Вы здесь

Бердолька Чарли и Гертруды Богранд. Глава 2. Трупёрд Великолепный (Д. В. Мицкис, 2015)

Глава 2

Трупёрд Великолепный


Через пипкинский театральный бинокль Мистер С. наблюдал, как на Райской улице Гластонбери менялась жизнь: на месте старых домов появлялись новые; подрастали соседские дети; их родители становились бабушками и дедушками; некоторые – уходили.

Ни дети, ни родители, ни бабушки с дедушками так и не заметили таинственного исчезновения мистера и миссис Пипкин – некогда хозяев Дома-Номер-Тринадцать.


А Мистер С. ждал. Долго ждал.

Ежедневно читал газеты и слушал радио – ничего. Ни писем, ни посланий. Ни одного намёка! Казалось, о нём попросту забыли. И если бы от скуки можно было умереть, он бы наверняка уже давно умер. Единственная радость – яблоки: ведь здесь их можно есть сколько угодно.

Мистер С. не раз хотел всё бросить и уехать. Он рвался домой. И даже собирал шляпы с цилиндрами. Но возвращался – не мог оставить Чарли и Гертруду здесь одних.


Прошло целых двенадцать лет, прежде чем Мистер С. получил телеграмму-молнию! И в ней не было извинений или слов поддержки. Лишь короткое:

Все уже здесь. Началось, С.

* * *

«История повторяется дважды».

– У него получилось! – Гертруда вбежала в спальню для мальчиков в западном крыле Монастыря Святой Марии. Радостная, она запрыгнула на кровать к Чарли и прошептала на ухо. – Оливер! Сегодня ночью сбежал! Говорят, отца нашёл. Как думаешь, его вернут обратно? Ты бы вернул, будь у тебя сын Оливер «Задира» Бинг?

Гертруда часто задавала Чарли глупые вопросы. Имела право: она же была старше брата почти на четыре года.

– Фу. – Гертруда прошла по кровати Чарли и закрыла окно, через которое повалил дым жжёных осенних листьев. – Футбольное поле уже под шатром! Не поиграть. И клоунов привели. Вставай! Осталось двадцать минут. Пингва начала разнос.

Гертруда скривилась и поправила бейсболку, которую всегда носила козырьком назад (чтобы прятать длинные волосы и повязку). Рядом почесался старый пёс Дьякон. С подоконника за ним наблюдал ворон.

Чарли и Гертруда Бо́гранд всю жизнь провели в монастыре, ни разу не покинули его пределы. Никто из проживающих здесь воспитанников не покидал стены монастыря – только настоятели. И никто уже не верил, что побег вообще возможен. Оливер Бинг оказался первым, кому это удалось. Гертруду переполняла радость, ведь сбежал из монастыря самый гадкий (по мнению большинства) Бинг.

На самом деле, и Гертруда не раз пыталась сбежать; и Чарли – он знал все секретные проходы и тропы. Даже те, которые вели через старое кладбище. Но что-то неведомое, будто проклятие, постоянно возвращало их обратно.

А теперь… сбежал один – могут сбежать и другие?

Они даже представить не могли: их мечта теперь осуществится!

Чарли уселся на кровати. Прищурился – спальню для мальчиков залили яркие солнечные лучи. Кто-то неодобрительно фыркнул, чтобы Гертруда отправлялась в крыло для девочек. Гертруда фыркнула в ответ – она сама привыкла решать, «в каких крыльях находиться». Дьякон всё ещё чесался рядом. А ворон – наблюдал.

– Так шатёр уже установили? – Чарли приглаживал непослушные волосы.

– Не знаю, – ответила Гертруда. Она не обращала внимания на собирающихся на завтрак ребят. – Но Хоботс уже здесь!

Некий мистер Хоботс, директор цирка, внёс щедрое пожертвование в фонд монастыря. И позволил всем желающим посетить утреннее представление бесплатно – чтобы воспитанники создали массовость. («А вечером жители Гластонбери будут выстраиваться в очередь за билетами», – утверждал он.)

