столик, учёная заказала себе фужер холодного белого вина и, дождавшись напитка, быстро отпила большой глоток: после бассейна мучила жажда, к которой примешивался запах хлорной воды во рту. Будучи теперь не одна, она почувствовала себя намного комфортнее и могла позволить не реагировать на взгляды со стороны.
Тем временем мистер Лойз осматривал женщину. Жаклин была хороша собой. Невысокая, но стройная и прекрасно сложенная, она грациозно восседала на стуле, поставив локоть на стол, уложив подбородок в маленькую кисть, эффектно прогнув спину и скрестив ноги в коленях. Её светлые, вьющиеся волосы не были сейчас заколоты и спрятаны под панаму, как накануне днём. Свободно распущенные и слегка влажные от купания, они спадали на плечи нежными локонами. Лёгкая трикотажная блуза с узким глубоким декольте, обтягивала выраженную грудь и аккуратные плечи. Светло-зелёная ткань блузы прекрасно сочеталась и с таким же цветом глаз, мягко подчёркнутых макияжем, и с ровным золотистым загаром. Мягкие тени под глазами и бледно-оранжевая перламутровая помада удачно дополняли славную внешность. Но основное внимание Лойза привлекли руки женщины. В тот момент, когда она, поставив фужер на стол, чисто машинально начала водить тонким пальчиком по краю стекла, Лойз передёрнулся от звука. Он зачарованно уставился на руку. Жаклин не замечала этого взгляда. Она глядела вдаль на панораму многоликого Асуана, открывающуюся с террасы. И только переведя взгляд на сидящего мужчину, устало улыбнулась:
– Так с чего же всё началось, мистер Лойз?
Смотритель на мгновение оторвался взглядом от её руки.
– Вы действительно хотите это знать?
Весь вид Жаклин выразил непонимание.
– Я хотел только спросить насколько вы способны выслушать то, что я вам скажу, чтобы не убежать и не счесть меня за умалишённого?
Оглядев мужчину теперь с заинтересованностью, учёная постаралась заверить его, что постарается быть внимательной слушательницей. Как далека была она в тот миг даже от малейшей догадки о том, что случится с ней после того, как незнакомец заговорит! Возможно именно поэтому, ещё недостаточно включившись в разговор и не осознав всю его серьёзность, Жаклин спокойно, почти безучастно, настроилась на признания. Заметив её состояние, собеседник заговорил вкрадчивым голосом.
Оказалось, что мужчину зовут на просто Лойз, а Лойз три тысячи первый. На текущий момент он был последним представителем династии Лойзов. Его папу звали Лойз. И дедушку – тоже. И вообще, начиная с определённого момента истории планеты, на которой он жил, все его предки по мужской линии были Лойзами.
Пробудив первым признанием удивление Жаклин, смотритель сделал останавливающий жест. – Не сочтите меня тут же полным идиотом; я поверил вашему обещанию быть внимательной и должен закончить. Тем более, что то, что вы услышали – не самое невероятное в моём рассказе.
Жаклин, подавшись было на стуле вперёд и ещё больше прогнувшись, послушно отпряла. Опустив ноги одна к другой и скрестив руки на груди, она опёрлась спиной на стул и, в знак согласия, промолчала.
Итак, он был Лойз последний, по счёту три тысячи первый, и являлся представителем саифнов – жителей планеты Луаза, расположенной точно в такой же Галактике, в какой находилась Солнечная система. На Землю Лойз был послан впервые почти триста лет тому назад в качестве главного эксперта по голубой планете. Вообще-то, профессия была передана ему по наследству, но останавливаться на этом сейчас мужчина не захотел, обещая всё объяснить позже. Теперь было гораздо важнее поскорее рассказать Жаклин о своей планете.
Учёная казалась удивлённой, но примерно не перебивала. Она старательно вглядывалась в глаза рассказчика. При свете уходящего дня очки Лойза были обычными, прозрачными, позволяющими рассмотреть его. Глаза мужчины оказались тёмно-карими, почти чёрными, какими они бывают у жителей южных стран. Аккуратно изогнутые в верхнем веке, они очерчивались снизу чёткой, почти резкой прямой линией ресниц, длинных и густых. Его кожа тоже была смуглой, скорее от природы, нежели от загара. Идеально натянутая по всей поверхности тела, она казалась поразительно упругой. Жаклин удивило отсутствие на лице морщин или складок. В сорокалетнем возрасте, а Лойзу было не меньше, невозможно было содержать тело в подобной идеальности. Такой же гладкой, без морщин, была шея собеседника. Медленно, так, чтобы это было не особенно заметно, Жаклин стала опускать взгляд и подметила странную особенность: конечности мужчины, как верхние, так и нижние, оказались без волос. Не была волосатой и большая часть груди, просматриваемая сквозь полу распахнутые полы бежевой в клетку рубашки.
Жаклин передёрнуло: лысые ноги мужчины казались ей отвратительнее волосатой груди женщины. Она сморщилась, представив свою руку на столь гладком теле.
Видимое было необычно, но вместе с тем вряд ли указывало на то, что существо, сидящее напротив неё, заброшено из космоса.
«В конце-концов, ноги и руки он может эпилировать. А морщины и складки… Разве мало сегодня мужчин омолаживается?» – заключила учёная. Но собеседник продолжал признаваться в его инопланетном происхождении с такой простотой и убеждённостью, что сомнение закралось в голову женщины.
Пробежав глазами сверху вниз и вновь вернувшись к лицу мистера Лойза, Жаклин пыталась найти в нём ещё хоть что-то, что соответствовало бы её представлениям об инопланетянах. Но ничего необычного не находила. Наоборот, женщина с удивлением отметила поразительную тщательность внешности и одежды собеседника. На нём была дорогая рубашка тончайшего маркизета и тёмно-зелёные шорты на плетёном ремне. На ногах – светло-бежевые сандалии из кожи саламандры. Не найдя к чему придраться, Жаклин, слушая повествование, вновь принялась за изучение лица рассказчика. Теперь она делала это не торопясь и всматриваясь основательно.
