Глава 17
Ничего себе. Открыл мне секрет полишинеля. Да об этом вся страна знает. Целый телеканал вещает о загробной жизни, туда даже расшифрованную разведчицу устроили, чтобы повысить значимость этих сведений. Колдуны, целители, прорицатели, шаманы, знахари, хироманты, жулики и прохиндеи могут вас отправить туда и вытащить оттуда. И всё такое прочее, и, самое главное, всё это прилипает к образованному сословию, которое, как студенты-медики, болеет всеми изучаемыми болезнями.
– Да вы что? – деланно удивился я. – Даже те? – и я многозначительно показал пальцем вверх.
– Даже те! – торжественно произнес Никодим.
– Как я их понимаю, – заговорщически произнес я, – просидишь двадцать-тридцать лет у верховной власти, и как неохота уходить от неё, несмотря на то, что Конституция не позволяет быть при власти больше восьми лет. Капитанов, офицеров в расцвете сил и здоровья увольняют в сорок лет, как неспособных справляться с сотней солдат, а верховный начальник в восемьдесят лет уже не имеет сил выпустить руль, его выдирают из старческих рук и не могут вырвать сотня вельмож, а начальник тот хочет стать бессмертным как Кащей, и чтобы смерть его хранилась на конце иглы, а игла в яйце, а яйцо в утке, а утка в хрустальном ларце, а ларец тот на цепях стальных подвешен на высочайшей лиственнице, а лиственница та стоит на неприступной скале, а скала та находится на острове Буяне, а остров тот в море-окияне…
– Олег Васильевич! – укоризненно прошипел Никодим. – Да есть ли в вас что-то святое?
– Конечно, есть, – сразу откликнулся я, – я бы хотел, чтобы мои папа и мама были всегда живыми и жили вечно, и чтобы они всегда были здоровыми.
– Да вы понимаете, что тот, кто о нас ежеминутно думает, тот должен жить вечно, – с раскрасневшимся лицом произнес Никодим.
– Кому должен? – спросил я.
– Мне, вам, всем, – сказал сотрудник госбезопасности.
– Мне он ничего не должен, – сказал я, – хотя, нет, должен переизбираться в соответствии с Конституцией и уступать дорогу другим политическим силам, которые наиболее популярны в нашем народе.
– Ну вот, вы всё на политику перевели, – чуть не заплакал Никодим, – у нас дело-то неполитическое.
Я его понимал. За такой разговор по головке не погладят. Прослушают звукозапись и надерут ему задницу по первое число, как он, специалист широкого профиля, не удержал инициативу разговора в своих руках.
– Поймите, – сказал Никодим, – дедушка вашей родственницы был непростой человек, он работал вместе с заместителем Дзержинского Бокием.
– И получил за это иконостас орденов, а Бокий пулю в лоб, – подхватил я, – а вот почему так получилось, не известно.
– Только между нами, – шепотом сказал Никодим, – дедок тот работал над какой-то важной проблемой, а вот над чем он работал, в архивах не сохранилось, потому что бумаги все подшиты были к уголовным делам, а после расстрела тех сотрудников все дела были уничтожены. Как говорится, концы в воду, а с концами и серебро фамильное выплеснули в помойную яму. А потом и дедок дуба дал.
– Какое серебро? – не понял я.
– Да это так говорится, когда важное выкидывается вместе с второстепенным, – пояснил мне офицер, – то есть алмаз зарыли на скотном дворе, это тоже иносказательно. Поэтому мы и пригласили вас, чтобы обратиться к вам как к патриоту, правильно понимающему цели и задачи нашего социального государства оказать нам конфиденциальную помощь в освещении всего того интересного, что найдется в вашем новом доме.
– Так, – сказал я, – интересно, в отношении кого работает наше социальное государство? Я так считаю, что только в отношении олигархов и дружбанов, которые сидят во власти. Это первое. И второе, вы предлагаете всё, что мне достанется в этом доме, тащить к вам и делиться? Так я ничего не обязан тащить к вам, всё, что в моем доме, то оно моё и есть.
– Олег Васильевич, – взмолился Никодим, – так трудно с вами говорить. Вы всё понимаете, но разговор вертите, словно клубок шерсти и непонятно, что будет с другой стороны клубка, то ли острая спица, то ли мягкая шерсть. Мы просим вас проинформировать нас, если в доме будут происходить какие-то непонятные и сверхъестественные явления и если кто-то из странных людей будет приходить к вам.
– Странные люди уже приходили, даже при мне, – сказал я.
– Как, кто?! – чуть ли не закричал чекист. – Что говорили, что спрашивали, как представлялись?
– Представился Мардатом, – сказал я, – приходил в сопровождении своих мордоворотов и ещё милиция его охраняла за забором. Требовал, что старушка продала ему дом и пригрозил мне большими неприятностями, если я откажусь продать ему дом.
– Хорошо, я передам руководству об этих фактах, – сказал Никодим официальным тоном и тут же ласковым голосом предложил, – а, может, мы с вами напишем расписочку о том, что вы обязуетесь хранить в тайне содержание нашего разговора с нами и что в целях конспирации вы подпишете этот документ не своим именем, чтобы никто не узнал, а другим, например – Сильвестр.
– Да ну, ещё писать чего-то, – сказал я, – тут за день так напишешься, так что на буквы смотреть тошно, да к тому же, я печатаю на компьютере и писать вообще разучился. Обойдёмся и без бюрократии. Конечно, я вас проинформирую, когда снова придет Мардат или его подельники. Да и вообще буду информировать, когда ваши союзники будут приходить.
– Они не наши союзники, – хмуро сказал молодой человек, – они стараются нам вцепиться в спину, так как мы самые неподкупные и самые верные и объективные органы, стоящие на страже законности.
– Согласен, – сказал я, – вы уж там держитесь, вся надёжа только на вас.