© Елена Поддубская, 2015
© Александр Васильевич Надобных, дизайн обложки, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Пролог
Было невозможно точно определить то место на карте планеты Луазы, откуда раздавался приятный баритон говорящего. Только по нарастанию света да по увеличению силы голоса наблюдающий, при приближении, мог бы распознать в блеклой сумеречной тьме очертания открытых дверей жилища. Мягкий красный свет неярко освещал просторную комнату, похожую на пещеру. В ней на большом кресле сидело человекоподобное существо и разговаривало с самкой шимпанзе.
– Что ты смотришь на меня так грустно, Жаки? Не хочешь уезжать?
Лойз девять тысяч первый – так звали существо, тяжело вздохнул. Не позднее чем сегодня ему предстояло навсегда покинуть родную планету. Луаза, оставаясь в системе своей галактики, неуклонно сближалась с Торией, планетой-гигантом, которая находилась на грани исчерпания своего ядерного горючего и уже была вовлечена в процесс гравитационного сжатия. Раньше, только несколько столетий назад, плоскости Луазы и коллаптического поля Тории находились в параллельной расположенности и теоретически не представляли друг для друга возможности слияния. Однако со временем космофизики Луазы стали замечать, что мощнейшие струи коллаптического поля изменяют конфигурацию Галактики. Они подтягивали к себе все находящиеся поблизости физические объекты и не позволяли им в дальнейшем вырваться из плена из-за мощнейшего поля тяготения, вызванного сильным сжатием материи. Бездна уже «сожрала» не одно космическое тело. Объекты, попавшие в поле воронки, теряли для себя значение времени и пространства. Деформация планетарного поля грозила планете саифнов в ближайшие десяток лет свалиться со своей плоскости. Однажды вовлечённая в космический водоворот, Луаза будет обречена на погибель. Это являлось аксиомой.
Рассуждая об этом, существо поглаживало спину обезьянки и задумчиво смотрело на стоящий перед ним на столике портрет в картонной рамке. И стол, и кресло, и вообще все немногочисленные предметы, находящиеся в комнате, были сделаны из бесцветного сжатого газа. Из-за этого жилище Лойза девять тысяч первого красками не пестрело. Пожалуй, только красный свет освещения да тёмная шелковистая шерстка шимпанзе создавали контраст всеобщему белёсому интерьеру. Даже сам Лойз, бледный блондин, и его одежда – блестящий полупрозрачный брючный комбинезон из тонкого серебристого волокна, сливались с мебелью. На фоне блёклых расцветок терялись и приятные черты лица существа: ярко выраженные скулы, очерченные волевым подбородком, идеально прямой нос и необыкновенной голубизны и правильности глаза. Обычно яркие и живые, в этот миг глаза были затянуты плёнкой обречённости, отчего лицо казалось непримечательным. Встряхнув длинными кудрями волос, инопланетянин выдохнул долгую струю воздуха. Мысли пригвоздили его взгляд к невидимой точке на потолке. Повергнутый в недвижимость, саифн скоро почувствовал, как его пробрал холод. Внутренняя температура пещеры не превышала двадцати градусов по Цельсию. Встрепенувшись, он съёжился. Защитный скафандр был бессилен согреть замёрзшую душу. Молчание Лойза показалось для обезьянки Жаки томительным. Как только инопланетянин пошевелился, она, по-прежнему сидя у него на коленях, недовольно дёрнула за руку, выказывая нетерпение. Существо отогнало от себя поглотившие мысли и снова вздохнуло. – Прости, дорогая, отвлёкся. Так вот, скоро от нашей планеты ничего не останется. В вихре магнитной воронки она распадётся на мельчайшие составные, останки которых разнесёт потом по мирозданию. Поэтому переезжать необходимо.
