…Минус 087, отсчет идет…
Кабинет мог потягаться размерами с площадкой для киллбола. Одну стену занимало огромное окно, из которого открывалась панорама крыш жилых домов, портовых складов, резервуаров с нефтью и самого озера Хардинг. Серое небо, серая вода: дождь все еще лил. Вдалеке разворачивался большой танкер.
За столом сидел мужчина среднего роста, с очень черной кожей. Такой черной, что Ричардс даже подумал, человек ли сидит перед ним? Или манекен?
– Мистер Ричардс. – Хозяин кабинета поднялся, протянул руку. И совсем не обиделся, когда Ричардс ее не пожал. Просто убрал ее и сел.
У стола стоял раскладной стул. Ричардс тоже сел, затушил окурок в пепельнице с эмблемой Игр.
– Я – Дэн Киллиян, мистер Ричардс. Вы, наверное, уже догадались, почему вас пригласили сюда. Наши архивы и результаты тестов показывают, что вы – парень умный.
Ричардс ждал, сложив руки на груди.
– Вас отобрали для участия в «Бегущем человеке», мистер Ричардс. Это самая большая наша игра. Она наиболее опасна для участников, но и выиграть в ней можно больше, чем в любой другой. Договор о вашем согласии принять участие в этой игре лежит у меня на столе. Я не сомневаюсь, что вы его подпишете, но сначала хочу пояснить, почему мы выбрали вас, и убедиться в том, что вы полностью отдаете себе отчет о происходящем, знаете, на что идете.
Ричардс молчал.
Киллиян положил перед собой папку. Ричардс увидел, что на обложке написана его фамилия. Киллиян раскрыл папку.
– Бенджамин Стюарт Ричардс. Двадцать восемь лет, родился 8 августа 1997 года в городе Хардинге. Посещал ремесленное училище Южного города с сентября 2011 года по декабрь 2013-го. Дважды отстранялся от занятий за неуважение к руководству. Как я понимаю, вы ударили ногой помощника директора в верхнюю часть бедра, как только он повернулся к вам спиной?
– Вранье, – разлепил губы Ричардс. – Я дал ему хорошего пинка под зад.
Киллиян кивнул.
– Как скажете, мистер Ричардс. Вы женились на Шейле Ричардс, урожденной Гордон, в шестнадцать лет. Подписали стародавний пожизненный брачный контракт. Все время бунтуете, так? Не состоите в профсоюзе, потому что отказались подписать профсоюзную присягу на верность и договор о контроле заработной платы. Как я понимаю, вы охарактеризовали губернатора района Джонсбери как прохвоста.
– Да, – кивнул Ричардс.
– На одной работе вы не засиживались. Вас увольняли… давайте поглядим… шесть раз за несоблюдение субординации, оскорбление начальства и критику властей.
Ричардс пожал плечами.
– Короче, вы не желали знать свое место и отличались асоциальным поведением. Однако вам хватало ума не попасть в тюрьму и не идти на серьезный конфликт с государством. Не пристрастились вы и к наркотикам. В рапорте психолога отмечено, что в нагромождении чернильных клякс вы различили лесбиянок, экскременты и автомобиль с бензиновым двигателем. Он также указал на вашу необъяснимую веселость…
– Ваш психолог напомнил мне одного парня, которого я знал в детстве. Он любил забираться под трибуны школьного стадиона и дрочить. Я про парня. Любит ли это ваш врач – не знаю.
– Понятно. – Киллиян усмехнулся, белая полоска сверкнула на чернейшем лице, и вновь углубился в досье. – В вас сохранилась расовая предубежденность, запрещенная законом о расовом равноправии от 2004 года. Тест на образные сравнения показал склонность к насилию.
– В основе вашей игры лежит насилие, – ответил Ричардс.
– Верно. Однако мы, и я говорю это не только как сотрудник Корпорации Игр, а от имени государства, считаем такие симптомы крайне опасными.
– Боитесь, что кто-нибудь однажды ночью взорвет все ваше хозяйство? – усмехнулся Ричардс.
Киллиян послюнявил палец и перевернул страницу.
– К счастью для нас, вы оставили нам заложника, мистер Ричардс. У вас есть дочь по имени Кэтрин, восемнадцати месяцев от роду. Это случайность? – холодно улыбнулся он.
– Пожалуй, нет. – В голосе Ричардса не слышалось злобы. – Я тогда работал в «Джи-Эй». Но каким-то чудом не потерял способность иметь детей. Может, это знак свыше. Глядя, куда катится мир, я иной раз думаю, что мы просто рехнулись, решившись родить ребенка.
