Глава 8. Кухня, ванная комната и дворовые пристройки
Однако пора, как было обещано, спуститься вниз и заглянуть в подвал. Туда вели два входа – один с улицы, другой из холла, вероятнее всего из-под лестницы, ведшей на второй этаж. В подвале располагалась кухня и все, что было связано с ней. Здесь всегда горел огонь в кухонной плите, в которую был вделан бак для кипячения воды. Помещение, отведенное под кухню, украшали развешанные по стенам кухонные полотенца гигантских размеров, металлические блюда, разнообразные медные кастрюли, горшки и фарфор, окна были занавешены холщовыми занавесками.
Сцена на кухне. Рисунок из журнала “Punch”. 1891
Сами стены были оклеены лакированной бумагой, упрощавшей мытье. В 1890-х годах распространилась облицовка глазированной плиткой, так что после возвращения Холмса из небытия в 1894 году кухня миссис Хадсон скорее всего имела достаточно современный вид. Кухонный стол был обычным буфетом с широкой столешницей, ящиками и шкафчиками под ней и полками наверху, одна из которых делалась мраморной для содержания продуктов в прохладе. В открытом очаге на специальном крюке с металлическим экраном, отражавшим исходящее от огня тепло и потому позволявшем обжаривать мясо равномерно со всех сторон, подвешивали весьма крупные куски баранины или говядины, размеры которых были необычны для континента или России. Из кухни несколько дверей вело в различные подсобные помещения: судомойню – комнату для мытья тарелок и блюд, чистки ножей и вилок, одежды и обуви; в кладовые для провизии, угольный подвал, винный и пивной погреба. На Бейкер-стрит кладовая могла находится во дворовой пристройке. Судя по советам, приводимым в многочисленных справочниках и руководствах для подыскивающих жилье, помещения цокольного этажа часто имели плохую гидроизоляцию и потому были сырые и заплесневелые. Впрочем, мы не знаем, как обстояли дела в подвале дома 221-б на Бейкер-стрит – похоже, что Шерлок Холмс и доктор Уотсон никогда туда не спускались.
Судомойня была тем местом в доме, куда подводился водопровод. Уже из судомойни трубы шли внутрь дома в ванную и ватерклозет. Стоимость воды во времена Холмса составляла примерно 10 % от стоимости аренды. Наличие водопровода вовсе не означало, что вода поставлялась водопроводными кампаниями двадцать четыре часа в сутки и все семь дней в неделю. В 1874 году только 10,3 % домов имели постоянное снабжение, в 1890-х такие дома составляли четверть от всех лондонских домов. Часто воды не было по воскресеньям, а в те несколько дней, когда она текла из крана, это счастливое время длилось один-два часа. Только в 1902 году, с созданием Столичного водопроводного управления, водоснабжение во всех районах стало постоянным. Впрочем, дома на Бейкер-стрит, скорее всего, входили в число счастливчиков, имевших воду в любой час и день.
В небольших домах кухня, как правило, служила одновременно спальней для прислуги. Вероятно, так было и на Бейкер-стрит, в том случае если у миссис Хадсон помимо горничной, которая упоминается уже в «Этюде в багровых тонах», имелась кухарка. Скорее всего, в 1881 году кухарки еще не было, и миссис Хадсон делила с горничной, исполнявшей роль универсальной прислуги, домашнюю работу, в том числе участвовала по понедельникам в стирке белья.
К концу 1880-х Холмс приобрел достаточную известность, и доходы его выросли настолько, что позволили ему после женитьбы Уотсона нанять Билли, служившего у детектива до самого его ухода от дел в 1903 году. Возможно, тогда же и миссис Хадсон обзавелась кухаркой – считается, что миссис Тернер, действующая в рассказе «Скандал в Богемии» вместо домохозяйки, могла быть ею. С этого момента обязанности между горничной и кухаркой распределялись примерно так: кухарка готовила пищу, полностью заботилась о кухне, мыла коридоры, кухню, судомойку, холл и лестницу, а утром (когда горничная была занята уборкой, а наиболее вероятными посетителями были торговцы, явившиеся за распоряжениями кухарки) открывала дверь на звонки. Горничная же убирала спальни и гостиную на втором этаже, прислуживала при обеде, готовила чай и открывала дверь остальную часть дня, а также в целом прислуживала миссис Хадсон.
