Вы здесь

Бездна. Глава I (Марк Перовский)

Глава I

Первый снег был для меня символом смерти. В ноябре, когда с серого неба только начинают падать первые влажные хлопья снега, превращающиеся на следующее утро в грязь и слякоть, умирают чаще всего. Сколько лет я наблюдал эту странную закономерность, сколько раз приходил на чьи-нибудь похороны на старом кладбище, где даже не было именных надгробий – одни деревянные кресты да могильные холмики, – сколько мне было тошно смотреть на до ужаса бледные лица мертвецов. Но каждый раз я повиновался незримому ведению сердца и продолжал идти по этому колесу Сансары словно заворожённый… красотой погибели.

И в тот день, когда всё начало меняться, я вновь заглянул смерти в глаза. И едва смог отвести взгляд.

Кто бы мог подумать, что обычная прогулка в лесу может обернуться чем-то ужасным? Кто бы мог подумать, что это запустит ту цепь событий, за которую мне стыдно больше всего в моей жизни? Никто.

Я бежал по лесу вот уже несколько минут, но погоня не отставала. Дыхание сбилось, лёгкие, да и всё тело одеревенели, морозный воздух обжигал изнутри, но остановиться я уже не мог себе позволить. В тот момент мне пришлось сделать выбор – своя жизнь или жизнь другого.

Перед глазами всё ещё всплывал помутневший от адреналина в крови образ мужчины, лежащего на холодной земле. Кровь на снегу, на одежде, лице – везде и всюду. Над ним склонился мой старый знакомый – Закари. В его глазах пылал огонь неудержимой ярости, жажды мести. Я наткнулся на них случайно, но именно это и повергло меня и многих других в пучины беспросветного мрака.

Закари убил мужчину прямо у меня на глазах, просто воткнул нож в горло, затем в живот, медленно потроша свою жертву. Я стоял поодаль, надеясь, что тот меня не заметит, но стоило мне сделать шаг назад в надежде скрыться, забыть о том, что видел, как предательски хрустнула под ногой иссохшая ветка. Закари обернулся и тут же кинулся на меня.

И теперь мне оставалось лишь бежать всё дальше и дальше, вглубь леса, молясь всем известным богам о том, чтобы в этот несчастный ноябрьский день я остался в живых.

– Стой! Стой, я тебя всё равно достану! – кричал он мне откуда-то сзади. Его голос срывался, ужасно хрипел, но жажда жизни была сильнее, и с каждым его словом я будто бы ускорялся. Вокруг всё превращалось в одно сплошное пятно серой грязи, но передо мной, вдали блестел слабый огонёк – то ли галлюцинация, то ли свет цивилизации.

– Хватит! Я тебя не трону! – продолжал он кричать, но я не поддавался на этот дешёвый трюк. Мы оба знали, что он убьёт и меня, чтобы больше не осталось свидетелей.

Каждая минута погони растягивалась вплоть до вечности, я выбивался из сил, и где-то в голове промелькнула мысль о том, что мне суждено умереть прямо здесь и сейчас.

Однако пробежав ещё несколько метров я почувствовал как гравитация с огромной скоростью потащила меня вниз.

Удар.

Ещё удар.

Холодная земля крутого обрыва оказалась жёсткой, с торчащими корнями многовековых деревьев, с грязью и снегом, заваливающимся за шиворот и даже в рот. Я катился вниз несколько секунд, после чего на пару мгновений наступила тьма.

В то мгновение обезоруживающей пустоты и тишины я только и мог думать, что о смерти. Она была везде, всегда, она была частью нашей и без того невеселой жизни, как, например, покупка дома или рождение ребёнка в новоиспечённой семье. И ошибкой человечества было лишь её непринятие, отказ верить в то, что смерть может быть где угодно: за каждым углом и в каждой тени, в стакане с вином и даже в обычной прогулке по лесу. Я не знал, могу ли принять смерть такой, какой она предстала передо мной, но мне больше ничего не оставалось. И когда я уже готовился умереть от потери крови, от разрыва сердца беспощадным ударом ножа, от болевого шока – от чего угодно, – мне вдруг захотелось открыть глаза и в последний раз посмотреть на то, каким мир проводит меня на тот свет.

Закари стоял надо мной, даже в полумраке оврага, в который я свалился, было видно, что он весь перемазан в крови, а в его глазах горели страх и ненависть. Два странных чувства совместились в нём, и я его понимал и в один момент даже был готов простить его, но тут же вспомнил, зачем он навис надо мной.

