Часть вторая
Война
Глава шестая. Солдат высочайшей милостью
Почти два месяца добиралась я домой из Якутска – водой, поездом и пешком. Война чувствовалась повсюду. Баржа на Лене была полна рекрутов. В Иркутске бросалось в глаза обилие людей в военной форме; по улицам то и дело маршировали направлявшиеся к вокзалу полки солдат, пробуждая в сердцах обывателей воинственный дух. Мой провожатый покинул меня сразу по прибытии, и пришлось самой обращаться к властям за содействием, чтобы продолжить путешествие.
Сердце громко стучало, когда я сошла с поезда в Томске. Целых шесть лет меня не было в этом городе. Слезы застилали взор, когда я шла по знакомым улицам. Вот здесь, в двухэтажном доме, впервые познала я непостоянство мужской любви. Это было десять лет назад, во время русско-японской войны, и мне тогда исполнилось пятнадцать. А вон в той маленькой, уже обветшавшей лавочке, где и сейчас вижу склонившуюся за конторкой фигуру Настасьи Леонтьевны, я провела пять лет отрочества, обслуживая покупателей, моя полы, стирая и латая одежду. Но следует признать, что это долгое ученичество под суровым надзором Настасьи Леонтьевны пошло мне на пользу, помогая в последующие годы. А вот и труба, над которой вьется дымок. Это тот самый дом, в котором около восьми лет назад началась моя замужняя жизнь и где я в полной мере испытала жестокость мужского нрава. И вот, наконец, подвальный этаж, где мои отец и мать прожили семнадцать лет.
Я распахнула настежь дверь. Мама пекла хлеб и не сразу обернулась. Как же она постарела! Как опустились ее плечи, как побелели волосы! Она резко повернула голову и какую-то долю секунды удивленно смотрела на меня. Комок подкатил у меня к горлу, слова замерли на устах.
– Маня! – воскликнула она, бросаясь ко мне и заключая меня в объятия.
Мы плакали, целовали друг друга и снова плакали. Мама вознесла горячую молитву Пресвятой Богородице и поклялась, что никогда больше не отпустит меня от себя. Хлебы сгорели почти до углей, позабытые в печи в суматохе, вызванной моим возвращением. Пришел отец, и я увидела, что он тоже сильно постарел. Он ласково поздоровался со мной: видно, годы смягчили его грубую натуру.
Я побывала у старых друзей. Очень обрадовалась встрече со мной Настасья Леонтьевна. Сестра Афанасия Бочкарева, моего первого мужа, тоже встретила меня приветливо, несмотря на то что я убежала от ее брата. Она хорошо знала, насколько он был жесток и груб. Мне сообщили, что Афанасия забрали в армию в первые дни войны и что, по рассказам, он был в числе первых взятых немцами военнопленных. Я о нем больше никогда не слышала.
Первые три дня по приезде я отдыхала. С фронта шли волнующие новости. Там разворачивались сражения. Наши солдаты в одних местах отступали, а в других наступали. И я желала обрести крылья, чтобы полететь им на помощь. Сердце мое томилось и болело.
«А ты знаешь, что такое война? – спрашивала я себя. – Это вовсе не женское занятие. И ты, Маруся, должна быть твердо уверена, что не осрамишь себя. Достаточно ли ты сильна духом, чтобы встретить достойно все испытания и ужасы этой чудовищной войны? Хватит ли сил у тебя, чтобы пролить кровь и выдержать все тяготы войны? Так ли твердо твое сердце, чтобы устоять против тех соблазнов, которые тебе придется испытать, живя среди мужчин? Отыщи в своей душе правдивый и мужественный ответ».
И я нашла достаточно силы в себе, чтобы ответить «да!» на все эти вопросы. Я подавила таившееся в глубине души страстное желание вернуться к Яше и приняла роковое решение: пойду на войну и буду сражаться до последнего вздоха или, если Господь сохранит меня, до наступления мира. Я буду защищать Родину и помогать на поле боя тем несчастным, кто уже пожертвовал собой ради нее.
Конец ознакомительного фрагмента.