Белый мусор. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ОБГОНЯЯ БЕЗУМИЕ (Максим Лагно)

Глава 1. Мыслящее существо

…

Я существовала, как призрачный набросок мыслящего существа, которое пыталось увидеть себя со стороны и ужасно жалело, что рядом нет зеркала.

Зеркало не помогло бы.

Нет глаз, чтоб узреть себя. Нет рта, чтоб закричать при виде своего отражения: комок фарша, плавающий в колбе с диссоциативным электролитом. Гигантская фрикаделька, слепленная полоумным поваром.

…

Есть ли «Я» вообще, или я – это Клод, удивлённый своей новой ролью?

О командане Клоде Яхине знала всё, что знал он сам. Даже то, что ему стыдно вспоминать. В особенности это.

Моя личность, которой, возможно, нет, забилась в уголок, стесняемая образами и мыслями из памяти Клода. Хотелось казаться себе искоркой сознания… но – я была шариком фарша, плавающим в диссоциативном электролите.

Хотя бы в этом полная ясность.

…

Глаза мои появились позже знания того, что они у меня должны когда-то появиться.

Видела вокруг себя глубину, как в Океан-море. Электрические всполохи озаряли синюю муть, показывая комки какого-то белого мусора, плавающего вокруг моего сознания, как рыбий корм, насыпанный в аквариум, где все давно сдохли.

Этот сизый мир всего метра три в диаметре. Представлял собой высокую стеклянную колбу, установленную в бункере. Колба – часть добедового клонатора, обнаруженного ханаатцами в Санитарном Домене. Ради клонатора, (или, как его называл профессор Сенчин, АКОС – «Аппаратный Комплекс Органического Синтеза») Клод и сунулся сюда.

Синяя муть электролита и белый мусор в ней – единственные знания о реальности, полученные через собственный опыт. Всё остальное – знания Клода, которые меня не устраивали.

Даже имя для себя придётся выбирать из чужих воспоминаний. Из воспоминаний командана Клода Яхина.

…

Главное не сбиться с мысли.

Я ведь не восставала из мёртвых – Клод ещё никогда не умирал. Значит, и у меня нет этого опыта. Не считая того раза, когда мой оригинал попал в реанимацию с ранением в голову. Командан Клод Яхин увидел свет в конце туннеля и услышал райское пение, пока хирург не попросил медсестру выключить радио «Шансон» и не отвёл лампу от лица оперируемого. Клод до сих пор полагал, что побывал одной ногой в могиле.

…

Электрические разряды пульсировали в фарше, заменяя удары ещё не работающего сердца. Снова пограничная двойственность: сердце стучало исключительно в моём представлении. Мозг посылал сигналы, но не было крови, которую этот орган должен был перегонять. Была только идея функции организма под названием «сердцебиение».

У меня испуганно колотилось сердце, которое то ли уже существовало, но не работало, то ли ещё не было создано, но уже всё-таки, дьявол его побери, работало.

Не важно, клон я из колбы с диссоциативным электролитом или родилась из утробы матери, как оригинальный Клод и миллионы остальных граждан Империи Ру́сси.

Мир за стенами АКОСа – это единственное подтверждение моей реальности. И я буду цепляться за мир руками, щупальцами, обрывками мыслей… всем, что есть.

Мой оригинал, Клод, не раз встречался со смертельной опасностью. Тогда на его лице появлялась та косая улыбочка одним уголком рта, которая была свойственна всем Яхиным. Мне тоже хотелось косо улыбнуться несуществующим ртом. Мне предстояла встреча с миром.

Это нервировало.

Отлично!

Значит, нервы у меня уже появились.

Глава 2. Клодирование

Круглый потолок бункера покрывало переплетение труб и проводов. Ниже висели большие лампы. Половина из них не работали, поэтому внутренности бункера освещались частями, как сцена театра. Не считая колбы АКОСа, – изнутри она подсвечивалась слабым огнём лампочки, которая, впрочем, не пробивала толщу жидкости.

Командан Клод – красавец-брюнет, в комбинезоне, поверх которого одет заляпанный кровью бронежилет, сидел на медицинской кушетке и жевал тартинку. Одной рукой макал её в стакан с оранжиной, другой придерживал на коленях автомат.

Антуан, его аджюдан, сидел в пятне театрального света. В обеих руках вертел засапожные ножи: кривые четырёхгранные лезвия с ханаатскими узорами. Завершив серию быстрых вращений, сунул ножи за голенища и поднялся.

Подошёл к трёхметровой колбе АКОСа. Прикрыл глаза ладонями с обеих сторон, вглядываясь в мутную синеву:

– Интересно, что он там думает…

Клод пожал плечами, что значило: «какая к чёрту разница?»

Вместо него охотно ответил профессор Сенчин:

– Существо переживает стадии собственного рождения. То есть проходит путь от сознания червяка до человеческого. – Сверившись с хронометром, добавил: – Сейчас это существо, или иначе «синтезан», вполне осознаёт и себя, и свои воспоминания… то есть воспоминания донора.

– Почему ты, дед, его «существом» кличешь? Почему не клоном?

– Потому что, молодой человек, я учёный. Клонирование – теоретический процесс, недостижимый на практике. В АКОСе происходит созидание, синтез по заданным параметрам, но не клонаж.

– Будто есть разница.

– Есть. Чтоб её понять, вам надобно сорок лет учиться.

Изнутри колбы выплыл и прилип к стеклу белёсый кусок плоти, похожий на уродливый пельмень в протухшем бульоне. Антуан зажал рот рукой и отошёл.

Пол бункера несколько раз вздрогнул. Лампы на потолке запрыгали на тросах, как сторожевые псы на привязи. Посыпалась пыль.

Гоша, четвёртый человек в бункере, флегматично смахнул со стёкол своих синих очков пыль и посмотрел на экран сканера. Красные человеческие силуэты возились у прямоугольного проёма бункерных дверей.

– Минируют, – дополнил Гоша.

На связь по рации вышла Руди:

– Уничтожила два лазерных термобура. Третий ушёл к вам вниз, так что держитесь. У нас бой на земле, приходится отвлекаться на поражение вражеской пехоты и наземной техники. ПВО противника подавленно, так что мы тут справляемся.

Профессор Сенчин глядел то на Клода, то на показания ординатёра. Извиняющимся тоном доложил:

– Последняя стадия процесса.

Клод обмахнул крошки с бронежилета и перевернул одну железную кушетку. Под её прикрытием опустился на колено:

– Гоша и Антуан, занимайте позиции. Стрелять без команды.

Гоша встал за выступом в стене лаборатории. Задумчиво спросил:

– Командан, когда твой клон будет готов, он будет полностью, как ты? Нам слушать его приказы?

– Не гони, Гоша. Философ херов.

– Но если он начнёт орать, что тоже главный? Что он тоже командан, тоже имеет право… то сё? Вас же хер отличишь.

Антуан заржал.

– Отставить шутки. Будет рыпаться – грохнем.

Синяя жидкость в АКОСе бурлила. Вспыхивали слабые электрические искры. Профессор Сенчин бегал между колбой и ординатёром и восторженно кричал:

– Завершился перенос донорской памяти. Иисус-дева-мария.

В диссоциативе мелькнуло что-то похожее на раскрытую ладонь, окутанную прожилками электроразрядов.

– Искры зажгут эту ночь… – вспомнил Клод свой девиз.

Профессор остановился перед экраном ординатёра и усиленно потёр переносицу. Провёл пальцем по табло. Повернулся к Клоду.

– Готово…

Стеклянная дверца ёмкости опустилась. Синяя жидкость, мерцая искровыми разрядами, хлынула на пол. Антуан зажал нос и выругался:

– Мерде1.

Не отрывая взгляда от колбы, профессор пояснил:

– Отвод диссоциативного электролита нужно продумать. Пока что спускаем прямо на пол.

– Воняет, будто сдох кто-то.

Гоша философски изрёк:

– Рождение и смерть одинаково воняют.

Чем ниже опускалась дверца, тем сильнее изумлялся Клод.

В опустевшей ёмкости висела девушка. Нити органики, прилепившиеся к стенкам колбы, поддерживали её в центре.

Глаза – закрыты.

Мокрые длинные волосы облепили грудь. На губах застыла косая улыбочка левым уголком рта, столь свойственная Клоду. Тело синтезана усеяно белыми кусками трупного фарша вперемешку с синей плёнкой. Широкие полные бёдра, плоский живот. Из него тянулась пуповина, уходящая в недра клонатора.

В полной тишине раздался возглас Гоши:

– Мать моя женщина.

Антуан согнулся и выблевал недавно выпитую оранжину.

Гоша сказал:

– Ну, командан Клод, с удачным клодированием, это девочка.

Профессор выволок девушку из колбы и положил на кушетку. Никто и не думал ему помогать. Быстро отсёк пуповину, орудуя как опытный врач. Крест-накрест залепил рану пластырем.

Достал из шкафа полотенца и обтёр девушку.

Она вздохнула, сплёвывая остатки синей жидкости. Открыла глаза и обвела взглядом лабораторию.

Глава 3. Жизель

Профессор помог мне сесть на кушетке. Я двигала руками и ногами, как пьяная или сильно передо́знутая пудрой. Руки сами сгибались, пальцы сплетались в невероятные фигуры, угрожая сломаться. Одна нога колотила по кушетке, вторая, спустилась на пол, словно собралась в самоволку.

Профессор вколол мне что-то. Проявив свободу воли в последний раз, мои конечности подчинились сигналам мозга.

Сенчин помог вставить руки и ноги в комбинезон. Точность моих движений быстро пришла в норму. Лямку на плече застегнула сама. Сенчин подал полотенце. Наклонив голову, начала промакивать волосы.

– Ну, объясняй, профессор, – приказал Клод. – Почему вместо меня она?

