Глава 3
Школа имени ДГ
Так получилось, что Т-образная двухэтажная школа №13 имени Джузеппе Гарибальди, или как её называли попросту школа ДГ, была построена на отшибе Безславинска почти полвека тому назад. Конечно же, здание находилось не в аварийном состоянии и было не настолько ветхим, чтобы развалиться от сильного майского грома или пулеметного обстрела, но капитального ремонта требовало однозначно. Хотя это было не важно, поскольку школу любили, любили по-настоящему, несмотря на её убогий внешний вид, бедность, несовременность, даже несмотря на то, что подобные провинциальные школы чаще всего критикуются за низкое качество обучения.
Школа была замечательная и всегда славилась, если можно так выразиться, человечной обстановкой! Да и как было не любить эту школу? Ведь её строили всем миром, всей округой, как часто в те времена бывало, после уроков, после работы, в выходные дни – все дружно клали кирпичи, с песнями вставляли косяки (в те времена под этим подразумевалась установка дверных проёмов, а не то, над чем может приколоться продвинутый читатель), с шутками мастерили мебель. Понимали: строят для себя, для своих детей и внуков. А после целыми поколениями учились у одних и тех же учителей. Лишь одно обстоятельство по-прежнему оставалось загадкой для местных жителей: почему местная Безславинская школа носила имя Гарибальди Джузеппе? Кому в голову в далёкие советские времена пришла эта мысль – присвоить школе №13 имя итальянца? Может быть, самому Джузеппе? Или его потомкам? Или тому, кто видел в безславинцах глубоко запрятанный бунтарский дух и желал таким образом посадить семя борьбы за независимость в почву векового раздора? До сей поры это остаётся загадкой для всех безславинцев.
Конечно же, жители Безславинска знали о подвигах народного героя Италии, одного из вождей национально-освободительного движения, родившегося в 1807 году и, как любят говаривать в Англии про самый печальный день в жизни любого человека, «присоединившегося к большинству» в 1882 году. Им, безславинцам, также было доподлинно известно, что бунтарь Гарибальди не имел никакого, даже косвенного отношения к строительству их любимой школы, да и вообще к самому городишке Безславинску!
«У нас и своих бунтарей хватает! Хоть отбавляй!».
Однажды директор школы нарыл информацию, что в России, в городе Таганроге, имеется даже памятник этому герою Италии, который был установлен в память о его недельном пребывании в Таганроге в 1833 году. Именно тогда, 8 апреля 1833 года, шхуна «Клоринда» с грузом апельсинов зашла в Таганрогский порт. На её борту был тогда ещё совсем молодой Джузеппе… После этой информации жители Безславинска относительно спокойно вздохнули, но, посудите сами, уважаемый читатель, понять их недоумение можно: ведь сколько собственных героев взрастил Безславинск за время своего существования, даже сама средняя общеобразовательная школа №13 славилась учениками-спортсменами, особенно боксёрами. Учителями славилась, один военрук чего стоил! Во время Великой Отечественной войны он был легендарным лётчиком-истребителем – героем Советского Союза! А тут, понимаешь, какой-то двадцатишестилетний Джузеппе…
С другой стороны, радуйтесь, жители Безславинска, что школа №13 не была официально переименована в честь главного героя американского фильма ужасов «Пятница 13» Джейсона Вурхиза – кровожадного маньяка в хоккейной маске, вооруженного мачете.
Когда поздней весной на заброшенный местечковый аэродром соседнего городишки в новенькой черной форме без каких-либо знаков отличия высадился десант карателей и началась атака Безславинска бэтээрами, тогда войскам нацгвардии Украины, на тот момент уже три раза входившим на окраины города, но постоянно отступавшим назад, удалось разбомбить много домов и школу.
Один из снарядов попал в крышу здания, пробив кровлю, и разорвался в актовом зале второго этажа, в котором всего за несколько минут до этого преподаватели с учениками закончили подготовку к выпускному вечеру. Раздался жуткий взрыв, все вокруг сразу окутало пылью, посыпались стекла, педагоги и дети кинулись в подвал. По наружным стенам не раз прошлись пулеметной очередью с бэтээра. Другой снаряд разнёс класс физики и химии, вспыхнули реактивы. У входных дверей дежурили вооруженные казаки-ополченцы, которые быстро заняли оборонительную позицию внутри школы у окон первого этажа.