День в доме 221-б у прислуги летом начинался в половине шестого утра, зимой, самое позднее, в шесть и длился часов до десяти вечера. Первым делом кухарка чистила плиту, наполняла водой бак для кипячения, а горничная ставила чайник и принималась точить ножи либо чистить обувь миссис Хадсон и постояльцев. Затем она поднималась на второй этаж в гостиную. Шерлок Холмс, который любил поздно вставать, еще спал. Горничная поднимала жалюзи в гостиной, раздвигала гардины и тюлевые занавески, и закрывала тканью мебель и украшения. Теперь можно было приниматься за уборку. Коврик перед камином (на плане квартиры 221-б в журнале «Стрэнд» перед камином лежала медвежья шкура) она складывала и потом выколачивала на дворе, поверх ковра постилалась грубая ткань. Каждый день горничная чистила и полировала графитовой пастой под камина, каминный прибор и барьерную решетку, затем, выдвинув из-под решетки поддон, при помощи специального ручного сита или вделанного в крышку специального оловянного ведра решета отсеивала золу от угольного шлака – его затем использовали на кухне. После чего разводился огонь, чтобы согреть комнату к тому моменту, когда Шерлок Холмс с доктором Уотсоном выйдут завтракать. Оставалось вычистить и протереть мебель, вымыть каминную доску, рассыпать по ковру влажную, спитую накануне заварку, и подмести ее.
Служанка и домохозяйка. Рисунок из журнала “Punch”. 1892
Такое внимание уборке и защите от грязи было вызвано не только, и даже не столько пристрастием миссис Хадсон к чистоте – в конечном счете, она позволяла Шерлоку Холмсу многие вещи, которые казались бы недопустимыми для других квартирантов, а сам Уотсон характеризовал их гостиную как «неопрятную». Дело в том, что городская пыль была в те времена не просто сравнительно безвредными и досадливыми мельчайшими твердыми частичками, носящимися в воздухе и оседавшими на мебели. Ширли Мерфи в «Наших домах» предупреждал, что «домашняя пыль – это, фактически, порошок из высушенной лондонской грязи, в значительной степени составленной, конечно, из тонко диспергированного гранита или древесины тротуаров, но содержащий, в дополнение к ним, частицы всякого рода разлагающейся животной и растительной материи. Навоз от лошадей и других животных, рыбьи внутренности, капустная хряпа, трупы дохлых кошек и вообще разнообразное содержание мусорных ящиков, все вносит вклад… и чтобы сохранить приют для этой смеси, исполненные благих намерений люди не допускают [чрезмерной драпировкой] солнце, чтобы его лучи не могли испортить их ковров».
Пока квартиранты и хозяйка вставали и приводили себя в порядок, горничной надо было успеть вытрясти циновки и коврики из холла, от парадной двери и с лестницы, вымыть пол в холле и отполировать всю медную фурнитуру. Затем она должна была переодеться в чистое хлопковое платье, передник и наколку, накрыть в гостиной на стол и принести с кухни завтрак.
Сервировочный стол. Рисунок из каталога “JUNIOR Army and Navy Stores”. 1893
Подавать его на стол Шерлоку Холмсу и доктору Уотсону предпочитала сама хозяйка, миссис Хадсон. В то время как постояльцы и хозяйка завтракали, горничная отправлялась проветривать спальни. Ей нужно было снять белье, перевернуть матрасы, опорожнить и прополоскать ночные горшки горячей водой с содой. Мытье полов занимало летом три дня в неделю (зимой это случалось реже из опасения сырости) – в гостиной полы мылись обычно в четверг, а в спальнях во вторник и среду.
В остальное время Шерлок Холмс и доктор Уотсон не видели прислугу, разве что во время пятичасового чая, который готовила горничная, да вечером за обедом, когда она приносила блюда из кухни.
Чтобы закончить со всеми помещениями дома 221-б по Бейкер-стрит, осталось выйти во двор и оглядеть дворовую пристройку. Поднимемся по крутой лесенке обратно в холл и пройдем в глубину дома. Если бы не было пристройки, дверь из холла вела бы прямо на улицу, однако в нашем случае мы попадем сперва в небольшие сени, из которых одна дверь ведет наружу, а другая – в кладовку. Здесь же в сенях оборудованы полки для съестных припасов. Внутренний двор был мощеный, образованный кирпичными стенами невысоких построек, перекрывших доступ к Кинг-стрит-мьюс, когда-то значительно более широкой и проходившей прямо перед домом. Во дворе рос платан. Платан – дерево большое, и ему было бы маловато места в реальном дворике дома Бенинга Арнольда. Но мы вынуждены смириться с тем, что он должен здесь расти. Возможно, он рос у самой дальней стенки дворика и был уже достаточно большим, чтобы его ветви простирались над крышами нашей пристройки и невысоких строений на Кинг-стрит-мьюс. Здесь, во дворе, миссис Хадсон и ее горничная развешивали сушить белье – завидная возможность, которой не было у соседей.