Её восхитили тёмные волосы мужчины. Высокий выпуклый лоб был наполовину пересечён тяжёлой чёлкой. Плотные выстриженные бакенбарды плавно огибали уши. Дальше длина волос тщательно прикрывала очертания широкой черепной коробки, глубоко наседающей на шею, что, впрочем, не бросалось в глаза и не шокировало. Волосы были острижены и уложены столь безукоризненно, что могли сойти за парик. Но и это решительно никак не придавало сидящему напротив существу вид инопланетянина. Решительно, внешний вид Лойза ничем не отличался от человеческого: высокий лоб, средней развитости скулы, обычные нос и рот, чётко очерченный, едва заострённый в подбородке овал лица, по пять пальцев на руках и ногах и, судя по конфигурациям складок шорт, наличие мужского органа воспроизводства тоже, как минимум, средних размеров. Задержавшись взглядом несколько дольше именно на этой части тела мужчины, Жаклин перехватила в глазах собеседника укор и лёгкую насмешку. Вспыхнув, женщина наскоро отпила вина.
«Но ведь я делаю это только ради научного убеждения, – оправдала она себя, прежде чем вновь решиться посмотреть в глаза напротив. После всего, что мужчина рассказал, такой осмотр со стороны женщины был оправдан. Скорее всего мистер Лойз подумал также, потому, что как только учёная снова посмотрела на него, он продолжил рассказ с прежним невозмутимым видом.
Их цивилизация была сходной человеческой, но старше на полтора миллиона лет. И, также, как люди сегодня, саифны уже имели в своей практике несчастье, подобное тому, что коснулось сегодня землян. Если бы, по уверениям Лойза, к моменту поражения Луазы вирусом, у его предков не было средств для эвакуации, все представители Луазы погибли бы. А так им удалось спастись в небольшом количестве. Перелетев на космическом корабле в другую Галактику, предки Лойза продолжали работать и через время нашли спасение от страшного вируса.
Сказав это, говорящий остановился, словно ожидая ответа.
– То есть, вы хотите уверить меня, что вы – никто иной, как пришелец из другой Галактики?
Жаклин не была уверена, что стоит говорить с чокнутым, но она должна была держать данное слово, не выказывая так очевидно то, что думает о нём. Лойз кивнул.
– И что вы знаете секрет поражения данного вируса?
Кивок повторился.
Жаклин посмотрела внимательно, но, исходя из прежних убеждений, спорить не стала:
– Допустим это так, и я поверила вам. Что следует из того, что вы сказали? Вы согласны продать нам секрет, чтобы спасти нашу планету?
Она говорила деловито. Лойз придвинул к себе принесённый ранее стакан с водой, медленно всыпал в него бесцветный порошок, размешал и выпил. Ответил он вразрез с мыслями учёной:
– Я не хотел, чтобы вы поняли мой рассказ таким образом. Я не могу ни передать вам наш секрет, ни спасти вашу планету. В любой цивилизации наступает такой момент, который называют концом света. И только вы сами, люди, способны принять решение, которое будет соответствовать вашему развитию, и которое повлечёт определённые действия.
Жаклин заёрзала. Ей надоело это представление. Она была уверена, что человек, сидящий напротив, либо разыгрывает её, либо у него проблемы с головой.
– В таком случае, уважаемый господин, кем бы вы не были, я смею вас заверить, что наш конец света ещё очень далеко, и что мы сделаем всё, чтобы найти выход из создавшейся ситуации.
Она всё ещё старалась держаться: тон женщины был оживлённым и уверенным. Лойз посмотрел исподлобья и снисходительно улыбнулся бравуре:
– Не будьте наивны, мисс Брайд. Моим предкам понадобилось свыше тысячи лет для того, чтобы окончательно побороть вирус.
В его голосе звучала грусть. Но Жаклин уже не слушала. Она всё больше склонялась к версии о слабоумии, отчего тон её поменялся на непримиримо оптимистичный:
– Что ж, возможно нам повезёт, и мы справимся с этим заданием за более короткий срок, мистер Лойз.
Учёная старалась теперь не смотреть в уставленные на неё стёкла очков. Поднявшись из-за стола, она дала понять, что её терпение иссякло. Действительно, в данный момент у неё были дела поважнее, нежели исповедовать душевнобольных. Опережая её уход, Лойз с прежней грустью добавил, что саифны выжили только потому, что ими был раскрыт секрет долголетия. По его словам, каждый житель Луазы способен был жить пятьсот лет и более. Уже стоя, Жаклин посмотрела на убеждавшего её мужчину с жалостью. Но ответ её был также нейтральным.
– Вот почему мне нужно спешить; нам отведено гораздо меньше.
Без надежды удержать собеседницу, Лойз поднялся тоже. Расплатившись с официантом, он догнал Жаклин в холле; она направлялась к лифту.
– Простите, мисс Брайд. Я не буду ни на чём настаивать. Забегая вперёд скажу только, что совсем скоро, не более чем через неделю, к вам в лабораторию поступит сообщения о модификации вируса и его приспособлении в теплокровном организме. Следующим объектом поражения станут пресноводные китайские дельфины, – пообещал он.
Жаклин, устав от этого навязчивого чудака, продолжила свой путь. Она уже почти не слушала бредни и даже не обернулась на последние слова, сочтя их за обычную манию шизофреников перевоплощаться в кого угодно, в том числе и провидцев. Дойдя до лифта, женщина была уверена, что странный знакомый отстал на половине пути. Почему вздрогнула от неожиданности, когда на входе в лифт снова услышала голос Лойза.
– Если через время я всё-таки понадоблюсь вам, мисс Брайд, пожелайте это вслух.
Мужчина проговорил фразу спокойным голосом, после чего сам отвернулся и пошёл к выходу. Жаклин кивнула и, торопливо юркнув в лифт, оглянулась. Не дойдя до дверей каких-то несколько шагов, странный незнакомец тоже повернул голову в её сторону. Последнее, что заметила Жаклин – был его мирный взгляд.
Двери лифта закрылись, унося женщину наверх.
5
С того момента, как Жаклин встретилась с Лойзом, прошло несколько недель. За это время учёная, сделав в Египте достаточно биопроб, поспешно вернулась в Лос-Анджелес. Там, в условия лаборатории, явно превосходившей экипировку египтян, она продолжала работать над разрешением проблемы. В Каире остались Джек, египетские учёные и Никита Орлович, которые продолжали тщательные наблюдения. Джек, к тому же, по собственным убеждениям пожелал провести несколько разъяснительных лекций среди местного населения. Прослышав о неизвестной болезни, малограмотные в своём большинстве крестьяне, населявшие страну по всей длине Нила, поддались панике. Для египтян, фанатично верующих в Аллаха и считавших крокодила священным животным, случившееся представлялось ничем иным, как наказанием свыше.
