Беседы (сборник). Беседы (преподобный Ефрем Сирин, 2003)

О страстях

Пред славою Твоею, Христе Спаситель, хочу изобразить всю свою горечь, все лукавство и неразумие; но опишу также всю Твою приятность и сладость, с какими поступал Ты со мною ради Своего человеколюбия.

От чрева матери моей стал я преогорчать и обращать в ничто благодать Твою и нерадел о добре. Сам же Ты, Владыка, Сын Божий, по множеству щедрот Твоих терпеливо взирал на все мое лукавство. Главу мою возносит благость Твоя, Владыка; но она ежедневно смиряется по причине грехов моих. Та же благодать Твоя снова влечет меня к жизни; но я скорее со всем усердием устремляюсь к смерти; потому что тот же худой навык к слабостям увлекает меня к себе, и я покоряюсь ему.

Ужасен и весьма худ страстный навык: он как бы неразрешимыми узами связывает мысль, и узы сии всегда кажутся мне вожделенными; потому что сам хочу быть так связанным. Мои навыки опутывают меня сетями, и я радуюсь, что связан. Погружаюсь в самую несносную глубину, и это веселит меня. Враг ежедневно обновляет узы мои; потому что видит, сколько я рад разнообразию уз своих. Враг мой очень искусен: не связывает меня теми узами, какие мне не угодны, а напротив того, налагает всегда такие узы и сети, которые принимаю с великим удовольствием; ибо знает, что изволение мое сильнее меня; и во мгновение ока налагает узы, какие хочет.

Это достойно рыдания и плача; в этом позор и стыд, что связан я своими хотениями. Могу одним мановением сокрушить узы и освободиться от всех сетей, но не хочу того сделать, будучи одолеваем своими слабостями и произвольно раболепствуя страстям, как обычаям. Еще ужаснее и извлекает у меня слезы стыда, что не выхожу из-под воли моего врага. Связываюсь теми узами, какие он налагает на меня, и умерщвляю себя теми страстями, какие его радуют. Могу сокрушить узы, но не хочу; могу избежать сетей, но не спешу. Что горестнее этого плача и рыдания? Какой другой стыд тягостнее сего? Ибо утвердительно скажу, что это самый горький стыд, когда человек выполняет хотения врага.

Зная узы свои, каждый час скрываю их от всех зрителей под благоговейною наружностию. И совесть моя обличает меня в этом деле, ежечасно говоря мне: «Почему не трезвишься ты, бедный? Разве не знаешь, что наступил и близок день страшного суда, в который все обнаружится? Восстань, как сильный! Разорви узы свои! У тебя есть сила разрешать и вязать». Это всегда говорит мне, этим обличает меня совесть; но не хочу освободиться от уз и сетей. Каждый день сетую и воздыхаю о сем, и оказывается, что связан я теми же страстями. Жалок я и нерадив, не оказываю успехов во благо душе своей; потому что не боюсь быть в сетях смерти. Тело мое облечено прекрасною наружностию благоговения, а душа опутана неприличными помыслами. Перед зрителями тщательно я благоговеен, а во внутренности почти что дикий зверь. Услаждаю речь свою, передавая ее людям, а сам всегда горек и лукав по намерению.

Итак, что мне делать в день испытания, когда Бог откроет все перед судилищем? Сам знаю, что буду там наказан, если здесь слезами не умилостивлю Судию. Посему-то не удерживает Он щедрот и во гневе, так как ожидает моего обращения. Ибо не хочет видеть, чтоб кто-нибудь горел в огне; но угодно Ему, чтобы все человеки вошли в жизнь.

Посему, уповая на щедроты Твои, Господи, Сын Божий, к Тебе припадаю и Тебя умоляю: воззри и на меня, изведи душу мою из темницы беззаконий, и да воссияет луч света в моем разуме, пока не отошел я на страшный, ожидающий меня суд, на котором вовсе нет места покаянию в худых делах! Ибо вот занимает меня та и другая мысль: и переселиться из тела, и более уже не грешить. Опять страх объемлет меня, бедного и нечестивого: как пойду неготовым и совершенно обнаженным – без покрова добродетелей? Великий страх непрестанно мучит сердце мое при мысли: и пребывать во плоти, и переселиться из плоти; и не знаю, на какую из обеих мыслей преклониться мне; ибо вижу, что я не ревностен к добру, и жить во плоти страшно и опасно; потому что ежедневно хожу среди сетей и уподобляюсь нерадивому и ленивому купцу, который в одно время теряет и достояние, и прибыль. Так и я теряю небесные блага среди множества развлечений предметами, которые заманивают меня в худые дела. Ибо сам в себе ощущаю, как ежечасно меня окрадывают, и, нехотя, делаю дела, которые ненавижу.

Удивляет меня тварь, как она всегда прекрасна; тогда как мысль моя среди сих красот неблагопристойна. Удивляет меня произволение мое, столько злое в скорбях, в которых всегда различно погрешает. Удивляет меня ежедневное мое покаяние, почему не имеет оно твердого основания зданию. Каждый день полагаю основание зданию и опять собственными своими руками разоряю труд. Доброе мое покаяние не положило себе хорошего начала; наоборот, злому нерадению нет еще конца. Порабощен я слабостям и воле моего врага, усердно исполняя все им любимое.

Кто даст главе моей воду в неистощимом обилии и очесем источники, которые бы непрестанно изливали слезы, да плачуся (Иер. 9, 1) всегда пред милосердым Богом, чтоб, послав благодать Свою, извлек Он меня, грешника, из моря, свирепеющего волнами грехов и ежечасно обуревающего душу? Ибо хотения мои хуже ран, которые вовсе не терпят врачебных перевязок. Выжидаю в надежде покаяния и обманываю себя сим суетным обещанием, пока не умру. В этом ожидании всегда говорю, что покаюсь, и никогда не каюсь. На словах прилежно каюсь, а делами весьма далек от покаяния. Если я покоен, то забываю и природу свою. А если опять в скорбях, то оказываюсь ропотником.

Святые отцы, будучи боголюбивыми, в страданиях и искушениях соделались благоискусными и от Небесного Бога со славою и похвалами прияли неувядающий венец; в скорбях приобретя себе похвалу и имя, стали прекрасным образцом для последующих родов. Вместе с отцами и святыми всегда представляю себе досточестного, благолепного, целомудреннейшего Иосифа, исполненного небесной красоты и любви к Всевышнему. Какое прекрасное терпение приобрел он в искушениях! Ужасная зависть братьев не в силах была повредить красоте души его; потом и страшный аспид в собственной норе своей не мог иссушить цветущую красоту сего юноши, хотя ежечасно устремлял взоры на красоту целомудренного, чтобы в бешенстве своем излить на него горький яд свой; потом в темнице и в узах не увяли благолепие души и красота боголюбивого юноши.

А если я, несчастный, и без всякого искушения грешу, раздражаю и огорчаю Владыку, то, изведав опытом многие и неизреченные щедроты Твои, Господи, умоляю величие щедрот Твоих: спаси меня и даруй служителю Твоему прошения души его; все, чего он просит из сокровищ милосердия Твоего, Владыка, чтобы благодать Твоя постоянно, как поток, струилась в сердце и в устах у меня, раба Твоего, чтобы сердце мое и уста мои были чистым по благодати и нескверным храмом, приемлющим в себя Небесного Царя; чтобы не уподоблялись они по лукавым помыслам звериному логовищу и по лукавым пожеланиям вертепу злых разбойников; но чтобы перст благодати всегда приводил в движение язык мой, как струну на гуслях, к славе Твоей, Человеколюбец, и я непрестанно, во все времена жизни своей, и сердцем, и устами с любовию прославлял и благословлял Тебя! Ибо кто ленится песнословить и прославлять Тебя, Владыка, тот чужд будущей жизни.

Христе Спаситель! Даруй мне по прошениям сердца моего, да уподобится язык мой цевнице благодати, чтоб из многих записей в завете здесь мог уплатить я хотя по немногим взысканиям и под кровом рук Твоих спасся опять там, когда пред страшною славою Твоею вострепещет всякая душа. Ей, Владыка, Единородный Сын, услышь меня и прошение раба Твоего приими как дар. Я – грешник, спасаемый благодатию; а слава подобает Спасающему грешника щедротами!

