Глава 3
Россия. Сибирь. 1947 год.
Натужно урча мотором, машина остановилась у одноэтажного, деревянного с обледенелыми окнами, строения. Районное отделение милиции.
В груди его до сих пор всё клокотало. Ну, как? Как так? Он, Захар, попался как последний, желторотый пацан? Подёргал связанными за спиной кистями рук. Не слушались. Онемели от холода.
– Вперёд! – Конвоир, тыча прикладом автомата в спину, открыл дверь ногой. Из помещения повалил пар. Вошли в узкий коридор. По обеим сторонам несколько дверей. Деревянные, некрашеные. Запертые кабинеты. Кажется, опять фортуна улыбнулась ему. Посмотрим!
– Стоять! – Захар остановился, стал ждать.
– Сюда давай! – Овчинный полушубок в очередной раз смягчил удар в спину.
– Ну?! Что, сволочь? Допрыгался?!
Встретил следователь-майор, развалившись на стуле. Маленькие глазки на красном обрюзгшем лице смотрят враждебно и насмешливо. Металлические пуговицы едва сдерживают растянутый китель на пухлом животе. Плеснул водки в гранёный стакан, из бутылки, взятой под столом. Захар дёрнул широким плечом. Конвоир подскочил, вскинул автомат наизготовку.
– Ничего! – воскликнул самодовольно майор, махнув небрежно рукой. Вышел из – за стола. Подошёл к Захару, стрельнул глазками, вскинув красное лицо. – Куда он денется?! – Сунул руки в карманы. Взглянул снизу вверх. – Убить тебя мало!
Вернулся за письменный стол. – Вон, сколько всего! – Резко дёрнул за картон уголовного дела. – И что прикажешь, жучара, с тобой делать?! – Задумчиво. – Может в расход пустить? При попытке к бегству?
Сурово взглянул. – Что ж ты, мерзавец, столько душ невинных загубил? Детей? Я б тебя вот этими руками! – Сжал пухлые пальцы в кулак. Отошёл. Небрежно кивнул на табурет. – Присаживайся! Разбираться будем! – перебросил несколько листов в папке. – Каяться будешь? – Сокрушённо махнул рукой. – Да, какой там… Вышка тебе светит!
Захар присел у стола. Опустил голову, нарочито, будто каясь, уставился в пол. В то время, пока следователь продолжал изобличительную тираду, незаметно оценил обстановку. Судя по всему, кроме конвоира и этого, заплывшего жиром, майора, в отделении, – никого. Захар, как никто другой, знал, что творится в округе. Сутками сотрудники милиции охотились на таких, как он. Вероятно, остальные из этого отделения также были на задании.
Связанные руки согрелись. Он их чувствовал. Осторожно, незаметным движением стал проворачивать. Верёвочные путы слабели с каждой секундой, тем паче, силой бог его не обидел. Краем глаза взглянул на конвоира. Молоденький. Бледные, тонкие кисти сжимают автомат. В широком вороте гимнастёрки, – тонкая, совсем мальчишечья шея… Интересно, как близко находится оружие майора? Кобуру расстегнуть не успеет.
В небольшом кабинете полутёмно. Керосиновая лампа, – единственный источник света, скупо освещает стол «начальника», чуть – пол и стены. Захар энергичнее стал вращать сильными руками. Освободился. Боковым зрением глянул на майора. Тот заметно расслабился. Щурясь, рассматривая знаменитого бандита, впал в приятную задумчивость. Такие «птицы», как Захар, попадались крайне редко! Вот это удача! Очередное звание, повышение в должности, возможно, решится, наконец, вопрос о его переводе из этой дыры…
Захар, опустив голову, всем видом демонстрировал раскаяние. Руки уже свободны. Решение созрело мгновенно. Тысячная доля секунды. Один прыжок, – он закрывается конвоиром, приставив к его голове, автомат.
– Тихо! Тихо! – смертельно побледнев, поднимает руки следователь.
– Оружие! Быстро! Ну! Иначе пристрелю! Знаешь! Терять мне нечего!
Майор кладёт пистолет на стол.
– Есть в отделении кто-нибудь? Кроме вас?! – спросил для убедительности.
– Никого! – испуганно произносит майор, разводя пухлыми руками.
– Телефон!!!
– Что, телефон? – парализованный страхом, переспрашивает тот.
– Режь провод! Не то, – башку твою отрежу! Решай, начальник! Ну! Быстро!