Гертруда не знала, хочется ли ей в цирк. Выступления, которые она видела по телевизору, ей не нравились. Было жаль слонов, тюленей и собак. И медведей на велосипедах. И львов! И клоунов с их красными носами. Бедняжки. Но, возможно, в жизни это будет смотреться иначе? По крайней мере, не придётся сидеть на чердаке с плиткой шоколада.

А на чердаке Гертруду запирали часто – такое наказание. За разговоры, за опоздания, за молчание. Даже за «лишние вопросы»! И таких правил – сотни. Хотя никто не догадывался: от двери у Гертруды был ключ. И она позволяла себя запереть, после чего благополучно выбиралась. Обратно возвращалась лишь к концу «воспитания».

И если бы не побег Оливера Бинга, Гертруда отбывала бы наказание за разбитое накануне окно. Произошло это во время футбольного матча. Случайно: Оливер задирал Гертруду, и она решила его проучить – забить гол. Но забила в окно поварихи миссис Пингвы Перей.

Сейчас о наказаниях забыли. Главное – Оливер Бинг.

Чарли и Гертруда прошли по широкому коридору. Они направлялись в Большой Зал, где каждое утро воспитанников монастыря ждала коричневая каша от миссис Пингвы Перей. Внешне каша – перетёртая моль. На вкус – дважды перетёртая моль.

Рядом бежал пёс Дьякон (он никогда не попадался на глаза настоятелям). За ним прыгали два ворона.

По коридору пролетел разъярённый старик в чёрной рясе – мистер Агнус «Гнусный» Гробб – главный в монастыре. Он проклинал всё, на чём свет стоит и лежит.

– Гробба будто подменили, – произнесла Гертруда, когда они с Чарли оказались у лестницы. – Я его таким никогда не видела! Носится по монастырю, бросается на всех, разбил любимую тарелку настоятельницы.

Мистер Гробб был единственным, кто хорошо относился к Оливеру Бингу. Называл его поведение (издевательства над младшими) «переходным периодом». Верил: это скоро пройдёт. Не проходило.

Чарли и Гертруда, а также Дьякон с двумя воронами спустились по каменным ступенькам на первый этаж. В Большом Зале уже собрались воспитанники монастыря. В их тарелках коричневая каша приказала долго жить. Чарли и Гертруда не остановились. Они прошли вдоль длинных столов, обсуждая привычку Чарли разговаривать с самим собой:

– Я потеряла нить, Чуки-чу. Слишком много новостей для одного утра. Просто не разрешай Руперту и его друзьям выходить, пока на тебя смотрят другие. Омлет или яичницу?

– Омлет. И в сотый раз повторяю: Руперт существует!

Они зашли на кухню миссис Пингвы Перей, где из старого радиоприёмника играла музыка. Повариха всегда оставляла дверь незапертой, пока разносила завтрак настоятелям. За эти двадцать минут Чарли и Гертруда успевали поесть нормально. Иногда даже мыли за собой посуду.

– Чай? Кофе? – Чарли налил кипяток в две чашки, насыпал в них сахар. Но размешал его только в чашке сестры. Одна из «особенностей» Чарли – он никогда не размешивал сахар в своём чае.

– Кофе, – решила-таки Гертруда и, поправив длинные рукава, принялась готовить завтрак. С Дьяконом и воронами она поделилась сосисками. – Чуки-чу, не разрешай Руперту сегодня выходить. Хорошо?

Чарли в монастыре называли «странным» – за то, что разговаривал сам с собой. А Гертруду немного побаивались – хотя она и прятала необычности под повязками. Никто не мог объяснить, почему она такая. Попечители монастыря запрещали спрашивать – каждая попытка пресекалась. Единственное, о чём Гертруда знала: это у неё с самого рождения.

«Рукава поправь. Никто не должен видеть этой грязи, – часто рычала на Гертруду миссис Пингва Перей. – Никаких коротких футболок! Стыд!»

