Глава 5
Густые и черные, как расплавленная смола, клубы дыма заволокли горизонт. В воздухе веяло гарью. Втаптывая пожухлую от солнца траву в сухую глинистую почву, по изрытому снарядами полю ползли фашистские «Тигры» и «Пантеры». На полукилометровом участке наступления, который был доступен обзору, их насчитывалось не менее двух десятков. Бронированные машины, оснащенные ужасающей мощи артиллерией, нарочито медленно приближались к вгрызшимся в приволжскую землю советским войскам. Позади танков неровными цепями передвигались фигурки автоматчиков в серой форме вермахта.
До передовых позиций оставалось не более шести сотен метров, когда к лязгающему рокоту надвигающейся немецкой армады внезапно прибавился новый, еще более неприятный звук. Нарастая с каждой секундой, с неба несся надрывный вой авиационных двигателей. Вынырнув из-за дымных облаков, на отрытые в полный рост траншеи спикировала пара «Мессершмитов». На выкрашенных черной краской фюзеляжах зловеще белели нацистские кресты, торчащие у основания крыльев пушки заискрились выстрелами. И сразу же советские позиции густо покрылись фонтанчиками разрывающихся снарядов, оглушительно загрохотали сброшенные бомбы. Закрутились сизые вихри вывернутого тротилом и выброшенного ввысь песка. Ответно застрекотали пулеметы, забухали зенитки. Выйдя из пике, самолеты круто развернулись и ушли назад, в испачканную копотью небесную синь. А внизу, на вспаханной взрывчаткой земле, уже кипел смертельный бой.
Железные коробки танков неумолимо приближались к укреплениям, изрыгая из пушек столбы пламени. Между ними то тут, то там почва вздымалась кверху, осыпая семенящую следом пехоту комьями глины и осколками. Громыхание битвы заполнило все вокруг.
Головной «Тигр» вдруг замер на месте, словно натолкнулся на невидимую преграду. Ствол его качнулся в сторону, пытаясь нащупать свою цель, но через миг бессильно опустился. На броне показались яркие языки пламени. Та же участь постигла и следующую бронемашину. Это ожили и запрыгали на месте, сотрясаясь от выстрелов, противотанковые орудия на пригорке, оттягивая на себя вражескую огневую мощь. Ответ не заставил себя долго ждать. Оглушительные всплески рвущихся снарядов накрыли батарейные позиции. В воздух подбросило оторванную станину развороченной «семидесятипятки». В кромешной пыли мелькали силуэты солдат, продолжавших в адском пекле вести жестокий бой.
Все поле боя превратилось в гигантскую жаровню, в беспорядочное месиво плавящегося железа, кричащих людей и громоподобных вспышек. Гусеницы немецких танков добрались до переднего края советских войск, давя невысокий бруствер, обрушивая и засыпая окопы вместе с засевшими в них бойцами. В стальные громадины полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью. «Пантера» завертелась на месте, эффектно чадя горящим топливом…
…Сидя на раскладном кресле с выбитой на спинке надписью «Зымарин С.С.», режиссер нервно грыз дужку солнечных очков, наблюдая за разворачивающейся прямо на его глазах кровавой драмой, им же придуманной. Две недели подготовки, бессонных ночей, споров до хрипоты с постановщиками трюков и продюсером вылились наконец-то в решающую битву, которая должна была стать апофеозом всего фильма. Весь этот сложный процесс можно было сравнить с выстраиванием фигур из костей домино: времени и сил на сборы уходит неимоверное количество, а сам процесс занимает считаные минуты. И с его началом вмешаться в него и что-либо изменить практически невозможно. Своеобразная цепная реакция. Миллионы, вложенные в создание проекта, в буквальном смысле выгорали на поле боя красивыми факелами подбитых танков и испарялись в виде столбов дыма и всполохов взрывпакетов. Сцена подходила к концу. Пока все шло по плану, баталия смотрелась очень правдоподобно. Пиротехники не пожалели зарядов и горючих смесей, солдаты массовки «сражались» и «погибали» с чувством, техника не подводила. Но седому мужчине что-то уже начинало не нравиться – это было превосходно видно по покрытому мелкими морщинками лицу, которое все больше и больше приобретало сосредоточенно-злобное выражение.
В десятке шагов от него постановщик трюков изо всех сил орал на кого-то по рации, но разобрать, что именно он кричал и кому, в грохоте пиротехнической какофонии было невозможно. Каскадеры и пиротехники сгрудились у полевого пункта управления, от которого исходили все команды сотням разложенных на поле зарядов и хлопушек. Нажатием кнопки они поднимали за притормозившим у специальной метки танком стену огня, ловко имитировали минометные взрывы среди наступающих «фашистов», которые были строго проинструктированы, что к помеченным красными планками бугоркам и холмикам приближаться ближе чем на пять метров нельзя.