Прачка на заднем дворе. Рисунок из журнала “Punch”. 1900
В дворовой пристройке было два этажа. Часть второго этажа занимала приемная, а дальний конец – ванная комната, которую можно видеть на плане. Специальные ванные комнаты стали строить с 1870-х годов, а после 1900 года уже все дома строились с такими комнатами. Как правило, они были небольшими, так как умывались все еще в спальнях, и не было необходимости отводить место под умывальник. Примерно в это же время в старых домах под ванные комнаты стали переделывать одну из спален, как правило, над кухней или судомойней, откуда шла горячая вода и где имелась канализация; в этом случае ванные были значительно больше по размерам. Для защиты нижних помещений от воды благоразумная миссис Хадсон могла постелить на пол свинцовый лист с загнутыми вверх краями и сливной трубой, связанной с трубой канализационной. Сверху на свинец клался либо линолеум, имитирующий плитку, либо коврик из пробки. Как правило, в ванных ставились стенные шкафчики, покрашенные в темно-коричневый цвет. В 1880-х сами ванны и раковины изготавливались из железа, олова, белой жести, керамики или фаянса. Появились и чугунные эмалированные ванны, однако в то время эмаль была весьма несовершенна и требовала частого подновления. Снаружи ванну красили (что делалось чаще всего) либо забирали в короб. Нижнюю половину стекла в окнах и в двери ванной делали, как правило, матовой, чтобы уберечь моющегося от нескромных взоров.
Ванная с водонагревательной колонкой «Куин». Рисунок из каталога “Young & Marten, Merchants and Manufacturers”. 1895
Наличие ванной в доме увеличивало величину годовой аренды примерно на 10 фунтов, что составляло в случае Холмса с Уотсоном чуть более 20 % суммы, которую они платили миссис Хадсон. Поэтому мы можем предположить, что первоначально ванны как таковой в доме на Бейкер-стрит не было. До появления в доме квартирантов миссис Хадсон и прислуга мылись в своих комнатах или гардеробных при помощи тазов и кувшинов, а купались в сидячих ваннах, обтираясь губкой. Эти ванны были весьма разнообразны: от самых дешевых оловянных до эмалированных и оцинкованных. Материал выбирался не только в зависимости от стоимости, но и от того, переносили ванну или она всегда стояла на одном месте; в последнем случае ее можно было делать тяжелее. Горячую воду наверх таскала прислуга в медных бидонах, вмещавших примерно ведро воды (ок. 12 литров). Такими же сидячими ваннами пришлось пользоваться первые несколько лет Холмсу с Уотсоном.
Когда доходы постояльцев миссис Хадсон выросли, и она смогла увеличить им плату за жилье, ванная была, конечно, установлена. Обычно в домах, где сдавались меблированные комнаты в наем, домовладельцы предпочитали для нагрева воды непосредственно перед купанием использовать водонагревательные колонки, появившиеся в 1860-х годах. С точки зрения владельцев, это было значительно выгоднее, чем проводить наверх трубы с горячей водой: колонки нагревались газом, коксом или нефтью, за которые платили жильцы, стоимость же самой колонки была невелика. Сами жильцы такой любви к колонкам не испытывали: это были дорогие и шумные устройства, которые, к тому же, иногда взрывались. Мы знаем со слов Уотсона, что впоследствии миссис Хадсон благоговела перед Холмсом, к тому же он хорошо платил ей, поэтому вместе с установкой ванны она могла провести и трубы с горячей водой (стоило это в 1880-х годах 50–60 фунтов). В 1890-х стало доступно такое новшество, как душ, но он был еще очень несовершенен, подсоединялся напрямую к крану и норовил облить моющегося то кипятком, то ледяной водой, поэтому в доме 221-б во времена проживания там Шерлока Холмса он вряд ли прижился.
Душ. Рисунок из книги “Illustriertes Haushaltungs-Lexicon”. 1890
Следует добавить, что уже к 1870-м годам считалось, что ежедневно нужно мыть с мылом лицо, подмышки, ноги и область паха, также рекомендовалось каждый день обтираться губкой, но уже без мыла, поскольку такое обтирание делалось не ради чистоты, а чтобы взбодрить организм. Регулярное мытье головы рекомендовалось как «превосходное средство для предотвращения периодической головной боли». Купание в ванной тоже рассматривалось скорее как тонизирующее, а не гигиеническое средство, поэтому мылись обычно отдельно от приема ванны, поздно вечером перед сном. Причем до конца века существовал различный подход к купанию: в нашем случае Холмс с Уотсоном постоянно использовали ванну, а вот миссис Хадсон и женская прислуга предпочитали ей теплые обтирания губкой у себя в спальнях.
Первый этаж дворовой пристройки занимала кладовка, служившая, скорее всего, одновременно и прачечной, и туалетом. В гигиеническом отношении, с современной точки зрения, Лондон в царствование королевы Виктории не был образцовым городом, хотя здесь в самом широком ходу были ванны, ватерклозеты и другие блага цивилизации. Диспепсия (т. е. расстройство желудка) мучила горожан самым неприличным образом, и если у нас в России в ходу было выражение «старый пердун», британцы предпочитали другое – “old” или “aged dyspeptic”. Поэтому можно предположить, что обитатели квартиры на Бейкер-стрит – хотя Уотсон нигде не пишет об этом – пользовались ретирадным местом чаще, чем мы можем предположить.