Несмотря ни на что, Гертруду всегда приглашали играть в футбол – потому что забьёт гол, кто бы ни пытался её остановить. А вот Чарли ни с кем общаться не хотел.

И только Гертруда знала: её брат давал шуточные имена каждому зверьку в монастыре. Даже местные белки Орех и Фундук спускались к нему с деревьев, если он имел неосторожность задремать на траве. Иногда ему казалось, что звери бормочут. Он даже отвечал им в шутку. Попечители монастыря его за это наказывали: зачем подавать младшим дурной пример? Он ведь, как известно, заразителен.


Чарли и Гертруда были совершенно разными. Во всём – небо и земля. Единственное, что их объединяло, – воспоминания, которых не могло быть, и некоторые «странности», которые они не могли объяснить.

К примеру, недавно Гертруде приснился сон, будто у неё выросли крылья: она летала над городом, парила над монастырём, поднималась высоко над облаками… А проснулась в кабинете мистера Гробба – вся в белых перьях и пуху. Как здесь оказалась – не знала. И объяснить не смогла. Поэтому была наказана трижды. Зато после тройных наказаний Гертруду не мучила совесть, и она стащила у мистера Гробба печатную машинку, на которой в свободное время сочиняла короткие рассказы.

А на днях (после очередного наказания) Гертруда пробралась на кухню, чтобы стащить окорок, так как обычный ужин был под запретом. Возвращаясь обратно, она увидела в коридоре женщину в длинном чёрном хитоне. Та направлялась в крыло для мальчиков. Гертруда могла поклясться, что уже встречала её раньше. Женщина остановилась у входа в подвал, через мгновение спустилась вниз. И в тот же момент Гертруду схватил мистер Гробб – старик всегда проверял, чтобы ночью в коридорах не было ни одной живой души. Гертруда принялась объяснять, что не сделала ничего плохого – всего лишь… следила ночью за женщиной в чёрном. Ей не поверили. Подземелье обыскали. Никого не обнаружили. «За враньё» Гертруда неделю освещала газовой лампой дорогу в коридорах монастыря поварихе Пингве Перей и настоятельнице Иугии.

С Чарли и Гертрудой даже птицы вели себя странно. Те залетали через окна и прыгали у ног. Не улетали – как ни отгоняй. Будто хотели поддержать. По-дружески.

А как объяснить поведение самого мистера Агнуса «Гнусного» Гробба? Чего только стоил запрет на зеркала: в Монастыре Святой Марии вот уже двенадцать лет не было ни одного зеркала. По какой-то причине или по случайному стечению обстоятельств, но их сняли в день появления здесь Гертруды.

– Пойдём, – сказал Чарли, поставив тарелку в раковину. Он доел омлет и выпил чай. – Скоро представление?

Они вышли через заднюю дверь, оказавшись на лужайке. Прохладный ветер поднимал жёлтые листья, солнце пробивалось через белые облака, а где-то высоко над монастырём кружили чёрные и белые вороны. Сытый Дьякон убежал в кусты.

Цирковой шатёр уже установили, и какая-то девушка с маленькими ручками раздавала всем желающим пригласительные билеты. С большого плаката подмигивал усатый полнощёкий мужчина в зелёном трико. Над ним блестела золотая надпись «Трупёрд Великолепный. Только сегодня». Возле плаката собрались несколько восторженных дам – горожанок из Гластонбери.

У входа в шатёр толпились воспитанники монастыря. Они ругались – каждый хотел занять место ближе к арене. Несколько мальчиков спорили, разрешат ли им погладить львов. А две девочки попытались украсть попугая. Спор и разговоры пресёк неожиданно возникший мистер Агнус Гробб – красный, как чайник на кухне у миссис Пингвы Перей. Старик закипал, и Гертруде снова захотелось кофе – она об этом сказала Чарли.

– Поправьте рукава, мисс Бо́гранд! – прохрипел мистер Гробб. – Спрячьте это.