Наконец прозвучала команда «стоп», продублированная добрый десяток раз. Подрывники истощили свои запасы. Все. Теперь оставалось только молиться, чтобы операторы оказались на высоте и сняли все так, чтобы понравилось режиссеру, поскольку собрать для дубля такое же количество людей и техники было невозможно. Попросту не хватит денег, даже с учетом того, что они идут из-за границы, из Германии. Батальная сцена и так сожрала львиную долю бюджета картины, еле концы с концами свели.
Седовласый представительный мужчина порывисто поднялся со своего места и схватил мегафон. Привыкшие к работе с Зымариным люди приготовились к промежуточному «разбору полетов».
– Чуклин! Почему у тебя танк посреди поля раскорячился? Передохнуть вздумал?
Лысый, как колено, потный удалец в кожаной жилетке на голое тело хмуро взглянул на разогревающегося шефа.
– Я тебя спрашиваю, Чуклин! Где взрывы? Где отлетающая башня? Мне что, из-за вашей лени всю сцену заново снимать? Что молчишь?
– Сергей Сергеевич, ну невозможно без накладок ведь! Техника же древняя, как динозавры, убитая напрочь! Ну заглох танк, и черт с ним. Тем более башня не у него слететь должна была, а у «восьмерки». Там все в ажуре. А вокруг этого и так три пиропатрона рванули. Смотрелось в лучшем виде, как прямое попадание…
– Это у тебя сейчас будет прямое попадание и контузия! Ты меня учить, что ли, вздумал, шалопай? «Смотрелось в лучшем виде»! – Режиссер постепенно повышал обороты. Сегодня он был не в самом хорошем расположении духа. – А бомбы? Это разве бомбы? Это же вообще фигня полная! Дети китайским ширпотребом у подъездов и то громче шалят! И откуда среди наших эта собака взялась?
Рыжеволосый ассистент режиссера удивленно переспросил:
– Какая собака, Сергей Сергеевич?
– Никому ничего не надо! – еще больше вскипел Зымарин. – Я один за всем следить должен! Может, мне и полы еще в гостинице мыть начать? Кто, спрашиваю, собаку на съемочную площадку пустил? Ту самую облезлую дворнягу во втором окопе, где был взрыв и горы трупов!
– Не было никакой собаки, – не очень уверенно заявил Вилин. – Я вроде в бинокль смотрел. Бойцы нормально легли, очень реалистично…
– Вроде Володя, да только не тот! – грозно зарычал седой. – Я еще не до конца ослеп! Солдаты от взрыва, значит, героически гибнут, а псине – хоть бы хны! Сматывается, поджав хвост, гадина!
Девушка с «хлопушкой» тихонько прыснула в кулачок. И совершенно напрасно: от острого уха режиссера это не укрылось.
– А ты чего ржешь, пигалица? Когда с хлопушкой обращаться научишься? Не дай бог на просмотре в кадре твой нерасторопный зад дольше положенного задержится – уволю к чертовой бабушке!
Девушка обиженно покраснела и автоматически разгладила ладонью юбчонку на той самой «нерасторопной» части тела.
– Все, потом со всеми разберусь! – глянул на часы Зымарин. – У нас еще работы немерено, а вы растабарились здесь, как на ярмарке! Давай бегом к отдельным эпизодам готовиться, пока общий план сносный. Саня! Добавь дыма на поле! «Тридцатьчетверки» убрать, фашистов назад слегка! И огня, огня побольше! Что вам, бензина жалко? Где мотоциклист? Где медсестра? Быстро на исходную! Солнце уходит!
Словно подброшенные внезапным толчком, участники фильма бросились исполнять свои обязанности. За сегодня предстояло снять еще один сюжетный эпизод: прыжок на мотоцикле через траншею. По задумке режиссера, несколько эсэсовцев должны были катить по полю, один из них на ходу перелететь через окоп, поливая из пулемета обороняющихся, а советская медсестра, вытаскивающая с поля боя раненого, подорвать наглого фрица гранатой.
