В Принзенхофе
На Хуане было шёлковое платье тёмно-синего цвета, с золотой шнуровкой на корсете и таким же золотым поясом на талии. Прошла всего неделя, как они с Филиппом прибыли в Бургундию, и герцогиня была безмерно рада возвращению в Принзенхоф. Она чувствовала себя умиротворённой, а всё свободное время посвящала прогулкам с подрастающей Элеонорой и играм с маленьким Карлом. Дети были её счастьем, которое, наконец, поселилось в этом доме.
Любовь к мужу переросла в стабильность, а дворцовые празднества – в обязанность. Хуана сделала ещё несколько попыток пробудить чувства к Филиппу, но боль от равнодушия мужа, которую она терпела последние годы, непрестанно гасила былую страсть. А постоянные визиты зарубежных послов к будущей королеве, позволяли Хуане забыть о том, что ещё один вечер она проведёт в одиночестве.
Филипп осторожно, почти всегда шёпотом, спрашивал жену о её послеобеденных планах и каждый раз получал один и тот же ответ:
– Я чувствую себя уставшей. Лягу спать пораньше. Эти вечные визиты и дождливое небо плохо на меня действуют.
Филипп молча и разочарованно кивал, желал жене спокойной ночи и выходил из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Жизнь во дворце стала такой неспешной, что слуги начали ходить на цыпочках и разговаривать шёпотом. Теперь лишь на королевской кухне можно было услышать громкие голоса: вечерами там собиралась вся дворцовая прислуга. Они вспоминали времена, когда герцог устраивал им очередную всклочку, явившись в дурном настроении и нетрезвом виде.
– Славное было время! – подняв обе ладони кверху, говорил старый повар.
– Чем же оно было славное? – удивлялся поварёнок, которому только исполнилось двенадцать лет. – Разъярённый герцог, неспокойная герцогиня. А эти вечные балы: работаешь на них без продыху. Говорят, что блюда повозками в зал завозили! И ведь хоть бы кто «спасибо» сказал!
– Это тебе, что ли, герцог «спасибо» сказать должен? – отвечал ему старый повар. – Ох, времена! Вырастили новое поколение на свою голову! Вернее, не на голову, а на шею: сядут, ножками болтают, и ещё «спасибо» им скажи! Почём тебе знать те времена? О том, что ты родишься, тогда даже мать твоя не знала!
– Оставь юнца в покое, Герберт, – сказала жена повара и стукнула мужа деревянной ложкой по голове. – Живём тихо, и слава богу. Пусть хранит святая Мария эту тишину. Кто знает, как надолго мы предоставлены сами себе.
И она, перекрестившись, стала негромко читать молитву своей святой покровительнице Марии.