О страстях

Человек, проводящий в нерадении дни свои, сам себя обманывает, вовсе не помышляя о благах, какие уготовал Господь праведным, и о наказании, уготованном грешным, без всякого же страха предаваясь забавам. В таковом лукавый приводит в действие всякого рода плотские похоти, а он не в состоянии заметить сего, как ворота не замечают входящих и выходящих ими; потому что похоть, поселившись в уме его, омрачила очи его.

С подвижниками же враг борется иным образом; и прежде нежели совершено беззаконие, враг всегда умаляет оное в глазах их; особенно же умаляет похоть сластолюбия, будто бы выполнить ее то же, что вылить на пол чашу холодной воды. Так лукавый умаляет грех в очах брата до совершения его; по совершении же греха лукавый до крайности увеличивает беззаконие в глазах того, кто впал в оное. Воздвигает при этом на него волны отчаяния, а нередко вооружается на него и притчами, внушая ему такие мысли: «Что сделал ты, напрасный труженик? Теперь объясню тебе, чему уподобилось делание твое. Насадил некто виноградных лоз, стерег и берег их, пока дали плод, и, собрав виноград, наполнил он бочки виноградным вином; а потом вдруг, встав, взял топор и разбил бочки; вино вылилось и погибло; вот чему уподобилось делание твое». Сие внушает лукавый брату с намерением низринуть его в глубину отчаяния.

Посему, возлюбленный, зная наперед сии козни врага, бегай греха. Если же и подвергся какому грехопадению, не закосневай во грехе; но встань и обратись ко Господу Богу своему всем сердцем своим, чтобы спаслась душа твоя. Скажи лукавому помыслу: «Хотя и бочки я разбил, и вино погубил, но цел у меня виноградник, а Владыка долготерпелив, многомилостив, милосерд и праведен. И надеюсь, что при содействии мне благодати Его, снова возделаю и сберегу виноград свой, и наполню бочки свои, как и прежде. Ибо чрез пророка Исаию говорит Он: аще будут греси ваши яко багряное, яко снег убелю: аще же будут яко червленое, яко во́лну убелю. И аще хощете и послушаете Мене, благая земли снесте: аще же не хощете, ниже послушаете Мене, меч вы пояст: уста бо Господня глаголаша сия (Ис. 1, 18–20)». Господу слава во веки веков! Аминь.

Слово о злоязычии и о страстях

Всякого рода прохлады рассеяны во всем человечестве, чтобы человек непрестанно боролся умом. Иной услаждается беспорядочною жизнию, но отвращается блуда. А иной предан кичливости, но бегает воровства. Другой порабощен сребролюбию, но пренебрегает нарядами, угождает же чреву. Иной любит вино, но ненавидит гордыню. Иной воздерживается от прелюбодеяния, но в душе у него затаена насмешка. Другой злоречив, но бегает нарядов. Иной выше одного грехопадения, но всецело потонул в другом. Иной неукоризнен в одном, но совершенно погряз в другом. Иной избавился одной сети, но погребен в другой нечистоте; потому что великость грехов необъятна, но достигается в короткое время; сила каждого великого греха познается из малого вкушения.

Когда враг хочет связать человека пожеланиями, связывает его теми, которыми человек услаждается, чтоб, услаждаясь узами, не захотел он когда-нибудь развязать себя; потому что связывающий нас хитр, хорошо знает, чем и как связать нас. Если свяжет кого невольными узами, ум тотчас разорвет узы и скоро побежит прочь. Поэтому связывает каждого, чем он услаждается и прохлаждается: ибо во власти нашего ума снять с себя сии узы. А теперь мы, связанные, радуемся тому; и, уловленные, кичимся тем; потому что связанный завистию, как скоро не связанный прелюбодеянием, почитает себя ничем не связанным; и связанный ябедничеством, как скоро не связан воровством, думает о себе, что никогда не был связанным. Каждый не знает своих уз и не ведает сетей, разложенных ему. Таковые люди страждут неведением упившихся. Связанный, как упоенный, не знает, что он связан. От вина забывает об узах и в упоении не видит около себя сетей.

Человеколюбцу же Владыке угодно, чтоб, как бы с намерением, различно на всех возлагалось иго; потому что каждому уделил Он бремя, соразмерив с собственными его силами. Посему и тогда, как приготовлялась у евреев скиния, и богатым и бедным повелел Он иметь участие в спасительном деле, чтобы каждый приносил плод по силам. Если кто приносил золото, а иной приносил бисер и другие драгоценные камни, то бедный приносил волосы, а другой – выделанные кожи. Богатая давала шелк, а вдова – крашеную шерсть. Так, всем нужным для скинии снабдили богатые и бедные, и, украшенная всеми, всех она украсила. Ибо Господь от богатых и бедных принимал обеты каждого, желая показать, что, как на устроение скинии принял принесенное каждым по силам его, так нелицеприятно приемлет обеты каждого, сообразно с собственными его делами. Итак, Владыке угодно различными средствами руководствовать нас ко спасению; потому что враг различными также предлогами ухищряется предавать нас смерти. И как разбойник за единое слово исповедания стал гражданином рая, так иной, погибая за единое хульное слово, делается повинным геенне.

Мариам стала прокаженною, как снег, будучи осуждена за одно злоречивое слово (Чис. 12, 10). И если Мариам пророчица понесла наказание за злоязычие, то какой род наказания постигнет употребляющих без разбора хульные слова, когда и правда Мариам, сказавшей, что было действительно, не одобрена потому только, что выразилась она злоречиво. Если кто и справедливо употребит злоречие, то правда его исполнена неправды. Или обличи справедливо, или не злословь тайно; или открыто сделай выговор, или не злоумышляй втайне. Ибо уничижается правда, когда примешивается к ней низкое коварство, так как не уважается святыня, если соединится с нею нечистота, уничтожается непорочность, если коснется ее похотливость; уничтожается и вера, если будет внимать прорицаниям; уничтожается благотворительность, если возымеет гордыню; уничтожается единомыслие, если появится в нем насмешливость; уничтожается и пост, если будет при нем место осуждению других; уничтожается и любовь, если возмущена ревностию. Вникай в естественные вещи и у них учись предлагаемому в Писании. Красота истины делается безобразною, когда прикрывает собою порочность. Пища делается убийственною, если сокрыт в ней яд. Нечистым делается у нас чистое мясо, как скоро оскверняется жертвами. Поэтому необходимо нам из видимого уразумевать и невидимое. В изображении Мариам Писание преподало нам урок истины. Тело ее видимым образом сделалось прокаженным, потому что невидимо согрешила она всею душою. Из видимого вреда узнала вред, какой потерпела неприметно. Отвратительною проказою научена, сколь худо и ненавистно злоречие, и видимое тело стало зеркалом заключенной в нем невидимой души. Растлением тела введена в познание, как растлевается сердце, которое любит злословие, и по внешнему человеку поняла внутреннего человека. Как отделилась она от брата своего, так отделялось от нее собственное ее тело, чтоб из собственного своего примера научиться ей любви. Поучимся и мы чрез нее единомыслию и познаем, что, как ей неприятно было смотреть на свое изменившееся тело, так и Бог негодует на раздор человека с собственным его братом. И потому изменяется тело человеческое различными страданиями. Члены его делаются враждебными между собою, потому что сам человек бывает в противоборстве с друзьями; а сие противление учит его приобретать единомыслие и мир с ближними. Сильная молва произошла в стане. Мариам вдруг явилась покрытая проказою, как скоро изострила язык на кроткого, за нее же молившегося; праведный Отмститель потребовал у пророчицы отчета за злоречие; потому что Праведный не услаждается злоречием, в котором любят проводить время неразумные люди.

