Глава II. Миров двух между
Три корочки хлеба
У всякой медали две стороны. Исчезновение Картли с карты Южного Кавказа изрядно облегчило жизнь Эгриси. При жизни Вахтанга, решительного, агрессивного, да еще и до поры умело разыгрывавшего карту родства с Сасанидами, царству эгров, лазов, чанов, апсилов и абазгов пришлось туговато. Если еще в середине V века оно, паря на крыльях успеха, позволяло себе даже порыкивать на Рим (царь Губаз I дошел и до прямого шантажа, кончившегося, правда, показательным покаянием в Константинополе), то позже, до самой гибели картлийского царя, звезда удачи заметно потускнела. Главной целью князей Западной Грузии стало, в основном, потерять как можно меньше кровного. Однако Вахтанг погиб, и амбиции вернулись. Тем паче что Иран, заинтересованный зайти стратегическому противнику во фланг, не жалел обещаний, упирая на то, что вот, мол, римляне считают вас слугами, а для нас вы братья и можете быть союзниками, а на судьбу Картли внимания не обращайте, они сами виноваты. Лазы в ответ делали вид, что готовы поверить, с удивительной для провинциалов ловкостью разводя шаха и его спецслужбы. Цатэ, сын царя Дамназа, даже снял крест и поклонился Огню, после чего обрадованные персы обеспечили Эгриси массу преференций. Однако в 523-м, похоронив батюшку, тот же Цатэ вместо того, чтобы делать тайное явным и оформлять договор о союзе, вновь крестился, пояснив, что и рад бы, дескать, всю жизнь славить Ахурамазду, но вот народ, закосневший в христианстве, не поймет. Сообразив, что его одурачили как пляжного лоха, шах направил в Эгриси карательную экспедицию, однако персов уже ждали готовые к бою легионы, пришедшие из благодушно наблюдавшего за раскруткой интриги Второго Рима. В итоге персы, рассчитывавшие бить лазов, столкнулись с ромеями и были биты сами, с немалым трудом и потерями откатившись назад, в остан Картли. После чего в двух пограничных крепостях, Сканде и Шорапани, по просьбе царя Эгриси встали ромейские гарнизоны.
Далее, правда, случилось странное. Согласно договору, поставку продовольствия союзникам должны были осуществлять окрестные села, однако спустя несколько месяцев припасы перестали поступать, и ромеи, принужденные выбирать, заниматься ли реквизициями или, плюнув на все, уйти, выбрали второе. Мутная история, если честно, не верится мне в жадность крестьян. То есть, конечно, крестьяне всегда себе на уме, но едва ли решились бы по своей воле вымаривать голодом собственных защитников. Скорее всего, имела место какая-то очередная интрига, возможно, царю и его советникам не слишком нравилось присутствие ромеев на территории Эгриси, – во всяком случае, тотчас после ухода ромеев опустевшие крепости заняли персы, что не вызвало со стороны лазов никакого протеста. Типа, заняли, ну и ладно. Вот ромеи, те восприняли ситуацию совершенно иначе, как явное хамство (чем, честно говоря, она и являлась) и, понятно, отреагировали. Но не топорно, а с истинно византийским изяществом, которое, впрочем, в те годы еще не называли византийским. Для начала они официально запросили Иран, намерен ли тот воевать, и только-только занявший престол шах Хосров, еще не прозванный Ануширваном, сообщил, что нет, ни в коем случае, зато готов подписать «мир навсегда». Что и было сделано в 532-м на основе принципа «каждому свое». Персы сохранили Картли в качестве провинции, согласившись в качестве жеста доброй воли не навязывать христианам своей веры и позволить миссионерство так называемым «сирийским отцам», а взамен признали Западную Грузию сферой влияния ромеев и увели гарнизоны из спорных крепостей. После чего по приказу василевса в Эгриси, строго в рамках договоров с персами и лазами («при необходимости имеет право»), были введены внушительные силы, никаких насилий не чинившие, зато в рекордные сроки построившие собственные цитадели, Археополис и Петру. Хотя властям Эгриси это мало понравилось, а еще меньше пришлись им по нраву попытки выяснить, почему же все-таки солдатиков морили голодом, протестовать они не стали и на этот раз. Однако обиделись.