Согласно закону об общественном здоровье от 1848 года, любой домовладелец обязан был иметь какой-нибудь постоянный резервуар для фекалий, будь то выгребная яма с золой, отхожее место или ватерклозет. Когда наступал ответственный момент, ставилась на бронзовую подставку недокуренная трубка, откладывалась в сторону скрипка или лупа, закрывалась так и не дочитанная статья в «Британской энциклопедии» или курс патологии, и раздавались торопливые шаги великого детектива-консультанта или его верного друга. Куда они направлялись, мы знаем, но что ожидало их там, куда они так стремились?
К тому времени ватерклозет прошел уже довольно длительный путь развития. Ватерклозет «Аякс», изготовленный в 1596 году для установки в Ричмонд-Палас сэром Джоном Харингтоном, крестником королевы Елизаветы I (известной тем, что принимала ванну раз в месяц «вне зависимости от того, нужно это было или нет»), был первым нужником (necessary) в английской истории. Однако сэр Джон был высмеян другими пэрами за такое абсурдное устройство и никогда больше не строил ничего подобного, хотя и он сам, и королева продолжали пользоваться этими ватерклозетами вместо ночных горшков. Первый патент на пра-унитаз принадлежал Александру Каммингу, который в 1775 году изобрел S-образный сифон, в котором водяная пробка надежно изолировала сортир от запахов канализации. Он имел сдвижной клапан внизу для удержания воды. Три года спустя Джозеф Брама, слесарь и инженер, запатентовал улучшенную версию с двумя шарнирными клапанами – один клапан закрывал днище чашки, а второй (предтеча современного поплавкового клапана) – слив в бачке (оригинал до сих пор используется в палате лордов; он также стал прототипом клозетов на кораблях и в поездах). В 1782 году было изобретено «U-образное колено» или сифон с водяным запором. В 1852 году Дж. Дж. Дженнингс представил смывную систему с неглубокой чашкой, опорожняемой в S-образный сифон.
Клозет с U-образным сифоном. Из книги “Our Homes, and How to make them Healthy” Ширли Мерфи. 1883
Туалетные чашки ватерклозетов системы Брамы изготавливались литыми из металла, красились и не имели бортика на ободе. Чтобы понять принцип их действия, достаточно вспомнить известные всякому, кто ездил на поездах, системы, в которых при нажатии на педаль открывается дно, и вода смывает содержимое горшка в отверстие. В системе Брамы вода из чашки попадала сперва в особый резервуар внизу, а потом уже в выгребную яму или сточную канаву. У этих ватерклозетов было много недостатков. Метал ржавел и швы между чашкой и нижним резервуаром протекали. Поскольку клапан был ненадежен и часто застревал, бачок нередко переполнялся. Кроме того, при смыве приходилось рассчитывать исключительно на силу спускаемой воды, а лондонские правила запрещали использовать за один смыв более двух галлонов, чего было недостаточно для полного удаления фекалий. Хотя вся конструкция помещалась в деревянный корпус, клозет все равно ужасно вонял и не годился для применения внутри дома, поэтому уборную старались размещать во дворе у задней стены дома так, чтобы над ней не было никаких окон.
К 1870 году Томас Туайфорд модернизировал клозет Брамы, заменив подверженные коррозии металлические части фаянсовыми. Хотя ему не удалось кардинально избавиться от основных недостатков клозета Брамы, примерно с этого времени в новых домах уже при строительстве стали устанавливать уборные внутри дома. Однако хозяева старых строений не спешили переносить сортиры со двора внутрь. Новые и неудачно расположенные водосточные трубы, указывал Ширли Мерфи, приводили к тому, что «каждый раз, когда содержание бачка спускалась, звук воды, мчащейся вниз по трубке, был отчетливо слышен в гостиной». Была и еще одна проблема, мешавшая быстрому распространению внутридомовых уборных: страх эпидемий тифа и холеры, которые свирепствовали в 1860-х годах, унося тысячи жизней. «Сколько смертных случаев, – спрашивал в 1877 году санитарный инженер С. Стивенс Хелльер, – были вызваны … грязной водосточной канавой, зараженным ватерклозетным сифоном, переполненной канализационной трубой…?»
Организация в 1870-х годах системы канализации покончила с эпидемиями, но не везде она была устроена должным образом, как это показывает письмо уже известного нам анонимного доктора редактору «Таймс». В цитируемом ниже отрывке для нас интересны две вещи: доктор жил где-то неподалеку от Бейкер-стрит (я предполагаю, что он занимал бывший дом Стивенса Хелльера, но точно это установить не удалось), и письмо было написано 17 апреля 1881 года, то есть чуть больше месяца после поселения Шерлока Холмса и доктора Уотсона в меблированных комнатах у миссис Хадсон.