…Виктор Громов, одетый в нацистскую форму, тихонько газовал, сидя в седле того самого мотоцикла, на котором неделю назад возил Вилина и его подружку в Никитов Гай. Рядом стояло еще три похожих машины. Гром покосился на своих друзей, которые очень странно смотрелись в фашистской форме, и улыбнулся. Если не сильно придираться, ему и его товарищам крупно повезло. Мало того, что за привычное дело – катание на байках – им платят деньги, так еще и в фильме засветятся! К тому же за казенный счет покататься по стране – тоже неплохое развлечение летом. В общем, совмещали полезное с приятным. А у самого Виктора еще больше было поводов радоваться подвернувшейся работенке. Ведь вместе с ним в съемках участвовала его девушка – Аленка Пономарева. Кстати, это именно она должна была швырнуть гранату под его «Zuendapp». Вспомнив, как здорово сидела на стройном девичьем теле военная форма, Виктор еще раз довольно улыбнулся, за что удостоился ругани от ассистента режиссера:
– Ты что скалишься? Ты в атаку прешь, под пули! Тебя грохнут через две минуты, а у тебя рот до ушей! Настроился живо! Там враги, физиономию пострашней и вперед по команде!
На другом конце площадки Пономаревой тоже пришлось несладко. Гримеры перепачкали ее в красной краске и грязи, по требованию режиссера надорвали рукав гимнастерки, «чтобы было видно беззащитное женское плечико».
– Значит, так, – давал последние наставления Зымарин, возвышаясь грузным телом над распластавшимися в пыли актерами. – Ты раненый, лежишь ничком. Глаза закрыл и вообще не шевелишься! У тебя осколком кишки выпустило, понял?
Парень, обмотанный кровавыми бинтами, послушно кивнул головой и улегся в требуемую позу.
– Ну что ты развалился, как на пляже? – недовольствовал седовласый толстяк. – Тебе плохо, ты без сознания! Валяешься, как мешок с картошкой! Руку закинь подальше! Еще! Вот так! Теперь медсестра: по команде подползаешь к нему, разворачиваешься и начинаешь тащить вон в ту сторону. Слышишь, красавица? Вон туда, на камеру. Только ради всего святого на нее не смотри! Порешу на месте, будешь вместо этого «обрубка» валяться. Как только мотоциклист твой вот у той кочки окажется – достаешь гранату. Как только взлетает – швыряй ее что есть мочи. И желательно попасть в ямку, которую тебе показывали. Все помнишь? Тренироваться будем или сразу сыграем?
Рядом появилась фигура ассистента:
– Мотоциклисты готовы, Сергей Сергеевич…
– Не лезь под руку, когда я с актерами работаю! – рявкнул на него Зымарин. – Все! Всем приготовиться!
Широко размахивая руками, он направился к своему креслу под зонтиком. Жара порядком доставала его, пот ручьями стекал по морщинистому лицу. Вилин, как привязанный, следовал за ним, ничуть не обижаясь на ругань. Он знал свое место и относился к режиссерским всплескам эмоций совершенно спокойно. Все-таки пока он был всего лишь ассистентом, все решал Зымарин. Хотя кое-что зависело и от него. Чуть приблизившись к своему боссу, Руслан вполголоса озвучил свои опасения:
– Сергей Сергеевич! Может, не стоит рисковать – выпускать неподготовленную девчонку из массовки. Есть же у нас свободные актеры…
– Ты все об Элечке печешься? Молодец!
– Я не ее имел в виду…
– А ты забыл, наверное, сколько будет страховка для настоящей актрисы стоить? А уговоров на эпизодическую роль, да еще с риском, сколько надо? – Сергей Сергеевич скорчил издевательскую мину. – Забыл! Или не знал? Салага… Девчонка из массовки, да еще бойкая такая, как эта, все на «три – пятнадцать» сделает, причем за копейки! Учись, сынок…
Девушка в коротенькой юбке выскочила вперед и звонко щелкнула хлопушкой.
– Сцена пятьсот четвертая, дубль первый, – выкрикнула она, старательно наморщив милый носик, и тут же стремглав кинулась в сторону, стремясь как можно меньше попадать в объективы камер. Обещанная со стороны Зымарина расправа была для нее слишком жестокой.
Мощные профессиональные видеокамеры бесстрастно стали фиксировать происходящее на съемочной площадке. Алена, царапая в кровь колени и локти, поползла по сухой земле к распростертому телу раненого солдата. Несмотря на небольшое расстояние, на ее лбу выступили капли пота, мгновенно смешивающиеся с пылью и больно щиплющие глаза. С трудом она представляла себе немыслимый труд настоящих сестер, во время войны под огнем спасавших бойцов. Невероятно тяжкое занятие. Впереди послышался знакомый стрекот мотоциклов, и девушка напряглась. «Фашисты» приближались. Скользя ботинками по подсохшей траве, она с силой потянула неподатливое тело «раненого», руки которого болтались, словно плети, не давая возможности как следует уцепиться.