А ну-ка, отними!
Договоры договорами, но что большая драка не за горами, было ясно. Оба геополитических монстра, пережив тяжелые кризисы, вышли из них обновленными, полными сил и амбиций, во главе обоих стояли люди, мягко говоря, талантливые и не лишенные мании величия. И персам, и ромеям нужно было только немного времени на раскачку – Юстиниан восстанавливал власть Империи в Италии, разбираясь с готами (с вандалами и аланами в Африке он уже успел разобраться), а Хосров доводил до ума страну, очищая ее от последствий «революции» Маздака. Однако оба понимали, насколько Эгриси лакомый кусочек в стратегическом плане. В общем, фронт будущих событий тоже был очевиден, и когда в 542-м «навсегда» закончилось, никто особо не удивился. Получив известия о новой вспышке Готской войны, Хосров, выступив во главе большого войска якобы на восток, против кочевников, внезапно оказался на границе Эгриси, где его встретили и провели через перевалы посланцы царя Губаза II, немедленно объявившего, что отныне является верным вассалом шаханшаха. А не василевса, который, понимаешь, войска вводит и какие-то претензии по поводу какого-то продовольствия предъявляет.
Пала Петра, гарнизон которой никак не ожидал подобного фокуса от союзников, и Юстиниан, нуждавшийся в войсках для окончательного решения «готского вопроса», предложил отложить разборки на пять лет, параллельно назначив командующим немногочисленной восточной армии Велизария, имя которого стоило десятка легионов. Предложение было принято. Шах начал интегрировать приобретенные земли, причем, ясно понимая, с какими кидалами имеет дело, сделал попытку устроить в Эгриси переворот, чтобы раз и навсегда избавиться от чересчур похожего на флюгер царя Губаза.
Затея, однако, не выгорела. У потенциального кандидата на престол в последний момент дрогнули нервы и он дал задний ход, а Губаз с этого момента начал писать покаянные письма в Константинополь: дескать, черт меня, дурня, попутал, но теперь я все осознал, больше не буду и хочу взад. На берегах Босфора такая информация встретила понимание и одобрение. Там уже успели начерно решить проблему с готами (Тотила, «последний король», при всей своей гениальности имел слишком мало сил) и не видели причин не заняться Кавказом поновой. Так что Эгриси снова запылала. Петру, правда, с первого раза вернуть не удалось, зато войско, спешно присланное Хосровом, разбили, после чего крепость сдалась. Правда, в новой ситуации ромейские генералы сочли за лучшее ее просто стереть с лица земли. В испепеленной стране тем временем творился полный бардак. Единой власти, собственно, не было, кто-то еще подчинялся Губазу, но некоторые племена, например, обитающие на крайнем севере царства и почти не обиженные войной абасги, тяготели все же к Ирану, помимо грубой силы ведущему кропотливую работу и по линии спецслужб. В 554-м царь Губаз, судя по всему, вновь затеявший с шахом тайную переписку, был пойман на горячем и наконец-то убит обиженными ромеями. Впрочем, сторонники персов, как выяснилось, не имели сил на реальный реванш, так что в итоге тему закрыли полюбовно: василевс назначил козлов отпущения из числа исполнителей убийства, примерно их наказал, а на престоле утвердил Цатэ II, брата убиенного, дядю немолодого, к авантюрам не склонного и вполне лояльного «братьям во Христе». К этому моменту всем уже было ясно, что война выдыхается на уровне по нулям: ромеи отбили свое, но дальше не шли, у персов восстановить все на желательном для них уровне никак не получалось. Поэтому, потратив пару лет на вялые стычки, в 562 году помирились, оставшись каждый при своем. Иран, правда, выговорил право еще на десять лет подержать под контролем сванские ущелья, однако по истечении этого срока вывел войска и оттуда. Эгриси же, как была вассалом Рима, так и осталась, но в изрядно попорченном виде.