К большой радости Жаклин, остался в Каире и Стив Роджер. Абсолютно убеждённый, что разгадка инфицирования животных кроется в загрязнении окружающей среды, Роджер неистово исследовал Нил на всём протяжении. Жаклин он поручил вести исследования согласно оговорённому с коллегами плану работы, и названивал секретарше в Лос-Анджелес по нескольку раз в день.
Итак, в сотрудничестве со многими коллегами Жаклин Брайд трудилась над разрешением проблемы выяснения характера вируса. До сих пор ни одному из учёных так и не удалось определить его. Закрутившись в водовороте дел, Жаклин совершенно забыла про встречу в Асуане. Как вдруг, в один из вечеров её срочно вызвали в лабораторию. Впервые за длительное время на общий компьютер поступило новое трагическое сообщение. На этот раз о массовой гибели китайских дельфинов. Услышав об информации по телефону, Жаклин похолодела. Она тут же помчалась в лабораторию. Весь коллектив поисковой группы уже находился там в полном составе. Лица сотрудников означали одно: предварительные анализы коллег из Пекина убеждали в идентичности вируса, над загадкой которого работал весь мир. Полная отчаяния от бессилия понять хоть что-то, Жаклин взяла с компьютера информационный листок и пошла в свой кабинет. Тупо уставившись через стекло на вид ночного города, она вдруг вспомнила своего странного знакомого с берегов Нила.
– Дурацкое наваждение! – Жаклин отказывалась верить в чудеса, – Как этот нильский идиот мог догадаться, что местом следующей катастрофы станет азиатский континент?
Женщина принялась нервно расхаживать по кабинету и рассуждать вслух. Если предполагать что то, что сказал ей тот человек, сказано наугад, как тогда объяснить, что он мог вычислить что жертвами станут именно дельфины? Жаклин трясло от услышанного ранее прогноза, верить в который она отказалась. Предупреждение разговаривающего с ней в Асуане вдруг отчётливо прозвучало в голове. Женщина бессильно простонала.
Она подошла к компьютеру и ещё раз перечитала только что полученный подробный анамнез заболевания млекопитающих.
– А ведь он с абсолютной уверенностью пообещал, что модификация вируса произойдёт в ближайшие дни, – прошептала учёная себе самой, – О, боже! Что он там ещё говорил? И как его зовут? Я совершенно не помню…
Жаклин повернулась лицом к залу лаборатории и вдруг замерла. По коридору, по направлению к ней, шёл знакомый из Египта. На нём была точно такая же униформа, в какую были одеты все сотрудники их лаборатории, поэтому его присутствие удивления окружающих не вызывало. Мужчина зашёл в кабинет.
– Этого идиота, уважаемая мисс Брайд, зовут Лойз.
Он подошёл к учёной.
Жаклин стало неловко.
– Простите, мистер Лойз. Сама не знаю, как у меня это вырвалось. Я в таком затруднении, – впрочем тут же, на правах хозяйки, она сменила тон, – А как это вы сюда попали? Знаете ли вы, что вход в эту часть лаборатории запрещён не только посторонним, но и даже многим нашим сотрудникам?
Голос женщины был строгим, но появившийся мужчина только разочарованно закатил глаза.
– Боюсь, мне долго придётся убеждать вас, мисс Брайд, в том, что я попытался рассказать неделю назад, – он развёл руками, – Что ж, жаль. Мне очень хотелось помочь вам и, в вашем лице, хоть как-то людям. Но, я чувствую, что все мои старания тщетны.
Понимая, что пришелец обижен и может уйти также внезапно, как появился, Жаклин спохватилась:
– Простите меня, мистер Лойз! И, пожалуйста, не уходите. Конечно же, я должна была вам поверить. Но с другой стороны, это было так неестественно, что я…
– Что вы и сейчас мне не верите?
– Да. – признание было честным. Теперь юлить не стоило: у Жаклин не было другого выхода, кроме как дослушать рассказ Лойза до конца.
Он посмотрел миролюбиво:
– Пойдёмте отсюда! Рассказ будет долгим, и нам необходимо найти для разговора более подходящее место. К тому же, мне пора принять пищу.
…Они нашли тихий уютный ресторанчик в центре Лос-Анджелеса. Таких заведений, американского типа, но с европейской кухней, в Америке было немного. В его единственном зале, полу-пустом, несмотря на вечернее время, стояла тишина. Это располагало к беседе. Усевшись за столик, покрытый скатертью, что тоже было нехарактерно для местных ресторанов, Жаклин и Лойз заказали ужин: индюшечью вырезку под ананасом для неё и бутылку «Эвиана» для него.
Жаклин посмотрела на компаньона с непониманием. Дожидаясь, пока официант уйдёт, она расправила на коленях салфетку.
– Разве вы не сказали в лаборатории, что вам пора принять пищу?
– Совершенно верно, – Лойз тоже взялся за салфетку, но для того, чтобы посмотреть как она сложена в розочку, —Только та пища, какой питаются люди, и наша – сильно отличаются. Вы едите не только, чтобы насытиться, но и для удовольствия.
– А вы?
Лойз отрицательно покачал головой:
– Наш эмоциональный мозг, представленный лимбической системой серого вещества, практически неразвит.
– Почему?
– Еда, красота, напитки, любовь, искусство – дополнительная нагрузка для мозгов, – Лойз перечислял монотонно, без всяких эмоций, – Это мешает качественному контролю за основными жизненными функциями.
Жаклин, как и прежде, поспешила не согласиться. Подобные доводы казались ей научно недоказанными. Почему, слушая любимую музыку, человек не задыхается? Ведь, по логике пришельца, центр дыхания должен бы был перестать действовать.
Саифн, пытаясь свернуть салфетку снова в цветок, виновато улыбнулся:
– Разве я сказал, что процесс авторегуляции других отделов головы замирает, когда возбуждается, например, центр удовольствия?
Благополучно справившись с тканью, он поставил розочку на стол. Жаклин терпеливо ждала.
– К счастью, вегетативная нервная система на зависит от наших эмоций. И всё же, рассматривая поведение человеческой особи при совокуплении, мы каждый раз регистрировали в этот момент нарушение нейрогуморальной регуляции: сердцебиение учащалось, дыхание становилось сбивчивым. К тому же, подобная деятельность притупляет инстинкт самосохранения.
Учёная улыбнулась, не комментируя. Ей стало смешно от того, как инопланетянин тщательно избегал терминов при определении рода деятельности, о которой говорил.