– Так или иначе, вы здесь. – Губы Киллияна кривила все та же холодная усмешка. – И в следующий вторник появитесь в «Бегущем человеке». Вы видели эту программу?
– Да.
– Тогда вам известно, что это самое зрелищное шоу фри-ви. Оно позволяет зрителям стать участниками происходящего на экране. Я исполнительный продюсер программы.
– Просто замечательно, – отозвался Ричардс.
– Наша программа – один из эффективнейших способов избавления от потенциальных бунтарей, таких, как вы, мистер Ричардс. Мы в эфире уже шесть лет. До сих пор ни один из участников не выходил из игры живым. Открою вам жестокую правду: мы стремимся к тому, чтобы и впредь каждая игра заканчивалась с тем же исходом.
– Тогда у вас крапленые карты, – заявил Ричардс.
Киллиян ничуть не оскорбился, наоборот, даже повеселел.
– А вот и нет! Вы постоянно забываете о том, что такие, как вы – анахронизм, мистер Ричардс. Люди собираются в барах и отелях или стоят на холоде перед большими фри-ви в витринах магазинов не для того, чтобы увидеть, как вам удалось убежать. Господи, совсем не для того! Они хотят увидеть, как вас уничтожают, и, если у них появится такая возможность, охотно примут в этом участие. Чем более кровавой будет ваша смерть, тем лучше. Но прежде всего вам придется потягаться с Маккоуном. Эван Маккоун и Охотники.
– Прямо-таки название неогруппы, – усмехнулся Ричардс.
– Маккоун никогда не проигрывает.
Ричардс хмыкнул.
– Вы появитесь в прямом эфире во вторник. Последующие передачи будут смонтированы из аудио– и видеоматериалов, а также прямых включений, если представится такой случай. Как вы, конечно, знаете, мы прерываем запланированные программы, когда игрок близок к… скажем так, персональному Ватерлоо.
Правила предельно просты. Вам или членам вашей семьи причитается сто новодолларов за каждый час, проведенный на свободе. На текущие расходы вы получите от нас четыре тысячи восемьсот новодолларов. Неистраченный аванс отойдет вашей семье, если с вами покончат до истечения сорока восьми часов. Вам также даются двенадцать часов форы. Если вы сможете продержаться тридцать дней, то выиграете Гран-при. Один миллиард новодолларов.
Ричардс откинул голову и расхохотался.
– Полностью с вами согласен, – сухо улыбнулся Киллиян. – Есть вопросы?
– Только один. – Ричардс наклонился вперед. На лице не осталось ни грана юмора. – А не хотели бы вы оказаться на свободе, в бегущих?
Киллиян засмеялся. Загоготал. Его живот бился о стол красного дерева.
– О-о-о… Мистер Ричардс… извините м-меня… – Очередной приступ смеха согнул его пополам.
Наконец, вытирая глаза большим белым носовым платком, Киллиян взял себя в руки.
– Видите, не только вам свойственно чувство юмора, мистер Ричардс. Вы… я… – Он вновь поперхнулся смехом. – Пожалуйста, извините. Уж очень вы меня рассмешили.
– Вижу.
– Еще вопросы?
– Нет.
– Очень хорошо. Перед выходом программы в эфир мы проведем рабочее совещание. Если в вашем изобретательном мозгу все-таки возникнут вопросы, зададите их на совещании. – Киллиян вдавил в стол кнопку.
– Ваша шлюха мне не нужна, – предупредил его Ричардс. – Я женат.
Брови Киллияна взлетели вверх.
– Вы уверены? Верность – замечательная черта, мистер Ричардс, но от пятницы до вторника утечет немало воды. А если учесть, что вы, возможно, больше никогда не увидите жену…
– Я женат.
– Как скажете. – Он кивнул появившейся в дверях девушке, и та исчезла. – Что мы можем сделать для вас, мистер Ричардс? В ваше распоряжение предоставят номер люкс на девятом этаже, в еде отказа не будет, разумеется, в пределах разумного.
– Бутылку хорошего бурбона. И телефон, чтобы я мог говорить с ж…
– В этом вынужден вам отказать, мистер Ричардс. Бурбон вы получите. Но, как только вы подписываете этот договор… – он пододвинул к Ричардсу бланк и ручку, – все ваши контакты с окружающим миром прекращаются до вторника. Может, передумали насчет девочки?
– Нет. – Ричардс подписал договор. – Но пусть принесут две бутылки бурбона.
– Нет проблем. – Киллиян поднялся и вновь протянул руку.
Ричардс вновь предпочел не заметить ее, повернулся и вышел из кабинета.
Киллиян проводил его взглядом. На этот раз он не улыбался.