На севере дальнем
Строго говоря, в результате войны государство перестало существовать. То есть был царь, были флаг, герб, еще какие-то формальности, но эпоха величия лазов и эгров, длившаяся около века, завершилась бесповоротно. В южных, примыкающих к римским границам землях фактическим руководителем стал римский посол, вежливо указывавший царю, что делать. Северные же племена абасгов, апсилов и мисимиан отделились от центра не только фактически, но, в общем, и формально, ко всему прочему еще и выразив явные претензии на роль нового центра объединения Западной Грузии. И вот тут, куда же деться, придется сделать не для всех приятное отступление. Конечно, большинство грузинских историков считает иначе, но были все эти племена, некогда, в период взлета, подчиненные Эгриси, не лазами, не эграми и не чанами, а, так сказать, прото-адыгами. Тогда это, правда, мало кого волновало, национализм в духе просвещенного XXI века был не в ходу, но смешение населения шло в основном на уровне знати, а также в портовых городах, с их греческим (или космополитическим) духом. Даже в эпоху расцвета Эгриси подчинение северных племен центру было в немалой мере условным: жили они по своим адатам, а управлялись собственными «малыми царями» из древней знати (у абасгов, согласно Прокопию, было аж два княжества). И были – в сравнении с лазами, практически влившимися в Ойкумены, – диковаты, но очень воинственны, имея свое мнение насчет происходящего в мире. В период Великой Войны, когда персы, казалось, одолевали, «цари» абасгов, самого, видимо, продвинутого из племен севера, даже попытались объявить независимость, пригласив на помощь ограниченный персидский контингент и присягнув шаху. Константинополь такую инициативу, естественно, пресек в корне и жестко, прислав десант. Однако выводы сделал верные: поскольку юг и так бы никуда не делся, там поблажек никому не давали, зато в север стали вкачивать большие деньги, активно внедряя не очень популярное в сельской местности христианство, строя храмы и не обращая внимания при этом на распилы и откаты, очень понравившиеся туземной знати. Помимо прочего, вельможную молодежь десятками начали вывозить на обучение и воспитание в столицу Империи, где юнцы воспитывались в лучших домах, проникаясь соответствующим духом. Так что, когда война, наконец, завершилась, оказалось, что территория бывшей Эгриси состоит из двух частей: очень-очень вассальной Лазики под боком у Империи и северных территорий, взятых ею под прямое управление в качестве провинций. Бывший центр наверняка дико злился, но население аннексированных территорий ничуть против аннексии не возражало, поскольку «верхам» достались высочайшие титулы, пенсии и видимость власти, а «низы», при условии христианского вероисповедания, обрели все права и льготы подданных василевса. Лет на тридцать жизнь этих краев стала частью внутренней жизни Империи. Правда, как показала жизнь, понятие о верности у племен севера мало отличалось от аналогичного на юге, у лазов, надзор требовался постоянный, однако пока серьезных конкурентов под боком не имелось, никаких осложнений не возникало, а что потом, так ведь то потом.
Эти сложные хайастанцы
Свою порцию купонов с неудачи Ирана состригли и князья остана Картли. Они вполне ладили с персами, даже помогали тем ликвидировать царскую власть, однако теперь, став сами себе хозяевами, тяготились наличием наместника. После нескольких обращений в Ктесифон на предмет, что, дескать, учитывая лояльность и особые исторические обстоятельства, статус провинции в составе империи неплохо было бы и повысить, гордые картлийские мтавары пришли к выводу, что если не надавить, центр так ничего и не услышит. Благо обстановка предрасполагала. Если Картли, считавшуюся, как-никак, коронным владением Дома Сасана, шахское правительство практически не ущемляло и даже налоги взимало льготные, то соседнюю Армению обирали по-крупному, ко всему еще и унижая, а армянские нахарары были не те люди, в общении с которыми хамство сходило с рук. Есть, правда, точка зрения, согласно которой персы сознательно провоцировали армян на мятеж, рассчитывая вслед за тем покончить с некоторыми особо подозрительными фамилиями, и если так, можно сказать, они своего добились, но, в любом случае, для картлийских «умеренных сепаратистов» весь этот расклад был очень и очень к месту. Когда очередной вождь из неугомонного рода Мамиконян, на сей раз Ваан, наконец поднял знамя восстания, обратившись за помощью к всегда готовым нагадить соседу ромеям, лучшие люди Картли примкнули к армянам, войск, правда, послав немного, зато развив немеряную дипломатическую активность, заявив, что суверенитет страны восстановлен (в какой степени и какой форме – благоразумно умалчивалось) и высшая власть отныне принадлежит – нет, не царю, царя над собой они не хотели, – а Совету во главе с номинальным «спикером» – эрисмтаваром, никакой реальной власти не имевшим, зато олицетворявшим собою тот факт, что государство опять существует (не будет ошибкой сказать, что новообразование чем-то напоминало нынешние Эмираты, хотя было куда более аморфным). Первым «главой Верховного Совета» был избран мтавар Гуарам из рода Багратиони.