Моисей, совершив многие знамения и чудеса, за то одно, что поползнулся несколько язык его, не взошел в землю обетования (Чис. 20, 12; Втор. 32, 48-52). Великое и страшное море не сильно было положить ему преграду в пути, но краткое неправедное слово стало для него стеною, не позволяющею перейти. Если Моисея, ставшего Богом (Исх. 7, 1), одно слово лишило земли обетования, то тем паче лишит нас Царствия наш изощренный и напряженный язык.

Святой огонь попалил праведных иереев, находившихся во святыне, потому что, быв святы в делах, осквернились словами. Если такие мужи потерпели подобные наказания, почему пренебрегает сим наш язык? Посему перестанем злословить братий своих. Земля, не коснувшись скверных и нечистых, поглотила злоязычных. Море поглотило египтян, а земля – неуступчивых. Военачальник во время голода сказал слово и за слово принял достойную казнь, затоптан во вратах народом (4 Цар. 7, 2–20). Сей столь мгновенный суд да послужит тебе подтверждением суда будущего, по слову Спасителя, какое изрек Он, что за праздное слово понесет человек наказание (Мф. 12, 36).

Итак, под разными предлогами бедный род наш содержится во власти врага. Иной содержится, как должник, другой увлекается, как поручитель. Ибо сама природа учит нас, что иной погибает за другого, и сам, ничем не будучи должен, погрязает не меньше должника. И сие служит указанием долга праведных и неправедных. Праведный по собственным своим делам невинен, но оказывается повинным в делах чужих. Например, при человеке праведном читают истинный рассказ, и если кто-нибудь, засмеявшись, станет опровергать, и праведному угодно помолчать, то молчание его делает его подлежащим ответственности за злоречие; потому что, выслушав худо сказанное и оставив сие без замечания, тем самым засвидетельствовал, что сказанное хорошо. Уверит же тебя в этом власть сильных вельмож. Если случится кому и по справедливости отозваться худо о царе, сделавшем погрешность, то предстоящие не потерпят и слышать того, что говорится против царя. А если бы у кого достало терпения остановиться и выслушать, то одинаковое наказание полагается обоим: и один предается смерти за вину языка, а другой – за вину слуха. Рассказывает о ком-либо вор, и ты преклоняешь к нему ухо свое; тогда недро слуха твоего приемлет в себя смерть, которую износит он своими устами. Приняв горькую закваску лжи, ты в себе самом дал ей вскиснуть. Когда змий говорил с Евою, как нашла себе вход в нее смерть? Не чрез слух ли, которым обыкновенно входит сия убийца? Ибо лукавый может и молчащего предать смерти чрез другого говорящего, и кому невозможно умереть от уст, того убивает чрез слух, и невинного делами умерщвляет помыслами.

Когда бесы говорили истину, Спаситель не дозволял им говорить. Ибо Истинному благоугодно было, чтобы не чрез них уверовали в Него, но чтоб истинная проповедь проповедана была истинными проповедниками. Для чего апостолы не могли слышать, когда хвалил их бес? Для того, чтобы горькая речь не западала в чистый слух. А если похвал диавольских как величайшего вреда бегали святые, кто возлюбит злоречие? Принимающий на себя всякие виды имеет обычай терпеливо слушающих его даже истиною вводить в обольщение. Посему-то Спаситель не принимал от бесов речи, в которой была и правда. Одною влагою напояются и добрые и худые травы. Дождь, который сам по себе может быть и полезен, содействует зловредности трав. Змея, поядая сладкое, тотчас превращает сие в горечь. А если перельет сие в кого-нибудь, то горе приявшему то в себя. Так ложь и из истины извлекает самый смертоносный яд, потому что в сладких словах ее скрывается несносная горечь. Итак, примером в сем да будет змий, усладивший язык свой для простодушных.

Да удостоверит тебя в этом повествуемое об Искариоте, как он под лобзанием уст и под приветствием мира сокрыл свое лукавство, приуготовил предательство Сердцеведцу Владыке. И если таким оказался лжец пред Создателем, то каким будет он пред тобою, безумный? Кто гнуснее лжеца? Разве тот, кто охотно выслушивает, что говорил лжец. Спаситель Себя Самого предал на смерть, но не предал слуха Своего гласу лжеца; отверзши уста Свои, приял он оцет с желчию, но слух Его не приял речи от скверного. Отдал уста Свои на лобзание предателю, но не дал ответа обманщику. И ты дозволь лжецу лобзать уста твои, но не предавай ему слуха своего. И если даешь ему уста свои, то ему в осуждение послужит лобзание. А если предашь ему слух, то вкушение речей его убьет тебя. Лучше сделаешь, если избежишь обоняния и вкушения яда. От дыма бежишь ты с поспешностию, а лжеца слушаешь с приятностию. Уклоняешься от зловония, а сидишь вместе с злоречивым.

Каждый член обязан ты приличным образом оберегать от вредного. Если тело твое чисто от блуда, береги уста свои от осуждения других. Уста не могут любодействовать, но могут лгать и клеветать. Если один твой член невинен, а другой виновен, с осуждением одного члена весь ты подлежишь осуждению. Возьми в пример воина, у которого тело защищено железным панцирем. И с ним случается, что бывает он уязвлен, если вооружение не крепко. А если чрез малые скважины на панцире острие стрелы наносит смерть храбрецу, то тем скорее нанесена будет смерть в отверстую дверь уха. Ибо дверь уха так велика, что ею взошла в мир смерть, которая, поглощая все поколения, остается ненасытимою. Посему замкни уши затворами и запорами, чтобы не взошло злоречие.

Не пренебрегай осуждением, как чем-то малым, от чего не может постигнуть тебя смерть. Из примера тех, которые бывают добычею ловцов, научись не пренебрегать и самою малостью. Ибо случается, что птица задерживается в сети небольшим ногтем, и концом ничего не стоящего ногтя смиряется и преодолевается могущество крыл; и хотя птица совершенно вне сети, однако же вся ею уловляется. И божественный апостол произнес один и тот же приговор на убийц, злоречивых и невоздержных, равно как и на прелюбодеев (1 Кор. 6, 9-10). Ибо никто из таковых, говорит он, не может наследовать Небесного Царства, и всем им назначил равную участь во время праведного суда – лишение небесного наследия.

А чтобы знать, что таковые достойны равного с прочими наказания, смотри, за какую вину Ханаан подпал вечной клятве (Быт. 9, 18–27)? Не за то ли, что посмеялся над праведником? Ибо не за худое какое-либо дело осужден, но за один смех подвергся он страшной ответственности и за продерзость[2] языка понес горькую муку. Чисты были помыслы его, но уста его убили его. Если за малый смех принял он такое горе, кто не побежит со страхом от шуток, которыми приобретено проклятие? Ибо праведник, лишив Ханаана благословений, предал его проклятию и в нем живо изобразил суд, какой постигнет любящих смеяться. Если диавол внушает тебе повеселиться и смеяться под видом любви, то и Ханаан, веселясь, посмеялся и стал под клятвою. Послушай премудрого Соломона, который вопиет и объявляет тебе о вреде, сокрытом в смехе. Ругаяйся человеку, говорит он, раздражает Сотворшаго его (Притч. 17, 5); потому что смех над человеком обращается против Создателя. Ты равнодушно смотришь на представляющееся тебе забавным, а не знаешь, какая лесть скрывается в этом. Праведный Ной, познав лукавство и не открыв сего не познающему оного, решительно лишил его благословений, чтобы ты, как рассудительный, узнав, каково гнусное действие смеха, перестал смеяться над братом.

Семей произнес проклятие, а апостол произнес страшное слово на клянущих. Посмотрим же внимательно, какую выгоду получили себе произносившие проклятия. Каким грехопадением пал Семей? Не оказался он прелюбодеем, не пойман в воровстве, но произнес проклятия, в которых видна была клевета (2 Цар. 16, 5–8). Клеветою открывается и то, что было; ею разглашается и то, чего не было. Когда раздражительность постигают болезни рождения, тогда рождается всякое лукавое слово. В сем-то раздражении Семей злословил незлобивого царя; и на того, кто многократно спасал Саула от смерти, возводил обвинение в Сауловой смерти. Поелику же вопреки правде произнес на него суд, то справедливо осудил его правдивый судия: положил ему предел, которого не должен он был преступить (3 Цар. 2, 36). И он обещался хранить его, но преступил, и обещание обратилось в ложь. Таким образом сею ложью доказана клевета его на праведного, чтобы по делам своим получил он справедливое наказание, чтобы, как сам, изострив язык свой подобно мечу, убил им невинного, так против изострившего неправедно язык вышел изощренный[3] меч, и как в этом веке постигла его гибель, так и в будущем соблюдено было ему мучение. Посему кто будет увеселяться клеветами, чтобы понесть за них двойное наказание?