– Э-э-э, могу только предполагать, что субпрограмма сменила пол синтезана, чтоб уменьшить количество обрабатываемых данных.

Гоша хмыкнул:

– То есть, по науке доказано, что бабы глупее?

– Субпрограмма просто избавилась от половой информации, присущей фенотипу оригинала. Всё, что было мужского в Клоде, обнулено в этом существе.

Клод добавил:

– Информация о размере моего члена занимала слишком много места.

Хотела сказать в ответ, чтоб не обольщался, я-то знаю его размеры, но лишь закашляла, выгоняя из горла остатки синей жидкости.

Антуан посмотрел с отвращением:

– Видимо, способность к речи тоже не скопировалась.

Повернулась к нему, хотела напомнить, что у него самого красноречия чуть больше, чем у автоответчика. Но только булькающе прохрипела.

Гоша сверкнул из своего угла синими линзами очков:

– Командан, эта дублированная пута… твоя сестра или дочь? И в том, и в том случае – ты её отец.

– Она неудачный эксперимент, каким станешь и ты, сержант-шеф, если продолжишь неудачно острить.

Вмешался Сенчин:

– Синтезан – это плоть твоей плоти, Клод. А дочь или сестра – вопрос юридический. В законе Империи есть правовой акт, регулирующий отношения синтезированных существ и доноров…

Клод буркнул:

– Пусть клиент решает, что с ней делать. Может, отправят в один из своих борделей.

Я поднялась со стула, аккуратно сложила полотенце, точь в точь, как делал сам Клод, когда выходил из душа. Резко поднырнула под его левую руку. Выбила из рук автомат, перехватив ремень, а снизу локтем заехала по подбородку. Правую руку закрутила за спину и обмотала ремнём автомата.

Антуан кинулся освобождать Клода, но наткнулся на мою ногу. Удар пришёлся точно в лоб. Антуан охнул и сел на пол.

Гоша направил на нас автомат:

– Командан? Могу синтезированную сучку отсюда снять одним выстрелом.

Не отпуская жертву, я наклонилась к оглушённому Антуану и вытащила засапожный нож. Приставила к горлу Клода. Приблизив губы близко к его уху, хрипло прошептала:

– Предлагаю отложить решение вопроса, кто из нас более настоящий. Надо валить из лабы и доставить профессора к заказчику.

Клод прошипел:

– Убери нож, решим мирно.

Помедлив необходимые несколько секунд, чтоб Клод понял, что он в моей власти, отпустила. Протянула руку Антуану, возвращая нож и помогая подняться на ноги.

Антуан шатающейся походкой подошёл к Клоду:

– Дерётся не хуже тебя. Не огрести бы проблем с нею.

– Пригодится ещё один боец. Доберёмся в Моску и сдадим её клиенту вместе с Сенчиным.

Антуан с сомнением покачал головой:

– С другой стороны нехорошо, она же типа твоей родственницы…

– Отставить полемику.

Потирая шею, Клод отдал приказ:

– На время текущей миссии в состав боевой группы принимается существо… э-э-э… как тебя называть?

Я прикрыла показавшуюся из-под лямок комбинезона грудь и представилась:

– Жизель.

Клод покраснел. Подростком он был влюблён в девушку с таким именем. Выкрадывал у родителей десятки эльэкю, чтоб оплачивать её корыстную любовь. Одно из самых постыдных воспоминаний. Я лучше всех в мире знала, чем уязвить великого командана.

Клод наклонился ко мне:

– Будешь манкировать2 мой авторитет, вонючка, превращу обратно в фарш.

Вместо ответа я пошатнулась и упала бы, если бы между нами не встал Сенчин:

– Иисус-дева-мария, прекращайте драку. Образец только что вышел из процесса. У меня пара вопросов…

Отвёл меня на кушетку. Ноги снова начали идти в разные стороны. Уложил и оттянул мои веки:

– Головокружение?

– Сильное.

– Наблюдалось у всех существ. Скоро пройдёт. Вопрос, как глубоко воспроизводится краткосрочная память?

– Всё помню.

– Насколько близко до момента выхода из АКОСа?

Я отвела морщинистые руки профессора от лица:

– Хватит мне глаза тереть. Мне уже лучше.

Глава 4. Чувствующее существо

Я снова села и поправила постоянно спадающую лямку комбинезона. Профессор Сенчин грубо взял меня за волосы. Привык, старый извращенец, обращаться с новорождёнными синтезанами, как со скотом.

Перехватила его старческую кисть и заломила пальцы. Дед запищал.

– Будь ласковее, старик, а то не доживёшь до конца задания.

Сенчин осторожно убрал мои волосы со лба и прилепил два электрода.

Клод вернулся под прикрытие кушетки. Диковинно было смотреть на него, как на постороннего, чьи мысли могла угадать до самого последнего, скрытого образа. Его бесило то, что я взяла имя постыдного воспоминания, а меня это почему-то веселило.

Антуан держал позицию наискосок от заблокированной двери. Но ханаатцы медлили со взрывом. И я, и Клод догадывались, что они пытаются просчитать заряд так, чтоб не повредить АКОС. Антуан поглядывал на меня с отвращением, которое казалось напускным.

Гоша как всегда делал вид, что хладнокровен и философски равнодушен. Что никакие синтезаны командана Клода, пусть и противоположного пола, его удивить не способны. Настоящее имя сержант-шефа – Ив де Гош. Он гордился аристократическим «де», свидетельствующем о происхождении из упразднённой сто лет назад провинции Гош.

За эту гордость его и высмеивали, упорно называя простонародным «Гоша». Глупо гордиться дворянским происхождением среди офицеров Империи Ру́сси, где дворянин – каждый третий.

Сенчин прилепил мне ещё два электрода на виски.

– Постарайся рассказать самые ранние воспоминания, – сказал он, поглядывая на экран табло.

– Дед, – вздохнула я и поперхнулась: изо рта воняло, как из лежбища больных брюхоногов. – Нас сейчас будут атаковать ханаатцы, а ты хочешь, чтоб я рассказывала истории?

– Понимаешь, существо, – промолвил Сенчин и осёкся: – Можешь сломать мне руки, но ты – именно существо. Даже если процесс, хм, синтеза прошёл удачно, то ты всё равно не являешься полноценным человеком. Степень твоей сознательности я должен оценить по твоему отношению к тем образам в твоей голове, которые ты всё равно не считаешь своими. Тебе с ними жить.

– Если клиент разрешит ей жить, – вставил Клод.

– А как мне рассказывать воспоминания Клода? Ведь я знаю, что это происходило не со мной.

– Реакцию на этот парадокс я и должен проверить.

Подошёл Антуан. На его лице было всё тоже выражение брезгливости, какое застыло при моём появлении на волне вонючей синей жидкости:

– Скажи, профессор, чего ждать, если она не вытерпит чужих воспоминаний?

– В лучшем случае существо впадёт в ко́му из-за дисфункции и паралича высшей нервной деятельности.

– В худшем?

Я не дала профессору ответить:

– В худшем, аджюдан, я засуну тебе твои ножички поглубже в задницу.

Профессор Сенчин сухонько засмеялся:

– Да, существо станет диким животным, сознание которого будет помрачено мыслями и рефлексами, значение которых оно перестанет понимать.

– Ещё раз скажешь, что я «существо», я так помрачу твоё сознание, старикашка, что в тебе и рефлексов не останется.

Я поправила лямку комбеза, не упустив того, что Антуан скользнул взглядом по моей груди:

– Ладно, записывай. Я лежала на… То есть вот он, наш командан Клод, лежал на кушетке:

Глава 5. Самые близкие воспоминания Жизель

Клод, лежала на кушетке животом вниз. Брюки спущены до колен, под живот подложена круглая подушка.

Гоша и Антуан сидели на пустых криогробах возле входа в лабораторию и смеялись. Когда ещё будет случай видеть командана с голой задницей?

Незаметно от профессора Клод погрозил им кулаком. Мало того, что идиот Гоша не снял свои экстравагантные синие очки, так они оба ржали, не пытаясь притворяться пейзанами.

Клод решил:

«По возвращению в Форт-Блю всему Эскадрону назначу дополнительный курс по технике сохранения тайны деятельности. Расходы вычту из жалования этих двух».

Профессор махнул шприцом:

– Свободен. Плату получишь на выходе.

Клод сел на кушетке:

– Мы уже получили.

Профессор Сенчин оборотил к нему удивлённое морщинистое лицо. Почуяв неладное, дал знак охранникам лаборатории, и те направили на фальшивых пейзан автоматы.

Антуан вскочил с криогроба и выкинул вперёд руки. Каждый охранник схватился за своё горло. Лезвия кривых ножей, неизящно крутанувшись, как раненные птицы, застряли в шеях растерявшихся бойцов.

С двумя другими охранниками разобрался Гоша из бесшумного электропистолета, замаскированного под бутылку из-под оранжины.

– Что за шум? – С другой стороны двери в лабораторию заглянул последний на этом уровне бункера охранник.

Антуан ударил его по хребту топором, что снял с пожарного стенда. Гоша наткнул безжизненное тело на багор, который снял с того же стенда и втянул тело внутрь лаборатории. Вдвоём захлопнули массивную бронированную дверь.

Подключив ручной ординатёр к датчику электронного замка, Гоша перепрошил его. Теперь прежний код открытия не сработает. Вынул провода, поправил синие очки и отрапортовал:

– Чисто.

Одной рукой Клод схватил профессора Сенчина за ворот халата, а второй пытался натянуть на себя брюки.

Профессор сипел:

– Кто… заказал? Дам денег больше… Не убивай…

– Не реви, тебя желательно доставить клиенту живым.

Поняв, что его не будут убивать, Сенчин стал наглее:

– Блокировка двери не спасёт вас. Её просто взорвут…

Клод застегнул ремень на брюках. Легонько махнул рукой со сжатым кулаком – Сенчин упал на пол, держась за нос. Антуан поднёс к лицу профессора окровавленный топор и угрожающе повертел.

