© Радиостанция «Эхо Москвы»
© ООО «Издательство АСТ»
Елена Ханга, журналист
Елена Ханга родилась в Москве 1 мая 1962 года.
Окончила факультет журналистики МГУ, после чего стажировалась в Гарвардском и Нью-Йоркском университетах. После университета работала в газете «Московские новости», ее по обмену в 1987 году пригласили в Бостон, где она три месяца стажировалась в газете Christian Science Monitor. Затем возвратилась в Москву, после чего в 1989 году уехала в США по приглашению Фонда Рокфеллера. В 1997 году вернулась в Россию.
Профессиональную карьеру начала в 1993 году на телеканале НТВ: делала спортивные репортажи. В 1997–2000 годах вела программу «Про это» – ток-шоу на сексуальную тематику. Позднее была соведущей дневного ток-шоу «Принцип домино».
В 1998 году Елена Ханга стала соведущей Леонида Парфенова в пробном пилотном выпуске телеигры «Русские в форте Байяр» с русскими участниками. Пилотный выпуск из трех игр прошел успешно.
Преподает в Высшей национальной Школе телевидения.
С осени 2009 года работает на российском англоязычном канале Russia Today в еженедельном ток-шоу Cross Talk.
С 2011 года ведет передачу «С пультом по жизни» на КП-ТВ и программу «В поисках истины» на Радио Комсомольская правда.
С. КОРЗУН: Где чувствуете себя больше дома: в Америке или в России?
Е. ХАНГА: Знаете, мне очень не нравятся такие вопросы, знаете, «где лучше?»…
С. КОРЗУН: Комфортнее.
Е. ХАНГА: Все зависит, о чем мы говорим. Во-первых, я здесь родилась. Я прожила большую часть своей жизни здесь. Во-вторых, у меня здесь семья. В-третьих, у меня работа. А если говорить о там, у меня там семья, у меня все родственники там. У меня здесь никого, ну, если не говорить о новых родственниках, семье моего мужа, но вот вся моя родня в Америке. Много очень друзей. Я там провела тоже много лет. Больше 10 лет прожила. Прямо скажем возраст очень важный для человека. Поэтому и там комфортно, и здесь комфортно. Но по-разному. Разные друзья. Разные группы мышц работают. Вот здесь одна группа, когда я прихожу к друзьям по-старому, когда я сижу в гостях у Анны Владимировны Дмитриевой, человека, которому я очень многим обязана. Когда я разговариваю с Геннадием Ивановичем Герасимовым, который когда-то взял меня на работу, и Маргаритой Сергеевной. Нам есть, что вспомнить. А в Америке тоже очень душевно, но по-другому и не надо сравнивать эти вещи.
С. КОРЗУН: У Вас еще много разных родственных отношений, о которых Вы писали в своей книге «Про все». Особо меня заинтересовал персонаж Вашего второго папы или приемного папы Ли.
Е. ХАНГА: Папы Ли.
С. КОРЗУН: Да, папы Ли Янг.
Е. ХАНГА: В двух словах нужно объяснить это. Вы знаете, у меня был отец, который погиб, когда мне было очень мало лет. И я всю жизнь мечтала об отце. Ну, как любой ребенок. Потом мама вышла замуж за очень хорошего человека, которому я тоже очень многим обязана, – Бориса Владимировича Яковлева. Опять же был переходный возраст, очень сложный возраст. И он молодчина, сделал все, что мог. Но я никогда не называла его отцом. Он был отчимом, хорошим отчим. А я все равно мечтала об отце.
И однажды, когда я была в Америке, в Бостоне в газете «Кристчен сайенс монитор», раздался звонок. Звонит мужчина. Он говорит: «Здравствуйте, меня зовут Ли. Я американский бизнесмен, живу в Лос-Анджелесе. Вот мы так удивлены, мы видели Ваши фотографии, Вы черная, русская, неожиданно. Не хотели бы Вы приехать в Лос-Анджелес, мы бы Вам показали там жизнь и все такое». Я подумала, конечно, нет. Кто это звонит, куда я поеду. Там лететь 6 часов на самолете. И я вежливо отказалась. А он продолжал звонить, звонить, и ему стало ясно, что, конечно, я не приеду. Тогда он позвонил главному редактору и объяснил, что он семьянин, у него три дочери, он очень верующий человек. И просто вот хочет…
И меня вызвал главный редактор и говорит: «Лена, вот надо. У нас так принято. Если хорошие люди звонят, надо откликнуться. Ты расскажешь о России». Короче. Он присылает билеты, я сажусь на самолет и прилетаю в Лос-Анджелес. Меня действительно встречает импозантный, роскошный мужчина афроамериканец, его жена действительная блондинка, Марин ее зовут, я ее Марина называю. И трое детей, примерно моего возраста.