– Я же сказал тебе не бежать, – измученно помотал головой он. – Почему ты никогда меня слушаешь?

Закари отошёл на несколько шагов и отвернулся, словно давай мне шанс сбежать вновь. Я же просто сел и, немного отойдя от головокружения, посмотрел на него.

– Потому что ты никогда не предлагаешь ничего хорошего, – прошептал я, и мой хриплый голос потонул мёртвым эхом в кронах деревьев.

– Ничего хорошего… – вздохнул тот и из-за плеча глянул на меня. – Что правда, то правда. Посмотри на меня, Адам. Кем я стал? Что я делаю с собой и что собираюсь сделать с тобой? Это не я, мать меня не такому учила. Не учила убивать и причинять боль. А теперь… она вряд ли бы мной гордилась. Как думаешь?

Его голос дрожал.

– Твоя мать мертва, Зак, – прошептал я, пытаясь встать. Опершись на одно колено, я исподлобья смотрел на его широкую спину, скрытую под тёмно-серым пальто. – И ты думаешь, ей не всё равно на то, что ты делаешь? К чему эта лицемерная исповедь?

– Моя совесть. Она во мне говорит, – он повернулся ко мне полностью и, не сдвигаясь с места, буравил меня маленькими глазками.

– Тебе стыдно?

– Очень. Но исправить уже ничего нельзя.

– Можно, – я сделал усилие и встал на обе ноги. Голова вновь закружилась, но так же быстро пришла в норму. Мы стояли и смотрели друг на друга. Стояла тишина.

– Что нужно сделать?

– Для начала скажи, какого чёрта ты зарезал того парня.

– Он был должен денег. Много, – он грустно рассмеялся будто ему рассказали анекдот. – А я как дурак теперь стою здесь и думаю, кто же отдаст мне эти деньги.

– Похоже, никто.

– Ты же понимаешь, что мы не будем стоять и болтать так вечно? – вдруг серьезно спросил Зак.

– Понимаю, – вздохнул я и окинул взглядом овраг, в котором оказались. Он был крутым только с одной стороны, а значит у меня был шанс убежать снова, однако сил уже не было. – Что ты хочешь?

– Я не могу оставить тебя в живых, – в его руках блеснул окровавленный нож. – Уж прости.

– А я не могу умереть сегодня, – таким же усталым голосом ответил я. – Уж прости.

– Вот и посмотрим, на чьей стороне удача.

Закари медленно двинулся на меня. Я не знал, что делать – то ли вновь бежать, то ли сражаться до победного конца. В любом случае он бы не отстал от меня до конца дней своих, понимая, что у меня в голове теперь была информация, которая может уничтожить его. Поэтому нужно было закончить этот ужасный эпизод своей жизни – резко и беспощадно.

Вдруг Зак ускорился и поднял нож. Он непроизвольно скалился и сдерживал животный крик, и чем ближе он был, тем больше во мне уверенности в том, что фортуна мне благоволила в тот день.

Как только он оказался возле меня и уже собирался нанести удар, я выставил правую руку перед лезвием, и спустя секунду кисть пронзила ужасная режущая боль. Кровь текла по руке, окропляя мою одежду алым, и именно вид крови на руке, вид того, как из меня начинала уходить жизнь, дала мне сил, чтобы нанести кадр другой рукой и выбить нож из рук моего бывшего товарища.

Я ударил Зака по лицу, и тот отшатнулся, оставив нож в проткнутой руке.

– Ах вот как? Ты оказывается и драться умеешь? – с едким сарказмом в голосе спросил тот. – Ты же всегда был хлюпиком и размазнёй, какие тебе драки, тем более против меня. Помнишь ведь детство, а?

– Я всё помню, – сквозь зубы процедил я, мысленно мечтая отрубить пульсирующую от боли руку. А помнить было действительно много чего. И драки после школы, где самых слабых выставляли против сильных, посещения школьного туалета вниз головой, еда, кинутая за шиворот в столовой – всё это в своё время сильно разобщило всех нас, и во мне остался неприятный след, чёрная перманентная тень на душе, которую уже не смоешь. Я ненавидел насилие и всё, что с ним связано. А теперь, когда мы все выросли и взгляды наши изменились, мне пришлось убивать того, кто в детстве постоянно избивал меня.

– Думаю, в тебе играет месть, – хищно улыбнулся Зак. – Давай, отомсти мне за всё.