Клод присел перед профессором на корточки:

– Доставить живым желательно, но не обязательно. Так что, давай, запускай свою мясорубку, хочу поглядеть, как добедовая техника работает.

Антуан заткнул кровоточащие ноздри профессорского носа ваткой, которой протирали задницу Клода перед уколом. Гоша занял позицию у двери и проверил автоматы, собранные у охранников. С помощью своего ординатёра взломал оружейные предохранители, блокирующие использование оружия посторонними. Разделил боекомплект и раздал оружие компаньонам.

– В чём проблема, профессор? – спросил Клод.

– Вы моих ассистентов убили. Нужно чтоб кто-то загрузил биоматериал.

Профессор нажал кнопку, крышки двух жёлтых ящиков раздвинулись. Оттуда повалил морозный пар. Гоша и Антуан нехотя принялись открывать криогробы, на которых сидели ранее. Вынули оттуда закоченевшие трупы, освободили от застекленевшей оболочки и переложили в жёлтые ящики.

Профессор стоял у экрана ординатёра. Вводил команды, сверяясь с табло, раскиданными на поверхности стола.

Сломав растопыренные руки замороженного мертвяка, Гоша и Антуан запихали в ящик последний труп. Антуан кивнул на охранников:

– Может этих тоже утилизировать? Валяются тут.

– Нет, их тела не подготовлены для переработки, – покачал головой профессор.

Он закончил вводить данные в настольный ординатёр АКОСа. Последний раз внимательно изучил график на табло. Отложил в сторону и посмотрел на распятие, висящее по монтаньской традиции на потолке. Пробормотав: «Иисус-дева-мария», нажал кнопку.

Загудели воздухоотводы. Пол мелко затрясся, от работающих моторов. Из жёлтых ящиков донёсся хруст костей. Высокая, в два человеческих роста стеклянная ёмкость в центре комнаты постепенно заполнилась розовой массой переработанных трупов, которая напоминала фарш.

– Мерде. Пакость какая, – скривился Антуан.

Антуан постоянно сплёвывал, чтоб отогнать тошноту. Достал свои ножички и стал их крутить, лишь бы не смотреть на колбу.

– Однако, ты неженка, – заметил Клод.

– Ты меня со школы знаешь. Кто-кто, а я не ранимый. Но этот фарш, это противоестественно. Хуже чем выживанцы, которые готовы совать себе в шею лишние чипы, чтоб словить плезир3.

Клод неожиданно согласился:

– Этот эксперимент ещё и опасен. Я тебе не говорил, но…

Гудение воздухоотводов прекратилось. Лампы перестали мигать, и в лаборатории установилось тишина. Колба заполнилась до верха.

– Что теперь? – Метнулся к профессору Клод.

Профессор устало сел на кушетку:

– Ждать.

– Долго?

– Час. Два. Три.

Клод спросил у Гоши, который нёс вахту у входа:

– Сколько мы продержимся?

Гоша осмотрел бронированную дверь. Просветил бетонные стены инфракрасным сканером:

– Будут атаковать нежно, чтоб не повредить лабу. Плохо будет, если зайдут с двух сторон. Взорвут дверь, а вон ту стену просверлят буром, там примыкающий коридор со склада, самое тонкое место. Если Руди уничтожит буры, час продержимся. Если пойдут с тыла, то не могу сказать. Наша слабость – боеприпасы.

– Учтено. Передай Руди, чтоб выходила на атакующую позицию. Пусть наблюдает за подходами к лабе. Если увидит, что ханаатцы подгоняют термобуры, пусть кроет ракетами.

Гоша передал приказания по рации, выслушал неразборчивый ответ:

– Командан, пилот спрашивает, что ей делать, если подтянут аэронавтику?

– Тогда пусть передаёт Парламенту и Императору, что Конурский Ханаат объявил Империи войну. Остальное – забота дипломатов.

Поигрывающий ножичками Антуан присвистнул:

– Ого, так мы на правительственном задании?

– Вы на моём задании, – поправил Клод.

Глава 6. Бремя опыта

Клод поставил перед диваном стул и сел. Стукнул профессора по коленке:

– Слушай, дед, если не будешь честно отвечать, умрёшь прямо сейчас, не дотянув до допроса в корпорации.

Профессор Сенчин вытянулся и сел ровно:

– Я готов к сотрудничеству. Зачем пугать?

Клод поморщил лоб, собираясь с мыслями:

– Первый вопрос, откуда технология? Только не ври, что ты гений, и сам всё придумал.

– Археологи Конурского Ханаата раскопали в своей зоне Санитарного Домена остатки древней лаборатории. Аппаратура частично была разрушена временем и природой. Ханаатские биоинженеры выяснили, что в лаборатории работали с технологией бесполого размножения. Дальше этого понимания не продвинулись. Всё же добедовое человечество было на тысячу лет развитее нас. Тогда ханаатцы вышли на вашего покорного слугу.

– Продал родину, – презрительно сказал Антуан и сделал вид, что хочет метнуть в профессора нож.

– Я согласился работать с древней находкой исключительно из научного интереса. Отказался категорически от денег. Ну, от излишне больших денег. Так, в разумных пределах…

– Не отвлекайся.

– Моя главная заслуга не в том, что удалось восстановить основные функции АКОСа, но в том, что я понял: клонирование – тупиковый путь. Древние люди не занимались клонированием. Они синтезировали новые существа с параметрами организма-донора.

Клод снова стукнул Сенчина по коленке:

– Трясти заслугами будешь на суде. Идём дальше. Чем добедовые технологии отличаются от наших или ханаатских?

– Всем, молодой человек. Добедовые учёные добивались стопроцентной точности синтеза, молекула в молекулу, а у нас – трата денег депозантов на сатисфакцию собственного невежества.

Клод показал на колбу:

– Клон будет таким клоном, о каком мечтают шефы Корпорации?

– Я же говорил, не существует клонирования…

– Не придирайся к словам. Мне влом произносить «синтезированное существо». Отвечай, он будет покорным биороботом?

– Нет, конечно. Эти мечтатели из корпорации хотят видеть в добедовых технологиях только выгодные для себя стороны. Синтезан по идее должен не отличаться от донора. Но он не копия и не клон. Повторяю, это отдельное живое существо.

Клод сверился с записями в своём портабельном ординатёре:

– Правда ли, что память и навыки оригинала переносятся в клона? Синтезана, если угодно, дед.

– Молекулярный процесс формирование памяти заключается в установлении связей между нейронами. То есть ты, Клод, в каждую секунду существования – это определённая конфигурация синапсов в нейронной цепочке. Добедовые учёные могли создать точный биоинформационный слепок организма в данный отрезок его жизни.

– Почему мы или ханаатцы так не могли? Я знаю, что тридцать лет назад ты руководил экспериментом…

– При нашем уровне развития счётных технологий – невозможно. Находка в древней лаборатории почти решила проблему переноса данных из ординатёра в искусственный организм.

– Какие результаты?

– Сначала мне удалось синтезировать овцекорову. Новая версия откликалась на ту же кличку, что и оригинал.

– А зачем для синтеза людей ты набирал именно молодых пейзан?

– Древние могли создавать организм на любом сегменте его биологического возраста. Мой АКОС работает лишь с людьми лет до тридцати. Баланс – двадцать пять лет.

– Почему возрастной ценз?

– С процессом старения организм набирает слишком много данных. Цифровая копия мозга сорокалетнего человека займёт всю память ординатёра, не оставив места для информации об остальных клетках организма. Не говоря уже о бактериях…

– Бремя опыта, – вставил Гоша.

– А почему именно пейзане?

Гоша вмешался:

– Тут мне ясно, командан, они же тупые. Их проще копировать.

Профессор согласился:

– Недостаток образования, простая сельская жизнь, несложные хобби, вроде пьянства и походов на сабельные чемпионаты – всё это умещается в пределы возможностей наших ординатёров.

Антуан усмехнулся:

– Ты наплодил ещё пейзан? От них и так деваться некуда.

– Я успел провести только четыре серии синтеза существ. Первое существо не получилось, сбой при переносе данных. Я провёл перенастройку АКОСа. Второе тоже не смогло вырасти живым, я неправильно рассчитал количество диссоциативного электролита. У третьего оказалось слабое сердце. Мы его несколько дней держали на аппарате искусственного кровообращения, да отключили. Электричество много тратилось.

Антуан махнул ножом:

– Мясники, ничего в вас человеческого.

– Так, а четвёртый?

Профессор кивнул на одного из мёртвых солдат:

– Четвёртый получился хорошо. Живой, без дефектов. Оставил его для наблюдений, заодно назначил в охрану. Успел привыкнуть к нему. Но именно он демонстрировал вспышки эмоциональной нестабильности.

– Почему?

– Я считаю, что причина в том, что мы синтезируем существ из иного материала, чем добедовые люди.

– Они разве не из трупов делали?

– Нет, конечно. Это уже наш варварский подход. Из чего синтезировали организмы добедовые люди не известно. Нашёл упоминание, что выращивали некий искусственный материал. То ли растение, то ли специальных животных, то ли просто биомассу.

Клод поморщил лоб:

– Но ведь я не пейзанин. Ты уверен, что получится?

– Что-то да получится… Мне самому интересно, как субпрограмма АКОСа выкрутится из положения. Ведь какую-то часть твоего информационного слепка придётся выбросить, чтоб уместить в память. Интересно – какую. У меня несколько предположений: или синтезан получится дегенератом, либо младенцем с полным набором твоих знаний и памятью…

– Представляю, какой кошмар быть запертым в теле младенца! – Воскликнул Гоша.