Да, Лойз девять тысяч первый был прав. К великому сожалению, любая материя постоянно претерпевала видоизменения. Луаза просуществовала четыре миллиарда шестьсот три миллиона лет. В принципе, для любой другой планеты с нормальным атмосферным слоем такой возраст не являлся критическим. Но проблема состояла в том, что семь с половиной миллионов лет тому назад Луазу постигла сильная экологическая катастрофа. После неё планета была обречена на отмирание. Саифны и так немало поборолись, стараясь восстановить атмосферу и всеми способами препятствуя приближению планеты к той самой чёрной дыре, которая угрожала. Теперь, в день, когда на Луазе наступил четыре миллиарда шестьсот три миллиона первый год, космологи окончательно подтвердили невозможность предотвратить вхождения орбиты их планеты в зону начала тяготения дыры. И тогда совет Первейших – правителей планеты, в срочном порядке решил эвакуировать саифнов на другую планету.
– Так нужно, Жаки, – уверил Лойз обезьянку в очередной раз, – К тому же та планета, куда мы летим, тебе не совсем чужая: оттуда была твоя прапрабабушка, которая встретила моего прапрадеда и благодаря которой и началась вся наша история. Ты же помнишь её, Жаки? Вот она, посмотри. Вы с ней удивительно похожи.
Существо протянуло обезьянке портрет. Сходство Жаки и молодой женщины на портрете было очевидным. У обезьянки были те же глаза удлинённой формы, аккуратный нос, не вдавленный как у прочих приматов в плоскость лица, а зрительно выступающий, и губы, складывающиеся время от времени в такую же точно загадочную улыбку, какая была запечатлена на портрете. Лойз прикоснулся к снимку. В этот момент шимпанзе слезла с его коленей, подошла к шкафу, стоящему в отдалении, достала оттуда магнитофон и, нажав одну из кнопок, включила аппарат. В комнате, напоминавшей пещеру, раздалась печальная мелодия флейты и гитары. И сразу же на лице существа кроме обеспокоенности пролегла тяжёлая полоса тоски. Лойз девять тысяч первый, один из жителей планеты Луаза, расположенной в точно такой же, как Солнечная система, галактике, погрузился в тяготящие воспоминания. Сегодня, как никогда, они нахлынули неудержимым потоком и были особо нетерпимы. Возможно, это сопрягалось с необходимостью переезда. Позади Лойза была огромная эволюция предков, исчисляемая семью с половиной миллионами лет. Впереди – неведомая жизнь на новой планете, которая уже давно рассматривалась его соотечественниками, как планета вынужденного переселения и идеальный объект для продолжения существования саифнов. Тем не менее, необходимость оказаться перед неизвестностью пугала. И хотя, в силу многих физиологических процессов, осуществлённых за долгие годы развития, эмоциональная память саифна была притуплена и ослаблена, всё же в этот миг он ощущал в груди тяжёлое биение сердца.
Поведение человека не могло оставить животное равнодушным. Заметив, как Лойз хмурит лоб, обезьянка приподнялась перед ним и участливо положила лапку на щёку. От тепла её ладошки Лойз широко раскрыл глаза. Внезапное смутное воспоминание заставило смягчить взгляд. Саифн нежно посмотрел на обезьянку и улыбнулся. Она же, оставив одну лапку на его щеке, пальцем другой стала медленно обводить контур вокруг губ. Лойз девять тысяч первый со стоном закрыл глаза. Помимо его воли он заговорил чуждым ему баритоном прародителя.
– Жаклин, тебе не в чем меня упрекнуть. Я сделал всё, что от меня зависело. Всё вышло так, как ты просила: вы остались существами способными на проявление чувств.
Инопланетянин открыл глаза. Слёзы текли из них. Обезьянка кивнула своей крохотной головкой с симпатичной мордашкой и прижалась к Лойзу щекой. Нежно вытаскивая из гортани нечленораздельные звуки, смешанные с шепотом и писком, обезьянка принялась утирать слёзы существа, означавшие только одно: проявление слабости. От её участия саифн заплакал ещё сильнее. Тогда, видимо осознав своим слабым звериным умом, что её утешения безрезультатны, обезьянка обхватила мордашку и тоже заплакала, совсем по-человечьи. Так, глядя один на другого, они продолжали неумолимо горевать. Память, растворённая в спектре их слёз, унесла обоих в далёкое прошлое.