– Я не хочу тебя убивать, – ответил я, но в то же время понял, что это мой шанс не только спасти себя, но и совершить акт мести. Теперь наша странная дружба, начавшаяся после окончания средней школы, казалась мне роковой ошибкой, которая теперь заставляла делать ужасные вещи.

– Придётся, Адам. Другого выхода нет. Иначе я убью тебя.

– Неужели мы настолько друг другу мешаем?

– Похоже на то, – пожал плечами Зак. – Но ты всегда был занозой в заднице, Адам. Я тебя всегда ненавидел, и ты это знаешь.

Но я не знал. Наша дружба теперь рушилась на глазах, и этот человек всё больше и больше падал в моих глазах, а жажда убийства росла с каждой секундой. Он взвинчивал меня. Взвинчивал, чтобы я сломался.

И у него, к сожалению, получилось.

Я вновь посмотрел на правую руку и, глубоко выдохнув, чувствуя, как дрожат лёгкие, резким движением вынул нож. Боль во второй раз проникла запястье, но мне было уже плевать на это – мне хотелось лишь смерти, которую отчего-то любил больше, чем жизнь.

Я бросился на Закари неожиданно – до того резко, что даже он не успел среагировать и увернуться от удара. Нож попал в живот, и я не отказал себе в удовольствии провести немного ниже, дабы обнажить его подлые внутренности. В тот миг мне казалось, что вместо здорового организма там была лишь гниль и зловоние, ведь такой человек, как он не мог быть хорош даже внутри.

Он рухнул на холодный снег. Кровь сочилась из огромной дыры в его животе, стекала на землю, окропляя пальто. Он смотрел на меня, потом на рану, затем снова на меня.

– А ты не так плохо справился, друг мой, – улыбнулся он в последний раз, обнажая измазанные кровью зубы, готовясь плеваться ею.

– Не друг ты мне, Зак. И никогда им не был, – с металлом в голосе ответил я, вытаскивая здоровой рукой нож из его уже слегка обмякавшего тела.

– Я тоже так думаю.

Я поднялся. Смотрел на него сверху вниз, как он того и заслуживал. Но вдруг что-то изменилось. Воздух стал ещё морознее, настолько, что ветер пробирал до костей и никакое пальто не могло спасти от этого. В нос ударил запах гниения, и мне на миг показалось, что я схожу с ума.

Но всё это было в реальности.

Из тьмы деревьев на меня глядели два сияющих жёлтых глаза. Огромный чёрный силуэт прятался за тонкими соснами, словно выжидая чего-то. В позе огромного монстра не было агрессии – лишь интерес. Чудовище перевело взгляд на умирающего Закари, и я медленно попятился в сторону пологого склона, откуда смог бы выйти из треклятого леса. Страх нарастал с каждой секундой, ведь кроме меня, похоже, никто не видел это отродье.

Вдруг чудовище сделало шаг вперёд, обнажая тонкую лапу с сияющими во тьме неестественно длинными когтями. Раскрылась пасть, и на меня навалился тяжёлый аромат гнили. Огромные неровные клыки блестели в полумраке.

«Падальщик, – подумал я».

Оно сделало ещё шаг, и тогда мне показалось, что стоит начать бежать. И я побежал по склону, вверх, к цивилизации, где меня хоть кто-то мог защитить или хотя бы дать хрупкое ощущение безопасности, но драться с этим монстром мне не хотелось, не хотелось вновь отбирать чью-то жизнь ради своей, по большей части, ничтожной.

Я услышал позади себя душераздирающий крик Зака. Он был действительно в ужасе, его убивала боль, кровь и внутренности, вываливающиеся из его тела; ненависть и страх перед законом, стыд и жалость к самому себе. Он умирал, а я бежал прочь, пытаясь выбросить этот ужасный крик из своей головы, но ничего не получалось – он навсегда въелся в память как напоминание о собственной жестокости и внутренней слабости.

Я выбрался из оврага и бежал на свет, что виднелся из-за деревьев вдали. Знал, что там был наш старый городок, в котором мы оба выросли и в котором двое из него погибли в тот роковой день.

Когда я выбежал из леса, то тут же рухнул на холодный снег и, положив руки на лицо, понял, что они в крови. В моей, в крови Зака. Я стал убийцей, и теперь на мне лежал огромнейший груз, которой мог и не потянуть, ведь отнимать жизнь порой бывает так просто, но жить с этим оказывается в разы сложнее.

В тот день я впервые увидел Жнеца.