– Или того хуже – копия сознания Клода будет жить внутри «фарша», который так и не принял форму человека, потому что не хватило места для «чертежей» тела. Было бы интересно наладить обратную связь с сознанием «фарша». Полагаю, он быстро сойдёт с ума…

Профессор поднялся со стула и постучал пальцем по колбе:

– Наши ординатёры с трудом ворочали базу данных с фенотипом пейзанина. А ведь мы их даже не расшифровывали и не очищали от мусорных данных, как могли добедовые учёные. Просто копировали в буфер и записывали в синаптическую последовательность созревшего мозга синтезана и его клеток.

Гоша достал из холодильника тартины с ветчиной и несколько бутылок оранжины. Раздал товарищам. Антуан оттолкнул руку с упаковкой тартин:

– У нас под боком пюре из мертвяков, а ты хавать собрался…

– Обед по расписанию. Держи тартинку, Клод.

Клод отошёл от центра комнаты и подозвал Антуана:

– Ты всё понял из разговора с Сенчиным? Понял, что если сейчас из этой колбы выйдет мой точный клон, то всему Эскадрону хана?

Антуан удивился:

– Почему?

– А если у профессора врёт? Наши заказчики получат возможность создать армию дешёвых воинов, которых можно расходовать, не беспокоясь о компенсациях семьям погибших.

– Но ведь синтезированные существа всё равно будут копией оригинала? Значит, нет уверенности в их лояльности. Не думаю, что, например, мой клон будет так туп, что пойдёт в корпоративное рабство, чтоб умереть во славу чужого капитала.

– Из одного тренированного имбециля, воспитанного в преданности к корпорации, накопируют тысячу. Это вопрос времени воспитания одного солдата. Пятнадцать-семнадцать лет.

– Мерде!

– Синтезирование солдат уничтожит деятельность не только моего Эскадрона, но и всех Приватных Военных Компаний. Наши услуги перестанут быть нужными.

– Что делать-то?

– Если эксперимент получится и из АКОСа выйдет покорный военный биоробот, то грохнем профессора и уничтожим всю лабу. А заказчику скажем, что успешный клонаж – дезуха от ханаатцев.

Антуан достал гранату:

– Смастерю пока что мину. Профессора мочкануть?

– Давай подождём результатов. И если что – я сам.

Глава 7. Дель Фин

От воспоминаний чужой жизни я очнулась из-за крика и того, что кто-то тряс меня за плечо. Открывать глаза не хотелось, казалось, что надо мной стоял Сенчин, ожидающий, когда приду в себя, чтоб снова оттягивать мне веки и заглядывать в глаза.

Села на кушетке, осмотрелась, стараясь понять, сколько пробыла в забытьи. Антуан настойчиво тряс за плечо, не скрывая отвращения. Впрочем, меня саму тошнило от запаха засохшего на теле электролита.

Антуан бросил мне на колени автомат.

Головокружение мигом прошло.

– В укрытие! – заорал Гоша и юркнул за выступ. Я спряталась рядом с Клодом за перевёрнутой кушеткой. Профессор Сенчин заметался туда-сюда, поскальзываясь в вонючих лужах электролита. В последний момент успел присесть за стеклянной колбой клонатора.

Дверь вздуло силой взрыва. Железо лопнуло. Дверные болты и заклёпки разлетелись. Лабораторию заволокло дымом и пылью.

– Охраняй Сенчина, – приказал Клод.

Я проверила автомат, убедившись, что Гоша взломал блокировку по отпечаткам пальцев. На корточках перебралась к профессору. Антуан и Гоша уже стреляли одиночными в неясные пыльные силуэты в разорванном дверном проёме.

Враги двигались неторопливо и почти не стреляли. Боялись задеть аппарат и профессора, догадалась я. Впереди шёл солдат в тяжёлом экзоскелете. Убирал обломки бетона с дороги. За ним выстроились пять или шесть пехотинцев.

Отметила, что, теоретически, в этой позиции мы могли сдерживать противника, пока не закончатся боеприпасы. Разве что экзоскелет доставит проблем. Но есть надежда на Руди: разобравшись с целями на земле, она вышлет подмогу… Напрасно радовалась!

Противоположная стена завибрировала. Бетон задымился и потемнел.

Я отползла от кушетки к колбе и отвела растерявшегося профессора от стены.

Все ждали решения Клода. Битву на два фронта мы не осилим. Руди не успеет помочь – стену прожгут раньше. Враги в разрушенном дверном проёме тоже остановились. Хотели дождаться конца бурения и атаковать объединёнными усилиями.

Я подползла к Клоду:

– Нужно прорываться, иначе нас сомнут. Скопируем данные по исследованию. Колбу и оборудование взорвём к дьяволу.

Клод немного подумал и кивнул:

– Антуан, начинай минирование клонатора. Гоша – удерживай позицию. Жизель – на твоей ответственности профессор и данные.

Пригнувшись, Клод пересёк лабораторию и встал у края проёма. Гоша прикрывал передвижения командана.

Бетон уже расплавился и стал рушиться. Лучи лазера пробились сквозь щели и стали жарить противоположную стену.

Враги в проёме зашевелились и попробовали продвинуться вперёд, но меткие выстрелы Гоши и Клода, заставили вернуться в прежнее положение. Пилот экзоскелета был настолько уверен в победе, что беспечно закурил, стряхивая пепел в открытое боковое окошко.

Я подтолкнула Сенчина прикладом:

– Давай, дедуля, копируй инфу.

Из дверного пролома донеслись звуки настраиваемого громкоговорителя. Кто-то напыщенно, с интонациями конферансье прокричал:

– Эй, Клод! Ты ещё жив? На этот раз я тебя прикончу!

Клод кратко выглянул за угол: негрянин Дель Фин стоял, оперевшись о солдата в экзоскелете. Это наш заклятый конкурент, основатель и командан ПВК «Нуар Дель Фины».

Я проследила за выражением лица Клода: он тоже недоумевал, что конкурент делает тут? Нет ничего странного, что конкурирующая фирма занята тем, что мешает нам выполнить миссию… Но поиск и захват АКОСа в ханаатском секторе Санитарного Домена – это сверхзасекреченная задача, координируемая Имперской Канцелярией. Откуда Дель Фин мог узнать?

Как всегда перед боем, Дель Фин снял с себя майку. Считал, что вид его мускулов психически подавляет врага. На груди висел портативный динамик. Дель Фин использовал акустику для дополнительного доминирования над противником.

– Работаешь на Ханаат? – крикнул Клод.

– Работаю на тех, кто платит, – ушёл от прямого ответа негрянин. – Предлагаю сделку, Клод. Ты возвращаешь профессора, а я позволю твоему горе-эскадрону уйти живым.

– Только что ты собирался меня убить, а теперь предлагаешь обмен? Негряне – лучшие среди людей, но ты – позорная подделка. Каждое утро мажешь рожу чёрным кремом?

Сомнение в чистоте негрянского происхождения взбесило Дель Фина. Он злобно зашипел, начал плеваться, будто надеялся достать до Клода. Пообещал оторвать Клоду яйца и скормить брюхоногам в песках Санитарного Домена. Его громкоговоритель дребезжал от звука, выкрученного до предела.

Антуан подал сигнал, что минирование окончено. Клод приказал всем готовиться к прорыву.

Дель Фин успокоился:

– Ладно, Клод. Надеюсь, после смерти твою фирму унаследует какой-нибудь имбециль, который разорит её!

– А твою фирму уже возглавляет имбециль. Дела у «Нуар Дель Финов» идут хреново, раз взяли заказ от Ханаата.

Дель Фин ещё раз пригрозил расправой и ушёл контролировать работу термобура.

– Алле, – скомандовал Клод и первым ринулся в пролом.

Уверенные в своём превосходстве враги не успели ничего понять. Клод просунул дуло автомата в раскрытое окошко экзоскелета и расстрелял пилота. В следующее мгновенье в упор расстрелял двух солдат. Остальные даже не видели, что Клод пробрался в тыл, потому что были заняты Гошей. Тот с диким криком бежал на них и стрелял:

– Суки, это вам за резню в Нагорной Монтани.

Смог уложить двух вражин. Третий залёг и дал очередь по Гоше. С разбегу он рухнул на землю. По инерции прокатился несколько метров и застыл. Ханаатец хотел добить Гошу, но Клод успел выстрелить раньше.

Оставшиеся два бойца обернулись на выстрелы Клода и открыли огонь. Командан почти успел спрятаться за обломок бетона. К сожалению, сразу две пули нашли цель и попали в левую ногу Клода.

Ханаатец достал гранату и замахнулся для броска, но вовремя был сражён пулей из моего автомата. Прикрывая профессора, я появилась в проломе, внося неожиданный перевес в силе. Вторым выстрелом ранила последнего врага, не дав тому ответить. Приблизилась к раненому и добила.

Профессор жалобно пискнул, глядя на кровавые комочки, повисшие на его брюках.

– Неоправданная жестокость, боец, – прокомментировал Клод.

– Привыкай, – отозвалась я. – Может, я твой злой близнец.

Глава 8. Боевой товарищ

Опираясь на автомат, Клод подошёл к Гоше. Я уже стояла перед ним на коленях:

– Ранение в грудь.

Профессор передал аптечку, которую я приказала захватить, когда покидали лабораторию. Клод достал баллон с гемостатическим спреем и помог мне обработать рану Гоши. Тот лежал без сознания и сипло, со свистом дышал.

После этого Клод покрыл спреем свои раны, останавливая кровотечение.

Антуан, согласно приказу Клода, в бое не участвовал, охраняя заложенную взрывчатку:

– Эй, что там? Мне долго ещё тут сидеть?

Превозмогая боль, Клод поспешил в лабораторию. На ходу вынюхал две порции обезболивающего. Я поспешила за ним.

Антуан сидел на корточках перед АКОСом и тревожно смотрел, то на дыру от лазерного бура, то на вход.

– Уходим, ставь минутёр на две, – приказал Клод.