Тот казак, что был с черной бородой-лопатой, припал на колено и повел стволом. Его нахмуренные смоляные брови, красивое загорелое лицо, искаженное злобой, стало целью для десантника-карателя, который нажал на спуск. Бородатый казак взмахнул руками, откинулся назад, упал навзничь с пулевым отверстием у переносицы.
Второй ополченец отстреливался ещё пару минут, пока в окно не влетела осколочная граната дистанционного действия. Последнее, что он успел почувствовать, был огненный ливень, обдавший всю его спину и правый бок.
Подоспевший отряд казаков отбил школу, отбросил в поля отряд карателей, помог затушить пылавшие классы и библиотеку. Чудом спасли любимую школу от изуверского нападения.
Хотя из многих сгоревших книг были и такие, которым огонь пошёл лишь на пользу. Например, учебник по истории Украины для пятого класса, где в разделе о первобытнообщинном строе сказано: «В то время как другие народы охотились на мамонтов и жили в пещерах, украинцы жили в аккуратных двухэтажных домиках»…
Отступая, на территории школьного двора каратели оставили в брошенном автомобиле своих двух тяжелораненых солдат, умышленно заминировав их тела и корпус авто большим количеством взрывчатки. Когда казаки попытались вытащить из останков машины украинских бойцов, прогремел тяжёлый, содрогнувший землю взрыв. Скелет машины разорвало на части, подбросило, осколки хаотично разлетелись по сторонам, убив и изувечив нескольких казаков. Страшное зрелище предстало тогда взору десятков учеников – в школьном дворе были разбросаны изуродованные раненные, дымящиеся трупы и фрагменты человеческих тел.
Именно после этих мрачных событий молодежь, а затем и вся округа так «юмористически» окрестила это учебное заведение в честь главного героя фильма ужасов «Пятница 13» Джейсона Вурхиза. Оно и впрямь напоминало заброшенный дом из американского триллера со своими заколоченными окнами, выгоревшей библиотекой и некоторыми классами.
На левой от входа стене кто-то из горожан написал белой краской: «Кто победит в борьбе за Украину: Евро-майданский Союз или Россия?»
Одним словом, нелегко стало школьникам всей Украины. Одних обстреливают снарядами, других по указу премьера-министра Украины пичкают уроками информационной войны: не могут рыть окопы – так пусть слушают идеологические бредни и превращаются в агрессоров!
Вот и теперь директор школы, очень грузный мужчина пенсионного возраста с огромными кустистыми бровями и низким лбом, придававшем ему необычайно угрюмый вид, сидел на стуле в помещении небольшого холла около раздевалки и, предположительно, думал о возможности переименования школы, хотя переименовать следовало его самого. Ведь звали директора Изиль Лелюдович Огрызко. Расшифровка имени и отчества была проста: Изиль – исполняй заветы Ильича, Лелюд – Ленин любит детей. Слишком уж дед и отец нынешнего директора школы верили в светлое коммунистическое будущее. Ну а фамилию его даже и расшифровывать не приходится, настолько она самодостаточна.
Своим гигантским носом, обворожительной улыбкой и чрезмерной полнотой директор был похож на известного французского киноактера Жерара Депардье. Зная это, он даже прическу носил такую же, отрастив жидкие седые волосы по плечи.
Должность директора досталась Изилю Лелюдовичу, бывшему завучу, совсем недавно – прошлогодней осенью, когда прежний директор уехал на семинар в Киев и по неизвестным причинам обратно не вернулся.
Рядом с задумавшимся Изилем Лелюдовичем стояла его жена, Лана Дмитрина, только что присоединившаяся к готовившейся церемонии поощрения выпускников и много лет назад отказавшаяся брать «такую паскудную фамилию» мужа.
Кроме того, она была крайне сексуально неудовлетворенной. Достаточно было окинуть взглядом ее мужа, «Жерара Депардье», её саму, бывшую балерину борцовского телосложения, оценить их «трогательные» отношения – и всё становилось ясным. Секс, Изиль Лелюдович и Лана Дмитрина были сторонами треугольника, разбросанными по галактике в неизвестном направлении, и для воссоединения этих сторон уже давно не было никакой возможности.
Окружала их группа разновозрастных учеников, состоявшая из сорока или чуть более подростков.