– Вы зря не верите мне, – Лойз понял усмешку по-своему, – То же самое, правда в большей степени, происходит при эмоциональном возбуждении, вызванном наркотиками, курением или алкоголем. Гипоталамус – железа секреции гормонов возбудителей таких, как адреналин или вазопрессин, под действием вышеперечисленных стимуляторов теряет свою первоначальную роль контролёра всей центральной нервной системы. Он не может качественно управлять такими функциями, как, скажем, нормализация кровяного давления. И даже способен вызвать блокаду сердца или остановку секреции пепсина в желудке.
Жаклин, как биолог, не могла не согласиться с доводами. Заметив, что его слушательница внимательна, Лойз продолжил.
Когда-то, очень давно, его предки пришли к выводу, что для того, чтобы стать менее уязвимыми, им необходимо постепенно атрофировать эмоциональный центр. Со своей задачей они справились: он стал у саифнов таким же рудиментом, как аппендикс.
Жаклин лукаво улыбнулась:
– Иными словами, вы хотите сказать, что людям тоже нужно разучиться любить, чтобы перестать болеть?
Лойз, словно в подтверждение, пожал плечами.
В этот момент официант принёс заказ.
С аппетитом вдохнув запах, исходящий от блюда, Жаклин принялась за вырезку. Лойз, как и тогда в Египте, налил воду в стакан и, всыпав туда свой порошок, стал тщательно перемешивать.
– Это ваш ужин?
Не понимая её насмешки, Лойз выпил приготовленную жидкость.
– В этом порошке – свыше сотни составных комплексов. Кроме тех двадцать шести природных элементов, что содержит любой организм для восстановительных процессов, тут есть ферменты, необходимые для синтеза белков, липазы, растворяющие жиры, витамины для сгорания углеводов и стимуляции эндокринной системы.
Мысль отразилась в глазах Жаклин.
Лойз кивнул:
– Да. Это – суточная норма.
Жаклин удивлённо раскрыла глаза.
Лойз снова кивнул:
– Вы правы. Так питается любой житель моей планеты. Это удобно, экономично, щадяще для внутренних органов. При таком питании, исключаются последствия печёночного криза. Ведь вы, люди, так часто страдаете от переедания. К тому же, с точки зрения рационального питания, смертельно употреблять одновременно мясо с хлебом и фруктами, – кивнул пришелец на кусок индейки, украшенный ломтиком ананаса.
Жаклин замедлила движение руки с хлебом ко рту. Она вспомнила, что много читала про сказанное. Действительно, человек, смешивающий одномоментно во рту белки, жиры и углеводы, нарушал основные принципы метаболизма. Каждый из компонентов пищи требовал своих, отдельных ферментов для качественной переработки.
– Некоторые учёные Земли уже неоднократно предупреждали об этом. Но, как я говорил, до тех пор, пока пища является для вас удовольствием, вы едите то, что вам нравится. Все люди – самоубийцы.
Учёная вздохнула и продолжила трапезу. При абсолютной правоте Лойза, она знала, что её попытки следовать рекомендациям диетологов, терпели фиаско: уж слишком велико было искушение гамбургерами, картошкой «фри» и прочими элементами из серии фаст-фуд. Бегло глянув на подтянутую мускулатуру Лойза и его отменный цвет лица, Жаклин, жуя мясо, подумала, что, похоже, именно в питании кроется весь секрет моложавости инопланетянина. И всё-таки, Жаклин Брайд не была бы сама собой, если бы вот так скоро, без сомнений, приняла на веру сказанное. Женщина посмотрела на пустой стакан собеседника:
– Но как тогда вас понять, если в принятом вами порошке в одну кучу свалены все элементы таблицы Менделеева?
Лойз понял желание землянки подловить, попытаться найти слабинку в его суждениях. Чтобы доставить женщине удовольствие, саифн хмыкнул:
– С вами нужно держать ухо востро, Жаклин. Вы не дадите себя покритиковать. Не так ли?
– Я – не против критики. Я – против нападнических выступлений.
Покорно наклонив голову, Лойз спрятал улыбку.
– Я учту это. А что касается порошка, то он является биохимическим симбиозом, который содержит в себе уже синтезированные вещества. Они не требуют ни предварительной обработки слюной, ни присутствия трёх литров пепсина в желудке.
Заметив непонимание, саифн принялся объяснять особенности состава порошка. Оказывается, он не содержал в себе питательных элементов в том виде, в каком они находились в любом исходном продукте землян. Употребляемые протеины, сахара и триглицериды пищи должны пройти сложный путь расщепления, прежде, чем они приобретут в организме форму синтезированных веществ. Только после этого полезные элементы пищи всосутся ворсинками толстого кишечника, а остаточные продукты покинут его. Иногда нужны часы, прежде чем водонепроницаемые жиры соединятся с уже синтезированными белками, приобретут форму липопротеинов и проникнут в кровь. Саифны же упростили задачу. Они принимали вовнутрь уже готовые к всасыванию все двадцать пять существующих аминокислот, из которых состоят пептиды.
– А моносахариды растворены здесь в виде глюкозы, фруктозы, галактозы и прочих. Позже, они сами примут в организме форму нужных полисахаридов, обеспечив печень, например, необходимым ей гликогеном.
Слушая Лойза, Жаклин приросла к стулу и даже приоткрыла рот:
– Могу поспорить, что это всё сделано для того, чтобы облегчить задачу тем отделам мозга, что отвечают за пищеварение? – учёной было и интересно, и не понятно: если всё уже переработано, то как же быть с перистальтикой кишечника? Ведь сокращение мышц и продвижение пищевой массы обеспечено целлюлозой. Где она в этом порошке? Женщина взяла пустой стакан собеседника в руки, повертела его, понюхала.
Лойз усмехнулся:
– Я поставлю с ног на голову все познания людей о принимаемой пище, если скажу, что целлюлоза – вредна.
– О, господи, чем же вам помешала клетчатка?! – воскликнула Брайд.
Любой ребёнок знал, что растительная пища способствует хорошему пищеварению. Лойз принял привычно-отстранённый вид и принялся размеренно объяснять.
Оказывается, целлюлоза имеет тенденцию забиваться в складки толстого кишечника. Оставаясь там, она удерживает собой некоторые недоработанные элементы пищи, предназначенные на выброс. Это способствует появлению гнилостей, которые, со временем, могут явиться очагами скрытой инфекции. Из-за смещения кислотно-щелочного баланса кишечника, на его стенках вырастают новообразования в виде полипов. Мало того что они питаются теми полезными веществами, что предназначены организму, их продукты распада выделению не подлежат. Складки кишечника взрослого человека покрыты наростами в виде кораллов весом, порой, до пятнадцати килограммов.