Антуан быстро выполнил приказание и, пригнувшись, чтоб не попасть под лучи лазерного бура, пересёк комнату. Тут стена окончательно обвалилась, и в дыру полезли солдаты. На этот раз уже не ханаатцы, а конкуренты Эскадрона, бойцы Приватной Военной Компании «Нуар Дель Фин». Сам командан Дель Фин орал в громкоговоритель:

– Я иду, Клод!

Антуан остановился, посмотрел на Клода и вдруг побежал обратно к мине. Клод дал приказ вернуться, но Антуан сделал вид, что не слышал. Сбросил минутёр с двух минут до нескольких секунд, и успел сделать пару шагов назад и залечь.

Взрыв разнёс колбу АКОСа. Осколки того, что было моей колыбелью, местом, где размышляла о мире, будучи бесформенным фаршем, превратились в стеклянные снаряды. Отвернулась, закрыв глаза. Осколки вонзились в шею, спину и кое-куда чуть ниже спины. Не увидела, но почувствовала, что прядь волос была сбрита крупным куском колыбели. Пройди он чуть ниже, мой жизненный путь закончился бы тут, в бункере, где и начался пару часов назад.

Верхняя балка перекрытия обрушилась, накрыв обломками тех вражеских бойцов, что проникли в комнату. Облако пыли накрыло тело Антуана.

Клода оглушило взрывом. Он упал, тут же поднялся на четвереньки, помотал головой, прополз несколько метров и повалился без сознания.

Я была дальше всех от взрыва, меня только оглушило. В клубах пыли увидела несколько шатающихся фигур – уцелевшие пэвэкашники, выбрались из-под завала. С трудом направляя автомат, выкосила их несколькими очередями и рухнула на колено. Всё-таки меня зацепило сильнее, чем казалось.

Протёрла глаза, закинула автомат на спину, иссечённую осколками и мокрую от крови. Рывком поднялась на ноги, буквально бросила своё тело в сторону копошащегося Клода. Схватила за ворот бронежилета и потащила к остальным.

Обломки закупорили пролом, атака прекратилась. Противники опасались лезть в щели, мы бы перестреляли их поодиночке. Тихо. Редкое шуршание оползающих камней, а из-за стены доносилась глухая ругань Дель Фина.

Я и Сенчин пытались оказать помощь Антуану. Его пыльное тело напоминало поверженную статую.

Клод пришёл в себя, сел спиной к стене:

– Жизель, уводи профессора. Эликоптер Руди у выхода. Выполняй приказ.

– Я вас не оставлю. И мне твои приказы по барабану, я не в Эскадроне.

Сенчин осмелился подать голос:

– Должен заметить, ты не сможешь вынести всех троих. Я помочь не смогу, я старый, тяжести нельзя поднимать…

Я вскочила на ноги:

– Сейчас, – и убежала.

Экзоскелет так и стоял со слегка приподнятой левой ногой, сохраняя равновесие за счёт того, что облокотился на бетонный столб. Открыла дверь и вытащила безголовое тело пилота. Пролезла на его место. Чужая кровь пропитала мой кровавый комбез и без того воняющий диссоциативным электролитом. На стёклах кабины висели кусочки мяса и мозгов бывшего пилота, соседствуя с ханаатскими оберегами. Даже розовый окурок застрял в решётке радиатора.

Медленно перебирая ногами, привыкая к управлению, сделала несколько шагов. Чуть не упала на стену, но вовремя выставила руку. Наконец, сообразила, как настроить тактильные контакты, чтоб соответствовали моему мускульному напряжению.

Разгребая каменные завалы, вернулась в лабораторию. В одну руку взяла Антуана. Клод взобрался на плечи. По дороге подобрала Гошу и поместила на другую руку.

Тяжесть была большая даже для экзоскелета. Двигались не быстро, но уверенно. Черепашьим шагом, не встречая врагов, выбрались на поверхность.

Площадка у входа в лабораторию была усеяна воронками от взрывов, останками разбитых буров. Горела подбитая ханаатская бронетехника. Кое-где на песке чернели обожжённые трупы. Те раненные, что могли двигаться, сбились кучкой в тени гаража и пытались помочь друг другу, потеряв всякий азарт к войне.

Эликоптер Руди стоял на пригорке. Солдаты Эскадрона охраняли периметр. В отличие от лаборатории, битва на поверхности прошла без потерь для экипажа. Тяжело вооружённый эликоптер Эскадрона, не имея соперников в воздухе, уничтожил всю ханаатскую пехоту.

Пока я выбиралась из экзоскелета, бойцы приняли раненых.

К нам подбежала Руди, высокая блондинка с большими грудями, которые выпирали даже из-под пластин пилотского бронежилета:

– Клод, ты в порядке?

Клод привычно отмахнулся от назойливой заботы.

Эскадронный медик показал, куда положить пострадавших. Быстро стабилизировал состояние Гоши и принялся за Антуана.

Клод разместился во втором кресле пилотской кабины. Потребовал порцию обезболивающего. Втянул порошок обеими ноздрями и распорядился:

– Профессора Сенчина в арестантский отсек. Жизель… Знакомьтесь, кстати, это – Жизель. Моя… мой… наш боевой товарищ. Если б не она, мы не вернулись бы.

Руди враждебно оглядела меня, принюхалась и скривилась:

– Сядь подальше от меня. Ты воняешь.

– Не смотри на меня, как на врага. У тебя больше шансов переспать со мной, чем с Клодом.

Руди посмотрела на Клода. Тот пожал плечами:

– Она всё знает обо всех. Позже объясню…

Медик закончил осмотр Антуана:

– Нужно в городскую больницу. В штабном лазарете нет необходимой аппаратуры.

Все расселись по местам. Эликоптер взмыл в воздух, обдав пылью раненых врагов.

Я сидела у раскрытой двери, надеясь, что ветер выдует страшную вонь от моего тела. Видела, как из развороченной лаборатории выскочил Дель Фин. Он орал, проклиная Клода, и требовал сбить эликоптер. Кто-то из подчинённых, чтоб успокоить командана, сунул ему в руки зенитный гранатомёт. Эликоптер был неуязвим для подобного устаревшего оружия. Дель Фин всё же сделал бессмысленный выстрел и погрозил:

– Я вас ещё достану!

Эхо его динамика слилось с гулом винтов эликоптера.

Глава 9. Вольное существо 001/1

Меня доставили в лабораторию Имперского Института Инноваций, (ИИИ) на том же эликоптере. Всю дорогу держали в арестантском отсеке. Клод задвинул окошко, чтоб не слышать моих упрёков.

Передавая меня в руки персонала ИИИ, Клод сказал:

– Если выживешь, обещаю, вернусь за тобой.

Так началась моя жизнь в качестве «Исследовательского образца 001/1». Такая бирка была нашита на одежде.

Поселили в палате, похожей на камеру, прибранную перед посещением тюремной инспекции. Мне не давали ни книжек, ни слушать радио, ни доступа к Обинару, Общеимперскому Информационному Архиву.

День состоял из того, что под надзором трёх охранников с электрошокерами кочевала с этажа на этаж. Из кабинета биодиагностики в зал рентгенологии, оттуда обратно в биодиагностику через хирургию и гинекологию.

Ежедневно брали кровь, образцы кожи и волос. Всерьёз опасалась, что такими темпами меня разберут на составные части. Зондировали все отверстия моего тела, куда можно было просунуть зонд.

Меня простукивали, просматривали и допрашивали оравы психологов. Задавали одни и те же вопросы:

– Голова не кружится? А сейчас? А если вот так – кружится? – с этими словами засовывали меня в центрифугу, где голова закружилась бы и у статуи императора Володимара Третьего.

Мне давали таблетки от головокружения. Исправно принимала, не чувствуя какого-либо эффекта. Никто не сообщал мне причину дотошного внимания, но я-то знала. Во время биодиагностики спросила врача:

– Почему владельцы Глапп Корпорасьён не обращают внимания на выкладки экономистов?

Он был занят осмотром моих внутренних органов: на экране гигантского, во всю стену монитора (даже не знала, что у нас такие делают) шевелилось моё сердце, сжимались лёгкие, что-то ещё подрагивало и медленно переливалось мутными прожилками.

– Какие выкладки? – нехотя переспросил он.

– Доказано, что набрать на службу молодёжь из пейзан или городской бедноты всё равно дешевле, чем пытаться синтезировать покорных солдат.

– Ничего не знаю, не моё дело.

– Высокая рождаемость и низкий уровень образования, вот и всё, что требуется для создания армии синтезанов. Этот метод работал для человечества задолго до Большой Беды, работает и сейчас.

– Пардон, но попросил бы вас не разговаривать.

Я перевела взгляд на моё сердце, биение которого чувствовала в колбе раньше, чем оно появилось. Увидела дату в углу мониторов: 15 сентября 1017 года, то есть через двадцать дней после моего рождения из колбы АКОСа.

Меня продолжали простукивать и замерять, пока, наконец, всё внезапно не прекратилось. Перестали водить по кабинетам. Из-за этого потеряла счёт дням.

Иногда ко мне вообще никто не заходил. Еду подавали через окошко в двери, не отвечая на вопросы. Стала чувствовать себя как в колбе, расширившейся до здания лаборатории.

Занять себя было нечем. Я не уставала, поэтому спала плохо. Постоянно просыпалась, отплёвываясь: казалось, что белый мусор снова окутывал меня в синей глубине диссоциативного электролита.

В один из дней в камеру-палату заявилась делегация, состоящая из отменно старых и наглых учёных.

Ассистенты бесцеремонно раздели меня и снова простукали, прощупали и взяли кровь. Но я особо не протестовала, чувствуя, что это – прощальные церемонии.

– Головокружения не прошли? – спросил руководитель исследовательской группы, самый старый и мерзкий из всех.