«Мой первый позыв к тому, чтобы выяснить фактическое состояние вещей был вызван приблизительно спустя неделю или десять дней после начала моей аренды визгом одной из моих служанок из цокольного этажа, которая была испугана внезапным появлением крысы. Моей первой мыслью было то, что незваный гость обнаружил какой-то проход между моей кухней и Баркингским устьем (водоотводом); но при осмотре я обнаружил, что дом даже не был связан с уличным коллектором, и что мы жили над сотами выгребных ям. На следующий день я отослал семейство в Брайтон, освободил выгребные ямы и полностью засыпал их, проложил канализационную трубу к коллектору, и был некоторое время доволен. Мой прямой арендодатель очень щедро и любезно позволил мне вычесть из моей аренды половину фактической стоимости работы; но он не стал делить расходы по отправке моей семьи или непредвиденной потери из-за временной непригодности дома для использования в качестве места приема пациентов.
В назначенное время мы все вновь водворились в наше жилище, и вскоре сосед-медик посетил меня. Мой посетитель не знал, через что мы прошли, но он привык посещать моего предшественника по аренде и был хорошо знаком с домом. После разговора в течение какого-то времени он начал принюхиваться и, наконец, воскликнул: «Вот это да! Вы избавились от запаха N!» Он приписывал слабый аромат, который прежде витал в комнате, в которой мы находились, личному присутствию выдающегося гигиениста, которого он имел в виду».
В «Этюде в багровых тонах» констебль Рэнс поведал Шерлоку Холмсу и доктору Уотсону, что два дома на Лористон-Гарденс близ Брикстон-роуд стоят пустые и никто не желает в них селиться, потому что хозяин не хочет чистить канализационные трубы, хотя последний жилец умер там от брюшного тифа. К этому времени развитие медицинских знаний уже позволяло отвергнуть представление о человеческих экскрементах как прямых разносчиках холеры и тифа и о загрязненной грунтовой воде как сопутствующем им факторам. На плохие канализационные трубы все еще возлагалась ответственность за многие другие болезни, вроде дифтерии, лихорадки, расстройства желудка, запора и рожистых воспалений. Поэтому устройство прямо в доме помещений, которые служили источником опасности для здоровья, многим казалось нерациональным. Неудобство же ночных хождений во двор решалось старинными методами – при помощи ночного горшка под кроватью, который утром при уборке опорожняла горничная.
В 1884 году на Выставке здоровья в Лондоне золотую медаль получил напольный вазообразный клозет Дженнингса, однако честь создания революционной конструкции цельного клозета выпала на долю Томаса Туайфорда. В 1885 году он изготовил цельное (состоявшее из чашки и S-образного сифона Дженнингса), свободно стоящее на цокольной подставке устройство, а несколько позднее в том же году изобрел туалет вообще без клапанов, который был изготовлен целиком из фарфора и назван им «Юнитас» (откуда, собственно, и пошло название «унитаз»). Эти изобретения во многом решали проблему подтекающих соединений и неприятных запахов.
В 1886 году лондонская компания «Бофорт Уоркс» из Челси изготовила клозет, в котором улучшила проход воды через сифон для смывания самых тяжелых фракций, и унитаз приобрел практически современное устройство. Примерно в это же время Томас Краппер, владелец лондонской сантехнической компании, внедрил сифонную систему для опустошения сливных бачков, построенную на приобретенном им патенте Альберта Гиблина от 1819 года на «Бесшумный Бесклапанный Предохранитель Расхода Воды», что избавило пользователей от протечек в бачках, обычных для ранних систем с плавающим клапаном.
Когда в 1880-х годах принц Уэльский приобрел свою сельскую усадьбу Сандрингем-Хауз в Норфолке, он пригласил Томаса Краппера и Ко для водопроводных и сантехнических работ, в том числе устройства тридцати уборных со стульчаками из кедра и оборудованием. Краппер получил свое первое королевское свидетельство и стал одним из основных производителей унитазов в стране; они стояли не только в Сандрингеме и Вестминстерском аббатстве, но и в значительной части лондонских домов.
Можно с уверенностью утверждать, что один из этих новомодных унитазов со временем занял место в сортире на Бейкер-стрит. Он мог приютится в чулане, устроенном на первом этаже под лестницей, а мог в помещениях над кухней, рядом с ванной комнатой, куда можно было войти с лестничной площадки второго этажа. Причем старый сортир во дворе, скорее всего, остался для прислуги.
Стандартная клозетная чашка того времени была своего рода предметом искусства. Около 1875 года прежде закрытые кожухом из красного дерева унитазы были из санитарных соображений разоблачены, чтобы домохозяйки и прислуга имели легкий доступ к прохудившимся трубам и соединениям. Этим воспользовались изготовители клозетов. Вплоть до начала Первой мировой войны эти фарфоровые изделия богато украшали лепниной и росписью. Роспись состояла из любимых викторианских сюжетов: листьев, цветов и фруктов, хотя довольно распространен был и геометрический рисунок. Типичными цветовыми комбинациями для унитазов были коричневый и желтый либо красный и голубой.