Громов превосходно видел то, что происходило впереди: траншею, которую ему надлежало перелететь, свою девушку, ползущую в обнимку с каким-то парнем, что самому байкеру особенно не понравилось, съемочную группу, столпившуюся чуть поодаль. Рядом мчались, подскакивая на кочках и постреливая на ходу, товарищи по мотоциклетному братству. Скоро прыжок. Виктор собрался. Через несколько секунд его «Zuendapp» достигнет замаскированного помоста, который позволит тяжелой трехколесной машине оторваться от земли и на короткое время воспарить над ней. Эта часть трюка для Громова была несложной. Труднее было правильно «посадить» мотоцикл, а потом благополучно опрокинуть его на бок сразу после взрыва, помня не только о своем здоровье, но и о целости партнера, что есть мочи вцепившегося от волнения в пулемет. За травму по головке не погладят!
Руль слегка дергался в крепких руках парня – переднее колесо скакало по неровностям. Ветер теребил ремешок металлической каски, который трепетал в струях воздуха, довольно чувствительно шлепая по щеке. Но обращать внимание на такие мелочи уже не оставалось времени: до мостка оставались считаные метры. Памятуя о баснословной стоимости транспортного средства, которое также требовалось сохранить невредимым, Виктор привстал в седле, чувствуя, как от напряжения подрагивают колени. Мгновенье… еще одно… и тяжелый разведывательный мотоцикл, глухо ударив резиной колес по дощатому настилу, взмыл в небо…
Краем глаза Громов видел перекошенное лицо своего напарника, к счастью, не забывшего надавить на спусковой крючок, на миг почувствовал пронзительную пустоту в желудке от невесомости. Время замедлилось, стало тягучим, как расплавленный асфальт. Раскатистые трели «MG-43», лупившего прямо над ухом холостыми патронами куда-то в сторону оператора, звучали приглушенно, словно доносились из-за сотен метров. Совершенно инстинктивно, действуя на полном автопилоте, тело Громова откинулось назад, пытаясь выправить траекторию движения мотоцикла, который стал неумолимо заваливаться на сторону. Сознание даже не успело поучаствовать в этом процессе, хоть и фиксировало все происходящее с необычайной четкостью. «Zuendapp», отчаянно вздрогнув, шарахнулся об утоптанную площадку сначала передним колесом, чуть не вывернув кисти Виктору, а потом, едва чиркнув коляской по песку, опустился на все три точки опоры, чтобы тут же подпрыгнуть и как следует встряхнуть своих седоков. От помеченного красным флажком бугорка с пиротехникой каскадеров отделяла лишь пара секунд. И Громов использовал их максимально, чтобы выровнять непослушный мотоцикл и приготовиться к «катапультированию».
Муляж гранаты, пущенный рукой Аленушки, шлепнулся довольно близко к задуманному. Пиротехники тут же подорвали первый взрывпакет. Перед носом мотоциклистов выросла яркая вспышка, по барабанным перепонкам бухнула звуковая волна. Резко крутанув руль в сторону, Виктор ощутил, как «корма» мотоцикла вместе с ним ненормально задирается кверху, обгоняя переднее колесо. Не дожидаясь, пока мотоцикл накроет его всей массой, Виктор легко соскочил с сиденья, уходя в красивый кувырок в сторону. Его напарник проделал то же самое чуть раньше. Плюхнувшись ничком в пыль, каскадер успел заметить, как мотоцикл грузно перевернулся и, пропахав немного грунт, замер, покачиваясь. Вторая порция безобидной, но ужасно громыхающей и сверкающей пиротехники шарахнула между ним и камерой, создавая иллюзию взрыва бензобака.
И все стихло. Только продолжало крутиться переднее колесо, задевая о раму парой выбитых спиц. Виктор с упоением продолжал изображать укокошенного фрица, распластавшись на животе и прикрыв глаза. Команды «Стоп! Снято!», понятно, не слышал. Хотя логика подсказывала, что пора бы уже и поднять актеров с земли. Однако за свою недолгую карьеру Виктор усвоил одно – чем точнее выполняешь требования режиссера, тем меньше на тебя орут и обвиняют во всех смертных грехах. Кто его знает, что на уме у этого седого толстяка? Встанешь вот так, сам по себе, а окажется, что сорвал важную сцену! И придется очередной дубль снимать, а бедному мотоциклу это на пользу не пойдет. У Виктора и так сердце кровью обливалось, когда ему пришлось шмякать «Zuendapp» оземь, поэтому он предпочел не рисковать и терпеливо дождаться отбоя.