– После того, как я начала принимать те таблетки, что выдали, головокружения прекратились, – доложила я.

– Продолжай принимать. И… катись на все четыре стороны.

– Я свободна?

– Не совсем, тебе объяснят.

Руководитель сердито вышел, сопровождаемый свитой старикашек.

– Какое сегодня число? – выкрикнула я вослед.

– Какая тебе разница, существо?

В камере остался один из ассистентов, который относился ко мне чуть теплее, чем к экспонату лаборатории.

– 12 октября, – посмотрел он на свой ординатёр-табло.

– Я тут всего месяц, а ощущение, что всю жизнь… Хм, впрочем, так и есть.

– Если честно, Жизель, мы уже подготовили тебя к вскрытию, надеялись что исследование мозга даст ключ к тайне работы добедового АКОСа… Но пришли документы от Клода.

– Таки он вспомнил обо мне.

– Клод Яхин официально признал тебя родственницей, поэтому в лаборатории не имеют права проводить вскрытие или ставить эксперименты, угрожающие здоровью пациента.

– О, теперь я пациент? Чем же я больна?

– Это просто статус, – ассистент фальшиво улыбнулся. – У нас нет слов для обозначения таких категорий, как ты. Мой руководитель, например, классифицирует тебя как сложнейшего биоробота, который имитирует биологическую жизнь до степени полного сходства.

– К дьяволу его маразм. Что дальше?

– Согласно договору с Эскадроном Клода, корпорация продолжает работать с тобой как с важным образцом добедовых биосинтетических технологий… Но в остальном, ты почти вольное существо. То есть – человек. Но это всё на словах. На деле – ты больше не интересна корпорации.

Далее всё произошло стремительно:

Мне вернули лохмотья, в какие замотал меня Сенчин, когда вынул из колбы. Проинструктировали, что наблюдение за мной не закончилось, но перешло в период «испытания в естественной среде обитания».

И буквально вытолкнули из лаборатории.

У входа ждали Клод и Антуан.

Моя жизнь началась по-настоящему.

Глава 10. Обгоняя безумие

Командан и аджюдан прибыли за мной на парадном бронепежо. Это транспортное средство Эскадрона Клода не участвовало в боевых вылазках. Таранный бампер был декоративным, украшен выпуклыми узорами. По бортам блестящими буквами шёл девиз:

«Искры зажгут эту ночь»

Буквы были украшены проблёскивающими лампочками. В ночи они действительно смотрелись искорками. Подошла и поскребла ногтем знакомые с детства лампочки. Клод встал рядом:

– Когда ты рождалась, по вонючему электролиту бежали искры.

– Тоже их видела. Это было мгновение, когда я вдруг появилась, а вокруг – искры. Не могу пошевелиться, хотя чувствую, что у меня есть руки и ноги. Кошмарное состояние. Мне казалось, что я Клод, который прямиком с кушетки профессора очутился в неизвестности.

– Помнишь, откуда взялся девиз?

– Мой, твой, наш дедушка, когда подыскивал слоган для Приватной Военной Компании, обратился к историкам. Те предложили поэму безымянного боевого трубадура, жившего задолго до Большой Беды. Звуковые файлы сказания не сохранились, только обрывки лирики:

Мои мысли – мои скакуны, словно искры зажгут эту ночь,

Обгоняя безумие ветров хмельных эскадрон моих мыслей шальных.

Клод нервно провёл рукой по лбу. Ему не хотелось его морщить, как это делала я. То есть он. Сходство жестов пугало:

– Странное совпадение с искрами. А помнишь ли ты…

– Клод, если ты пытаешься выяснить, насколько я помню твою память, так и спроси, нам пока что нечего скрывать друг от друга.

– И насколько?

– Если что-то и забыла, то всё равно не узнаю, ведь так? Чтоб что-то припомнить из твоей жизни, мне нужно делать усилие, знаешь, как попытаться вспомнить лицо тёти Жанны, на твой… наш шестой день рождения.

– О, да, тогда был моден яркий макияж. Я её испугался.

– Вот, ты сразу вспомнил, а мне нужно копаться в себе. Твоя память во мне больше похожа на безымянную поэму, чем на пережитый опыт. Правда, воспоминания о «прочитанном» тут же становятся настоящим переживанием, если достаточно долго буду о нём думать. В лаборатории сказали, что это результат работы субпрограммы. Большая часть памяти заархивирована в глубине сознания. Я извлекаю их по мере надобности.

– Мне не понять эту хренотень.

– У меня в лаборатории было время, чтоб понять, что моя жизнь – это чужое воспоминание. Я прожила гораздо меньше, чем могу вспомнить.

От этой двойственности у меня закружилась голова. Пошатнулась, а Клод даже не дёрнулся, чтоб мне помочь.

Меня подхватил Антуан:

– Корпоративные изверги. Замучили девушку.

Отнёс меня в салон бронепежо.

Антуан уложил меня на заднее сиденье. Намочил платок водой из бутылки и хотел провести по лицу. Но я отстранила его руку и села:

– Всё нормально. Поехали в Форт-Блю, мне надо…

– Отставить! – гаркнул Клод. – Тут я отдаю приказы, не забывай.

– Прости, привычка.

– Засунь её поглубже в сознание и никогда не вынимай.

Антуан сел за руль, Клод рядом со мной:

– В Форт-Блю.

Антуан кивнул и начал выруливать со стоянки. Клод нахмуренно молчал, показывая, чтоб к нему не лезли с вопросами.

Я попробовала пригладить волосы, поправить лохмотья комбинезона. Антуан посочувствовал:

– Жмоты корпоративные, не могли халат выдать.

– Рада видеть тебя живым. Получил награды?

– Откуда ты… а, ну, да, ты же типа Клода… В моём формулярном списке три новые записи: взыскание за манкирование дисциплинарного устава, объявление благодарности за мужество, и повышение еженедельного жалования на плюс четыре эльфранка на три месяца.

– Плюс четыре? Я бы вообще не награждала. Ты пошёл на ненужные потери, жертвуя собой.

– Хорошо, что ты не командан.

– Отставить фантастику, – Клод достал из-под сиденья вещмешок с чистой одеждой и передал мне. Извлёк из чехла чип-машинку: – Убери волосы с шеи и нагнись.

Я согнулась над его коленями:

– Скажи хотя бы, что за фамилию и отчество ты мне выбрал?

– По закону обязан дать свою фамилию.

Клод загнал мне под кожу чип. Стальные нити развернулись внутри меня, проникая иглами в позвоночник и мозг. Я прикусила свою руку, чтоб не вскрикнуть. Боль сильная, но быстро утихающая. В зеркале заднего вида поймала сочувствующий взгляд Антуана.

Клод достал чистый кусок гербового пластика, вставил в прорезь чип-машинки и пропечатал текст.

Потирая побаливающее место вживления чипа, прочитала:

– «Яхина, Жизель Клодовна…» Дурацкое отчество… «Гражданский номер: 25 359 347—009. Статус: жива. Здоровье: 100%. Место рождения: Моску…» Ну, мерси, что в столице прописал… «Возраст: 52 года…» Ты рехнулся? – обернулась я к Клоду: – Мне и месяца нет.

Клод пожал плечами:

– Не все данные чипа с чёрного рынка выживанцев можно отредактировать.

– А получить чистый чип? Разве мне не положено по закону нулёвая гэчка?

– По закону тебя положено препарировать и изучить на благо Империи. Я пошёл на подлог документов, признав синтез организма из своего биоматериала запланированным. Носи тот чип, что дают.

Своё мнение вставил и Антуан:

– Вообще, ты, типа, родилась или, типа, синтезировалась где-то в подземном бункере в ханаатской зоне Санитарного Домена.

– И, типа, что?

– Технически, ты даже не гражданка Империи. Какой тут закон?

Я продолжила читать:

– «Кредитный статус: минус сорок восемь эльфранков. Кредитор: Банк Ханаат-Хан, 8-е отделение в Моску…» Я бабки должна?

– Бывшая владелица чипа приобретала что-то по ипотеке, – пояснил Антуан. – Умерла, не расплатившись. Всё по закону, типа. Ты носитель чипа, ты и плати.

– А что приобрела-то? Вдруг и мне сгодится?

– Этого я не знаю, – ответил Клод. – Сама выясняй.

Закончила чтение своих паспортных данных:

– «Корпоративный кластер: приватная военная компания Эскадрон Клода. Жалование: +8,5 эльфранков/неделя. Должность: солдат…» Да ты, папаша Клод, вообще меня не ценишь. Мог бы и аджюданом назначить вместо Антуана. Мне ведь можно доверять как самому себе.

– Я тебе доверяю не больше трупного фарша, из которого ты сделана. И ценю не больше белого мусора, что плавал вместе с тобой в вонючей колбе.

Антуан одобрительно хмыкнул.

Я хотела возразить, но, Клод наморщил лоб, что было признаком бесповоротно принятого решения. Тогда я точно так же наморщилась и начала переодеваться.

Глава 11. Cестра или типа того

Штаб-квартира Эскадрона Форт-Блю – двухэтажное здание синего цвета. Первый корпус построил дед Клода. (Всё время хотелось сказать «мой дед») Его тоже звали Клод. Тщеславный, как все Яхины, он назвал свою Приватную Военную Компанию «Эскадрон Клода». На полковом штандарте даже одно время был его профиль. Отец Клода, Шарль Яхин, вступив в наследство, распорядился заменить профиль на нейтральный силуэт всадника, а лик деда выносили лишь на празднования годовщин.

Ещё при деде здание обросло множеством построек. Под конец жизни пристроил круглый донжон, где расположились две квартиры: командана и управляющего директора.

Отец соорудил авиадром и ангары. Теперь вся аэронавтика Эскадрона, десяток эликоптеров, авион и малый аэронеф «Искорка» базировалась рядом со штаб-квартирой, чего не могли позволить себе конкуренты.