– И особенно, – опомнившись, начал взволнованно директор школы, – я бы хотел отметить вашего отважного иностранного соученика, который проучился с вами совсем недолго. Спасибо тебе, МарТин! Большое спасибо за разрисованную стену нашей школы.
Заговорил Изиль Лелюдович без особого ораторского жара. Но каждое его слово, казалось, было давно и заботливо им выращено, обдумано. Потому ложилось оно в души ребят глубоко и запоминалось надолго.
– Столько краски дорогой напрасно перевели… – негромко вставила Лана Дмитрина. Ей хотелось тоже «поблагодарить» МарТина, только, может быть, другими, не такими гладкими и умными словами.
– М-да, – согласился Изиль Лелюдович, – Ну да ладно теперь.
Кто-то подтолкнул МарТина в спину, и он вышел в центр холла, оказавшись ровно в пяти шагах от директорского стула.
МарТин… Странный юноша, непохожий на всех, толком не понимающий по-русски и тем более по-украински. Черные волосы на его голове были забавно взъерошены, как прическа его любимого мультипликационного героя Барта Симпсона.
МарТин… Он стоял и широко, и искренне улыбался, приподымаясь на мыски, стараясь скрыть свой маленький рост. Но у него это плохо получалось, совсем уж наивно. Слабые мышцы и словно разболтанные суставы не слушались своего хозяина. Косой разрез глаз, маленькие рот и нос, поперечная ладонная складка и немного плоская форма головы делали МарТина и правда похожим на инопланетянина.
У МарТина был синдром Дауна.
В руках он держал англо-русский и русско-английский словарик – вечный свой спутник, подаренный любимой мамой, по которой МарТин так часто скучал.
Немного покачавшись на мысках, МарТин радостно обратился на своём родном языке к долговязому Шарипу Ахмедовичу – учителю английского:
– Шэрьеп Ахметоч, я и ещё могу разрисовать! Только скажите! Будет красиво!
Кто-то из грамотных учеников, опередив Шарипа Ахмедовича, выкрикнул:
– Он еще может намалюкать!
Изиль Лелюдович скрипнул лошадиными челюстями, почесал шею, внимательно посмотрел на МарТина, затем отрезал:
– Нет-нет! Не трэбо! Нам хватит и этого зарубежного творчества. Так… о чем это я? А! Вот тебе и подарок, – директор подмигнул Лане Дмитрине и, неуклюже протянув руку, взял со стола видеокамеру, после продолжил: – Видеокамера, так сказать! И не просто подарок, а некий инструмент для нового творческого задания. К нам в Безславинск через три дня приезжают журналисты с иностранного телевидения. Сними маленький фильм, МарТин, типа репортажа о мирных людях, пострадавших во время перестрелок, сними для… – здесь он задумался, загибая пальцы на левой руке, словно что-то считая. – Вот! Вспомнил – «Рашша Тудэй» называется, а через пару недель его покажут по английскому телевидению… Прославишься, заработаешь деньжат, сделаешь маме подарок, а ещё слетаешь на родину в Лондон…
Шарип Ахмедович старался переводить слово в слово, к слову, его знания английского языка заметно улучшились после появления МарТина в Безславинске.
Причиной обсуждения было незамысловатое панно на стене. Панно создавалась с привлечением различной техники: были здесь и нити, и краски, и кусочки разноцветной бумаги, ставшие воплощением индивидуального видения МарТина. В центре композиции на фоне российской деревни был изображен стойкий оловянный солдатик, держащий за руку танцовщицу. Лицо у героя сказки Ганса Христиана Андерсена было схоже с лицом самого МарТина.
– Ну, Монголу подфартило… – брякнул чей-то голос из кучки учеников, и прямо вдогонку кто-то из той же кучки добавил:
– Дырку над тобой в небе!
– Так! А ну-ка там, потише! – приструнила Лана Дмитрина.
– И ещё, дети, радостная новость: около полусотни солдат Национальной гвардии Украины, принимавших участие в атаке нашего города, отказались дальше сражаться в знак протеста против проведения силовой операции! Война скоро закончится! – резюмировал своё выступление Изиль Лелюдович.
– Внимание сюда, – обратился к ученикам Шарип Ахмедович, – скажите своим родителям, чтобы они обязательно заклеивали окна скотчем крест-накрест: если всё-таки и выбьет стекла, не будет мелких осколков! А сейчас идите по домам группами.