Рядом с ним послышались шаги. Кто-то склонился над ним, потом присел рядом на корточки. Виктор не шевелился. Вдруг сценарий изменился и теперь так положено? Это ж кино, тут ничему нельзя удивляться! Только вот почему никто не предупредил его о продолжении? Вот черт! Этот кто-то, похоже, играл свою роль. А вот Громову-то что делать? Парень пораскинул мозгами и решил, что самым правильным на месте скоропостижно скончавшегося эсэсовца было бы помалкивать и, уж конечно, не вскакивать с радостной физиономией.
Его осторожно потрясли за плечо. Сначала легонько, потом все сильнее. «Ха-ха! – подумал Виктор. – Не на того напали! Команды «стоп» не было!» И со спокойной душой продолжил валяться. Тот, кто теребил его, вдруг вскочил и надрывно закричал голосом Алены Пономаревой:
– Он ранен! Скорее сюда! Помогите!
«Ничего себе кино! – мысленно удивился Виктор. – Она ж советская медсестра по сюжету! Какого лешего она так по фашисту убивается? Что-то здесь явно не так!» Приоткрыв один глаз, он осторожно повернул голову и чуть не вздрогнул: к нему сломя голову бежала добрая половина съемочной группы. Причем безо всякого грима и прочих атрибутов киношной деятельности. Громов порывисто сел и тут же оказался в цепких объятиях своей подруги:
– Витенька! Ты живой? Ты целый? Где у тебя болит?
– Да нигде у меня не болит! – возмутился парень, пытаясь подняться на ноги. Сделать это с рыдающей от радости медсестрой на шее оказалось не так-то просто. – Живой я, живой!
– Витька! Так нечестно! – Алена обхватила ладонями его лицо, глядя глаза в глаза. – Ты зачем меня пугаешь, а? Я думала, ты убился совсем! Трясу, трясу тебя, а ты хоть бы слово сказал!
Громов довольно улыбнулся:
– Значит, классно сыграл, да?
– Так ты издевался? – Алена еще сильнее сдвинула красивые брови.
– Погоди, милая! Не хмурься…
Договорить ему не дал громкий шепот, донесшийся откуда-то справа.
– Гром! Гро-ом!!
Парень с девушкой, как по команде, обернулись в эту сторону, пытаясь определить местоположение источника этого таинственного призыва. Голос шел откуда-то из-за опрокинутого мотоцикла:
– Гром! Ты слышишь меня?!
Живо обойдя поверженное взрывом транспортное средство, Виктор наткнулся на валяющегося в пыли напарника, который всего несколько секунд назад, сидя в коляске, так залихватски расстреливал мнимого противника.
– Слышу, – непонятно отчего он тоже перешел на шепот.
– Гром! – все так же тихо, не поднимая головы, поинтересовался пулеметчик. – Можно уже вставать или нет? Я задолбался на этих кочках лежать! Кости ломит!
Громов схватился за живот. Чтобы не упасть от смеха, ему пришлось шагнуть назад и опереться о мотоцикл:
– Значит, не я один такой… ха-ха… Вставай! Все кончилось уже! Наши победили!
– Что у вас тут происходит? – Крепыш в жилетке оказался проворнее всех в съемочной группе и подбежал к радостно вскакивающему с земли каскадеру первым. – Травма? Я же говорил, не надо пацанов на такой трюк…
– Да все у нас в порядке! – поспешил заверить его Виктор. – Все целы! Все нормально. Мы просто команды «стоп» не слышали, думали, что снимать продолжают!
– Вы, вашу мать, всех перепугали до смерти! – Чуклин неожиданно разозлился. – Мы-то уже кишки ваши собирать мчались и кости разбитые, а вы дурака валяете!
Товарищ Громова по трюку сердито глянул на ворчащего киношника, что есть силы лупя себя по рукавам в попытках отряхнуть форму. Это помогало мало, но делалось не для того, чтобы стать чище – даже прачечной пришлось бы немало попотеть, приводя штаны и куртку в первозданный вид. Отряхивался он для того, чтобы подчеркнуть следующее: ему пришлось проехаться по полю на собственном пузе, удовольствие от этого он получил сомнительное и не намерен просто так выслушивать дурацкие обвинения.
– Пусть режиссер громче в рупор свой кричит! – огрызнулся он. – У меня до сих пор от хлопушек в ушах звенит и в глазах двоится! Я что, мышь летучая, после взрывов еще и команды различать, тем более если их шепчут еле слышно!
– Ничего себе – «шепчут»! – Чуклин скорчил свирепую физиономию, хотя прекрасно знал, что Зымарин проигнорировал громкоговоритель, когда останавливал камеру. – Да все до единого слышали, одним вам режиссер не угодил!
Громову пришлось вмешаться – и сам ведь чуть не пострадал из-за собственной чрезмерной дисциплинированности. Расстегнув форменную куртку, он пошевелил полами, создавая приток воздуха к разгоряченному телу: все-таки взмок, несмотря на казавшуюся простоту трюка.