– Как ракушечник, покрывает прибрежные пирсы, – пояснил Лойз, прибегая к наглядности.
Жаклин молчала. Есть ей расхотелось, а саифн продолжал портить аппетит дальше:
– Люди поголовно блокированы шлаками, отчего болеют и становятся агрессивными.
– Ну а это-то ту при чём? – вилка с надкушенным кружочком ананаса легла на край тарелки; внутри себя учёная почувствовала дискомфорт, – Какое отношение имеет питание к состоянию психики?
Словно в опровержение, кишечник женщины заурчал. Повествование напоминало учебник по биохомии, авангардистские трактаты которого расходились с полученными знаниями. Лойз посмотрел снисходительно. Ему было понятно отчаяние женщины. Но всё-таки, прав был он.
– Представьте себе, Жаклин, что состояние психики напрямую зависит от питания. Шлаки не позволяют вашим организмам ни выделять вашу биоэнергию, ни принимать биоэнергию окружающей среды. Нарушение процессов обмена аурой человека и окружающей его среды влияет не только на отдельных людей, но и на состояние общего биополя человеческой популяции. Перенасыщенность порождает лень, неразборчивость в мыслях и безответность в действиях. Беспредельность отрицательных деяний человека несёт огромное количество негативных зарядов энергополю космоса. С такой биосферой вы, люди, никогда не сможете гармонично влиться в общий фон Вселенной. Настройку на волны Космоса вы должны начать с принципиального пересмотра вашего питания. Только и всего.
Лойз указал на тарелку с недоеденным мясом.
– Только и всего!? – Жаклин по-прежнему испытывала голод, а вместе с тем угрызения. От такой двойственности голос прозвучал отчаянно, – Лишить себя удовольствия, начать лопать синтетические порошки, и это вы называете «только и всего»?! А вы не боитесь, что употребление искусственных биокатализаторов атрофирует также ваши мозговые ядра, отвечающие за распределение пищевых веществ?
Лойз усмехнулся очередной пикировке. Что ему было ответить? Так за него решили много лет назад предки.
«Да, очевидно не просто будет мне внушить людям в чём их беда», – подумал саифн. Вряд ли он смог бы счесть себя пророком, к словам которого человечество прислушалось бы немедленно, даже при существующей угрозе уничтожения. «Зачем были нужны все эти проповеди о предупреждении быстрой изнашиваемости печени или поджелудочной железы, наиболее уязвимых у людей?» – подумал он с опозданием, но всё же предпринял последнюю попытку вразумить.
– Поймите, Жаклин, только за счёт упрощения процесса питания мы смогли повысить умственную деятельность наших мозгов с десяти до тридцати процентов.
– Для чего?
– Для чего что?
– Для чего вам пригодились двадцать свободных процентов?
Лойз выдохнул:
– Мы заполнили их памятью.
В глазах учёной больше не отражалось ничего. Её голова отказывалась воспринимать так много новой информации за раз. Пришелец уступил:
– Я расскажу вам про это позже… Если вы согласитесь быть моей гостьей на Луазе.
Мужчина смотрел на неё прямо, ожидая ответа. Жаклин опустила голову. Несколько минут она рассеянно рассматривала тарелку с мясом, потом в её взгляде вновь забегали отклики огней:
– А что обозначает слово «саифны»?
– Существо Абсолютной Имунно-Физиологической Неуязвимости.
– Господин Лойз, а разве жители вашей планеты имеют такое же анатомическое строение, как люди? – Жаклин пыталась увести разговор в сторону.
Лойз, оставляя этот вопрос без ответа, повторил уже сказанное, но в виде просьбы. Ему было необходимо, чтобы между ним и Жаклин не было никаких недомолвок. Для этого учёная Земли должна была согласиться поехать с ним на Луазу. Там Лойз мог бы попытаться объяснить ей всё подробнее.
– Хорошо, я согласна, – обречённо вздохнула женщина, – Но моим первым условием будет то, что вы позволите мне доесть хотя бы салат. Голодная, я – жутко злая.
– А вашим вторым условием будет просьба звать вас исключительно по имени. Не так ли?
Жаклин в подтверждение лишь моргнула глазами.
– Тогда и вы зовите меня просто Лойзом, – предложил саифн.
6
Через определённое время Лойз и Жаклин зашли в дверь обычного дома. Он состоял из спальни, зала, рабочего кабинета и кухни. Внутренняя обстановка дома никоим образом не вызывала сомнений в «нормальности» проживающих здесь. Тут было всё, чем пользуются ежедневно миллионы людей. Пожалуй, только зал выделялся от обычных приёмных комнат тем, что помимо мягкой мебели и стенки с аудио– и видеоапппаратурой, здесь находились большой стол-бюро из ореха, стационарная компьютерная техника на нём и огромный секретер рядом. Окна комнат были завешены жалюзи и продублированы тяжёлыми матерчатыми занавесями. Кухонное окно имело затемнённое дымчатое стекло, над которым свисали плотные тюлевые занавески. На первый взгляд, жилище Лойза могло показаться домом человека, избегающего посторонних взглядов с улицы. Несколько разочарованная, Жаклин пыталась понять в чём же секрет инопланетянина. Вдруг ей стало страшно: она засомневалась не злоумышленник ли он. Ведь она почти сразу же попала под влияние его чудачеств, толком не разобравшись ни в чём. А что как всё, что он говорил – инсинуация, а он – маньяк? Сумасшедшие часто бывают такими убедительными… Жаклин вспомнились рассказы о том, как насильники заманивают свои жертвы в ловушки. Гостья настороженно посмотрела на хозяина.
Он улыбнулся издалека:
– Вы зря боитесь, Жаклин. Вся эта мебель и бытовые принадлежности – просто камуфляж.
Жаклин растерянно огляделась снова:
– Камуфляж? Зачем?
