Вы не вейтеся, черные кудри,
Над моею больной головой.
Я сегодня больной и бессильный,
Нету в сердце былого огня.
Алёна Васнецова. Май 1999
Горло перехватило так, что Алёна едва не задохнулась. Натужно, с хрипом вбирала воздух, но напрасно. Закружилась голова, и на миг почудилось, что она сейчас рухнет на пол рядом с Алимом, дернется в последней судороге, как только что дергался он, – и замрет, так же как он. А что, и полицейским очень удобно: когда они приедут, то найдут труп убийцы рядом с убитым.
Вдруг почудилось, будто темные губы Алима дрогнули. Да он издевается над ней даже мертвый! Сейчас приподнимет голову и скажет: «Случившееся на пути Аллаха! Как видишь, я жив, а ты, русская гуль[1], сдохнешь у меня на глазах, и я пальцем не шевельну, чтобы тебя спасти!»
Алёна ударила себя в грудь кулаком, потом еще раз. «О, Господи, Господи, спаси меня!» Заметалась, задергалась, пытаясь вытолкнуть эту жуткую пробку, которую загнал ей в горло ужас перед содеянным, – и вдруг почувствовала, как размыкается обруч, стиснувший легкие. Вздохнула раз и другой… Привалилась к стенке и ослабевшей рукой отерла со лба холодный пот.
Алим смотрел снизу мертвыми выкаченными глазами. Первым чувством была мгновенная вспышка торжества: все-таки сдох ты, ты, а я жива! Потом Алёна вспомнила, где она, что сделала и что ее теперь может ожидать, – и схватилась за голову, пытаясь собрать скачущие мысли.
Бежать, надо бежать! Ринулась к двери, и снова перед ней предстала картина, виденная десятки раз: нагромождение замков, которые невозможно открыть. Да, Алим мог ни о чем не беспокоиться, иногда оставляя ее одну в этой квартире: замки отпираются только ключами, с которыми он не расставался, окна не открыть и не выбить, а если даже это и удастся каким-то дьявольским русским способом, то прыгнуть с одиннадцатого этажа…
Алёна привычно вцепилась в не единожды проклятые ручки и рычаги замков и вдруг спохватилась: да что же это она? У нее теперь есть ключ! Правда, ключ лежит в кармане убитого ею человека, и его еще надо достать…
Вернулась к Алиму. Снова обморочно заколотилось сердце.
Стиснула зубы. Дура, дура! Возьми себя в руки! Раньше надо было падать в обморок, еще там, в Шереметьево, при посадке в самолет, когда почувствовала эту страшную тоску и ужас, но не нашла в себе сил отказаться от заманчивого предложения и вернуться домой. Или в аэропорту Аммана – когда увидела высокого красивого араба, который с восхищенной улыбкой приложил руку к груди. Ты ведь не поверила улыбке и жарким очам Алима, ты возненавидела его с первого взгляда, но успокаивала себя, что это всего-навсего встречающий, он отвезет тебя к господину Кейвану, и больше ты этого человека не увидишь… А сердце просто-таки разрывалось от страха, стучало как сумасшедшее: «Держись от него подальше!» Не послушалась… А чего бояться теперь? Разве ты не испила свою чашу до дна, не испытала самого страшного? Разве уже не прощалась с жизнью, выбирая разные способы самоубийства? И только одна мысль останавливала: бросят в какую-нибудь яму, даже не зароют, а засыплют негашеной известью, а то и вовсе сожгут, как сжигают дохлых собак и кошек, и никто никогда не узнает, где сгинула бесталанная русская девчонка…
Но можешь не сомневаться: если ты не выйдешь отсюда до возвращения Фейруз или прихода гостей, если будешь заламывать руки и задыхаться в истерике, именно этот финал жизни и ожидает тебя: арест, тюрьма – и яма с негашеной известью. «Господи! – Алёна уставилась в потолок. – Господи, не оставь меня! Укажи мне путь к спасению, и я…»
Она слабо покачала головой. Неужели права была тетя Катерина, и Господь всего лишь ведет ее непростой стезею к истине и той цели, которая единственная ей определена? Но даже сейчас не размыкаются губы дать роковую клятву…
«Господи, спаси меня сейчас, и я еще раз съезжу в Выксу, я попробую, я попытаюсь снова. Честное слово! И если ты подашь мне еще какой-нибудь знак…»
Ощутив прилив сил, Алёна скользнула ладонью в карман длинной белой хлопчатобумажной рубахи – галабеи, которую Алим всегда носил дома, хотя на улицу выходил только в европейской одежде. Вот они, ключи! Кинулась к двери. Как-то раз удалось подглядеть, что главный – вот этот желтый ключ со множеством выступов. Стоит повернуть его, и все остальные замки начинают слушаться.