С. КОРЗУН: Вы тогда уже засветились, это я тоже дополню, на телевидении. Это была программа во время визита Горбачева, по-моему, в Вашингтоне.
Е. ХАНГА: Да, совершенно верно. И там где-то была моя фотография…
С. КОРЗУН: Стали более популярны, чем Горбачев в Соединенных Штатах.
Е. ХАНГА: Прекратите, а то никто не поймет Вашей иронии.
С. КОРЗУН: Ну, ладно, а, сколько ток-шоу было на самом деле? А почему? Почему не поймет? Сколько там ток-шоу было сразу? В книге Вы достаточно откровенно пишете про это.
Е. ХАНГА: Очень часто приглашали.
С. КОРЗУН: Когда поняли, что Вы чернокожая русская, американцы обалдели от этого и стали звать повсюду.
Е. ХАНГА: Просто никто не знал, и так получилось, что меня пустили, вот когда переговоры были, в эту комнату, где пресс-конференция была. И там сидит тысяча журналистов. Можете себе представить пресс-конференцию. И появляется Геннадий Иванович, спикер, и когда он вошел, он увидел меня и помахал рукой. И люди оглядываться стали, кому он машет рукой. И увидели, что он машет негритянке. И так было странно. Меня спросили: а кто Вы, что? Я говорю: ну, как, кто я? Русская журналистка. И вот после этого начался весь фурор, когда они не могли поверить, что в России есть черные люди. Но я не об этом говорю. Я хочу рассказать, как папа Ли меня встретил…
«Меня спросили: а кто Вы, что? Я говорю: ну, как, кто я? Русская журналистка. И вот после этого начался весь фурор, когда они не могли поверить, что в России есть черные люди».
Е. ХАНГА: Вот, я прилетела туда, он бизнесмен, мы дружили, очень мило, я подружилась с его тремя дочками, уехала. И как-то получалось, что они мне позванивали, когда я приезжала в Америку. Там я им позванивала, очень милые, славные люди. И в один прекрасный день они говорят: «Мы хотим прилететь в Россию». Я говорю: «Нет проблем, сейчас организую там визу, все». А он говорит: «Я боюсь, меня не пустят в Россию». Я говорю: «Да, ну, что Вы, уже давно там холодная война закончилась, не волнуйтесь». Хорошо. Он прилетает в Москву, привозит с собой целый ящик одноразовых шприцов, и каких-то лекарств. Передает их в какую-то больницу…
Тогда как раз начали говорить о СПИДе. Он все время спрашивал, что мне привезти русским людям, что? И он вычитал в газетах, что не хватает в больницах этих шприцов, закупил там ящики шприцов, приехал. Потом говорит: я хочу поехать в Грузию, в Тбилиси. Я еще так удивилась. Думаю, откуда он вообще знает, из Калифорнии бизнесмен. Ну, хорошо, Тбилиси. Прилетаем мы в Тбилиси. Представляете, застолье. Поехали в Гори. И тут у него начинают литься слезы. И я не могу понять, что с ним происходит. И он поднимается и говорит: дорогие друзья, мои грузинские друзья, русские друзья, я закрываю глаза, и я вижу карту Грузии. И я ее знаю гораздо лучше, чем Вы. И все были потрясены, откуда. Оказывается в 60-е годы, во время кризиса Карибского, он был одним из людей, которые сидели на этой кнопке. Если бы был приказ «война»…
С. КОРЗУН: То целью была бы Грузия.
