Жизнь в Кастилии
Филипп снова не пришёл. Хуана спустилась в обеденный зал, в котором уже находились её отец Фердинанд II Арагонский и мать Изабелла I Кастильская. Отец, завидев дочь, радостно улыбнулся. Мать, окинув беглым взглядом комнату, спросила:
– Филипп снова не пришёл? – и тут же добавила: – Конечно, кто бы сомневался!
– Изабелла, – с укором посмотрел на неё Фердинанд.
Хуана глубоко и горько вздохнула.
Королевская семья ела молча, пока слуги не сменили основные блюда десертом.
– На твою коронацию будущий король соизволит явиться? – нарушив тишину, холодно спросила Изабелла.
– Да, мама, – Хуана не смогла поднять на мать глаз, которые были полны слёз: то ли от обидных вопросов, то ли от собственного бессилия.
– Оставь её в покое! – громко сказал Фердинанд.
Изабелла с немалым удивлением посмотрела на него, бросила столовые приборы в тарелку и, не дожидаясь десерта, встала.
Фердинанд тут же пожалел о своих словах. Он любил Изабеллу, и такое резкое и грубое замечание сделал ей, должно быть, впервые. По крайней мере, Хуана впервые слышала, как он повысил голос на мать.
– Прости, милая, – Фердинанд нежно накрыл своей ладонью руку дочери. Он очень хотел сказать ей что-то ещё. Но слова не шли, и он лишь с жалостью посмотрел на дочь, встал из-за стола и медленно направился к выходу.
Хуана осталась одна. Принесли десерт, который так и остался нетронутым.
Всё рушилось. Всё снова шло не так. Мать ненавидела Филиппа за его недостойное поведение. В Кастилии его видели в каждой таверне. Уходил он оттуда под утро пьяный, а потом заявлялся во дворец и сидел под закрытыми дверьми собственной спальни.
– Это моя спальня, дорогуша, – говорил он, допивая ром из бутылки, которую принёс с собой, – открой сейчас же эту чёртову дверь!
Но Хуана не открывала и лишь отчаянно плакала, сидя одна в тёмной холодной комнате.
Так повторялось каждую ночь. Утром Филипп спал, а днём заявлялся к жене, словно побитая собака, стыдливо смотря в пол.
– Мне так тяжело, – говорил Филипп, – я устал, разве ты не видишь, как сильно я устал? Вспомни, как счастливы мы были в своём дворце в Бургундии! Твоя мать сводит меня с ума. Она изводит меня, она ненавидит меня. Недалёк тот день, когда она подсыплет мне яда в еду! Я не намерен больше терпеть эти унижения. После коронации мы возвращаемся в Бургундию. Выбирай: либо я, либо твоя мать.
С этими словами он выходил из комнаты, оставляя жену наедине с тяжёлыми мыслями.
Так повторялось изо дня в день: мать и зять вели необъявленную войну, в которой Фердинанд занял нейтральную позицию, лишь взглядом сочувствуя дочери и мысленно подсчитывая дни до её коронации – ожидая, что после коронации это безумие кончится.