Ученики начали расходиться, Лана Дмитрина шепнула что-то на ухо учителю английского, и тот смущенно улыбнулся. Кроме пристрастия к алкоголю и лицемерию, физрук Верходурова имела ещё один недостаток – врать для неё было так же просто, как дышать! Вот и теперь, обманув мужа и коллег, присвоив себе деньги от махинации с видеокамерой, Лана Дмитрина чувствовала великий душевный подъем. А тут ещё и свадьба на носу! Гулянка!
– Да! МарТин! – воскликнул директор, будто забыл сказать самое главное, – Когда будешь снимать свой репортаж, не вздумай лезть под пули. Только про мирное население!
МарТин, получив видеокамеру, кинулся по коридору к лестнице, взлетел на второй этаж и завалился в миниатюрный спортзал. Часто дыша, он нажал на красную кнопку, и камера заработала, пошла запись. Первая, кто попала в его объектив, была Анна, его одноклассница, девушка с разноцветными глазами. Ах, сколько шарма придавали Анне её левый зелёный глаз и правый голубой! Бывало, стрельнёт ими в кого-нибудь – и пиши пропало.
МарТин звал её на свой английский манер – Энни, что ей лично не нравилось, поскольку она с детства представлялась всем не как Аня, Анечка или Анюта, а именно Анна. Так звали великую, легендарную русскую балерину Анну Павлову, которую все знатоки балета запомнили как ожившее вдохновение или как танцующий бриллиант. И наша героиня, подражая самоотверженному служению искусству Павловой, хотела быть русской Анной, а не заморской Энни. Хотя, что поделаешь с этим чудаком МарТином, который и по-английски-то говорит смешно, с ошибками, порой произнося самые обычные слова так, что замучаешься их угадывать. Поэтому Анна сделала исключение для иностранного одноклассника и без обиняков откликалась на Энни.
Девушка заканчивала каждодневные упражнения у шведской стенки под ритмичную музыку Селены Гомез. Песня звучала из портативных колонок, присоединенных к ноутбуку. Её виртуальным педагогом был москвич-хореограф, проводивший индивидуальные занятия через Интернет с использованием всемирно известной программы Skype. И, несмотря на то, что стаж работы московского педагога составлял двадцать лет, его практика преподавания с использованием интернет-видеосвязи находилась на начальной стадии, а потому он очень старался, и у него это весьма неплохо получалось. Причем за эти уроки он не брал со старательной девушки из Безславинска никакой платы.
Благодаря усердным стараниям москвича, Анна в последнее время много и упорно тренировалась: слишком высоки были требования к поступающим в Академию танца Санкт-Петербурга. Анна во что бы то ни стало хотела учиться в Академии, ведь танец превратился в смысл её жизни. Во время занятий она полностью погружалась в атмосферу танца, забывала обо всех проблемах, обо всём негативе, оставляя в душе только свет, движение и музыку.
Краем зеленого глаза Анна увидела МарТина, но не обратила на него должного внимания и продолжала, двигая телом, тихо подпевать:
I, I love you like a love song, baby
And I keep hittin’ repeat-peat-peat-peat-peat-peat…
МарТин же, напротив, смотрел на девушку, но видел только ее большие глаза. Порою они исчезали во время очередного поворота головы, но он снова и снова ловил их взгляд при первой возможности. В плохо освещенном зале они казались ему больше и темнее, а прекрасное лицо – бледней и тоньше.
Первая любовь сделала неискушенного, застенчивого парня еще более робким: он ни за что не отважился бы сказать Анне о своей тайне и лишь только смотрел и смотрел на нее. Но Анна и без слов понимала, что творится в сердце МарТина. И было бы неправдой сказать, что ей это нравилось. Иногда девушку это даже раздражало.
МарТин, улыбаясь, подошёл ещё ближе к Анне, которая неожиданно и даже немного резко спросила по-английски:
– Что тебе нужно? И не надо меня снимать на камеру!
– Мне от школы подарили эту камеру и дали задание снять репортаж о военных событиях в нашем городке, ну и вообще…
Анна на секунду задумалась и, не останавливая разминку, продолжила,
– Причем здесь я?
– Ведь ты же часть жизни и событий, – и совсем тихо добавил: – часть моей жизни.