Лойз указал на кресло в зале и объяснил довольно-таки доступно и логично. Для того, чтобы знать людей лучше, необходимо было приглашать их к себе. И, понятно, что далеко не каждому встречному Лойз объяснял кто он такой на самом деле. Следовательно, не стоило шокировать людей тем бытом, к какому он привык. Вот почему Жаклин видела в доме все эти лампы, цветы, холодильник с продуктами и так далее. Несколько успокоившись и разглядывая комнату, уставленную дорогой мебелью настолько безвкусно, насколько это может быть сделано кем-то, безразличным к комфорту. Усаживаясь на диван, Жаклин потрогала упругость подушек. Сидели на них не часто. Жаклин заинтригованно посмотрела на хозяина:
– Скажите, Лойз, а почему вы выбрали для откровения именно меня?
Саифн ответил не сразу. Он понимал, что если хочет завоевать доверие, то необходимо быть откровенным до конца, хотя очередное признание снова могло шокировать. Но пора было отвечать.
– На это было две причины, – Лойз посмотрел на гостью серьёзно, – Именно от вас и вашей мудрости зависит сегодня в какой-то степени судьба Земли и людей.
– Так вы всё-таки спасёте нас! – вырвался у Жаклин крик надежды.
Лойз ответил уклончиво, что всё зависит от многих факторов. Надувшись на секунду, женщина тут же вскинула голову:
– А что за вторая причина?
Саифн протяжно посмотрел, затем встал с кресла и пригласил в смежную комнату. Здесь тоже всё было обыденно: стоял раскладной диван, около него – библиотека со множеством книг, кассет, дисков, ещё один рабочий стол, на котором, помимо бумаг, лежал серебряный дипломат, похожий на ноутбук. И всё же, что-то поразило Жаклин здесь. Она внимательно осмотрелась, прежде чем поняла. Свет. В комнате её поразило необыкновенно-мягкое красное освещение, идущее не понятно откуда. Свет словно следовал за ними и одновременно усиливался по мере их приближения к столу. Подойдя к нему и открыв выдвижной ящик, Лойз достал оттуда старый портрет. На нём была изображена женщина, удивительно похожая на Жаклин. Сразу уловив это сходство, Жаклин нахмурилась; она не очень любила сюрпризы:
– Кто это?
– Это – одна из моих прапрабабушек, – Лойз словно представил незнакомку, – Говорят, что все женщины нашего рода были похожи на неё, как я похож на моего прапрадеда. В ресторане вы задали мне вопрос об анатомическом строении саифнов. Так вот, я должен сказать вам, Жаклин, что я – это не совсем я, а, скорее, мой предок, живущий полтора миллиона лет назад. Раньше у луизян тоже был человекоподобный вид и неимоверное множество физических образов жителей. Но только до определённого момента.
Жаклин, увлечённая рассказом, задумалась. Она вспомнила, что в Асуане Лойз сказал, что их цивилизация старше земной на полтора миллиона лет. Как же тогда могли саифны сохранить в себе память о столь дальних предках? Это казалось подозрительным. Выслушав вопрос, инопланетянин замолчал. Опять предстояло говорить много и невероятного. Проще это было сделать за чашкой кофе. Саифн спрятал портрет в шкаф и предложил:
– Вы пьёте кофе?
– Я-то – да. А вы?
– Нет, но я умею его варить. По-турецки. Пойдёмте.
На кухне Лойз вытащил из шкафчика всё необходимое и, приготовляя напиток, принялся за рассказ.
– Можете себе представить, Жаклин, что при большом многообразии Вселенной, однажды, а если быть точным, четыре миллиарда шестьсот миллионов лет тому назад, в ней, в двух разных уголках, появились две абсолютно одинаковые планеты: Луаза и Земля. Планеты-близняшки росли и развивались почти одинаковым темпом, с единственной лишь разницей: зарождением жизни на них. На Земле появление первой живой клетки относится к трём с половиной миллиардам лет. Первые простейшие организмы Луазы были всего-то на полтора миллиона старше земных прототипов. Результатом эволюции стали на обеих планетах существа разумные. Жизнь на Луазе развивалась бурно, и когда наша цивилизация достигла трёх миллионов пятисот тысячелетнего возраста, начиная с момента возникновения первого луизянина, общество жителей Луазы было очень высоко развитым.
– Три с половиной миллиона? – Жаклин задумалась, – Это ведь сегодняшний возраст эволюции человека?
Лойз на секунду отвлёкся от турки и посмотрел на женщину:
– Теперь вы понимаете, что многое в истории развития наших цивилизаций совпадает?
Отказываясь верить, Жаклин покачала головой; она была поражена:
– Это невероятно!
Лойз снова отвернулся и продолжил. В его голосе появились патетические интонации.
Полтора миллиона лет назад его планета была точно такой же, какая есть сегодня Земля. А жители Луазы были абсолютно похожими на людей. И, так же, как люди, они искали связи с другими обитателями космоса. Но однажды на планете случилась биологическая катастрофа. Оставаться на ней не представлялось более возможным. Познания луизян о ближайших областях космоса были намного обширнее, нежели сегодняшние представления о соседях у землян. Опираясь на них, небольшому количеству предков нынешних саифнов пришлось покинуть планету. К тому времени существа с Луазы уже овладели секретами генома и воссоздания себе подобных лабораторным путём. Поэтому в космосе луизяне могли не только существовать, но и заниматься искусственным воспроизводством. Именно тогда руководством летательной планеты было принято решение о строгом контроле за воспроизводством.
Рассказ был очень увлекательном, но Жаклин была бы сама не собой, если бы не уточнила все интересующие её детали:
– Погодите, Лойз, – извинилась она, – вы сказали летающая планета? Разве это был не обычный космический аппарат?
Лойз одобрил взглядом бдительность женщины:
– С вами приятно иметь дело. Вы – хороший слушатель, когда хотите этого.
Заминка привела Жаклин в смущение, но Лойз продолжил без тени обиды:
– Размеры станции были настолько огромны, что походили на летающее тело больше, чем на аппарат. Предки знали, что после того, как они покинут Луазу, все оставшиеся на ней живые организмы будут обречены на вымирание. Откуда созрела необходимость забрать с собой в полёт все, что представляло Луазу: почву, воду, образцы фауны, флоры, технических разработок и научных достижений. Наблюдая за родной планетой из космоса, мои предки очень скоро стали свидетелями полного отмирания её биосферы.
Лойз уставился на поднимающийся напиток. Вспоминать было непросто. Ни один из тех, кто улетел с Луазы и не думал о том, что ему и его потомкам придётся провести в открытом космосе более тысячи лет. За это время генотип существ видоизменился: приспособился к условиям ограниченного пространства. Активное изучение бионики и генетики позволило предкам Лойза прийти к осознанию того, что каждый новый лабораторный экземпляр луизанина должен наследовать не только хромосомный набор предков, но и их память.
