Глава 10. Свидание
Они встретились в 11.30 у метро Таганская напротив театра. С билетами в кармане в 10–30 он стоял уже у метро. Пока ждал, обошел все цветочные палатки на площади, долго выбирал и купил, в конце концов, одну темно-бордовую розу, страшно колючую на длинном стебле. Цены на цветы были нереальные, просто безумные.
Женя не опоздала, на ней был серебристый плащик, рыжие волосы были собраны в простой пучок, вид у нее был вполне деловой, как будто она выехала на очередное задание редакции, а Димон был при ней кем-то вроде фотокорреспондента.
Розу она взяла как нечто самой собой разумеющееся, но Димону было уже не до женских восторгов: он порядочно исколол себе руки шипами, пока ходил с ней, перекладывая теплый колючий стебель из руки в руку, и рад был от нее поскорее избавиться.
До Иллюзиона надо было пройти вниз от Таганки к высотному зданию на Котельнической набережной. Под горку идти было легко, ноги несли сами, вскоре они почти перешли на бег. Они летели молча, обгоняя прохожих, пока Женя не сказала: «Куда это мы так несемся, времени еще вагон и маленькая тележка». Они замедлили шаг.
– Ну, так о чем же ты хотел со мной поговорить? – спросила Женя. Димон с удивлением обнаружил, что его язык отказывается ему повиноваться. Он собрался с силами и с трудом произнес идиотскую фразу:
– В каком смысле?
– Это я тебя спрашиваю, в каком смысле? Ты хотел со мной поговорить. Ну, вот и говори. В любом смысле можешь говорить. Ты, что философ? Во всем ищешь свой смысл?
– Да никакой я не философ? И ничего я не ищу. Я просто хотел спросить, почему ты на этот фильм хочешь пойти? Вроде, не было рекламы.
– Этот фильм не надо рекламировать, это очень старое кино, мне о нем много рассказывала мама, это ее любимый фильм.
– Типа «Броненосец Потемкин»? – блеснул эрудицией Димон.
– Нет, что ты. Мама у меня, слава богу, не такая старая. Там играет моя любимая Одри Хепберн. Я кстати про нее недавно статью писала. Но тебе этого не понять ты еще маленький.
В буфете Димон, проклиная свой моложавый несолидный вид, купил себе пива и соленых сухариков. К счастью, буфетчик оказался парнем, он не стал придираться к его возрасту, в отличие от старых теток. Этих – хлебом не корми, дай только поиздеваться над людьми:
– А сколько тебе, мальчик, лет? А ты знаешь, что нам запрещено детям пиво продавать?
Жене взял кофе и пирожные. Вообще-то, к пиву Димон, если честно, до сих пор так и не смог привыкнуть, горькое, невкусное, но все пьют, чем он хуже? Женя тут же скривила губки:
– Ты пьешь пиво? Хочешь быть как все?
– Почему как все? Просто хочу пива, – соврал Димон. – А ты, что? Одна во всем мире пьешь кофе?
– Сравнил! Кофе вкусно, особенно с пирожным. А пиво – гадость. Горькое.
Димон в душе был с ней полностью согласен. Хотя кофе тоже горькое. Он сейчас с удовольствием выпил бы лучше какой-нибудь сладкой газировки, да заел бы хорошим бутербродиком с маминой самодельной буженинкой.
Но пришлось допивать это несчастное пиво, деньги заплачены. Кстати, тоже недешевое пиво получилось, в киоске на эти деньги можно было три бутылки купить. Только что с ними делать потом, с этими тремя бутылками? Пить эту горечь и мучиться?
Кино оказалось действительно старое. Там одна девчонка, какая-то принцесса (непонятно, правда, какого царства-государства) приехала в Рим и сбежала от своих, чтобы погулять одной по Риму. Ну и познакомилась с одним парнем, журналистом, в общем, ничего особенного.
Димону история показалась неинтересной, а вот машины, которые ездили по Риму, одежда на людях, прически – все было в диковинку – сплошные раритеты! Таких тачек сейчас днем с огнем не найдешь. И мотороллер, на котором они ездили – в музей только такой.
Там еще был полуразрушенный стадион – Колизей, он сохранился еще со времен гладиаторов, огромный, весь ажурный, состоящий из одних арок.
Ну и девчонка там была ничего, красивая. Женька на нее чем-то даже похожа. Димон прикинул: если Жене сделать такую стрижку и так же глаза подвести – будет очень похоже. Он бы с ней тоже так не отказался погулять по Риму.