– Ну будет вам скандалить, – примирительно вставил Виктор, уводя своего друга к лежащему вверх ногами мотоциклу. – Все выяснили – и хватит. Что там, все удачно отснято? Или к дублю готовиться? Сергей Сергеевич, что скажете?
Неспешно подошедший ближе Зымарин остановился в паре метров от запылившихся актеров. Скептически склонил голову набок:
– Ладно… не буду вас больше терзать. Сойдет… да и солнце уже уходит…
Это был самый большой комплимент, на который он был способен на съемочной площадке. Все облегченно вздохнули – новичкам сегодня везло, как никогда.
– Значит, у нас получилось? – радостно уточнила Алена, которой тоже крепко досталось – на коленке и локте пылали ссадины, волосы растрепались, а на лице темнели следы размазанной ладошкой пыли.
Режиссер удивленно повел в ее сторону бровью, словно вопрошая у всех, откуда здесь взялось это непонятливое создание. Затем выдержал паузу, удостоив девушку испепеляющего взгляда, и надменно фыркнул:
– Вот только не стоит слишком много о себе мнить, пташка! А тем более задирать нос: твоих актерских способностей едва хватило на то, чтобы все не испортить. Так что на твоем месте я бы не лез с глупыми вопросами, а продолжал упорно работать над собой, чтобы мне не было стыдно за тебя на премьере.
Щеки девушки вспыхнули от обиды. Развернувшись на каблуках подобранных не по размеру солдатских сапог, она зашагала прочь к своему парню, который как раз руководил восстановлением правильной пространственной ориентации немецкого разведывательного мотоцикла и издевательскую ремарку режиссера пропустил мимо ушей.
Проводив стройную фигурку плотоядным взглядом, рядом с Зымариным возник черноволосый продюсер картины.
– Мне казаться – ты слишком строго с медхен! – прозвучал его чуть охрипший голос. – Она хорошо стараться!
Седовласый недовольно покосился в его сторону, встретившись с бледно-голубыми глазами немца. С каким трудом ему удавалось держать себя в руках и терпеть присутствие этого совершенно лишнего на съемочной площадке типа, одному богу было известно. Стиснув зубы, режиссер изобразил на лице подобие улыбки:
– А вот и вездесущий господин Шнайдер! Здрасьте вам, давненько не виделись! Часа два. Что, соскучились уже?
Черноволосый гортанно рассмеялся, но вышло это тоже не очень искренне. Скрестив руки на груди, он парировал:
– Да! Точно так! Куда мне без вас?
– На кудыкину гору. – Зымарин явно недолюбливал своего собеседника, но старался это скрывать, хотя бы на людях. – Это шутка такая.
– Смешной шутка. Надеюсь, эпизод не переделывать не из-за дефицит денег?
– Что ты, что ты! – Режиссер повернулся к чернявому всем грузным корпусом и подпустил в свои слова столько яда, сколько мог. – Денег же море у нас! Просто куры не клюют! Особенно после того, как ты третий транш перевел! Кормилец ты наш!
– Третий транш я еще не переводить, – серьезно заметил Шнайдер. – Мы уже говорить об этом…
– И я о том же. – Зымарин приблизился к нему вплотную и почти зашипел: – Мы уже в долгах по уши! А ты все тянешь резину! Как завтра снимать будем, я уже не знаю!
Черноволосый вздернул свой заостренный подбородок:
– Это не я тянуть! Это ваши…
– А меня послушать трудно?! – перебил его режиссер. – Я триста раз уже объяснил, как нужно сделать. Эх, да что с тобой разговаривать! Все как об стенку горох…
«Zuendapp», со скрипом опустившийся на все три колеса под напором ребят, отвлек внимание руководства. Вокруг «железного коня» столпилась небольшая группа людей во главе с Громовым, который сантиметр за сантиметром принялся ощупывать и обнюхивать драгоценную машину, отыскивая повреждения. К сожалению, совсем без них не обошлось. От удара из колес выбило несколько спиц, а при кувыркании немного помялось переднее крыло да содралась эмаль с коляски в том месте, которым она зацепила грунт. А в остальном – все было в полном порядке, хотя Виктору так не казалось. С озабоченным видом он и так и сяк разглядывал «раны» своего мотоцикла, прикидывая одновременно в уме, как их можно исправить. На его плечо легла нежная рука Алены.
– Ну вот, видишь – он почти не пострадал! – подбодрила девушка, чмокая своего возлюбленного в ухо.