Жаклин заёрзала на стуле:
– А разве они не могли размножаться обычным путём?
Лойз отрицательно качнул головой. Вся его фигура, повёрнутая в пол-оборота, выглядела поникшей. Рискуя сделать ещё больнее, Жаклин встала и подошла сзади. Лойз, избегая близости, пошёл к шкафу за чашкой. Говорить издалека было проще. Ведь Жаклин должна была всё понять; он недаром выбрал её для исповедания.
В силу создавшихся обстоятельств, жители летающей планеты не могли позволить себе обычное воспроизводство: любая неожиданность в развитии требовала уничтожения плода. Избегая потерь, луизане взяли воспроизводство под строгий лабораторный контроль. В таких условиях было, к тому же, легче сохранять информацию об их существовании: ведь волновая активность любого зародыша настолько велика, что изменяет магнитный фон окружающего пространства. Из-под колпака лаборатории, выплеск волн был намного меньше.
Благодаря генным экспериментам, учёные Луазы уже достаточно скоро смогли приникнуть в тайну организации мозговой деятельности. А новые биокибернетические открытия позволили «освоить» механизм памяти. Причём, производилась не только расшифровка и селекция кодов ДНК и РНК, но также опыты по восстановлению собственно мозговых механизмов памяти. Когда один из луизан умирал, то опыт его мозга «записывали», как специальную программу, и подсаживали эту мини-запись в ту часть мозга вновь созданного существа, что отвечала за память. Это походило на наложение матрицы на чистый лист. Отпечатав программу таким образом, существа добивались того, чтобы новый индивидуум не нуждался в начальном образовании. Он наследовал в себе память предков. Причем, как и прочие характеристики, элементы подсаженной памяти были избирательными, комбинирующими исключительно положительный опыт. Вновь полученным существам не нужно было учить языки, овладевать основами наук и так далее. Если психомоторика обычного существа имела как нормы то, что к году ребёнок должен ходить, а к двум – говорить, показатели воспроизведённых малышей были совершеннее. К году своего появления на свет новообразованный луизанин осваивал речь двадцатилетнего предка, а к сорока годам его мозг был готов воспроизвести программу последних трёхсот лет прогресса. Таким образом, каждый новый обитатель летающей планеты начинал своё мозговое развитие фактически с того момента эволюции, на котором останавливался его предок. Так, от вида к виду, от существа к существу, предки Лойза смогли добиться невероятного результата. Каждый новый субъект наследовал запрограммированные ему предками анатомо-физиологические качества. Так луизане превратились в саифнов – существ, лишённых эмоций и чувств, но обладающих повышенной иммунной защитой.
Лойз налил кофе в чашку на столе. Жаклин поблагодарила.
– А вам? – предложила она, больше, чем спросила.
– Нет. Это сложно.
– Может попробуете? Ради эксперимента?
Пришелец понял, что учёная провоцирует его. Но в нём вдруг возникло желание подчиниться. Глядя на женщину почти со страхом, Лойз налил себе немного кофе. Под пристальным и подбадривающим взглядом, он поднёс напиток к губам. Незнакомый аромат проник в ноздри. Лойз сморщил нос и чихнул. Жаклин засмеялась:
– Ничего. Не бойтесь. Смотрите, я пью кофе без угрозы для жизни. М-м, как вкусно. Давайте! Просто, чтобы знать о чём идёт речь.
Лойз подул на напиток и едва отхлебнул. В налитой пене задержалось несколько протёртых гранул. Автоматически Лойз начал жевать их. Жаклин захлопала от восторга:
– В вас сам собой пробудился жевательный рефлекс. Скажите, разве вам не приятно поперемалывать кофе на зубах? Или, может, стоит взять в рот что-то более существенное? Есть у вас хлеб?
– Что? Какой хлеб?! – саифн вытаращил глаза от испуга, – Нет уж, не стоит продолжать. Я сделал это ради науки. Исключительно, чтобы обогатить свои ощущения.
– И как? Вам понравилось?
– Нет! Нет!
Отрицание было настолько категоричным, что Жаклин усмехнулась. В её голове зародилась дерзкая мысль. Но, вспомнив, что Лойз способен читать, что она думает, учёная сразу же заговорила о другом.
– А я обожаю хороший кофе. Это единственный момент, когда я могу спокойно думать о предстоящем дне.
Лойз торопливо прервал её блуждающий взгляд, встав перед глазами:
– Но этот день уже заканчивается. А сказать мне вам нужно ещё очень много. Так что, позвольте продолжить?
– Безусловно. Позвольте только уточнить по сказанному? – женщина дождалась кивка, затем отпила кофе и только потом спросила, – Означает ли, что при хромосомной селекции ваши механизмы памяти стали намного совершеннее?
– Это не совсем хромосомная селекция, – попытался уточнить Лйоз.
Жаклин махнула:
– Пусть так, не перебивайте. Насколько я поняла, при наложении матрицы памяти, мозг каждого нового представителя саифнов всё надёжнее утрачивал ту самую «вредную» информацию, например, о чувствах, вкусах, привязанностях, что имели ваши предки в условиях нормального развития. Так?
– У них не было выбора, – защищая предков, Лойз повторялся, – Старейшие представители Луазы знали, что только селекция памяти избавит будущих саифнов от новой катастрофы. Потому так усердно стирали все факторы, мешающие прогрессу.
Жаклин поняла, что сделано это было не случайно. Будущее станции и перспектива возвращения на Луазу зависели от тщательной подготовки элементов. В данном случае ими являлись сами существа. Нужно было, чтобы они стали неуязвимыми, как физически, так и нравственно. Вот почему среди представителей поздних цивилизаций луизан не стало сентиментальный мечтателей.
– Так, значит, на вашей планете нет ни поэтов, ни музыкантов, ни художников?
Лойз кивнул. Жаклин стало грустно. И снова саифн стал оправдываться:
– Мои предки не нуждались в представителях подобных профессий. Я уже сказал вам, что ими производилась сложнейшая селекция генофонда. Иначе говоря, в генных лабораториях станции скрещивались клетки носителей только полезной информации. И, знаете, результаты гибридов получались поразительные и самые неожиданные.