Вставила в скважину, повернула. Как просто, оказывается, выбраться на волю: убить ненавистного человека, потом вытащить у него из кармана ключ, вставить этот ключ в замочную скважину и раз повернуть!
Послышался звук открываемых дверей лифта. Алёна отпрянула, вжалась в стену. Неужели гости уже пришли? Что делать, если сейчас кто-то позвонит? Отмолчаться, отсидеться? Но они ведь знают, что Алим должен быть дома. А если решат подождать? Если заподозрят неладное и вызовут полицию? Если это не гости, а Фейруз?
Открылась и закрылась дверь квартиры напротив. Алёна осторожно посмотрела в глазок. На площадке пусто. Ой, слава богу…
Ее трясло, зато мысли стали четче. Что же это она делает, неразумная? Куда собралась бежать – без гроша в кармане, без документов, в нелепой одежонке, а точнее – полуголая? Да ее же остановит полиция на первом перекрестке, а если даже удастся отыскать посольство, что она скажет? Заявит, что убила иорданского подданного Алима… как его там? И теперь просит мать-родину укрыть ее своим подолом? Но до кого ей сейчас вообще есть дело, этой самой матери-родине? Это ведь не голливудский боевик, в котором несчастная девица непременно будет спасена, а жизнь… жизнь русской рабыни в чужой стране. Еще немножко мужества… Алёна ведь знает, где сейф Алима. А если вот этот маленький плоский ключик, больше похожий на палочку, – ключ от сейфа? Конечно, может быть, ничего и не выйдет, но глупо ведь не попытаться поискать…
Она вбежала в спальню, небрежно сдвинула портрет покойного короля на стене.
Под портретом темнела крошечная скважина. Ключ подошел, квадратная плита выдвинулась, открыв неглубокий проем. Как все просто опять-таки! Но, в конце концов, Алим Кейван ведь не разведчик из ЦРУ, не какой-нибудь местный Джеймс Бонд, а обыкновенный сутенер. Поэтому в его простеньком сейфике лежат не сокровища Голконды, а пачка долларов и несколько документов, завернутых в полиэтилен.
У Алёны подогнулись ноги. Неужели это не мираж? Вот эта бордовая книжечка – ее иностранный паспорт! Схватила пакет, развернула дрожащими руками. Слезы набежали на глаза, когда увидела свою фотографию – глупое, доверчивое лицо с широко открытыми глазами, – когда прочла свое имя, начертанное нерусскими буквами: Aljona Vasnetzova. А ведь бывали жуткие минуты, когда мерещилось, будто у нее и впрямь осталась только эта вычурная «рабочая» кличка «Жасмин», Ясмин по-арабски. Ее зовут Алёна Васнецова, и паспорт подтверждает это… А теперь пора бежать!
Нет. Еще не все сделано. Без малейших колебаний Алёна выгребла из сейфа деньги, жалея только о том, что бумажек маловато. Впрочем, наберется около шести тысяч долларов – не так уж плохо. Подскочила к большому платяному шкафу, брезгливо переворошила кучу висящих там восточных тряпок. Вот, черное – это подойдет. И черный платок. И чадра! Сейчас Алёна с восторгом нахлобучила бы на себя даже паранджу, но чего нет – того нет. А вот и европейские платья – некоторым гостям нравилось, когда Ясмин была одета как белая женщина. Алёна торопливо переоделась в бермуды и футболку, схватила какой-то сарафанчик, льняной костюм, длинное шелковое платье в цветочках, кофту, что-то из белья. Сунула ноги в сандалии – ладно, перебьемся. Сволочь Алим демонстративно вышвырнул в мусоропровод все ее вещи, которые она так тщательно подбирала перед поездкой, советовалась с этой змеей подколодной Фаиной Павловной… «Если вернусь, за все с ней посчитаюсь!» – мстительно промелькнуло у Алёны в голове наболевшее.
О, вот что еще она забыла! Вернулась в спальню, подскочила к журнальному столику и схватила небольшой фотоальбом с видом сказочной Петры на обложке. Этот альбом – ее спасение. Если она все-таки попадется в руки полиции, у нее будет что предъявить для своего оправдания!
Поглядела на себя в зеркало. Все хорошо. Вполне почтенный вид, даже и не скажешь, что под этой приличной черной одеждой скрывается русская проститутка и убийца.
Нет, глаза. Ее выдают глаза! Метнулась к туалетному столику, схватила черный карандаш, жирно подвела веки. Теперь лучше. Часа через два сядет солнце, будет вообще отлично.
Алёна подошла к двери, глубоко вздохнув, методично один за другим открыла все шесть замков и вышла из квартиры, даже не оглянувшись на эту выстуженную кондиционером пещеру, где пробыла в плену нелюдей целых три месяца. И тем более не почтила она прощальным взглядом труп чудовища, валявшийся на полу.