Оттолкнув конвоира к столу следователя, щёлкнул затвором автомата. Прозвучала короткая очередь. В довершении, – выстрелил из пистолета одному и другому в голову.
Выходя, оглянулся. Все стены, противоположно двери, забрызганы кровью. Хмыкнул, удовлетворённый. Сплюнул себе под ноги. Не спеша, вышел на улицу.
Холодный, голубоватый свет луны падал на белую землю. Воздух звенел от мороза. Свобода! Под ногами скрипел девственно чистый, недавно выпавший белый снег. Руки всё дрожат. Не от холода, страха или жалости. От радости.
Захар открыл кабину. Водитель автозака, в котором его доставили, беззаботно дремал. Взглянул ему в лицо. Зелёный ещё, совсем пацан! Снова сплюнул. Что делать! Жаль, конечно, – так надо! С силой дёрнул того за полу старого овчинного полушубка. Шофёр проснулся, наивно взглянул широко открытыми глазами. Узнал! Захар, уж было, смилостивился. Вдруг заметил, – рука шофёра тянется к автомату. Тот испуганно, по-детски, заслоняясь от чего-то страшного, неотвратимого, вытянул вперёд руки. Захар выстрелил. Лицо, совсем ещё мальчишки, залила кровь.
– Ма – ма…,-прошептали остывающие, запёкшиеся губы. Захар не слышал. Видит бог, не хотел.
Чёрное небо слилось с белой равниной. Поднял голову вверх. Звёзд не видать. Огромная чёрная пасть бездонного неба нависла над ним. Словно приноравливаясь, пыталась поглотить. Бездна. Она смотрела на него. Застыл от ужаса. Зажмурился. Похолодел. Веки медленно поднялись. Открыв глаза, взглянул за горизонт. Там, в немыслимой дали чёрное сливалось с белым…
Тихо и монотонно работал вентилятор в гостиной Александра Васильевича Князева. Сидя напротив друг друга, вот уже около часа, продолжался нелёгкий разговор.
– … Перевоплощаемся ли мы, люди? – переспросил он. И снова пристально посмотрел Саломее в лицо. – Реинкарнация? Её ты имела ввиду, разбираясь в этом деле?
– Все эти случаи, один в один… Ну, не могли этого совершить разные люди! – она устало помотала головой. – Посудите сами. Столько лет прошло. Послевоенные годы, шестидесятые, наконец, наши дни. Понимаете, кое-что совпадает…
Учитель задумчиво покачал головой.
– Знаешь, Саломея! Несмотря на всю фантастичность подобной идеи, многие серьёзные философы, по статусу, не ниже Платона, находили аргументы в пользу реинкарнации, причём не на религиозной почве. И всё же, на серьёзных философских дискуссиях тема переселения душ обычно обсуждалась, оставаясь лишь в сфере религиозных наитий.
Затем встал, слегка махнул рукой.
– В конце концов, даже если чья-то личность и может так или иначе выжить после его биологической смерти, из этого ещё не следует, что эта личность перевоплотиться.
Вернулся в кресло.
– Но если допустить, что все могут реинкарнировать и только отдельные люди помнят свою прошлую жизнь…
– Тогда, – перебила она, что случалось с ней крайне редко, – со всей остротой встанут такие вопросы: насколько долго, часто и с какой целью происходит процесс реинкарнации. Следует ли нам примириться с фактом, что человеческое сознание не способно дать на это ответ. Конечно, в дальнейшем вопросов будет гораздо больше… – Покачала головой.
– Применение психотехники, – Александр Васильевич удобнее устроился в кресле, – подобной гипнотической регрессии могло бы помочь многим людям познать свою прошлую жизнь и понять многие особенности своего характера. Жизнь и характер. Как совокупный результат опыта их прежней жизни. – Взглянул на неё. Улыбнулся. Задумчиво произнёс:
– Именно таким образом вера в реинкарнацию могла бы успешно вести человека к более глубокому пониманию своей личности и тех сил, скажем так, которые формировали историю её развития, развития этой самой личности.
– Вот оно! История личности! История семьи! Генеалогическое дерево. Мониторинг за несколько лет. – Саломея тоже улыбнулась. – А вернее, за последние… Ого! Получается, лет, эдак, пятьдесят?! – Она порывисто вскочила. – Мне срочно надо ехать туда!
Конец ознакомительного фрагмента.