Лойз сел напротив за стол и улыбнулся одними уголками глаз, словно вспомнив что-то. – Так, например, из инженера и спортсмена они получали астронавта уникальных физических качеств. Писатель и химик давали выдающегося патологоанатома. Он был настолько уникален, что мог поразительно детально описать причину отмирания любой изучаемой ткани. Впрочем, такие примеры были редки. Гораздо чаще попадались типичные однородные элементы скрещивания, такие как: химик плюс биолог равняется биохимик. А математик и астролог при скрещивании давали космического кибернетика.
«Значит, получается, они выращивали своих неуязвимых и неповторимых соплеменников, как мы выращиваем гибриды груш в сельско-хозяйственных академиях?» – Жаклин усмехнулась своим мыслям. Впрочем, смех носил нотку скепсиса. Допивая кофе, она задумалась вслух:
– Так сколько же с тех пор прошло лет? И как ваши предки смогли снова вернуться на Луазу?
– Почти миллион четыреста девяносто девять тысяч лет.
Поразившись точности названной цифры, Жаклин открыла мобильный, набрала калькулятор и подсчитала: катастрофа произошла полтора миллиона лет назад, чуть больше десяти веков саифны пробыли в космосе… Всё сходилось.
– Да, значит мы для вас – древние первобытные?
Лойз откровенно улыбнулся отчаянию женщины:
– Не расстраивайтесь, Жаклин. Перед нами у вас есть одно неоспоримое преимущество: каждая новая человеческая особь хотя бы внешне отличается от предыдущей. В то время как у нас, вот уже полтора миллиона лет каждый мужчина рода носит один и тот же образ того самого генного предка, который сумел покинуть Луазу на летающей станции.
Оставшись в космосе в относительно небольшом количестве, беженцы решили впредь не давать своим генным потомкам новых имён и не менять им внешность. Так что все две тысячи девятьсот девяносто девять Лойзов, что были созданы до знакомого Жаклин, отличались только строением кожных линий на внутренней стороне пальцев. Чтобы не путаться в генеалогических дебрях, в дактилотеке Луазы регистрировались и сохранялись отпечатки пальцев каждого из них. Лойз три тысячи первый исключением не являлся и добросовестно пополнил своими отпечатками своеобразную историческую летопись семьи.
Жаклин не понимала зачем это всё нужно.
– Что вы! Это позволяет нам выводить коэффициент полезности индивидуума каждого рода, – саифн поднял вверх указательный палец, – При низком коэффициенте многих саифнов не «восстанавливают», и их род заканчивается. Так что я – почётный представитель своего рода. Три тысячи – это максимальное число поколений, появившихся после катастрофы. Что-то вроде показателя древности рода.
– Три тысячи поколений? При какой длительности жизни?
– Пятьсот лет.
– Что? Это невозможно! Как биолог говорю вам: это бред. Ни одна ткань не способна просуществовать столько. Не говоря уже об органах.
– Это возможно. И я докажу вам это. Но не здесь и не сейчас.
Напоминание о данном обещании полететь на чужую планету отразилось мгновенным испугом на лице женщины. Но почти сразу же её осенила мысль, потерять которую не хотелось бы. Жаклин направила оба указательных пальца на фигуру Лойза:
– Погодите. Но если все мужчины вашего рода похожи на вас. Значит ли что все женщины вашего рода похожи на…?
Лойз кивнул. Учёная земли от растерянности открыла, затем закрыла мобильный. Всё было так необъяснимо, что Жаклин захотелось ещё раз взглянуть на портрет дамы, оставшийся в шкафу. Пристально глядя на саифна, Жаклин вспоминала черты её лица. Лойз усмехнулся, вышел из кухни, а когда он вернулся в его руке был серебряный дипломат.
7
Поставив предмет на стол, Лойз нажал на одну из его наружных кнопок. Верхняя крышка дипломата съехала с него, как лента по конвейеру, обнажая один из слойных отделов. Среди аккуратно разложенных бумаг Лойз без труда нашёл нужный снимок и протянул его Жаклин. Понимая, что в устройстве предмета тоже есть какая-то тайна, женщина указала на него взглядом.
– А про это вы тоже мне расскажете?
Лойз пожал плечами:
– Не знаю. Это может оказаться скучным и непонятным.
– Что вы! Меня заранее интригуют все ваши изобретения.
Восклицание уверяло в искренности. Жаклин забыла, что всего полчаса назад боялась саифна и не доверяла ему. Теперь страх прошёл, уступив место желанию услышать как можно больше интересного о Луазе и её жителях. По своей натуре Жаклин была пытлива. Она принялась рассматривать фотографию. Дальняя родственница инопланетянина ничем не отличалась от человека.
– И, к тому же, она могла бы быть моей прабабушкой, – вдруг неожиданно заключила Жаклин.
Лойз изобразил плохо сыгранное непонимание:
– Да? Почему это?
– Неужели вы не заметили, что я похожа на неё?
Саифн стушевался. Помолчав, он взял портрет из рук Жаклин и стал рассматривать с теплотой во взгляде.
– Конечно же я знал это. Скажу больше: ваше сходство с моими предками по женской линии стало второй причиной моего доверия к вам.
Жаклин от признания смутилась. Ей захотелось посмотреть фотографии других предков Лойза и особенно тех, что жили на Луазе до катастрофы. Пытаясь заполнить возникшую неловкую паузу, она спросила об этом. Лойз с радостью принялся объяснять, что в исторических архивах планеты имелись рисунки и фотографии даже самых первых саифнов. Они, как и люди, были удивительно похожи на своих предков обезьян.
– Простите, но теория возникновения человека от обезьяны до сих пор ещё не доказана, – позволила уточнить Жаклин.
Любой биолог, живущий сегодня на Земле, знал, что хотя Дарвин и обосновал эту гипотезу ещё в середине девятнадцатого века, до сих пор люди не имели достаточного количества доказательств, убеждающих в её достоверности. Было известно, что до появления человека на голубой планете уже имелось три вида человекоподобных обезьян: орангутанги, шимпанзе и гориллы, среди которых у шимпанзе строение генетических кодов клеток ДНК и последовательность их расположения в молекулах кислот на девяносто девять процентов совпадали с человеческими. Следовательно, оставалось всего лишь предполагать, что развитие нового типа, из которого потом, путём сложной эволюции в три миллиона лет, появился на Земле первый человек-неандерталец, обязано «ошибке природы» в тот самый один процент. Совершённая шесть миллионов лет тому назад, эта «ошибка» составляла сегодня единственную разницу в генетической программе человека и обезьяны.
Конец ознакомительного фрагмента.