– Прошу, друзья мои! – Из шатра вышел директор цирка мистер Хоботс. На нём был малиновый пиджак и (почему-то) пиратская шляпа. – Мы прямо сейчас вам покажем короткий вариант сегодняшнего вечернего представления! Прошу! Друзья! Прошу! Занимайте места! – Мистер Хоботс обратился к Гроббу: – Вы бы видели местных! Они хотели попасть на утреннее представление! Но я сказал, что все места заняты. Уверен: вечернее шоу запомнится многим!

Мистер Хоботс не рассматривал вариант, что вечернее шоу может не состояться. А зря.

Чарли и Гертруда заняли места подальше – чтобы незаметно уйти, если представление не понравится.

Прозвенел первый звонок.

Все рассаживались. Несколько драк прекратились. Радостные мальчики держали платок, останавливая у одного из них кровь из носа: они только что отбили для себя лучшие места в первом ряду.

Прозвенел второй звонок.

На специальные места рассаживались настоятели монастыря, Иугия, мистер Агнус Гробб, а также повариха Пингва Перей. Настоятельница Иугия захлопала в ладоши. Она была такой старой, что уже не понимала, началось ли представление.

Прогремел взрыв. Вырвалось несколько залпов салюта. Представление началось.

На арену выкатились два клоуна. Гертруда не поняла, зачем они бьют друг друга по голове. Те хохотали, толкались, кувыркались. Это действие многим нравилось. Только Чарли почему-то уставился вверх.

– Чуки-чу, представление внизу! – подсказала брату Гертруда.

Клоуны на арене прыгали через кошек. Зал умирал со смеху.

– Там кто-то есть. – Чарли не отрывал взгляд от купола. – Какая-то женщина.

– Наверняка это часть шоу. – Гертруда посмотрела наверх, но никого там не увидела. – Или воображение. Руперт подтвердит.

На арену вывели псов. Подгоняемые мужчиной в жёлтом костюме, спаниели перепрыгивали через препятствия – Дьякон бы обзавидовался. Зал взрывался аплодисментами. Чарли же продолжал смотреть наверх. Сейчас его странность никто не замечал: спаниели бегали за красными тряпками – как быки.

– Я её уже где-то видел, – сказал Чарли. – Ту женщину.

– Не вижу её. Лучше посмотри вниз. Псы стараются. Прыгают туда-сюда, а ты…

– Ой, – перебил Чарли. – Кажется, она меня заметила.

– Смотри вниз.

Гертруда опешила – на арену вышли гимнасты и тут же начали подбрасывать друг друга как пустые бочки. Они цеплялись за длинные тросы и кружились вокруг блестящего шара.

Послышался лай – Дьякон решил забраться в шатёр.

– Мне сегодня снова приснилась бабушка, – сказал Чарли ни с того ни с сего. – И я опять не запомнил, как она выглядела. Сказала, что соскучилась. И что ждёт нас. Обещала приготовить к нашему возвращению блинчики с грушевым джемом, но со вкусом яблок. Это вещий сон?

Гертруда не ответила – в шатёр влетели несколько воронов. Они кружили под куполом. Ребята аплодировали: все считали, что и это – часть шоу.

Снова прогремел взрыв салюта. Арену залил ослепительный свет. Появились несколько артистов. Но Гертруда всего этого не замечала – наконец и она смогла рассмотреть «знакомую незнакомку». Ту, на которую до этого указывал Чарли. Несомненно, это была она – «ночная женщина в чёрном хитоне». Сейчас эта женщина стояла под самым куполом и, кажется, плакала.

– Я её вижу, – сказала Гертруда.

– А тепе-е-е-е-е-ерь!!! – взревел неожиданно появившийся на арене директор цирка мистер Хоботс. – То, чего все так долго ждали! Дамы и господа, мистеры и миссис! Легендарный! Фееричный! Зрелищный! И жела-а-а-а-а-анный! Смертельный номер! Встречайте! Тру-у-у-упёрд Вели-и-и-иколепный!

По залу разлетелись аплодисменты. Миссис Пингва Перей махала передником. А настоятельница Иугия даже встала. На арену вышел усатый полнощёкий мужчина в зелёном трико. Он поднял левую руку, приветствуя собравшихся.