Невоздержных и злоречивых апостол предал одному осуждению с убийцами и любодеями. Знай, что невоздержность исключила Исава из первородных (Быт. 25, 29-34). И ты невоздержностию можешь утратить права первородства. Великий человек унижается ради того, что не стоило никакого уважения, терпит бесчестие за малость. Если и ты утратишь истину, то будешь юным подобно Исаву. Выслушай совершившееся чудо, как слова превозмогли над делами и вера преодолела права естества и рождения. Привзошедшее слово похитило некрадомое первородство, и что принадлежало Исаву по естеству, того Иаков, потщившись, достиг верою. Вера и клятва согласно доказали силу рождения, и права первородства, данные по плоти, восприяли духовно. От чего разоблачила клятва, то приняла на себя вера. Какое чудо последовало между разоблаченным и приобретшим чрез куплю! Разоблаченный перенес сие не почувствовав, и облекшийся пребыл невинным. Как с Исава совлечены несовлекаемые права первородства! Как Иаков принял на себя не дозволенное ему облачение! Как юноши сии вступили в сверхъестественную куплю. Купля юношей ускользает от нашего разумения и не может быть объяснена надлежащим образом. Кто отважится отвечать на вопросы о неизреченном рождении Единородного?

Скажи мне еще, как Иаков совлек права первородства с Манассии и возложил их на Ефрема, чтобы первородство сделалось для него памятником славы (Быт. 48, 9–20). Так первородство исполнено чудных указаний и бесчисленных, все превосходящих таин. В нем изобразилось крещение, в нем запечатлелась вера, им назнаменовано неискусомужие[4]. Иаков сам купил его за цену, а Ефрему уделил даром. Ни Манассия не заслуживает в сем деле порицания, ни Ефрем не достоин удивления, но чудна неукоризненная власть дающего. Поэтому кто покусится жаловаться на первородство язычников? Если бы захотели жаловаться иудеи, то пусть сперва жалуются на то, что отнято первородство у Манассии. Но не погрешил отнявший у него, чтоб показать власть свою. У них же отнял первородство Господь, чтоб обнаружить Свою правду; потому что они согрешили. Никто не может обвинять Иакова в отнятии прав первородства у несогрешившего Манассии. Кто же осмелится винить Бога, что отнял первородство у убийц Господних?

Если клятва оказалась столько крепкою, что могла превозмочь первородство Исава, потому что, поклявшись однажды и не нарушив клятвы, потерпел столь великое наказание, то какой тьме будет предан клянущийся и нарушающий клятву? Если Исав, терпя обиду, не захотел солгать, потому что обещался с клятвою, то как обращаешь ты в ничто свои условия, заключенные для твоего спасения? Если Ирод сдержал обещание, бывшее причиною его погибели, то не отступай от условий, на которые согласился ты ради вечной жизни.

И как прившедшее слово имело силу прав первородства, сообщенных рождением, так прившедшее злословие может произвести то же, что и убийство. Одного языка достаточно, чтобы нанести вред не меньший, чем и мечом; нечистый помысл может иметь силу прелюбодейства; скрытая насмешка, подобно сети, бывает злокозненна, и недобрый совет для приемлющих оный может быть хуже яда. Если Исав утратил свое первородство, совлекши его с себя словом, то кольми́ па́че[5] человеку слабому легко потерять целомудрие? Кто, облекаясь в ложь, нарушает истинность обещания и на словах отрицается веры, тот делается тьмою, совлекая с себя веру, равно как верный, на словах приемля веру, облекается в нее. Посредствующее при деле слово может заменить собою самое дело. Совещание может оказаться столько же худым, как и лукавый поступок; недобрый взгляд может произвести лукавое действие; неразумная зависть может уязвить не менее стрелы; клевета может изрыть бездны погибели. Будем бегать недоброго помышления; потому что помышление судится наравне с поступком. Приступим к доброму помышлению, которое от Испытующего советы сердечные[6] получает награду наравне с делами. Намерение есть уже дело; потому что в нем, как все производящем, водружено основание нашей свободы.

Каждой вещи есть нечто противоположное. Тьме противополагается свет, горькому – сладкое, сну – бодрствование. Создавший сие не попустил быть ни одной из противоположных вещей, не спрягши с нею противоборствующего ей. Ибо, если человек смертный имеет искусство приготовлять пособия против того, что ему противно, упокоения в скорбях, мази для врачевания, соображаясь с морем, а также и с сушей, и для каждого сообразно со временем и со страданиями разумно определяет приличные врачевства, то кольми паче Создатель сочетал вещи, соразмерив их между собою, в порядке расположил твари, и, соразмерив, дал пособия, и, собрав, сочетал, чтобы человек имел то и другое в противодействие одного другому. Посему у тебя, человек, есть оружие против всякого противника. Если же, когда дано тебе все это в помощь, и ты, вознерадев, окажешься побежденным, то на суде не будешь иметь никакого оправдания; потому что есть у тебя разные оружия против козней сопротивника.

Если враг пустит в нас разжженными своими стрелами, то и мы у себя имеем необоримый щит – молитву. Если воздвигнет на нас брань сластолюбия, снарядим против него любовь – споборницу души. Если вознамерится пленить неправдою, прибегнем к правде и спасемся. Если вознамерится уязвить тебя человеконенавистничеством, встречай его могуществом человеколюбия. Если борет тебя гордынею, сразись с ним смиренномудрием. Если возбуждает против тебя плотскую похоть, облекись скорее в броню целомудрия. Если мещет в нас из пращей невоздержности, возложим на себя шлем непорочности. Если предлагается богатство, то знаем, как ублажена нищета. Если нападает на нас ненасытностию, сделаем себе крылья – пост. Если зависть причиною нашего сокрушения, то есть у нас любовь, которая, когда захочет, может исправить и воссоздать. Поелику есть стрелы у врагов наших, то есть стрелы и у нашей немощи. Если погонится за нами, как фараон, то есть море, которое может потопить его. Если сокроет сети на земле, то есть Избавляющий нас на небе. Если устремляется на нас, как Голиаф, то есть Давид, который может смирить его. Если кичится, как Сисара, то будет поражен церковию. Если поведет брань подобно Сеннахириму, то будет истреблен вретищем и пеплом. Если станет подражать вавилонянам, то есть святые, подобные Даниилу. Если вознесется как, Нееман, то есть постники, которые могут умертвить его. Если возжжет огонь похотения, то есть целомудренные подражатели Иосифу. Какое же его действие не будет расстроено нами? Какую возбудит страсть, против которой не было бы готового врачевства? Какой приготовит подлог, к обличению которого не было бы горнила? Какой во власти его вред, которому бы не было у нас противоборствующего средства? Какие скроет сети, о которых бы не было у нас сведения? Какую устроит бойницу, которой бы не разрушили и не учившиеся? Какая есть у него твердыня, которою бы не овладели и жены? Какую уготовит печь, которой бы не угасили верные юноши? Какой ископает ров, которого бы не пренебрегли Даниилы? Какую уготовит ядь, которой бы не обратили в ничто Анании? Враг посеял гордыню, а смиренномудрие Моисеево попрало ее. Нееман прельщал золотом, но Елисей пренебрег и отринул его. Симеон принес деньги, но Петр произнес на него справедливый приговор о Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.