Сам Клод не внёс значительных усовершенствований в штаб, что его сильно мучило. Клод полагал, что недостоин своих предков. Я, его синтезан, это подтверждаю.

Изначально Форт-Блю находился на Староназванском Бульваре, округ Фортифир. По бульвару часто передвигались подразделения Императорской армии для участия или в парадах на площади Фьюзенмо, где располагался Ле Кремлё, резиденция Императора, или для разгона демонстраций на той же самой площади.

За сто лет Моску разрослась так, что Эскадрон Клода мог похвастаться элитным месторасположением вдоль бульвара, одной из сторон «золотого квадрата», района самой дорогой в Империи Ру́сси земли и недвижимости.

Вокруг Форта, как дикие брюхоноги, бродили агенты по недвижимости. Осаждали донжон, чтоб поговорить с управляющим директором или Клодом. Проценты от посреднической сделки по продаже хотя бы трёхсот квадратных метров сделало бы любого из них обеспеченным человеком. Последнее предложение о продаже дошло до миллиона.

Форт-Блю был родным домом, но очутилась здесь впервые.

Помнила, как в детстве играла на крыше возле эликоптеров. Забиралась на чердак донжона и выглядывала из бойниц, воображая, что отстреливалась от авионов и бес-пилотов Ханаата. Помогала механику в гараже чинить бронепежо, пострадавшие на миссиях.

И одновременно – у меня не было никакого детства. Я не играла на крыше. Никогда не бывала в гараже, хотя знала там каждый закуток.

При попытке разобраться с этим ощущением снова закружилась голова, перед глазами поплыл белый мусор.

Чтоб унять головокружение, рассказала Антуану, как меня мучили в лаборатории ИИИ, угрожая сделать вскрытие черепной коробки. Эти воспоминания хотя бы принадлежали мне, а не Клоду.

Антуан поделился впечатлениями от реанимации, где побывал впервые в жизни, хотя за время службы получил немало ранений.

Антуан больше не подчёркивал брезгливое отношение ко мне. Насколько я его знала… а знала настолько, насколько его лучший друг, Клод Яхин, Антуан обдумал и решил дать мне возможность проявить себя как человек, а не мыслящее существо их колбы.

Клод приказал остановиться возле ворот Форта-Блю. Согнал Антуана с водительского места и сел за руль. Я и Антуан покинул бронепежо.

– Послезавтра, в семь утра брифинг в Форт-Блю, – сказал Клод. – Накануне брифинга не бухать, не нюхать пудру и не драться на саблях. Кстати, рядовой Жизель, теперь ты в Эскадроне. Только посмей ослушаться приказа.

– А то что, наградишь, как Антуана?

– Выпорю, как пейзанку. – Клод захлопнул дверь и уехал.

Я и Антуан прошли мимо контрольно-пропускного пункта. Часовой вытянулся смирно, поглядывая на меня. Слышал уже, небось, про «существо».

Антуан признался:

– Хоть в тебе много клодовского, но ты другой человек. – Будто убеждая сам себя, добавил: – Типа, сестра его или типа того.

– Не пытайся меня понять слишком быстро. Я не Клод. А ты всё тот же Антуан, которого знал Клод и знаю я.

– Да, это всё странно, – согласился Антуан. – Пошли, буду сопровождать тебя во время обхода.

Глава 12. Заноза

Первый пункт моего обхода: бюро управляющего директора.

Оставив Антуана в приёмной, я постучала в дверь.

Жан-Люк, худощавый, лысоватый мужчина, облачённый в бардовый обтяжной тужур, сидел в кресле и курил, пуская дым на лопасти настольного вентилятора. На грудной части тужура блестел значок, полученный за победу на бухгалтерских соревнованиях. Непосвящённый мог принять её за боевую медаль, а когда Жан-Люк сообщал, что он директор (опуская «управляющий») Приватной Военной Компании, то непосвящённый окончательно верил, что перед ним офицер.

Клод считал, что Жан-Люк косил под военного для того, чтобы досадить ему. Я теперь точно знала, что это действовало.

Решила для себя, что нет нужды смотреть на мир глазами Клода. Нужно научиться давать людям и явлениям свою оценку и всегда следить, чтоб оценка не совпадала с жизненным опытом Клода.

Жан-Люк тот человек, к кому Клод испытывал ненависть. И только я знала, что источник ненависти – страх.

Убедила себя, что, быть может, Жан-Люк совсем не такой, как я думала. Ведь, по сути, думала не я, а остатки памяти Клода, которые мозг извлекал из архива, реагируя на внешние раздражители.

Примерно как-то так объясняли учёные корпоративной лаборатории, простукивая и ощупывая меня.

Я вошла и улыбнулась Жан-Люку, что Клод сделал бы только в том случае, если бы увидел, как кишки управляющего вывались на землю.

Управляющий директор неторопливо достал ординатёр-табло, нашёл досье контракта:

– Будешь читать типовой договор?

– Мы его вместе составляли и утверждали на совете акционеров.

– Забываю, что внутри красавицы сидит личность Клода, которая всё знает.

– У меня своя личность.

Жан-Люк перестал пускать дым на вентилятор:

– Скажи мне, личность, у тебя не вызывает подозрений то, что Клод так запросто записал тебя в Эскадрон, в который некоторые мечтают попасть годами?

– Это называется трайбализм, Жан-Люк, тебе ли не знать? Как-никак я плоть его плоти и всякое такое.

Лицо Жан-Люка исказила хитрющая усмешка, казалось, даже на лысине собрались морщины. Я прервала нарастающее торжество:

– Кроме того, в контракте с Глапп Корпорасьён указано, что при обнаружении АКОСа и подтверждении его возможностей, командир группы обязан испытать технологию синтеза на себе для того, чтоб принять дальнейшие решения о присвоении технологии. Что Клод и сделал.

Жан-Люк смутился, а я продолжала:

– Ты недопонимаешь, да? Я знаю всё, что знает Клод.

– Утечка конфиденциальной информации, – пробормотал Жан-Люк. – Вечно этот мальчишка делает всё наперекор мне!

Как бы я не силилась составить о Жан-Люке своё мнение, оно начинало совпадать с Клодовским: управляющий директор невыносимая сволочь. Да уж, не сильно преуспела в создании независимого мнения.

Попробовала смягчить тон, что Клод сделал бы лишь тогда, когда убедился, что кишки управляющего вывалились, а сам он уже умер:

– Думаю, Клодом вдобавок руководили кое-какие чувства. Я и он… ну, мы оба, – сироты. Клод увидел во мне что-то вроде сестры…

Жан-Люк расхохотался, плюясь дымом сигары:

– Не льсти себе, он видит в тебе что-то вроде занозы, которой может колоть меня в каждом отчёте о миссии.

Жан-Люк встал с кресла и подошёл ко мне сзади. Потрогал волосы, погладил плечо, приобнял за талию:

– Интересно, ты так же меня ненавидишь, как и Клод?

Вывернулась из объятий:

– Начинаю.

– Отлично, мон ами.4 Не переношу неопределённость. Если не будешь читать контракт или ублажать меня, то поставь подпись, и иди дальше. Да, кстати, в каком банке счёт у твоего чипа?

– Ханаат-Хан Банк.

– Непатриотично, но практично. У них проценты меньше.

– Это всё?

– А ты думала я упаду в обморок, увидев копию этого мальчишки? Вы, Яхины, хоть членом сделанные, хоть синтезом, одинаково считаете, что все должны танцевать вокруг вас. Так вот, девочка из пробирки, запомни, танцевать я не буду. Ни вокруг тебя, ни вокруг Клода твоего.

По тому, как Жан-Люк разгорячился, поняла, что тот не доволен моим зачислением в Эскадрон.

Я развернулась и вышла, а Жан-Люк кричал вослед:

– Так и передай, танцевать – не буду.

Антуан поднялся с кресла в приёмной:

– Типа, и у тебя с Жан-Люком непонятки?

– Это генетическое. Пошли к доктору.

Глава 13. О пользе блонамина

Антуан снова остался ждать в коридоре у двери лазарета.

Пока эскадронный медик д’Егор мыл руки и натягивал перчатки, размышляла: мои дружеские чувства к Антуану это уже собственные или всё ещё наследство Клода? Лично я ощущала, что и у Клода не всё ясно с этими чувствами.

Доктор д’Егор усадил меня на кушетку и приказал раздеться.

– Слушай, док, я месяц провела у врачей. Может, ты просто запросишь у них данные и всё?

– Как глава медслужбы Эскадрона, я обязан провести освидетельствование новобранца. Скидывай портки.

Доктор ощупал и простукал меня совсем как корпоративные лаборанты. Просветил глаза, заглянул в уши. Взял кровь на анализ. И проделал ещё с десяток необходимых наблюдений:

– Жалобы есть?

– Как начинаю думать воспоминаниями Клода, кружится голова.

– Насколько знаю, тебе прописали от этого состояния какой-то препарат? Помогает?

– Да.

– Что ж, не буду вмешиваться в назначение врачей из корпорации. Хотя должен предупредить, что впервые слышу о таком препарате. Это что-то из секретных разработок. Так что за побочные эффекты не отвечаю.

Д«Егор поставил метку в ординатёр-табло:

– Сядь вот в это кресло. Ноги раздвинь.

Просунул в меня пальцы:

– Так ты девственница?

– Даже не знаю, как реагировать.

– А врачи в лаборатории не сказали?

– Они молча тыкали мне туда стеклянные трубки, светили фонариками… Обменивались кивками. Ну, ты же знаешь врачей.

– Что ж, у тебя впереди собственный опыт. Могу помочь, если…

– Фу, док, мы десять лет знакомы.

– Мадемуазель, я имел в виду хирургическое вмешательство, сексуальное мне противно так же, как и тебе.