Клозет. Рисунок из каталога “Young & Marten, Merchants and Manufacturers”. 1895
После смерти королевы Виктории количество украшений несколько уменьшилось, и эдвардианские унитазы имели более простой вид.
Первоначально бачки подвешивались довольно высоко, примерно в двух метрах над чашкой, и соединялись с ней литой железной трубой большого диаметра. Эти бачки вмещали примерно 13 литров воды, гораздо больше, чем позднейшие образцы. Крепились они либо к стене на литых железных кронштейнах, либо устанавливались на высоком деревянном коробе. К концу 1880-х улучшенные сифонные чашки сделали возможным уменьшить высоту крепления бачков, постепенно спустив их до положения прямо над чашкой.
Сами бачки обычно изготавливались в виде медного или оловянного бака, помещенного в ящик из дуба или красного дерева, иногда, впрочем, их отливали из железа. В этом случае их красили в красный или черный цвет либо эмалировали под фарфор. Чтобы слить воду, нужно было потянуть за фарфоровую или деревянную ручку, подвешенную на цепочке.
Стульчаки обычно делались из дуба или красного дерева, и были двух видов: т. н. «тронный стульчак» закрывал как чашку, так и смывной вход, и мог использоваться исключительно с подвесными бачками, тогда как простой овальный стульчак годился при любом способе крепления бачка.
Интересны способы контроля качества, применявшиеся в те времена производителями сантехники. Так, например, Дженнингс, чей туалет считался «столь совершенным санитарным клозетом, какой только может быть изготовлен», тестировал свое устройство, бросая в него 10 яблок диаметром сантиметра три, одну плоскую губку и четыре куска бумаги. Если все это смывалось, устройство объявлялось прошедшим проверку. Другой производитель, Джон Шенкс, разработал иной тест для своих устройств. Он бросал в чашку оберточную бумагу и тянул за цепочку. Если бумага исчезала, он выкрикивал: «Работает!»
Коль уж речь зашла о бумаге, нельзя не упомянуть о том, каким образом обитатели дома 221б по Бейкер-стрит завершали отправления своих нужд. Для этого использовалась любая ненужная бумага. Не будет преувеличением представить себе горничную, которая получила от Шерлока Холмса прочитанную корреспонденцию, конверты, бумажные пакеты – одним словом то, что не удостоилось чести быть вклеенным в его альбомы, – и сидя в цокольном этаже за столом, режет бумагу на квадраты и нанизывает на нитку, которая потом будет подвешена в сортире на дворе.
Однако уже в 1880 году английская «Бритиш Перфорейтед Пейпер Компани» начала производить для своих сограждан довольно грубую по современным понятиям туалетную бумагу, продававшуюся не в рулонах, а заранее нарезанными листами в картонных коробках. Вероятно, сэру Генри Баскервиллю, прибывшему в Лондон из Америки, были знакомы более совершенные образцы подтирочной бумаги – еще в 1857 году Джозеф Гайетти начал продавать упаковки т. н. «Терапевтической бумаги», которая была пропитана алоэ для излечивания трещин и других неприятных явлений в нижней части человеческого тела. Стоила такая упаковка 50 центов и содержала 500 узких и длинных (примерно в половину согнутого поперек листа писчей бумаги, 21x14 см) листов, причем на каждом листе имелся водяной знак с подписью изобретателя. Впрочем, из-за дороговизны особого успеха эта бумага не имела, хотя производилась до 1920-х годов. В Англии в 1890-х и в начале XX века эксклюзивным продавцом ее была фирма «Б. Т. Хугланд». Из различных патентных преамбул, а также по более поздним сведениям, листовая туалетная бумага в пачках, скрепленных проволокой либо просто в коробках, продолжала производиться многими фирмами, но поскольку она стыдливо скрывалась под именем оберточной бумаги, ее трудно с уверенностью идентифицировать в списках товаров производителей бумаги. точно известно, что нью-йоркский производитель листовой туалетной бумаги «Бромико» фирма “Diamond Mills Paper Company” получила награду за свое изделие на Парижской выставке 1878 года. В сер. 1890-х годов в Лондоне Джон С. Даунинг с Брайд-стрит производил патентованные туалетные принадлежности и наполнение к ним.
В 1871 году произошло событие, ознаменовавшие наступление новой эры: эры рулонной туалетной бумаги. В этот год, 25 июля, другой американец, Сет Уилер из городка Олбани в штате Нью-Йорк, получил патент на гениальное изобретение – перфорированную оберточную бумагу в рулонах. Из этого патента родились первые рулоны американской и британской туалетной бумаги. А дело было так: все тот же Сет Уилер, организовавший через три года после получения патента компанию «Рулонная оберточная бумага» и в 1877 преобразовавший ее за отсутствием прибыли в «Олбанскую компанию перфорированной оберточной бумаги», ставшую выпускать в рулонах не только оберточную, но и туалетную бумагу. На пятый год существования компании удалось-таки получить чистую прибыль, да тут еще владелец додумался до второго гениального изобретения, которое до сих пор каждый из нас может лицезреть у себя дома – до картонной трубочки, которую надо вставлять в середину рулона, чтобы тот не сминался – и Сет Уилер решает расширить свое дело.