Анна говорила по-английски весьма бегло, в отличие не только от всех своих сверстников, но и многих жителей Безславинска. Низкий тому поклон вышеупомянутому Skype, поскольку именно через Интернет два года назад она нашла себе единомышленницу из Брёкелена (самое населённое боро Нью-Йорка), которая взамен на уроки русского языка учила нашу героиню английскому.
Анна замерла, внимательно посмотрела на МарТина и, как ей самой показалось, в голове у неё родилась «бредовая» идея:
– МарТин, приходи сегодня вечером на свадьбу к Вике с Генкой. Снимать жениха с невестой! Come on, Martin!
МарТин почувствовал, как задрожала камера в руках, от нахлынувшего волнения, как застучало сердце. «Энни зовёт меня!»
Анна засмеялась, закрыла крышку ноутбука и выбежала из зала, а МарТин выключил камеру, прижал её к груди и прошептал:
– Я такой счастливый!
К слову, танцовщица на панно была так сильно похожа на Анну, будто та позировала МарТину во время его работы.
Последние месяцы он все чаще и чаще думал об Анне, каждую ночь видел ее во сне – тонкую, гибкую, с жаркими губами, подобными спелой вишне. МарТин просыпался и подолгу не мог заснуть, вспоминал её глаза, голос, милый грудной смех.
Целые дни, когда МарТин не видел Анны, её образ не покидал его, неожиданно возникая то из кустов цветущей сирени, то на кипенно-белой рубашке берёз, то в компании старшеклассников.
А вечером, снова сидя с дедом и бабушкой перед телевизором в уютной хате-мазанке, МарТин подолгу глядел на экран… Приподняв руки, Анна поправляла темно-ореховые волосы, игриво смотрела на мир своими разноцветными глазами и беззвучно смеялась…
Анна зашла в класс русского языка и литературы, который по совместительству был классом пения. У школьной доски, над которой по центру висели пожелтевшие от времени традиционные портреты Н. В. Гоголя, А. С. Пушкина, Т. Г. Шевченко (портрет великого и, наверное кто-нибудь другой написал бы в этом месте: «одновременно с тем „нетрадиционного“ П. И. Чайковского», но я этого делать не стану, а просто сообщу, что портрет Петра Ильича по иронии судьбы-злодейки притулился с правого края от всех остальных и висел как-то криво), стоял учительский стол с наваленной на него кучей тетрадок и учебников. Рядом с окном пристроилось чёрное пианино, за которым сидела бабушка Анны – Александра Петровна. Статная красивая женщина в облегающем зеленом платье выглядела гораздо моложе своего пенсионного возраста. Ухоженными пальцами с красивым маникюром она играла гаммы, а рядом с пианино, плотно прижав согнутые в локтях руки к округлым бокам, стояла смешная упитанная девушка. Толстуха – по-другому её и не назовёшь – «пела» низким голосом.
– Пой кругло и тяни на задницу! – учила Александра Петровна, – А теперь фальцет, хватит басить! Пой, Дуняша, как будто ты блюёшь! Развивай слух и память, в конце-то концов!
Назвать заунывное мычание пением было сложно, ведь Дуняша была не просто кривая толстуха, но ещё и немая с детства. Своеобразным пением занималась она у Александры Петровны по настоятельному и беспрекословному желанию её старшей сестры – прокурорши Ромаковой. Та считала, что во время пения человек задействует иную область мозга, чем во время речи, а значит – пение может помочь Дуняше, перенесшей глубокую душевную травму, восстановить и речь, и мозговую деятельность.
На странице блокнота – вечном своём спутнике, Дуняша быстро и коряво написала:
«Как это, Александра Петровна? Вот так что ли?»
И сразу же выдала следующий звук:
– Уээээ…
– Как будто, а не реально! Господи! Рот шире! Натягивай, чтобы зубы были видны! Челюсть вниз! Не бойся, не поджимайся!
Анна постучала о косяк двери костяшкой пальца, а Александра Петровна, испугавшись, что её «спалили», загасила сигарету прямо о собственную ладонь. Увидев в дверях родную внучку, выдохнула, успокоилась. Анна подошла к бабушке, повисла на шее, упрекнула:
– Ты же обещала во время уроков не курить…
– Тут с этими оглоедами не то что закуришь, а горькую пить с утра до ночи будешь. Пять минут перерыв, – указала она на стрелку наручных часов упитанной ученице.
– Бабуля, моя любимая!
– Что, лиса? Опять будешь цыганить?