О восьми помыслах

Знай, чадо, что восемь помыслов, которыми производится все худое: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, безвременная печаль, уныние, тщеславие, гордость. Они-то ведут брань со всяким человеком. А ты, чадо, если хочешь препобедить чревоугодие, возлюби воздержание, имей страх Божий, и победишь. Если же хочешь препобедить блуд, возлюби бдение и жажду, помышляй всегда о смерти и никогда не имей бесед с женщиною, и победишь. Если хочешь препобедить сребролюбие, возлюби нестяжательность и нерасточительность. Если хочешь препобедить гнев, приобрети кротость и великодушие и содержи в мысли, сколько зла делали иудеи Господу нашему Иисусу Христу, и однако же Он как человеколюбец Бог не гневался на них, а, напротив того, молился за них, говоря: Отче, отпусти им грех сей: не ве́дят бо, что творят (Лк. 23, 34). Если хочешь преодолеть безвременную печаль, никогда не печалься о чем-либо временном; но если тебя язвят словом, или беспокоят, или бесчестят, не печалься, а, напротив того, радуйся. Тогда только печалься, когда согрешишь; но и в сем случае соблюдай меру, чтобы не впасть в отчаяние и не погибнуть. Если хочешь препобедить уныние, займись хотя ненадолго каким-нибудь рукоделием, или читай, или часто молись. Если хочешь препобедить тщеславие, не люби похвал, ни почестей, ни хороших одежд, ни предпочтения, напротив того, люби, чтоб порицали и бесчестили, взводя на тебя ложь, и укоряй сам себя, что ты грешнее всякого грешника. Если хочешь препобедить гордость, что ни делаешь, не говори, что делается сие собственными твоими трудами или собственными твоими силами, но постишься ли, проводишь ли время во бдении, спишь ли на голой земле, поешь ли псалмы, или прислуживаешь, или кладешь много земных поклонов, говори, что при Божией помощи и при Божием покровительстве делается сие, а не моею силою и не моим старанием.

Старайся, чадо, всегда быть простосердечным и искренним, и не держи одно на сердце, а другое в устах; потому что это – коварство. Будь правдолюбив и нелжив; потому что ложь от лукавого. Не воздавай злом за зло, но, если кто сделает тебе зло, прости его, чтобы и тебя Бог простил. Если борет тебя злопамятство, от всей души помолись о том брате – злопамятство отступит от тебя. Смотри, не допускай в себя страсть зависти, чтобы диавол не поглотил тебя живого, но скорее исповедуйся и моли Бога, чтобы избавил тебя от таковой опасности. Если видишь согрешающего, не разглашай его греха, не осуждай его, не питай к нему ненависти, чтобы и тебе не впасть в тот же грех, а лучше скажи: «Я хуже его; и сегодня согрешил он, а наутро согрешу я». Знай же и то, что бесы боятся молчания, поста, бдения, воздержания, смирения, молитв, слез и прочих добродетелей монаха. Если хочешь, чтоб Бог даровал тебе слезы, сокрушение и бесстрастие, непрестанно приводи себе на память смерть и гроб свой.

Если обольщен будешь диаволом и впадешь в малый или великий грех, не приходи в отчаяние и не доводи себя до погибели, но прибегни к исповеди и к покаянию, и Бог не отвратится от тебя. Ему слава во веки! Аминь.

Тебя приемлет Бог. Не люби ходить в города. Ибо если не будешь видеть лукавого, то останешься чистым. Не пей вина до опьянения, иначе сделаешь, что сердце твое с неистовством устремится к удовольствиям. Не ешь по два раза в день, чтобы не огрубело тело твое, а с ним не окрепли и страсти. Не запирай двери своей пред странником; потому что в нюже меру мериши, возмерится тебе (Мф. 7, 2). Посещай больных, да и тебя посетит Бог. Не много спи, но неотступно проси помощи Божией, да избежиши яко птица от сети (Притч. 6, 5). Не много говори, чтобы не впасть в ложь. Ничего не приобретай себе сверх потребности своей, но живи с умеренным достатком. Безмолвствуй и делай свое дело. Всею силою держи в узде язык и чрево. Имей смиренномудрие: будь как незнающий и невежда. Будь кроток со всеми людьми. Много вреда от говорливости и смеха; и муж благоразумный соблюдает безмолвие. Имей всегда пред очами своими скорбь и смерть, и никогда искушение не приведет тебя в отчаяние. И вечером и утром испытывай сам себя, как провел ты время. Но этого невозможно сделать без труда. Знай, что как земля не может приносить плодов сама собою без семени и воды, так и человеку невозможно принести плод без злострадания и смиренномудрия. Непрестанно заботься о себе, как о Божием образе. Бойся Бога, как обязанный дать Ему ответ о всех делах своих. Ежедневно спрашивай себя, какую страсть победил ты. Кто верует, что будет суд, тот не судит ни одного человека, но охраняет себя даже от малого и неважного. Кто верует, что тело его воскреснет, тот заботится очистить его от осквернения. Итак, возлюбленный, утвердись в страхе Божием, храня и исполняя все, что должно тебе делать, не полагая преткновений совести своей; но будь к ней внимателен, чтобы и она была стражем твоим и показывала каждый раз, во что ты впадаешь, а не оставляла тебя, попуская впасть в руки врагов твоих. Знай, что когда ум монаха начнет убегать своей воли и прибегать к Богу, сперва нападает на него уныние. К истреблению же уныния служит молитва и непрестанное размышление о Боге: размышление же поддерживается воздержанием; а воздержание охраняется телесным трудом. Таков тесный путь, вводяй в живот (Мф. 7, 14).

И вот теснота пути, как в зеркале, открывается монахам в слове. Ибо все настоящее для них горько; иметь собственность опасно, пользоваться ею ненадежно, отказаться от нее болезненно; убожество горько, скудость мучительна, подвижничество тяжело, воздержание многотрудно, строгость жизни небезопасна, молчание мучительно. Монах, если обличит, обязан бывает положить земной поклон; если смолчит, ослабевает в ревности по Богу. Во всяком добром деле ненавистник добра – демон – противопоставил подобное ему худое дело: милостыне противоположил корысть, подвижничеству – самомнение, бдению – обвинение в сонливости, молитве – леность, нестяжательности – скупость, любви – лесть, странноприимству – холодность или чревоугодие. Все смешал он, все привел в слитность, во всем стал участвовать. Монашеское житие в опасности наконец рушится. Глава и ноги терпят вред, глаза и руки страждут недугом. Приобретение собственности ослабило веру, употребление изменило подвижничество; самовластие делает насилие смиренномудрию, приобретение временного низложило надежду; деятельность телесная помрачила собою душевное дело; попечение о плоти ослабило внушения ума; совесть не берет на себя труда привести в сокрушение мысль. Помыслы не спешат содействовать покаянию, и если не ошибаюсь, говоря это, то подобное сему состояние есть образ плена. Ибо мы ослеплены и не хотим вразумиться, что душа не может делать вместе и добра и зла, худое же предприимлет, прикрываясь добрым: во время поста тщеславится, при воздержании гордится; не хочет внять Богу, Который говорит: никтоже может двема господинома работати (Мф. 6, 24).

Итак, если истинно возлюбил ты Господа, и прилагаешь старание улучить будущее Царствие, и дал обет трудиться по причине своих грехопадений, то помни суд и вечное мучение, со страхом ожидая исшествия своего из этого мира. Не имей пристрастия ни к деньгам, ни к имению, ни к родителям, ни к мирской славе, ни к друзьям, ни к родным, ни к братьям, и вовсе ни к чему земному; не имей ни заботы, ни попечения о сем. Но, прервав всякую связь, отложив заботу и возненавидев сие, даже собственную плоть свою обнажив от всего этого, беспечально и неленостно иди вслед за Христом, взирая всегда на небо и оттуда ожидая себе помощи. Ибо смерть внезапна, суд близок, и горе неготовому!

Горе тебе, душа, что пребываешь бесчувственною в настоящей жизни, каждый день предаваясь роскоши, смеху, рассеянности и живя распутно; в будущий век будешь плакать, подобно богачу, мучимая во пламени вечного огня.