В конце 1882 года он подал заявку на патент на свой картонный сердечник, на который 13 февраля 1883 года ему был выдан патент за номером 272369. В том же году в Лондоне он встретился с Джеймсом Лоусоном из Брикстона, с которым 31 июля подписал контракт о начале производства в Англии туалетной бумаги по его патенту. До этого момента на Британских островах не было оборудования, которое бы позволяло англичанам производить перфорированную туалетную бумагу самим, и начиная с 1880 года торговцы стали продавать бумагу, импортировавшуюся ими из Америки. Кто именно из американских бумагопроизводителей поставлял им туалетную бумагу – неизвестно. Это мог быть тот же Уилер или братья Ирвин и Кларенс Скотт, организовавшие свою “Scott Paper Company” в Пенсильвании в 1879 году, которые поставляли бумагу для многих чужих брендов, но до 1902 года стеснялись создавать собственную марку такого неудобосказуемого по их викторианским меркам товара.
Созданная Лоусоном под британское производство компания, получившая название «Британская патентованная перфорированная бумага», начала свое существование в августе 1883 года, а в ноябре следующего года оформила с Уилером лицензионное соглашение. Компания стала изготавливать как неперфорированную, так и перфорированную туалетную бумагу, как правило пропитанную лечебным составом, с 1000 листков в каждом рулоне, который стоил 1 шиллинг. Но если у Уилера в Америке дела шли сравнительно неплохо, и в 1885 году он выплатил первые дивиденды своим акционерам, то у Лоусона дела шли ни шатко, ни валко. В первый год он наторговал произведенной бумагой на 2,5 тысячи фунтов, в следующем году удвоил доход, на третий увеличил еще на тысячу фунтов, но никак не мог добиться чистой прибыли. В 1886 он принял председателем в совет директоров У. Дж. Олкока и в 1887 компания имела порядка 600 крупных клиентов: гостиниц, клубов, гидротерапевтических заведений, пароходных компаний и оптовых складов, но это не меняло дела. Компания регистрировала все новые виды изделий: сперва это была бумага «Британская № 1 тонкая» (1890), превратившаяся в популярную марку “Bronco” (1894), затем “Medipathic” (1887), “Mazella”, “Sanico”, “Queen”, «Британская № 3», “Eureka” и “Bel-cap”. В 1895-96 гг. дела компании вроде бы пошли на поправку, но в 1897 она разорилась, и уже на следующий год в компанию был назначен официальный ликвидатор. Имущество компании было продано, а Олкок с санкции судьи купил ее права на патенты и, основав компанию под тем же названием – «Британская патентованная перфорированная бумага», стал производить уже знакомые викторианцам марки туалетной бумаги.
Реклама перфорированной туалетной бумаги с держателем “The Times”. 1883
У компании Лоусона-Олкока были, конечно же, конкуренты. Практически одновременно с компанией «Британской патентованной перфорированной бумаги» возникла компания «Патентованные туалетные принадлежности» (Patent Toilet Requisite Co.), принадлежавшая Моррису Харту, которая стала давать рекламу на месяц раньше своего конкурента. Самая ранняя из обнаруженных мной появилась в “Daily News” 29 июня 1883 года. Судя по косвенным данным, первое время она не производила бумагу сама – вероятно, импортировала из Америки, – ее коньком были патентованные кронштейны для рулонов. Харт получил два патента на сходные конструкции в мае 1883 года. В рекламе он предлагал два вида держателей: кронштейны бронзированные и кронштейны никелированные. Первые с прилагавшимся рулоном на 500 листков стоили 1 шилл., вторые, с рулоном на 1000 листков, 2 шилл. 6 пенсов. Если покупатель посылал на адрес комании 5 шиллингов, то в ответ он получал никелированный кронштейн на крашенной под черное дерево планке с приложением трех стандартных, на 1000 листков, рулонов бумаги. В 1888 году управляющий Харта, Уолтер У. Колли, покинул компанию, и Харт преобразовал свою фирму в “Paper Cutting & Toilet Requisite Co.” Среди марок туалетной бумаги, выпускавшейся им, можно назвать лечебную “Requisite” в рулонах, № 1 тонкую (которая с 1905 года называлась “Novio”), “Special”, “Ivorine”, “Kirby” и “Goswell”. В 1895 году Харт стал поставщиком туалетной бумаги правительству Ее Величества, а в следующем – министерства по делам Индии. С этого времени Харт даже телеграфным адресом избрал “Toilet, London”. Ушедший от Харта Колли основал свою собственную “W. W. Colley and Co.”, которая в 1891 была преобразована в “Colley’s Patents Ltd.”. Знаменем фирмы Колли стала лечебная «Терпеновая перфорированная бумага», получившая высшую награду на Всемирной Парижской выставке 1889 года, где этой бумагой были снабжены все туалеты на территории выставки, в том числе и на Эйфелевой башне. С 1890 года в ее арсенале появились еще три сорта туалетной бумаги: № 1 тонкая, № 2 стандартная и № 3 средняя, выпускавшиеся с 1895 года под маркой “Ship Brand”, а к терпеновой лечебной бумаге добавилась марка “Yelloc Medicated”, также выпускавшаяся трех сортов.