Чарли больше не смотрел наверх:

– Хм, она ушла.

– Вот и прекрасно. Смотри шоу.

Гертруда похлопала вместе со всеми: на арену вывезли огромную пушку. Её освещали десятки огней.

Барабанная дробь.

– А тепе-е-е-е-ерь! – снова взревел директор цирка мистер Хоботс. – Впервые! Зрелище! На счёт «три»!

Трупёрд Великолепный торжественно поднялся по ступенькам на пушку и под громогласные аплодисменты забрался внутрь неё.

– Один! – кричали все.

– Два!

– ТРИ-И-И!!!

Прогремел взрыв. И Трупёрд Великолепный вылетел из пушки. Но что-то пошло не так. Охи и ахи разлетелись по залу, и Гертруда закрыла глаза. Аплодисментов не было. Где-то послышался возглас:

– На помощь!

Кто-то кричал, кто-то выбежал из шатра. Мистер Агнус Гробб приказал всем немедленно покинуть цирк. Гертруда не понимала, что произошло.

Потоком зрителей её и Чарли буквально вытолкали. Только на выходе краем глаза Гертруда увидела лежащего, неестественно раскинув руки, Трупёрда Великолепного. И склонившуюся над ним женщину в чёрном хитоне.

Где-то высоко кричал ворон.


Ребята остались возле цирка ждать распоряжения от мистера Агнуса Гробба. Девочки обсуждали произошедшее. Кто-то кричал. Чарли разговаривал с невидимым другом Рупертом (тот его, видимо, успокаивал). Из шатра вышла радостная Иугия.

– Она не понимает, что произошло, – надевая передник, сказала повариха Пингва Перей. К ней подошёл мистер Агнус Гробб и со злостью выпалил:

Они их нашли!

Мистер Гробб приказал всем разойтись. А затем закричал на Чарли и Гертруду:

– А вы – за мной!!!

– Но что мы сделали? – протестовала Гертруда.

– Наказание не отменяется! – кричал мистер Гробб. – Вы начнёте отбывать его немедленно!

Он потащил Чарли и Гертруду через главный вход в монастырь – и сразу на кухню Пингвы Перей, где находилась лестница на чердак. За ними наблюдали вороны, пёс Дьякон и странные туристы – гуляющие у монастыря люди в чёрных и белых хитонах.

Глаза мистера Гробба налились кровью. Он толкнул Чарли и Гертруду к лестнице на чердак:

– Поднимайтесь!

Те не сопротивлялись. И через минуту за ними громко захлопнулась дверь. Послышался щелчок замка.

Гертруда протянула Чарли шоколадку, которую спрятала здесь во время предыдущего наказания:

– Рассердился на пустом месте! – сказала она, добавив слово, от которого настоятельница Иугия сошла бы с ума. – Злой на Оливера, а виноваты – мы.

– А мистер Трупёрд? Он… – Чарли замолчал, не решаясь продолжить вопрос.

– Не знаю.

– А та женщина над ним? Как думаешь, это…

Гертруда ничего не думала. Она угощала чердачных мышей – Ливу и Сливу – двумя кусочками шоколада. Чарли продолжил:

– Мне кажется, бабушка нас ищет.

В монастыре было запрещено говорить о родителях. Мистер Гробб всегда шипел: «Не хочу даже слышать о тех, кому не нужны родные дети». Чарли и Гертруда своих родителей не помнили. Не знали, живы ли они.

Дьякон жалобно завывал. Кто-то ходил по кухне.

– Мы справимся! Чуки-чу, – сказала Гертруда, подбадривая Чарли. Она легла на мешки с кукурузой. – Чу-у-уки!

Откуда-то сверху послышалось чьё-то пение.

* * *

Каждый день Чарли и Гертруда будто вспоминали другую жизнь. Жизнь без монастыря. С любящими родителями и верными друзьями. Жизнь, где каждый был счастлив.

К сожалению, Чарли и Гертруда пока не вспомнили, что здесь они не просто так.