– В том-то и дело, что почти, – тяжело вздохнул парень. – Вот вмятина какая… и вот… Говорил же им – давайте без опрокидывания! Так нет же, «не будет смотреться»! А как тут без поломок?
– Да не переживай ты так, милый! Ты все сделал очень хорошо! Мотоцикл ведь тяжелый, не мопед какой-нибудь! Я думала, что все будет гораздо хуже.
Громов приобнял подругу:
– Если честно – я тоже так думал. В конце концов, риск был запланирован…
– А ты и не такие ужасы ремонтировал, – вставила Алена. – Помнишь, Мишка на своей «Яве» в кювет слетел? Помнишь?
Словно из-под земли рядом со слегка побитым трофейным мотоциклом появился ассистент режиссера с блокнотиком и ручкой.
– Так, так, – забормотал он себе под нос, присев рядом с Громом и ковыряя царапину на коляске ногтем. – Крыло – в сосиску, краска – ободрана, колеса… Кстати, что с колесами? Ехать он может?
– Может, конечно, – Виктор с опаской посмотрел на Вилина. – Он вообще целый, только слегка потрепан…
Рыжеволосый парень поправил кожанку, перекинутую через плечо, и что-то застрочил у себя в маленькой книжице.
– Ты хоть знаешь, Громов, где мы этого зверя отрыли? В спецгаре «Мосфильма»! Еле-еле выпросили! Ты бы видел, как они его давать нам не хотели. Грудью стояли! Только личными связями и обаянием удалось этого красавца добыть для нашего фильма. Да… а вы тут такого натворили…
Виктор насупился:
– Да ничего ведь не случилось! Тут же работы на пару часов…
– Не знаю, не знаю, – зацокал языком Руслан, поднимаясь на ноги и с сомнением качая головой. – Ой, не знаю…
Оставив Громова наедине с «разбитым» мотоциклом, он подошел к Зымарину, неизвестно откуда выудив папку с ворохом документов.
– Сергей Сергеевич! Тут очень неприятная ситуация образовалась. Похоже, мы здорово вляпались.
Режиссер зыркнул на него недобро:
– Что ты там еще раскопал?
– Да вот, гляньте, что с раритетной вещью приключилось: в процессе трюка мотоцикл получил довольно серьезные повреждения. На «Мосфильме» этому не обрадуются!
– Да? – Зымарину страшно не хотелось вникать в такие мелочи.
– А у нас есть договор об аренде, – невозмутимо продолжал гнуть свое Руслан, – согласно которому в случае причинения имуществу ущерба мы не только должны восстановить автотранспортное средство, но и выплатить штраф арендодателю. А это немалая сумма! Мы и так в бюджет не укладываемся, а если будем выплаты такие осуществлять – прогорим!
– Да не ори ты! – шикнул на него режиссер и, страшно вращая глазами, указал на крутящегося неподалеку Шнайдера. – Если этот услышит что-нибудь про деньги – опять скандал будет! С ним же по-человечески договориться невозможно, это не человек, а машина. Давай выкладывай, какие у тебя варианты. Я ж тебя знаю – ты не стал бы начинать этот разговор, если бы не имел в рукаве какого-нибудь козыря.
Немецкий продюсер этого разговора не услышал, однако их слова долетели до ушей Громова, который встревожился не на шутку. Ведь управлял изуродованной машиной он. Значит, и виноватого искать долго не придется. Оставив на секунду свою подругу, почти бегом приблизился к режиссеру с его помощником.
– Послушайте, пожалуйста, Сергей Сергеевич! Там же не все так ужасно! Несколько царапин – и только, я за один вечер все исправлю!
– Виктор! – с видом строгого преподавателя к нему обернулся Вилин, хотя был ненамного старше. – Тут необходима помощь специалиста. Ведь надо сделать так, чтобы ни одна собака не пронюхала, что с мотоциклом вообще что-либо происходило. Он должен выглядеть нетронутым, ровно таким, каким мы забирали его из гаража «Мосфильма»! Иначе – штраф.
От суетливой толпы зевак и работников кинобизнеса, галдящих и носящихся по площадке, отделился невысокого роста поджарый человек с сутулой спиной и непропорционально длинными руками. С неподдельным интересом оглядывая все вокруг, он неспешно двигался мимо собранного ассистентом стихийного совещания. Привычный рабочий комбинезон Пальцев сменил на джинсы и рубаху, и хотя со стороны он смотрелся совершенно обычным человеком, чувствовал механик себя в этой одежде и в таком скоплении людей не очень уютно. Заметив разговаривающих с каким-то важным типом Вилина и Громова, он узнал их сразу, тем более что Виктор снова был переодет в эсэсовца, а веснушчатая физиономия Руслана запомнилась лучше некуда. Отказавшись от мысли первым подойти и поздороваться, мастер ремонтного дела кивнул им издалека. К его изумлению, ребята ответили ему тем же, улыбаясь, как старому знакомому. А Вилин вдруг призывно помахал рукой, одновременно тараторя о чем-то седому толстяку, который слушал его с начальственным видом.