– Бабулечка, сегодня я иду на свадьбу к Генке и Вике! Помнишь?
Александра Петровна встала, деловито подошла к учительскому столу, села в офисное кожаное кресло с протёртыми подлокотниками – один из немногих подарков от спонсоров – и молча принялась перебирать тетрадки. Да-да, она преподавала литературу, русский язык и пение «по совместительству». Не для одной тысячи безславинцев Александра Петровна стала «учительницей первой моей». На её уроках было слышно, как муха пролетит: ее боялись, любили, уважали, в общем – обожали! Она никогда не повышала голос, и даже если кто-то не был готов к уроку, она, чуть прикрыв глаза и иронически улыбаясь, пронзительно смотрела на провинившегося и говорила: «Эх, деточка, и кому только такое счастье необразованное в будущем достанется…»
Александра Петровна была настоящим педагогом, умела найти подход к каждому ученику – она не просто вела уроки, она прививала любовь к русскому языку и литературе, к музыке, наконец, к самой Родине. Вот только личная жизнь её не сложилась: рано потеряла мужа – он, будучи офицером советской армии, геройски погиб в Афганистане при исполнении интернационального долга. Одна растила дочь, одна растила внучку…
– Александра Петровна! Баба Шура! Что затаилась?
Тем временем упитанная ученица достала из сумки пачку печенья, зашуршала оберточной бумагой и принялась наворачивать за обе щеки. Александра Петровна встрепенулась:
– Конечно, помню, а ещё я помню, что сейчас идёт самая настоящая война! И эти ироды свадьбу придумали играть! – покосившись на кривую Дуняшу, перешла на шепот, – Такое впечатление, что эта прокурорша Ромакова издевается над нами…
– Перестань! Ты преувеличиваешь – про войну, прокуроршу и иродов.
– Забыла, как позавчера мы у соседей всю ночь в погребе просидели? Какой страшный был артобстрел!
– Ну пожалуйста! Бабэля, жизнь-то продолжается! А если начнут стрелять – спрячемся в подвале у Генки. В их подвале и поживиться чем-нибудь можно, – шутила Анна, изображая вампирчика.
«Господи! Защити Ты её Христа ради! Я уже не в силах что-либо изменить», – подумала Александра Петровна и добавила:
– Почему ты у меня такая непослушная и неблагодарная?
– Баба Шура, прежде чем ругать – похвали!
– Ладно… Бог с тобой! Оденься поприличнее, а не как обычно…
– Когда вернусь – не знаю, может, даже утром.
– Мне не нравится эта идея про ночевку по двум причинам: во-первых, я не хочу, чтобы ты была до утра в этой, – переходя на шёпот и косясь на Дуняшу, – подозрительной компании – вдруг начнут бомбить, куда вы там все денетесь? Сто человек в подвальчик заберется? И, во-вторых, – она взяла паузу, – ведь завтра же возвращается твой отец, с которым ты так давно не виделась…
– Бабэля, всё будет хорошо! Я тебе обещаю! А подвал у прокурорши огромный! Туда при желании весь Донбасс поместится! Правда, Дуняша?
– Эээээ… ммммм… – закивала та в ответ, кроша на пол печеньем.
Не хотела говорить Анна своей бабушке истинной причины её неистового желания попасть на свадьбу к сынку прокурорши, а причина на то была, но об этом чуть-чуть позже…
Несмотря на то, что Анна росла спокойным и молчаливым ребёнком, Александру Петровну смущала быстрота, с какой внучка её входила в самостоятельную вольную жизнь. Что и говорить, девушка умна не по годам, ладная, даже больше – красавица, с характером, но ум её был не по душе ей. Порой не понять было, откуда ветер дует под её крылья, поднимая всё выше. Высота та не во внешней привлекательности, а во властной уверенности, с которой Анна идёт к своей цели – стать известной балериной, причём не на родине, а в далёком зарубежье, в Америке. Случись с другой горе великое (в шесть лет внучка Александры Петровны трагически и навсегда лишилась матери, надолго потеряла отца), руки бы опустила, замкнулась. А Анна перенесла эту беду как взрослая, с пониманием.
Когда упитанная ученица, эдакая весёлая хрюшка, тихонько закашляла, стряхивая крошки от печенья с юбки, Александра Петровна очнулась от своих мыслей и продолжила занятие по сольфеджио для немых.