Доктор проследил, как я одевалась, комментируя:

– Интересно, что твои движения напоминают клодовские, но одновременно и не его. Эффект женского телосложения, я полагаю.

– Вот-вот, представь, что у меня в голове?

Д«Егор провёл меня к столу. Достал стандартную медицинскую карточку и просканировал мой чип. Я ввела индивидуальный номер. Пришлось считывать его с удостоверения, как бабушка с плохой памятью. Ведь я помнила только индивидуальный код Клода.

– Так… Контрацепция активирована… – Считал показания Д’Егор. – Поздравляю, на твоём чипе имеется лицензия на ребёнка.

– Отдай её нуждающимся.

– Миграция лицензии заблокирована по запросу из банка.

– Чёрт побери, так вот за что выплачиваю ипотеку – за ненужную мне лицензию.

Д«Егор поставил подпись в ординатёр-табло:

– Совершенно здоровая. Никаких болячек или отклонений. Внутренние органы, как новые. Что неудивительно, учитывая, что ты младенец. Тем не менее, каждый вторник нужно ходить ко мне на осмотр. За пропуск без уважительной причины, подтверждённой офицером, – дисциплинарное взыскание.

– Осмотр завершён?

Д«Егор немного обескуражено ответил:

– Ещё нужно психологическое освидетельствование. Но я пока что не понимаю, с какой стороны подойти… Про психологию синтезанов ничего не знаю. Поставил покамест отметки, что эмоциональное состояние рядового «неустойчивое» и «ведётся наблюдение». То есть, как все психи, пригодна для несения военной службы. Свободна.

Я поднялась, доктор добавил:

– Перекинул на твой чип рецептурный заказ на э-э-э «блонамин», так называются корпоративные таблетки. Правда, приобрести можно в одном месте – в лаборатории Глапп Корпорасьён. Попробую затребовать у них доставку в нашу медчасть, заодно хочу разобраться в составе опытным путём.

– Мерси, док.

Антуан встретил меня в коридоре:

– Здорова?

– Доктора из корпорации прописали таблеток, чтоб исправить этот недостаток.

Глава 14. Ненависть, непонимание, жалость

Оружейник, дядя Кирилл, не скрывал недовольство:

– Совсем с ума посходили. Скоро выживанцев на работу брать будут. Стрелять-то можешь, клониха? Автомат видела?

– Дядя Кирилл, я же вас с детства знаю, – грустно отозвалась я. – Я синтезан Клода, стреляю как он, даже лучше, у меня глаза совсем новые.

– Да, да, ври больше, синтезюха. Ничего, тебя быстро раскроют, – пробурчал он. – Хоть бы мужиком притворилась, раз под Клода подделываешься. Щетину пририсовала бы, мышцы нарастила. А то девка же натуральная, кто поверит, что ты Клод?

Кирилл выдал мне стандартный набор солдата: автомат, пистолет, нож и две гранаты. Но гранаты тут же отобрал:

– У тебя в личном деле указано неустойчивое эмоциональное поведение. Был у меня такой, нанюхался пудры, да стал на спор гранатами жонглировать. Давай, синтезянка, выполни-ка мне норматив номер двадцать два «Б».

Я проворно разобрала автомат, разложив детали по длине стола. И тут же собрала обратно.

Ещё во время стычки в бункере, заметила, что профессиональные качества, такие как умение стрелять и стратегически мыслить, не вызывали ни головокружения, ни видений того, что я снова плаваю в колбе, пытаюсь кричать несуществующим ртом…

Кирилл с уважением посмотрел на свой секундомер:

– Быстрее Клода на две секунды. Давай, жги дальше по списку.

Снарядила магазин и подошла к огневому рубежу. Дождавшись выхода мишеней, начала стрелять. Кирилл одобрительно смотрел в бинокль и кивал:

– Меткая клониха.

Зарегистрировал отпечаток пальца на замке от оружейного шкафчика. Кривым почерком, который так и не выправил за годы службы, написал на бумажке имя «Шизель» и приклеил на дверку.

По правилам новобранец должен был сдать нормативы по стрельбе из различных положений из всех видов оружия, используемого Эскадроном. Кирилл махнул рукой:

– Всё с тобой ясно. Нет смысла боеприпас жечь. Иди-ка ты отсюда, клониха чёртова.

На выходе Кирилл окликнул Антуана:

– А ты что за ней таскаешься-то? Не можешь бросить старого друга, даже если он уже подруга?

Смех оружейника гулко разносился по коридору. «Когда друг уже подруга» – хохотал Кирилл.

Я повернулась к Антуану:

– У меня последний этап: снятие мерки и заселение в казарму. Не думаю, что твоё наблюдение понадобится.

Аджюдан взъерошил волосы и с прямотой решившегося человека сказал:

– Ты не думай, что мне неохота быть в твоём обществе.

– Да? Тогда ты плохо скрываешь.

– Просто всё странно.

– Очень.

– Быть может, если узнаем друг друга лучше, типа того… Хотя, – мерде! – мы знакомы с детства. У меня голова кругом от таких мыслей.

– Ха, не представляешь, аджюдан, что у меня с головой. Повторяю, перестань думать, что я – Клод. Ведь я даже не клон, а, как говорил профессор Сенчин, синтезированное существо.

Лицо Антуана приняло бесстрастное выражение – признак того, что он в мысленном тупике.

– Да уж, дружище, кажись, этими словами я тебя окончательно запугала. Отставить, сомнения, проваливайте, аджюдан.

– Ты не командан, – тупо заметил Антуан. Чуткость к юмору у него всегда была примерно как у деревяшки.

– Знаю… поэтому просто прошу, иди, не мучайся со мной.

Перед уходом Антуан спросил:

– А саблей орудуешь так же, как огнестрелом?

– Вероятно, как Клод, а то и лучше.

– Жаль, что до брифинга командан запретил сабли, а то, типа, скрестили бы.

– Ещё скрестим, – пообещала я. – Как раз хочу убедиться, что фехтование у меня в генах.

Антуан ушёл, а я отправилась в казарму.

Каптенармус Наталья Боке, или просто – тётя Наташа, сидела за своим столиком в коридоре хозчасти. Слушала Катохристанское Радио и заполняла коммунальные счета.

С живостью поднялась на встречу. Взяла меня за руку и жалостливо произнесла:

– Бедная девочка. Молись. Всё будет хорошо.

Пока тётя Наташа снимала мерку, я подумала:

«От трёх человек, которых одинаково хорошо знаю, я получила разное отношение к себе. Ненависть, непонимание и жалость. Все трое ошибались»…

Наташа открыла кладовку и достала постельное бельё. Не грубое полотно и зелёное негнущееся одеяло с инвентарным номером, которое полагалось рядовым, а офицерское, мягкое.

– Пойдём, девочка, заселим тебя в комнату.

– Разве мне не полагается спать в казарме?

– Вот ещё. – Тётя Наташа сунула мне бельё: – У тебя мозги свои или Клода?

– Мои, вроде. Не знаю даже.

– Ты себя в зеркало видела?

Вспомнила, как была фаршем в АКОСе и размышляла о необходимости посмотреться в зеркало:

– Видела.

– Не позволю такой красавице спать в одной комнате с пердящими солдатами. Да они при виде тебя со стояком ходить будут. Или всю ночь дрочить возле твоей койки.

Во мне заговорили знания Клода:

– Более двадцати пяти процентов личного состава Эскадрона – женского пола. Мы придерживаемся гендерного равноправия. Женщины в должности рядовых, не имеющие собственного жилья, размещаются на общем основании…

– Иисус-дева-мария, девочка моя, ты хотя бы знаешь, где живут все эти двадцать пять процентов?

– Разве не в казарме?

– Снимают квартиры в городе.

– Понятно… Из-за пердящих солдат и стояка?

– Гендерное равноправие существует лишь в голове у Клода. Пусть остаётся там, а не в твоей прелестной голове. Мы, женщины, сами решим, где нам жить. Без приказов на равноправие.

Мы пошли по коридору. Я не удержалась:

– За нарушение правил ротного хозяйства командан имеет право оштрафовать.

– Пусть попробует. Давно подзатыльников от меня не получал. Да и в каких правилах написано, что сестру Клода Яхина надо селить в казарму? Ты Яхина? Яхина. Значит, имеешь право на свою жилплощадь в Форт-Блю.

Снова почувствовала, что мне, в отличие от Клода, приятна забота посторонних. Наталья Боке – ветеран Форт-Блю, как и оружейник Кирилл. Поступили на службу ещё во времена, когда отец… Шарль Яхин, был команданом. Поэтому для Клода… (и для меня) они «дядя» и «тётя».

– Жан-Люк приставал? – спросила вдруг Наташа.

Она была давно и безнадёжно влюблена в него. Жан-Люк время от времени пользовался ею. Обещал, что вот-вот покончит с делами, остепенится и заведёт семью. Окрылённая надеждой, тётя Наташа возвращалась в объятия оружейника Кирилла, который с нею изменял жене.

Такой вот любовный радиосериал раскручивался на протяжении жизни Клода.

– Пытался приставать.

– У-у-у, кобелюка. Жан-Люк кое в чём сильнее Клода.

– Я знаю, тётя Наташа. То есть, Клод знает.

Голова закружилась. Тётя Наташа ввела меня в комнату и посадила на голую кровать. Села рядом и обняла:

– Тяжко?

– Вся моя жизнь – воспоминание другого человека.

– Ну, ну, – успокаивала Наташа. – У всех жизнь – это воспоминание. И какая разница чьё оно? Помолись, легче станет.

– Знаете, с тех пор как умерла мама… Мама Клода… Он мечтает выплакаться на чьём-либо плече, но не может. Он же великий командан. Несокрушимая скала. Победитель.

– Я знаю, знаю. Пусть приходит, когда захочет. Помолимся и поплачем вместе. А пока плачь ты. Не за него, а за себя.