– Вот и удача нам улыбнулась! – радостно приветствовал Пальцева Руслан. – Познакомьтесь, Сергей Сергеевич! Это лучший автослесарь всех времен и народов, которого мне довелось встретить за всю свою не долгую пока жизнь.
Режиссер критически оглядел так старательно разрекламированного механика, заметил наколку на руке, криво усмехнулся:
– Здорово. Есть своя мастерская? Или на кого-то работаешь?
Механик по своему обыкновению разговорчивостью не отличался.
– Своя.
Вилин порывисто ухватил его за рукав и чуть развернул в сторону стоявшего в паре метров мотоцикла:
– Петрович, глянь, беда какая приключилась! Мы малость машину покорежили, а она нам еще нужна. Сделаешь?
Пальцев на секунду задержался взглядом на помятом крыле, потом перевел его на режиссера и его помощника.
– Деньги все сделать могут, – сообщил он им, хитро сощурив один глаз.
– Какой разговор, Петрович! – Вилин протянул ему руку для рукопожатия. – Договоримся!
Полный холеный палец Зымарина ткнулся в грудь ассистенту.
– Ты за все отвечаешь, – бросил режиссер, потеряв всякий интерес к дальнейшим переговорам, и спокойно удалился под благодатную тень навеса, где его ждало именное кресло и переносной вентилятор.
– Как всегда! – радостно отозвался Вилин. – Ну так что, Петрович? Когда можно технику подогнать? Завтра нормально? А то у нас со временем туго – все по минутам расписано. Кино, сам понимаешь!
Механик молча кивнул головой, соглашаясь сразу со всем сказанным.
– Вот и славно. – Ассистент режиссера пометил что-то в своем ежедневнике и обратился к Громову, который втихую перемигивался со стоявшей неподалеку Аленкой. – А ты, Виктор, запомни одну вещь: в кино каждый должен заниматься своим делом. Иначе никакого толка не будет. Ведь ты же у нас каскадер, а не механик, так? Вот и пусть мотоциклом займется Петрович, у него это лучше получится, согласен? Все, давай. Пока свободен.
– Как скажешь. – Виктор поначалу собирался расстроиться, но потом, глядя на подкравшуюся к нему «медсестру», быстро передумал. Ведь отдавая «Zuendapp» в руки Петровича, он мог не только не беспокоиться о его дальнейшей судьбе, но и получал в свое распоряжение еще один свободный вечер. Тот, который собирался потратить на ремонт. Это занятие было интересным, но можно было найти и еще более увлекательное времяпрепровождение. И он, обнимая свою Аленушку, уже точно знал, что он будет делать в выдавшийся перерыв и с кем. Словно угадав его мысли, девушка плотнее прижалась к нему всем телом:
– Все-таки Вилин молодец, – шепнула она Виктору. – Мне достанется больше твоего внимания.
– Угу. – Вдохнув запах ее волос, Гром уже не мог думать ни о чем другом.
– Вот только редко с ним такое, – продолжала Алена. – «Каждый должен заниматься своим делом!» Ага, как же! Интересно, что это здесь Волынская делает? Роль у нее в фильме была маленькая, на десять секунд, и ту уже давно сняли. А командировку ей на весь срок выписали. В отдельном номере живет.
– Она смазливая… – неосторожно обронил Виктор, любуясь отражением неба в девичьих глазах.
– Что-о? – Подруга уперлась ему в грудь обеими руками и отпрянула назад. – И ты туда же? Ну, знаешь…
– Прости, я сказал глупость. По сравнению с тобой – она мышь полевая, причем после долгой и изнурительной болезни. А ты что, меня ревнуешь, что ли?
– Вот еще! А она тебе правда нравится?
– Нет, конечно, – Громов смастерил честную физиономию. – Ни капли. И я ей тоже.
– А вот это вопрос спорный. Она хоть и «смазливая», как ты выразился, но подержанная. Я бы на месте Вилина уже давно бы взбесилась: вроде как с ним приехала, а каждый вечер возле режиссера крутится.
– Выдумываешь. – Виктор обнял ее за плечи.
– Да что ты говоришь! – Алена сморщила носик. – Просто я, в отличие от вас, мужчин, вижу что-то еще, кроме ее накладных ресниц и тощей задницы, кстати, не такой уж и идеальной…