И вот тут, куда же деться, придется вновь, как и в случае с Северной Эгриси, вспомнить о сложном. Вопрос о происхождении этого рода для грузинских историков настолько деликатен, что полшага в любую из сторон карается десятью годами морального расстрела с конфискациями. Непонятно, правда, почему, в конце концов, никого не беспокоит ни персидское происхождение первой и четвертой династий, в том числе великих Фарнаваза и Вахтанга, ни парфянское третьей, ни даже армянское второй. А вот на вопросе о Багратиони – замыкает. С тем, что некие древнееврейские корни есть, согласны, но далее положено считать, что чистые грузины – и никто более. Хотя, ежели подумать, версия о происхождении этого (реально древнейшего) рода от еще ахеменидских времен вельмож из дома Оронта, правивших сатрапией Армения, ничуть не противоречива. В ее пользу говорят и наследственные имена (ну хоть убейте, Ашот и Смбат никак не картвелы), и обладание колоссальными землями и авторитетом в Армении. И даже, если уж на то пошло, факт избрания «первым среди равных» именно Гуарама (когда все сами себе главные и уступать равному никто не хочет, всегда выдвигают на первую роль кого-то, пусть чуть-чуть, но отличающегося от остальных, лучше всего, слегка чужака). Впрочем, ладно. Как бы то ни было, василевс Юстин II обласкал мятежников, признал Картли союзным государством, а председателю даровал звание куропалата, третье по списку в придворной табели о рангах. Это было столь престижно, что должность стала прозвищем. Военные действия, правда, не задались, Хосров (давно уже Ануширван) был противником страшным, но по итогам, даже отступив, римляне отказались выдать Ваана Мамиконяна и требовали признать Картли не провинцией Ирана, а вассалом. Трудно сказать, чем бы все кончилось, но бессмертных нет: великий шаханшах умер, а его сын, Ормизд IV, не слишком прочно сидя на престоле, принял предложения, не устраивавшие отца. Армяне, правда, как всегда, остались крайними, но Ваган Спарапет обрел статус политэмигранта, а картлийский эрисмтавар Стефаноз I, наследник Гуарама, стал вассалом шаха, получив еще и наследственный титул патрикия, первый в имперском придворном реестре. А затем начался сплошной Болливуд.
Мелодрама с препятствиями
Шах Ормизд недолго продержался на престоле. Слабый и вспыльчивый, он настроил против себя генералитет, в том числе и эранспасалара Варахрана Чубина, победившего считавшихся неодолимыми «белых гуннов», и в 589-м был свергнут и убит вместе со всей семьей, уже в самый последний момент успев отдать тем верным, кто еще был рядом, маленького наследника Хосрова и наспех накарябанное письмо василевсу Маврикию – «Враг мой, будь отцом сироте!». Маврикий, детей любивший (у него самого была большая семья), не только принял мальчика, но и объявил его своим сыном, а затем послал войска помочь сторонникам Дома Сасана, уже поднявшимся против узурпатора. Все кончилось достойно: Хосров II, успевший года полтора пожить в семье василевса на правах сына, вернулся в Ктесифон, короновался, и отношения Ирана с Империей лет десять если и не были вовсе безоблачны (политика есть политика), то, по крайней мере, хороши, и вопросы решались в личном порядке. А в 602-м в Константинополе произошел военный переворот, грубый и грязный, очень похожий на случившееся в 1980-м в Либерии. Узурпатор Фока, тупая горилла в чине примерно капитана, учинив дикую расправу над семьей свергнутого Маврикия (не пощадили даже младшего, годовалого сына и женщин), богатыми дарами выхлопотал прощение Церкви, а потом послал еще более богатые дары шаханшаху и его визирям, предлагая жить дружно.