Интересно, что если сами рулоны бумаги практически не становились предметом споров между производителями бумаги (известен только иск 1889 года, поданный чикагцем Оливером Хиксом из “Morgan Evelope Co.” – Хикс придумал овальные в сечении рулоны вместо цилиндрических, – к Сету Уилеру, закончившийся анулированием патента самого Хикса в пользу уилеровского патента от 1871 года), то за патентные права на держатели заправилы клозетпапирной промышленности бились в судах не на шутку. Дважды судились (в 1888 и 1890) бывшие компаньоны Харт и Колли: предметом раздора был держатель, зарегистрированный Хартом 23 мая 1883 года в качестве «туалетной принадлежности, являвшейся машинкой для держания рулона перфорированной бумаги», но права на патент на который при разделе имущества перешли к Колли. На уже упомянтутом суде «Хикс против Уилера» истец очень сильно напирал на незаконное поведение ответчика, который, по утверждению Хикса, в феврале 1885 года, еще до того как Хиксу был выдан патент на держатель овальной туалетной бумаги, уже продававшийся им под названием «Овальный король», купил одно из этих изделий вместе с бумагой, и отправил их в Англию с указанием своим агентам (надо полагать, это была компания Лоусона) подать там заявку на регистрацию патента. Такой патент был выдан. Еще до выдачи Уилеру этого патента Хикс попытался сам получить патент в Англии и, узнав о сделанной Уилером заявке, подал протест. В свою очередь Уилер, чтобы не допустить регистрации патента Хиксом, под присягой заявил, что он узнал об изобретении не от Хикса или кого-либо еще, а видел его используемым повсеместно в США. Хиксу не повезло ни в Англии, ни в Америке. В Туманном Альбионе патент, как мы уже знаем, получил Уилер, а в США Хиксу был предъявлен патент некоего Пикока от 6 марта 1883 года на устройство держателя овальных рулонов, который конструктивно отличался от хиксовского только тем, что сердечник был прикреплен к жесткому корпусу, в котором для удобства носилась бумага, и был меньше размером. Кроме того, сам Уилер выпускал держатель под названием “Wheeler Pocket Companion”, который тоже был меньше по размерам, чем у Хикса, но конструктивно был идентичен тому, что для овальной бумаги. В результате два патента Хикса были анулированны полностью, а один сохранен лишь частично.
Первые годы продававшиеся рулоны туалетной бумага вовсе не имели никакой упаковки, только этикетку без рисунка. Как правило компании в Британии использовали для этикетки желтые цвета различных оттенков. Примерно с 1886–1887 бумага стала продаваться в упаковках все тех же желтых оттенков, часто кроме названия марки и компании-производителя наносился рисунок рулона на кронштейне с утверждением, что бумага произведена из настоящей манильской пеньки, т. е. отходов канатного производства, но это была обычная формула, не имевшая отношения к действительности. Распространены были не только бумажные, но и фольгированные упаковки. Обычная ширина бумаги составляла 6 дюймов (~15 см), диаметр рулона 4,5–5 дюймов (~12 см).
Из книги в книгу и с одного сайта на другой ходит утверждение, что возможным британским предшественником Гайетти был некто Дж. У. Аткинс, с 1817 года бывший поставщиком всех королевских дворов. Может оно так и было, но докопаться до первоисточника этого утверждения, равно как и до источника утверждений некоторых биографов королевы Виктории, что она так и не приняла рулонной туалетной бумаги, в связи с чем двор пользовался листовой бумагой до самого вступления на престол Эдуарда VIII, я не сумел. Надо полагать, что значительную часть жизни королева использовала какие-то более экзотические для нас способы подтирки, нежели бумага. В своих воспоминаниях о детстве в Кембридже в 1890-х годах внучка Дарвина, Гвен Рейверат, приводила широко распространенную среди кембриджцев того времени историю об экскурсии по Тринити-колледжу, которую вел для королевы Виктории мастер колледжа в 1841–1866 гг. д-р Уильям Уэвелл (возможно, это было во время визита королевы и принца-кносорта в 1843 г.). Стоя на мосту через речку Кам, в которую выходили стоки кембриджской канализации, королева наивно спросила: «Что это за куски бумаги, которые плывут вниз по реке?» На что тот, не растерявшись, ответил: «Это, мэм, объявления о том, что купаться запрещено.»