Глава 6
В фирму по продаже детского питания я явилась к двум часам. Предварительно заехала в ГУМ и накупила элитной косметики. Больше всего о начальстве знают секретарши, а их сердце дрогнет при виде пудры и помады «Ланком» за смешные деньги.
Так и вышло. Тоненькая черноволосая девушка моментально выбрала ярко-красную упаковку и подозрительно спросила:
– Подделка, что ли?
– Ни в коем случае! – заверила я ее. – Просто рекламная акция. Вот посмотрите тени.
Минут десять мы азартно перебирали коробочки и баночки. Потом я спросила, кивая на дверь с табличкой «Начальник»:
– Можно предложить вашей директрисе?
Секретарша, назвавшаяся Верочкой, покачала головой:
– Мы сейчас без руководства, да и раньше мужчина работал, Точилин Константин Яковлевич.
– Уволился? – равнодушно спросила я, сгребая косметику в сумку.
Вера помотала головой.
– Умер от инфаркта. Вот уж Надежда убивалась, просто черная ходила, да и понятно…
Я затрясла головой, пытаясь вернуть мысли на место.
– Как умер?
– Просто. Вечером лег спать, утром не проснулся – говорят, мгновенная смерть.
– А Надежда – кто такая?
– Фомина, начальница отдела рекламы.
– Зачем ей убиваться?
– Ха! – ухмыльнулась Вера. – Надьке полтинник подкатывает, особого образования нет. Диплом ей в городе Иваново выдали, в педагогическом институте. Ну что такая умеет?
– Так уж прямо ничего и не умеет?
– Она лентяйка, постоянно бюллетенит, на здоровье жалуется, ноет…
– А Точилина такое положение устраивало?
– Небось не очень, – вздохнула Вера, – а куда денешься?
– Почему?
– Да она его сноха, жена старшего сына Якова.
Вот это новость! Чем же свекор не угодил невестке?
Но Верочка не заметила моей реакции и продолжала радостно болтать, подмазывая глаза новыми, доставшимися по дешевке тенями:
– Надька дура. Яша младше ее. Тоже здесь работает, за компьютеры отвечает. Где уж он свое сокровище отыскал, никто у нас не знает. Только пять лет тому назад заявляется вдруг на работу с обручальным кольцом на пальце. Все, естественно, стали поздравлять, радоваться… У нас тут отношения почти семейные – родственники работают, друзья, чудесный коллектив. Но когда он Надежду привел… просто шок, паралич!
– Почему?
Верочка замерла на секунду, потом нанесла на хорошенький тоненький носик последний слой пудры и вздохнула:
– Стерва, лентяйка, истеричка – всего и не перечислить, и нам теперь мало не покажется!
– Почему?
Вера горестно вздохнула.
– У Константина Яковлевича двое сыновей. Яков – старший, а Николай – младший. Весь бизнес оформлен на Яшу. И сейчас он скорее всего начнет начальствовать. Угадайте, кто им вертит во все стороны? Надька. У нас годами люди не увольнялись, да и зачем? Работа прекрасная, зарплата как по часам. Но стоило Надьке подружиться с Люсей Рагозиной, Светой Малаховой и Таней Костиной, как разом у них конфликт вышел. Женщины все вместе и уволились. Жаль ужасно, прямо до слез.
– Отчего?
Верочка опять вздохнула.
– Вы когда-нибудь работали в коллективе? Небось не всю жизнь по организациям коробейничали, были раньше приличным человеком, так ведь?
– Преподавала французский язык…
– Ну и как у вас взаимоотношения с коллегами складывались?
Я пожала плечами.
– Ничего особенного, как везде. Кое с кем дружила, кое с кем едва здоровалась, ну сплетни, конечно, скандалы…
– А у нас никогда! – гордо заявила Верочка. – Первый раз попала в такую команду. Словно мушкетеры – один за всех и все за одного. Домой идти не хочется. Здесь либо родственники, либо друзья, других нет. И вот все начнет разваливаться… Народ бежать собирается. Но я никого не осуждаю. С Надькой не сработаться. Жаль, погибнет контора.