Е. ХАНГА: Его лично цель была бы Грузия, поэтому он так хорошо помнил. Но прошли годы, и в его сознании Россия все равно была, вот империя зла, как тогда говорил Рейган. И он ничего не испытывал к России, никаких положительных эмоций. Но когда он увидел меня по телевизору, в тот день он понял, что там живут черные люди, братья. И как он сказал, что он совершенно по-другому стал смотреть на Россию. И чувство вины его, и все как-то вот сплотилось. И вот прошли годы…
С. КОРЗУН: Эта история почти практически история Ваших бабушки и дедушки. Чернокожий американец, женатый на белой. Только приезжает уже не как гость в Россию, даже не в Советский Союз, тогда как они в 1930-е годы приехали сюда на работу по контракту.
Е. ХАНГА: Да, строить социализм.
С. КОРЗУН: В Узбекистан. Была такая история. Другое сразу. Ли Янг, понятно, во всем заменил Вам отца. Давайте об отце.
Е. ХАНГА: Нет, он очень серьезно заменил мне отца, настолько заменил, что даже когда я приняла решение выходить замуж, он потребовал, чтобы эта свадьба была в Лос-Анджелесе, и был там отцом. Он и моя мама вели меня под венец. Так что теперь он мне звонит регулярно, и мы по всем поводам советуемся. Так что моя мечта сбылась.
«Моя мечта сбылась».
С. КОРЗУН: Это был корабль «Квин Элизабет» или «Королева Мэри»?
Е. ХАНГА: «Квин Мэри». Да, да. Это старинный корабль, который стоит на причале. Говорят, что он такой же старинный, как «Титаник».
С. КОРЗУН: Класса «Титаник». Такой же большой?
Е. ХАНГА: Такой же большой, такой же старый, и там приведения…
С. КОРЗУН: Родственников много, сколько там 500 человек, 1000?
Е. ХАНГА: Да, приехали родственники, и черные родственники приехали, и белые родственники приехали, и не родственники, и друзья. Американцы были очень тронуты, когда уже к концу свадьбы русские гости собрались, обнялись и пели «Миллион, миллион, миллион алых роз». Они не могли понять этого феномена.
С. КОРЗУН: Если позволите, вернемся к отцу, как бы к отцу по крови. Вы его совсем не видели, да?
Е. ХАНГА: Во всяком случае, не помню. Мне было года три, наверное, когда он погиб.
С. КОРЗУН: Когда он уехал.
Е. ХАНГА: Это был переворот в Танзании.
С. КОРЗУН: Начало 1960-х годов. Я напомню историю. Он был одним из лидеров, или вице-президентом Занзибара освободившегося. И потом после того, как в Танзании он был премьер-министром…
Е. ХАНГА: Не могу не рассказать очень романтичную историю его знакомства с моей мамой. Когда он уже планировал стать большим политическим лидером, все коллеги подыскивали ему жену. Естественно она должна быть образованная, красивая, умная и т. д. Он искал во многих странах такую, в африканских странах, и не мог найти. А в то время был фестиваль молодежи, студентов в Москве, и моя мама в то время была студентка МГУ, она была очень красивая женщина, играла в теннис, играла на рояле и т. д. И африканские студенты ее запомнили. Они рассказали моему папе, что живет в России такая потрясающей красоты женщина. И он приехал в Москву, и постучался в дверь к маме и сказал: «Здравствуйте, меня зовут Абдула Касим Ханг, я будущий президент Танзании, не хотели бы Вы выйти за меня замуж?» Моя мама отказалась. Но мой папа так просто не сдавался. Он год прожил в России, ну, так просто нельзя было прожить. Он поступил в Университет дружбы народов. А учитывая, что он поступил туда после Оксфорда в Англии, то, в общем, проблем не было, он хорошо учился, и через год они поженились.
С. КОРЗУН: Конечно, в Оксфорде марксистско-ленинскую философию хорошо преподавали. Это понятно. Поэтому проблем и не могло возникнуть. Может быть, вопросы неудобные, но какие есть. Мама обиду на папу сохранила, учитывая, что по истории в силу традиции мусульманской страны Танзании, у него было еще несколько жен впоследствии.
Е. ХАНГА: Об обиде надо спросить маму. Но мама догадывалась, конечно. Это одна из причин, по которым она отказалась поехать в Танзанию со мной. Потому что она очень образованная женщина, доктор наук, женщина свободная, вдруг поняла, что, уехав в Танзанию, она должна изменить образ жизни. И уже она не могла бы заниматься любимой работой и ходить, и делать там то, что она хочет. И главное, что если бы я родилась мальчиком, может быть, она еще и поехала бы, потому что…
С. КОРЗУН: Отец плохо отнесся к родившейся девочке?
