Глава 3
Трое молча сидели в замызганной комнатенке, которую предоставил им начальник Хамовнического РЭУ, верный адепт движения. Молодой, прямой, как гвоздь, генерал в штатском пиджаке, который был на этих плечах чужим, нервный тридцатипятилетний интеллигент в вольном московском прикиде – джинсы, маечка под горло, клетчатая куртка-рубаха, и Игорь Тимофеевич Марков – при полном параде. Его сухое и острое лицо, лицо просто-таки Савонаролы, ничего не выражало. Это лицо ожидало и выжидало.
И дождалось: в молчании, изучив Игоря Тимофеевича пристальным командирским взглядом, генерал констатировал желудочным басом:
– С таким лицом – на костер за идею, а он – в бордель к жопникам.
Нервный интеллигент ногтем большого пальца провел по бумажному, заляпанному чернильными пятнами покрытию хилого письменного стола, сморщился, простонал сквозь зубы и мягко попросил генерала:
– Не надо так, Алексей Юрьевич.
– А как надо?! – рявкнул генерал.
– Не знаю, – беспомощно признался интеллигент.
– То-то! – неизвестно чему обрадовался генерал и спросил у Маркова: – Ты хоть от журналистского хвоста отрубился?
– С каких это пор вы со мной на «ты», Алексей Юрьевич? – высокомерно поинтересовался виновник торжества.
– С тех пор как увидел твой сладкий поцелуй с волосатым педрилой.
– Все, что случилось со мной, подлая и изощренная провокация! – наконец-то на повышенных нервных тонах сделал заявление возможный кандидат в президенты. – Это подстроено, и подстроено нашими врагами!
– Твоими, – поправил его генерал. – Так как насчет хвоста? Нам с Иваном очень бы не хотелось сегодня беседовать с журналистами.
– Нету никакого хвоста, уж поверьте профессионалу.
– И на том спасибо.
Замолчали. Первым не выдержал паузу Игорь Тимофеевич.
– Вы же знаете, что я не педераст!
– Откуда? – вяло полюбопытствовал генерал.
– Мы ведь много месяцев были вместе, постоянно сотрудничали, ежедневно лично общались…
– От близкого личного общения с тобой каждая нормальная мужская особь, подозреваю, может сделать как раз обратный вывод, – издевательски заметил генерал.
– О чем вы, о чем? – горестно взвыл интеллигент Иван. – Вы были нашим знаменем, Игорь Тимофеевич! Человек, в недрах КГБ боровшийся за справедливость, человек, пострадавший за это, человек, в годы перестройки разоблачавший беспринципность и двуличие власти, человек, все последующие годы твердо стоявший на позициях чести, достоинства и бескорыстия. Человек – знамя! И это знамя упало в грязь.
– И это знамя не следует поднимать из грязной лужи. Негигиенично как-то. Да и кто пойдет за грязным знаменем? – дополнил монолог хладнокровный генерал.
Вот и о главном. Марков с кривой понимающей улыбкой спросил:
– Чего вы от меня хотите?
Три канцелярских стола было в комнате. На каждого по столу. Генерал Алексей Юрьевич выпростался из-за своего и стал посреди помещения для того, чтобы вещать поубедительнее:
– Сегодня же ты сделаешь заявление в печати. Первый пункт – то, в чем ты безуспешно пытался убедить нас. Провокация там, враги всякие. Второй пункт. Скомпрометированный, ты (облыжно или по делу – неважно) в связи с тем, что не хочешь и не имеешь права бросить хоть какую-то тень на святое дело общенародного движения «Патриот», выходишь из него на время, которое может понадобиться для выяснения истины и полной твоей реабилитации. Всего два пункта, Игорек.
– Которыми я косвенно признаю свою вину, – продолжил за генерала ставший вдруг ироничным Марков. – А я не виноват.
Глаза генерала округлились в царском гневе. Он сделал два шага, уперся ладонями в стол, за которым сидел Марков, склонился над ним и спросил, задушевно спросил:
– Тебя что, в этот бордель за руки, за ноги насильно тянули?
Вскинулся и возможный кандидат в президенты. Секунд десять играли в гляделки. Первым понял идиотизм этой дуэли генерал. Он ухмыльнулся и заметил:
– Фильм ужасов «Испепеляющий взглядом». Никого-то ты не испепелишь, дорогое ты наше знамя.
– Я сделаю заявление в печати, – очень тихо сказал Марков. – Но уж, извините, не под вашу диктовку. Я полностью отрицаю какую-либо свою вину, и только. Вопрос же о моем пребывании в движении будете решать не вы, а исполнительный совет.
– Думаешь, за тебя заступятся? – искренне удивился генерал.
– Не думаю, а знаю. – Марков уже презирал и крутого генерала, и интеллигентного слюнтяя Ванюшу. – Вы слегка забылись, молодые люди, и запутались в табели о рангах. Вы – фигуры с плаката, на котором в обязательном порядке рядом со мной, лидером, должны быть доблестный воин и высоколобый интеллектуал. Но такие вы только на плакате. А на самом деле один – армейский дешевый остряк с закостеневшими мозгами комроты, а другой – посредственный спичрайтер. Я сделал вас своими заместителями для антуража. Неужели вы этого не можете понять? Трезвые функционеры «Патриота» твердо знают, кто является истинным мотором нашего движения. Я, один я обеспечиваю финансирование, а без финансовой поддержки «Патриот» развалится, как карточный домик.
– Высказался? – поинтересовался генерал.
– Высказался, – согласился Марков. – И в связи с этим считаю, что делать мне здесь больше нечего. До встречи завтра на исполнительном совете. Прошу не опаздывать.
И начал протискиваться между стеной и столом к выходу. Доблестный воин Алексей Юрьевич не сдержался, дал волю своему армейскому остроумию:
– Ты покойник. И у нас с Ваней только одна проблема: какие цветочки высадить на твоей скромной могилке.
Марков уже в дверях ехидно сообщил:
– Обожаю гиацинты.
И демонстративно захлопнул дверь.
Алексей Юрьевич присел не за стол, а на стол. Осведомился у высоколобого интеллектуала:
– Какова вероятность подобного расклада?
– Восьмидесятипроцентная, – вяло ответил интеллектуал.
– Значит, мы проиграли?
– Вероятнее всего.
– А тебя это вроде бы и не колышет?
– Уже не колышет, – с поправкой согласился Иван.
– По причине?
– Во время разговора с ним, Леша, я осознал полную безнадежность нашего положения.
– Это почему же? – возмутился генерал.
– Он – покойник. Ты верно сказал. Но не он один. Народное движение «Патриот» – тоже труп. Кто на определенном этапе погубил коммуняк? Самый главный радетель, Егор Лигачев. Всего лишь одной фразой: «Борис, ты не прав». Движение «Патриот» погубил простодушный мент, произнесший: «Какой ты патриот, если ты пидар!» Представь себе многотысячный митинг, на котором ты громыхающим басом начинаешь речь: «Наше народное движение “Патриот”»… И вдруг кто-то из толпы, а такой обязательно найдется, звонким ироническим тенорком: «Какой ты патриот, если ты пидар!» И все. Ты можешь говорить что угодно, как угодно, кому угодно – тебя не услышат.