А если честно, то в тот момент он все бы на свете отдал, чтобы с ней погулять по этому Риму. А еще лучше покатать ее на мотороллере, как тот парень, пусть и музейном.
Потом они гуляли по набережной, спустились к причалу речных трамвайчиков. Мутные волны плескались на гранитных ступеньках. Димон прикинул свою наличность и предложил прокатиться по Москве-реке.
Было уже холодно, река казалась темной и неприветливой, но трамвайчик был такой симпатичный, внутри должно было быть тепло и уютно, и Женя согласилась. Димон купил билеты, они поднялись на борт. В салоне было неожиданно душно, там было много пассажиров, и они вышли на палубу.
Трамвайчик вырулил из тени на середину реки, и на палубе сразу стало солнечно и тепло. Они плыли по самому центру Москвы. Вот Кремлевские стены и златоглавый купол Ивана Великого, вот справа проплывает мощная громада Храма Христа Спасителя. Вдали в осенней дымке виднеются очертания строящихся небоскребов Москва-Сити.
– Ты бы хотел работать в этих небоскребах? Я просто мечтаю, что буду когда-нибудь работать в крупном издательстве, и офис будет находиться именно в таком небоскребе на 51-м этаже. Или на 101 этаже. Даже лучше если на 101 – м – фантазировала вслух Женя, – хотя это неважно на каком. Главное, чтобы главным редактором. Какого-нибудь журнала, пусть даже самого небольшого.
Димон слушал ее, но думал о другом. Совершенно неожиданно для себя самого, оказавшись рядом с Храмом Христа Спасителя, он сказал про себя:
– Господи, если ты есть, сделай так, чтобы мы с ней оказались когда-нибудь в Риме. И вот так же ходили по нему, как сегодня в кино. Мне ничего больше не надо.
Огромные стены величественно проплыли мимо, Димон подумал, что если просишь чего-нибудь у Бога, то надо, хотя бы, перекреститься. Но креститься он не стал, хотя крест носил, как велела мама, всегда. Что толку креститься, если все равно не сбудется!
Стоя на корме, они теперь болтали, словно знали друг друга давно. Женя жила с матерью. Без отца. Где он, что с ним, Димон не стал выпытывать, у них в классе таких семей сколько угодно, у всех по-разному.
Мать – художница, раньше была известная, сейчас – нет. Почти не работает, заказы получает редко. Два года назад умерла бабушка, теперь они сдают ее квартиру плюс Женькина зарплата – вот так живут.
Женя хочет накопить денег и поехать в Штаты. Там сейчас учится их бывший жилец – Макс. Он снимал у них квартиру, приехал из Питера, а сейчас уехал в Штаты, там учится. Жене он из Штатов звонил раньше очень часто, а теперь редко, наверное, учеба много времени отнимает.
– Да он там себе давно нашел другую, – хотел ей сказать Димон, – при чем тут учеба? Так не бывает, что сначала учеба не мешает, а потом вдруг стала мешать. При чем тут учеба?
Но так у него хватило ума не говорить.
– Так он тебе приглашение, что ли прислал? – спросил он. А ты ему почему не звонишь?
– А чего звонить? Все равно денег нет, на что ехать? Вот накоплю и позвоню.
– А он, это… ну, в общем, тебе нравится? – выговорил с трудом Димон.
– Чего-о? Маленький еще – такие вопросы задавать. Ничего не нравится, просто в Штаты хочу поехать. Интересно посмотреть, а знакомых там никого нет.
Потом они вышли на берег, замерзшие и оглохшие от речного ветра и шума мотора. В кафешке выпили по чашке зеленого чая, на большее у Димона все равно не хватило бы денег. Потом он проводил ее домой, в Матвеевское.
Время было еще не позднее, но приглашать к себе Женя его не стала.
– Я тебя после приглашу, сейчас устала, и мать дома. Не хочу. Потом, ладно? А пока что, вот тебе за то, что ты такой хороший мальчик.
Она встала на цыпочки, обняла его за шею и поцеловала в уголки губ. Сначала справа, потом слева.
– Смотри, завтра в школу не проспи, философ.
Щелкнул замок двери, и Димон остался на лестнице один. Теперь он не побежал через три ступеньки, силы внезапно кончились. Он вызвал лифт, с трудом дождался, когда тот довезет его до первого этажа, вышел на улицу и без сил опустился на знакомую скамейку. К счастью, бабулек уже на скамейке не было.