Горе тебе, душа, что не выносишь никакой скорби, причиняемой тебе братом, ни даже жесткого слова, но тотчас вступаешь в противоречие и сопротивление, а за сие теряешь венец терпения и кротости и будешь навеки осуждена с памятозлобивыми.

Горе тебе, душа, что ненавидишь и поносишь брата своего или терпишь, когда другие делают то же, за это будешь наказана с убийцами. Ибо сказано: ненавидяй брата своего, человекоубийца есть (1 Ин. 3, 15).

Горе тебе, душа, что пренебрегаешь Божии заповеди и предполагаешь, что спасение в одном образе и имени монаха. Ибо в страшный день услышишь, что Господь скажет: не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное; но творяй волю Мою. Идите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его (Мф. 7, 21; 25, 41).

Горе тебе, душа, что любишь славу человеческую, и почести, и нарядные одежды, и приобретение вещественного; посему в день суда будешь мерзка пред Богом, отринута от лица Его и сопричислена к надменным бесам.

Горе тебе, душа, что каждый день грешишь, а покаяние отлагаешь день за день. Постигнет тебя смерть, как тать в ночи, внезапно, и связанная отведена будешь в геенну огненную, без пользы проливая слезы и обвиняя свое неразумие.

Горе тебе, душа, что не трепещешь, помышляя, как в страшный день суда, когда и силы небесные подвигнутся от страха, явишься ты лицу Божию, имея на себе гнусную и оскверненную ризу.

О духовном состоянии

На широком пути находится следующее: злоумие, искушения, чревоугодие, пьянство, распутство, непотребство, раздор, гнев, надмение, непостоянство и подобное тому. За ними следуют неверие, неповиновение, неподчиненность. Последнее же из всех зол есть отчаяние. Кто предан сему, тот заблудился с пути истины и сам себе готовит погибель свою. А на пути узком и тесном встречается следующее: безмолвие, воздержание, целомудрие, любовь, терпение, радость, мир, смиренномудрие и тому подобное. За ними следует вечная жизнь.

О внушениях ненавистника добру демона

Послушайте, отцы и братия, враг часто подущает человека, говоря: «Ты еще молод, удовлетвори своим пожеланиям. Как многие, думаешь ты, наслаждались в мире и не лишены вечных благ? И ты еще молод: ешь, пей, увеселяйся благами мира сего; под старость покаешься. И для чего хочется тебе с такого возраста измождать тело свое?» Потом приходит старость, и этот коварный приводит изречения Священного Писания и говорит: «Воздыхаешь ты, человек, сомневаешься в Божием милосердии и представляешь себе, что Бог немилостив. А Божие Писание проповедует, что Бог милостив и человеколюбив. Что ж, разве не знает Он, что немощный и слабый ты старец? Известно Ему, что не можешь ты ни поститься, ни ночи проводить во бдении, ни спать на голой земле. Не слышал ли ты, как говорит Он в Евангелии, что и с раннего, и с среднего возраста служащие Ему, а также старики получают равную награду? Ибо сказал Он в Евангелии, что пришедшие в первом, и в третьем, и в шестом, и в девятом, и в одиннадцатом часу получили равную плату. Вот и пророк Давид пророчествовал: благословил есть малыя с великими (Пс. 113, 21)». Такие речи говорит враг знающим Писание, чтобы ни в юности, ни в старости не дать им оплакать грехи свои. А людям простым, подавая меч отчаяния, говорит: «На что ты рассчитываешь, человек? Для чего сам себя обманываешь, говоря, что Бог есть Бог кающихся? Ты блудник, прелюбодей, хищник; ты убивал, крал, лгал, нарушал клятву; какая же тебе надежда на спасение? Ты погиб, поэтому удовлетворяй пожеланиям своим; будущее ты утратил, не лишай себя хотя настоящего».

Таковы речи диавольские, но противно ему слово Христово: «Ты погиб, но можешь спастись; ты был блудником, но можешь уцеломудриться». На вопрос Петров, сколько раз отпускать грех кающемуся брату, Христос говорит: семьдесят седмерицею (Мф. 18, 22), означая сим, что прощение можно получать всегда до неопределенного числа раз. Человек, в чем застигнут будет при конце – в добром ли, худом ли – в том и судится. Приведи себе на память, брат, как спасались грешники, и не отчаивайся. Представь в уме блаженного Манассию, блудницу, мытаря, разбойника, блудного сына, и избегнешь вражией прелести. Когда диавол скажет тебе: «Удовлетвори пожеланиям своим», ты скажи ему: «Есть ли какая польза от нечистых удовольствий, напротив того, не огонь ли вечный доставят они мне?» А когда станет представлять тебе Божие человеколюбие, скажи ему: «Сам знаю, что Бог милостив и человеколюбив; но знаю также, что Он и праведный Судия; известно мне, что тебя и отверженных с тобою не пощадил Он, но осудил на вечный огонь». И если скажет тебе: «Я бесплотен и не обложен немощию, потому Бог не пощадил меня, тебя же пощадит», то отвечай ему: «Почему же не пощадил прародителя Адама, Еву, Каина, живших во время потопа, и содомлян, и даже ученика Своего? А если не пощадил собственного Своего ученика, то почему пощадит меня? Иди от меня дальше, беглец, оставивший небо!» Сказав сие, запечатлей себя крестным знамением, и враг бежит от тебя.

Не будем, братия мои, слушаться врага, который подает худые советы на погибель нашу, но будем верить, что есть суд и воздаяние за каждое дело, слово, помышление, движение, представление. Зная все сие, приведем себя в безопасность, чтобы в день страшного суда противники не могли сказать о нас ничего худого и мы обрели себе покой с боящимися Господа. С ними вместе будем делать доброе, потому что вера без дел мертва есть (Иак. 2, 20), как мертвы и дела без веры. Ибо живущему в роскоши невозможно войти в Царство Божие, по точному евангельскому слову. Смотрите, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством (Лк. 21, 34). Итак, каждый час надобно быть нам в готовности, чтобы позванным внезапно не оказаться неготовыми. И тогда опечалятся за нас посланные нам святые Ангелы, а лукавые бесы воссмеются. Смотрите, чтобы не оказаться нам по имени только христианами, а по нравам язычниками. Христианство есть подражание Христу по мере сил. Если понадеемся на святое крещение и вознерадим о прочих заповедях, то мы – неверные. Христос нимало не воспользует нам, пребывающим в пороке и грехе. Ибо слышали мы, что говорит Он нам в Евангелии: не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное, но творяй волю Отца Моего, Иже есть на небесех (Мф. 7, 21). Смотрите, как благоугодили Богу святые; не сну предаваясь и не возлежа, но камением побиени быша, претрени быша, искушени быша, убийством меча умроша… лишени, скорбяще, озлоблени… в пустынях скитающеся, и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных (Евр. 11, 37–38). Посему и мы, возлюбленные и христолюбивые, будем подвизаться, каждый по мере сил, чтобы не оказаться вовсе бесплодными, ибо тогда постигнет нас вечное мучение. Как в нашей воле грешить, поколику Бог допускает это нашей свободе, так в нашей же воле делать правду, поколику Бог содействует в этом нашему намерению. Посему возлюбим путь узкий и тесный, потому что, идя им, будем царствовать со Христом. Будем же избегать хождения по широкому и пространному пути, который приводит нас к нескончаемому мучению; сверх же всего, братия, будем делать добро, сколько есть в нас к тому разумения; умертвим плотское мудрование[7], чтобы не оказаться врагами Божиими. Это сказал Павел, великий Христов апостол (Рим. 8, 7). Будем подавать милостыню. Подадим хлеб и восприимем небо, подадим овол[8] и станем обитателями рая; подадим одежду и наследуем Небесное Царствие; подадим малое, чтоб восприять многое; дадим произволение и приобретем все; дадим усердие и восприимем силу. Будем плакать здесь, христолюбивые братия, чтоб угасить нескончаемый пламень; потому что живущие всецело здесь будут осуждены там; плачущие же здесь будут ублажаемы там; алчущие здесь насытятся там; жаждущие здесь утолят жажду свою там. Будем трезвиться и бодрствовать, по мере сил своих, не будем унывать, ударяя в дверь и умоляя; и непременно отверзет ее Христос Бог наш. Ему подобает слава ныне и всегда и во веки веков. Аминь.