И тут следует сказать вот что. Можно сколько угодно высказываться на тему, сколь выгодный casus belli выпал молодому Хосрову, но не следует забывать, что именно в этот момент Ирану, пережившему подряд Великую Войну, нашествие гуннов и две гражданочки, мир был необходим, как никогда. По логике, следовало предложения Фоки принять, а нарушить слово позже, когда страна усилится. Вот только тогдашним персидским нормам жизни такой разумный вариант не соответствовал совершенно; шах не успел даже запросить сословия, как быть, а сословия уже сами потребовали от него воевать. Дальнейшие события невероятно интересны, но лежат вне рамок нашей истории; достаточно сказать, что война началась и шла невероятно успешно для персов, словно само небо карало Фоку. Однако после того, как приемный отец был отомщен, а путчист умер мучительной смертью от рук заговорщиков, война не прекратилась: в силу вступили политические соображения, а новому василевсу, Ираклию, шаханшах ничем обязан не был. В какой-то момент под властью Ирана оказалась почти вся территория Второго Рима, кроме европейских областей, вплоть до Египта, персы дважды осаждали и Царь-град; что до грузинских земель, то Лазика персов на сей раз не интересовала, а Картли война задела самым краешком, однако элита царства без царя во главе с «первым из первых» Адарнасе Багратиони все же сочла за лучшее временно эмигрировать, оставив руль приверженцам иранской партии.
Обрести в бою
Перелом наступил лишь на исходе второго десятилетия VII века: военные действия, пусть сколь угодно успешные, все же выматывали Иран, Ираклий оказался очень толковым управленцем и воякой; ему удалось мобилизовать силы, создать новую армию и перейти в атаку. В 623-м василевс с небольшим войском высадился на севере бывшей Эгриси, обаял тамошнюю знать невероятно уважительным, учитывая разницу статусов, обращением и получил полную поддержку. Причем не только абасгов и апсилов, но и, с их помощью, хазар – хозяев поволжских степей и предгорьев Северного Кавказа. Колесо завертелось в обратную сторону. Уже по итогам первого из трех своих больших походов Ираклий вернул многое, что было потеряно за предыдущие 20 лет, и при раздаче наград одним из первых стал полководец Анос, абасгский князь, сыгравший огромную роль при формировании ополчения, а затем и в боях: кроме почестей, сокровищ и придворных чинов ему был пожалован титул «архонта», положенный по законам Второго Рима правителям независимых союзных государств. Этот акт, собственно, и означал признание Абасгии суверенным княжеством, находящимся в особых (но не вассальных) отношениях с Римом.
В 627-м Ираклий начал свой последний, третий поход, на сей раз через Картли, причем, учитывая тенденцию, к беглому эрисмтавару Адарнасе, бывшему в его свите, пошли люди, ранее обожавшие шаханшаха. На этот раз, впрочем, римляне и подошедшие с севера хазары Тбилиси, где засели самые упертые поклонники Ирана, штурмовать не стали, только слегка, для острастки, побомбили, а затем двинулись на юг, где у руин Ниневии состоялось генеральное сражение, окончательно показавшее, что звезда Хосрова, слишком рано названного Парвизом (Победоносным), закатилась. Год спустя был заключен мир, по условиям которого Рим вернул себе не только все утраченное, но и Армению, а Картли получила статус вассала, по имперскому счету лишь чуть-чуть ниже дарованного Абасгии, – но ведь и вклад абасгов и апсилов в общую победу был куда больше. Правда, за пару месяцев до того хазары успели все-таки взять и разгромить Тбилиси, но вернувшегося в столицу эрисмтавара это вряд ли сильно огорчило: все хлопоты по восстановлению города добрый василевс взял на себя, благо добычи хватало на все. Казалось, наступал золотой век, чему радовались все. Но долго радоваться не получилось. Пришли арабы.