Е. ХАНГА: Он был очень расстроен и даже не поехал в роддом меня забирать. Вообще мама была в очень тяжелом положении. Потому что в тот день, когда я родилась 1 мая, отец отказался ехать в роддом забирать, а моя бабушка, которая помчалась туда, упала, сломала руку. И мама не знала. Вот она лежала в роддоме и не понимала, почему никто не приходит помочь ей. А что касается обиды. Не знаю. Столько лет прошло.
С. КОРЗУН: А у Вас?
Е. ХАНГА: Нет. Ну, что Вы? Я поехала в Танзанию, я искала свои корни. Я в начале 1990-х поехала туда. Меня встретила женщина…
С. КОРЗУН: У Вас специальная стипендия от фонда Рокфеллера, да?
Е. ХАНГА: Совершенно верно. Я писала книжку «В поисках своих корней». И приехала в Дар-эс-Салам, и меня встретила женщина, удивительно похожая на мою маму. Я была потрясена. И она говорила: «Ой, моя дочка приехала, моя дочка приехала». А я говорю: «Да, ну, что Вы, какая дочка. Моя мама в Москве». Она сказала: «Нет. Если бы ты была в Танзании, я бы тебя выкормила, выносила, потому что я третья жена твоего отца». И удивительно, что обе жены очень похожи на мою маму. Что говорит о том, что у моего папы был очень хороший вкус. И я подружилась с этой женщиной. Я ее называла даже одно время «мама Ханга». Она повезла меня на Занзибар, на остров, где я встретила свою бабушку. Очень была трогательная встреча. Знаете, неловко это все рассказывать, потому что я так часто это говорила. Потому что я боюсь, что некоторые радиослушатели решат, что я вот как испорченная пластинка.
«Обе жены очень похожи на мою маму. Что говорит о том, что у моего папы был очень хороший вкус».
С. КОРЗУН: Вы упоминали об Анне Владимировне Дмитриевой. Давайте ее послушаем, чуть-чуть, кусочек.
[ЗАПИСЬ] А. ДМИТРИЕВА: Я думаю, что ей не повезло, потому что я очень рано закончила свою тренерскую работу. Потому что я больше сделала, чтоб довести ее до самых настоящих вершин. С моей точки зрения она была очень талантливой, она была мне предана, но делала все хорошо, только когда я от нее это просила. А как только я перестала просить, и у нее появился гораздо более опытный тренер. Я ее отдала к своему бывшему тренеру Нине Сергеевне Тепляковой, – она стала жить своей жизнью. А в спорте это невозможно.
Е. ХАНГА: Ой, у меня сейчас слезы польются.
С. КОРЗУН: Ага, вот почему успеха в теннисе не достигли. И мама теннисом занималась.
Е. ХАНГА: Понимаете, вот Анна Владимировна, она для меня была настолько всем, что я, начиная с первого класса, на всех дневниках писала «А. В.» – Анна Владимировна. Я ее, вот если скажу, боготворила, это все равно не будет тем словом. Это может быть только между тренером и учеником. Я даже сама не совсем понимала, как так могло получиться. Действительно Нина Сергеевна Теплякова очень опытный тренер была. Но мне настолько стал неинтересен теннис. Я уже играла так как-то уже…
С. КОРЗУН: Вот после Анны Владимировны?
Е. ХАНГА: Да, после Анны Владимировны уже все. Это было бессмысленно, я была обречена. Потому что если бы Анна Владимировна мне говорила: прыгни до Луны, я бы прыгнула легко. А играть, потому что надо, потому что надо выиграть это или то. Я сейчас не буду обсуждать, что мне там таланта не хватило. Ведь можно и без таланта, только на энтузиазме что-то сделать. Но мне кажется, что если бы Анна Владимировна была бы моим тренером, я могла бы абсолютно все сделать. И я помню, я включала телевизор. Она же ушла из тенниса в телеведущие. И я просто не могла заснуть в те дни, когда ее не было. Она была для меня просто счастьем.