О добродетелях и страстях

Слово о добродетелях и пороках

В низложение гордыни

Без смиренномудрия напрасны всякий подвиг, всякое воздержание, всякое подчинение, всякая нестяжательность, всякая многоученость. Ибо как начало и конец доброго – смиренномудрие, так начало и конец худого – высокоумие. А этот нечистый дух изворотлив и многообразен; почему употребляет всякие усилия возобладать всеми, и каждому, каким кто ни идет путем, ставит на оном сеть. Мудрого уловляет мудростию, крепкого – крепостию, богатого – богатством, благообразного – красотою, красноречивого – краснословием, имеющего хороший голос – приятностию голоса, художника – искусством, оборотливого – оборотливостию. А подобным сему образом не перестает искушать и ведущих духовную жизнь и ставит сеть отрекшемуся от мира в отречении, воздержному – в воздержании, безмолвнику – в безмолвии, нестяжательному – в нестяжательности, многоученому – в учености, благоговейному – в благоговении, сведущему – в знании (впрочем, истинное ведение сопряжено со смиренномудрием). Так высокоумие во всех старается посеять свои плевелы. Почему, зная жестокость этой страсти (ибо как скоро она укоренится где, ни к чему не годными делает и человека, и весь труд его), Господь к победе над нею дал нам средство – смиренномудрие, сказав: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите: яко раби неключими есмы (Лк. 17, 10).

Итак, для чего же сами себя вовлекаем в легкомыслие и доводим до умоповреждения? Апостол говорит: аще бо кто мнит себе быти что, ничтоже сый, умом льстит себе. Дело же свое да искушает кийждо, и тогда в себе точию хваление да имать, а не во ином (Гал. 6, 3–4).

Для чего сами себя обманываем, как знатные какие в мире люди, превозносясь друг над другом и уничижая тех, кто скромнее? Знаем, что, по учению Господа, еже есть в человецех высоко, мерзость есть пред Богом (Лк. 16, 15).

Или, как воздержные, превозносимся мы пред теми, кто немощнее? Опять обличает нас апостол, говоря: не хваляй бо себе, сей искусен, но егоже Бог восхваляет (2 Кор. 10, 18).

Или, как преимущественно трудящиеся в служении думаем о себе высоко в сравнении с живущими в покое? Опять находим, что Господь более хвалит Марию, потому что благую часть избра́ (Лк. 10, 42).

Или, как безмолвники, превозносимся над теми, которые развлекаются служением? Опять находим, что Господь учит и говорит: не приидох, да послужат Мне, но послужити и дати душу Мою избавление за многих (ср.: Мф. 20, 28). Поэтому во всяком случае должно бегать высокоумия.

Но потому о себе много думаем, что живем в пустынном и песчаном месте? Впрочем, никакой пользы не принесет нам место, если не с смиренномудрием делаем дело свое; потому что апостол говорит: смотри не на видимое, но на невидимое; видимая бо вре́менна, невидимая же вечна (2 Кор. 4, 18).

Но тем кичимся, что живем в яме и пещере? Все это – знаки самоумерщвления и беззаботности о земном. Поэтому, что избрал ты себе в средство к преспеянию в добродетели, то да не служит тебе поводом к падению в гордыню. Не уподобляйся неразумному ковачу, который не знает своего дела и вместо куска железа пытается раскалить дерево. Итак, всеми силами должны мы держаться смиренномудрия.

Но ты богат и остаешься в пределах праведности? Впрочем, не достиг еще в меру Авраама, который называл себя землею и пеплом (Быт. 18, 27).

Но на тебя возложено попечение о людях? И Моисей принимал на себя попечение о народе. После того как Бог рукою Моисея и Аарона поразил Египет, и иссушил Чермное море, и немокренно перевел Израиля, и ввел их в оную страшную пустыню, и приблизились они к пределам моавитским, и увидели моавитяне многочисленность народа, – рече Моав, как написано, старейшинам мадиамлим: ныне потребит сонм сей всех, иже окрест нас, якоже потребляет телец злак на поли (Чис. 22, 4); ибо сделано было перечисление народа, кроме жен и детей и кроме левитского колена, и число их от двадесяти лет и вышше, всяк исходяй ополчатися во Израили, шесть сот тысящ и три тысящи и пять сот и пятьдесят (Чис. 1, 45–46). И над всеми ними вождем был Моисей. И став собеседником Божиим и увидев славу Господню, не превознесся он сердцем, не вознерадел о смиренномудрии. Почему и Святое Писание свидетельствует, говоря: человек Моисей кроток зело паче всех человек, сущих на земли (Чис. 12, 3).

Но ты красив видом, крепок силою, увенчан диадимой? Впрочем, не достиг в меру царя Давида, который смиренномудренно говорил о себе: аз же есмъ червь, а не человек (Пс. 21, 7).

Но ты имеешь ведение, и мудрость, и воздержание? Впрочем, не пришел в меру трех отроков и пророка Даниила, из которых один говорил: Тебе, Господи, правда, нам же стыдение лица, якоже день сей (Дан. 9, 7); другие же говорили: душею сокрушенною и духом смиренным да прияти будем (Дан. 3, 39).

И если праведники показывали в себе столько смирения, то сколько смиренными должно быть нам, грешникам! Ибо превозноситься и думать о себе много есть плотское мудрование. И по слову апостола: аще во плоти живете, имате умрети; аще ли духом деяния плотская умерщвляете, живи будете (Рим. 8, 13). И невозможно преодолеть страстей, не преуспев в сей добродетели.

Не слыхал разве, что претерпел за благочестие блаженный Павел? Ибо в Послании к коринфянам пишет он: в трудех множае, в ранах пребо́ле… от иудей пятькраты четыредесять разве единыя приях; трищи палицами биен бых, единою каменми наметан бых, трикраты корабль опровержеся со мною; нощь и день во глубине сотворих; в путных шествиих множицею; беды в реках, беды от разбойник, беды от сродник, беды от язык, беды во градех, беды в пустыни, беды в мори, беды во лжебратии; в труде и подвизе, во бдениих множицею, во алчбе и жажди, в пощениих многащи, в зиме и наготе и т. д. (2 Кор. 11, 23–27). Можем ли мы и отважиться на это? И смотри, какова его добродетель: после стольких опасностей и после стольких заслуг смиренно-мудренно говорил он: братие, аз себе не у помышляю достигша (Флп. 3, 13)! Так говорил Павел, чтоб удалить от себя превозношение, зная, какой гнев навлекает оно на своих любителей.

Что такое высокоумие? Превозноситься – значит то же почти, что укорять Бога собственными своими заслугами. Так и в человеческом быту, если кто даст ближнему дар, но начнет над ним превозноситься, то милости его обратятся в ничто, и истребит он приязнь в ближнем. Почему таковой человек гнусен. Поэтому и Господь, пекущийся о жизни нашей, желая сделать нас далекими от сей пагубной страсти, учит, сказав: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы (Лк. 17, 10). А если не творим повеленного, то не вправе называться даже и неключимыми рабами; потому что велик Господь наш, велики и прочны дары Его.

Для вразумления же твоего, что учил нас не только смиренно говорить, но и смиренномудрствовать, Господь наставил нас самым делом, когда препоясался полотенцем и умыл ноги апостолам. Почему говорит: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покои душам вашим (Мф. 11, 29). Когда терпишь невольную скорбь, как вольную; тогда заключай по сему, что пришел ты в меру мужа доблестного и смиренного.

Но с ужасом узнал я, что допустил ты в себя обманчивый помысл, внушающий тебе недозволенное. И спрашиваю: разве будешь восхищен в эти дни? Напротив того, очень многие повредились в уме от сей мысли. Скажи сам себе: Кто ты таков? В какую пришел меру? Разве ты Илия? Разве чудеса сотворил, подобно ему? Ибо он молитвою заключил небо, и не одожди… лета три и месяц шесть (Иак. 5, 17), и опять по молитве его небо дало дождь, и еще молитвою три раза свел он огнь с неба. Но ты приобрел всю веру? Представь опыты; покажи знамения и чудеса; воскреси мертвых молитвою; отверзи очи слепым; изгони бесов; очисти прокаженных; исцели хромых; ходи по морю, как по сухой земле; претвори воду в вино; пятью хлебами и двумя рыбами по молитве своей насыть великое множество людей. Ибо нелжив Сказавший: веруяй в Мя, дела, яже Аз творю, и той сотворит, и болыиа сих сотворит (Ин. 14, 12).

Но, может быть, вступится кто-нибудь в речь и скажет: «Поэтому, если кто не сотворит таких боголепных дел, то нет у него и надежды спасения?» Надежду спасения имеем мы у себя и не совершив таких дел, если только исповедуем свою немощь и свое маловерие. Немощному же нужно милосердие, а не превозношение. А если имеем нужду в милосердии, то употребим в дело смиренномудрие, чтоб смиренномудрием привлечь на себя щедроты Господни. Ибо написано: яко во смирении нашем помяну ны Господь… и избавил ны есть от врагов наших (Пс. 135, 23, 24). И еще: смирихся, и спасе мя (Пс. 114, 5). Но если, опершись на ветер, много о себе думаем, то не иное что делаем, как сами себя низвергаем в бездну. Посему не допускай в себя недуга гордыни, чтоб враг внезапно не похитил у тебя рассудка. Отрезвись от высокопарного помысла самоугодия. Не разлагай сетей под ногами у себя. Смиренномудрием очисти ум свой от этого смертоносного яда.

Пусть вразумит тебя пример выметающего сор из дому своего: он нагибается к полу и очищает. Тем паче и тем с большим тщанием надобно наклоняться и смирять себя для очищения души, не допускать в нее того, что ненавистно Богу. Ибо в смиренной душе обитает Отец и Сын и Святый Дух. Написано: кое бо причастие правде к беззаконию? Или кое общение свету ко тьме? Кое же согласие Христови с велиаром? Или кая часть ве́рну с неверным? Или кое сложение Церкви Божией со идолы? Ибо мы церкви Бога жива, якоже рече Бог: яко вселюся в них, и похожду, и буду им Бог, и тии будут Мне людие. Темже изыдите от среды их и отлучитеся, глаголет Господь, и нечистоте не прикасайтеся: и Аз прииму вы, и буду вам во Отца, и вы будете Мне в сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (2 Кор. 6, 14–18). Сицева убо имуще обетования, о возлюбленнии, очистим себе от всякия скверны плоти и духа, творяще святыню в страсе Божии (2 Кор. 7, 1). Поэтому, когда подвижнически устраняешься от житейских дел и спасаешься от волнений бедственной жизни, тогда еще более старайся не иметь общения с нечистым духом гордыни, чтоб принял тебя Господь. Ибо нечист пред Господом всяк высокосердый (Притч. 16, 5).

Ужели не помышляешь о том огне, чрез который будем проходить? Когда, прошедши чрез этот огонь, окажемся чистыми и неукоризненными, тогда узнаем о себе, каковы мы. Ибо день явит коегождо дело (1 Кор. 3, 13), по написанному, потому что искушено будет огнем. Итак, со многим смиренномудрием будем молить Господа, чтоб избавил нас от грядущего гнева и сподобил того восхищения, каким праведные восхищены будут на облацех на воздусе во сретение Царю славы (ср.: 1 Сол. 4, 17), и чтобы с кроткими и смиренными наследовать нам Царство Небесное. Ибо, как написано: блажени нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное (Мф. 5, 3), так горе гордым и высокоумным, потому что для них готовится пещь огненная. В гордыне живет сказавший: крепостию… сотворю, и премудростию разума… отъиму пределы язы́ков, и силу их пленю, и сотрясу грады населеныя, и вселенную всю объиму рукою моею яко гнездо, и яко оставленая яица возму; и несть, иже убежит мене, или проти́ву мене речет… Но послет Господь Бог Саваоф на твою честь безчестие, и на твою славу огнь горя́ возгорится (Ис. 10, 13–14, 16). И еще: ты же рекл ecu во уме твоем: на небо взыду, выше звезд небесных поставлю престол мой, сяду на горе́ высоце, на горах высоких, яже к северу: взыду выше облак, буду подобен Вышнему. Ныне же во ад снидеши, и во основания земли (Ис. 14, 13–15).

Итак, будем бегать гордыни, которая ненавистна Господу; возлюбим же смиренномудрие, которым все праведники благоугождали Господу. Ибо великий дар – смиренномудрие; велика слава, велик успех и велика честь приобретших оное. С ним непреткновенное течение, в нем всесовершенная мудрость. За высокоумие унижен фарисей, а за смиренномудрие возвышен мытарь, с которым и нас да сподобит Господь нетленной части всех праведных. Ему подобает всякая слава во веки! Аминь.

О смирении и гордости

Кто вступает в брань и желает одержать победу, тот пусть, как в броню, облечется в славный доспех – смирение. Оружие лукавого – гордость; ею умертвил он отца нашего Адама; ею умерщвляет и всех чад его. А оружие Господа нашего – смирение; сие оружие уготовил Он на лукавого, им низверг сатану с высоты самоуправного владычества. Смирением вооружились апостолы, им побеждали истинно верующие; оно доставляло победу и древним и новым. Препояшитесь же сим оружием, ученики Христовы; потому что им приобретете победу и сделаетесь наследниками Царствия. Кто любит победу, тот вооружайся сим оружием; кто желает войти в Царство, входи сими вратами. Смирение – путь к Царствию. Это – дверь небесная, это – лествица, по которой человек восходит на небо. Им Бог снизошел с высоты до обители земнородных, им потомки Адамовы восходят из глубины до обители горних. Им приобретается всякое благо, им преодолевается всякая напасть.

Смирением человек более благоугождает Богу, нежели жертвами и приношениями. Чрез него достигают совершенства праведные; приемлются Богом кающиеся, примиряются с Ним грешники, оправдываются виновные. Смирение есть источник, из которого истекает все доброе; напротив того, гордость есть кладязь, из которого течет все худое. Кто облечен смирением, в том живет все доброе; а кто облечен гордостию, в том пребывает все худое. Смирение и грешников возводит к совершенству, а гордость и совершенных доводит до порока.

Сатана вначале был совершенный дух, но пал от гордости и стал князем геенским. Разбойник был злодей и преисполнен всяким злом, но исповедался в своем смирении и стал наследником Царства. Грешник, если приобретет себе смирение, делается праведником, напротив того, праведник, если предается гордыне, делается грешником.

Господь наш верхом всех добродетелей поставляет любовь; но кто же богат любовию, как не смиренный? Смирением приобретаются как любовь, так надежда и вера. Оно пост делает истинным постом; оно охраняет девственников; дает цену милостыне, оно жертву делает угодною Богу. Кто постится без смирения, тот постом своим прогневляет Бога; и блудники лучше горделивых девственников; милостыня, поданная без смирения, не приемлется на небе, и жертва, принесенная без смирения, не угодна Святому Духу. Кто без смирения совершает бдение и молитву, тот не лучше сонливого; а молитва смиренного, хотя он и спит, – благоухающее кадило пред Богом. Смиренному, если и согрешит, легко принести покаяние, а гордый, если и праведен, легко делается грешным.

Кто обременен грехами и желает от них освободиться, тому нужно только приобрести смирение. Оно приблизит его к Богу, от Которого получит оставление грехов – залог новой жизни. Доказательством утверждаемого мною служит блудница, которая обременена была грехами и, облекшись в ризу смирения, с сокрушением умоляла о прощении ей грехов. Поелику Господь наш видел, как она смирялась, то омыл ее от греховной нечистоты и благоволил, чтобы имя ее вписано было в Евангелие и чтобы слава о ней распространилась в целом мире. А поелику память ее так славна на земле, то имя ее превозносится и на небесах. И все это приобрела она смирением.

Конец ознакомительного фрагмента.