– Значит, Константин Яковлевич был хорошим руководителем?
– Чудесным. Добрый, даже жалостливый, интеллигентный. Слова грубого никому не сказал. А умница какая! Начинали с крохотного магазинчика в подвале. Сейчас огромный комплекс с молочной кухней и научным центром!
Испросив у словоохотливой Верочки разрешение походить по конторе, я побежала по коридорам, раздавая почти бесплатно направо и налево элитную косметику. Конечно же, милая секретарша слегка преувеличила размеры предприятия. На первом этаже типового здания детского сада помещался магазин, забитый баночками, бутылочками и коробочками. Здесь же молочная кухня с ацидофильными смесями, администрация, рекламный отдел и еще какие-то комнаты. Везде сидели милые женщины, на столах торчали компьютеры.
Завидя коробейницу, дамы тут же бросали неотложные дела и начинали самозабвенно рыться в моей сумке. Я потратила около часа, чтобы собрать все сплетни. Их просто не было. Служащие просто как одна убивались по поводу безвременной кончины Точилина и хором ругали Надежду. О Якове говорили хорошо, но настороженно. Николая в конторе не знали, он работал в другом месте. За все время существования фирмы из нее уволились только три женщины. Причем оставшиеся крайне недоумевали, отчего бывшие коллеги решились на такой шаг. Зарплата прекрасная, коллектив сказочный. И сделали они это очень странно: почти в один день убежали молчком, не устроив проводов и традиционного в таком случае чаепития. Мне это показалось крайне подозрительным, и я вернулась к любезной Верочке.
– Вот, – весело проговорила я, протягивая ей последнюю оставшуюся коробку туши для ресниц, – подарок от фирмы за оказание помощи.
– Спасибо, – обрадовалась девушка. – Все продали?
– Подчистую. Знаете, о чем я подумала: эти женщины, которые уволились из вашей фирмы, вдруг они работу ищут?
– Не знаю, – протянула секретарша, – они не звонят…
– Хорошие работницы были?
– Отличные! – с чувством воскликнула девушка.
– Дайте мне их адреса и телефоны. Нашей фирме требуются распространители, зарплата хорошая.
Ничего не заподозрившая Верочка радостно сообщила координаты уволившихся.
Я пошла было к выходу, потом сделала вид, что в голову мне пришла неожиданная мысль, и обернулась:
– Вера, извините, но вы были так любезны со мной, скажите, а где живет Надежда Точилина?
– Фомина, – поправила собеседница. – Да зачем вам?
– Понимаете, – начала я мямлить, – она, наверное, красится?
– Как забор, в три слоя.
– Ну вот, а я имею процент с продажи, заглянула бы к ней ненароком, на рабочем месте ее нет…
– Пишите адрес, – велела Вера, – только не говорите, что я дала.
– Никогда!
Выйдя на улицу, я со всего размаху угодила в ледяную, наполненную жидкой грязью лужу. А на ногах-то всего лишь тоненькие замшевые ботиночки. Чертыхаясь, я села в машину, стащила ботинки с ног и надела валявшиеся под сиденьем босоножки. Ну вот, а Аркадий еще говорит, что у меня в машине бардак. Вот ведь как пригодились.
Кеша с детства обожал автомобили. Первый раз за руль сел в двенадцать лет – сосед разрешил покрутить баранку. К глубокому изумлению мужика, Аркашка поехал абсолютно ровно и быстро.
– Слушай, – приговаривал мужчина, – да он родился с ключом от зажигания в руке.
Когда остальные дети гоняли во дворе в мяч или играли в прятки, Кешка будто привязанный торчал возле ненормальных автолюбителей, самозабвенно копавшихся в чреве своих «коней». Потом ему стали доверять несложные операции – подкачать колесо, долить дистиллированной воды в аккумулятор, прокалить свечи… Постепенно процедуры усложнялись, и через два года почти все мужское население близлежащих домов ломилось к нам в квартирку с незатейливой просьбой:
– Кешик, глянь, не работает…
Аркашка со скучающим видом спускался вниз, поднимал капот, засовывал руку в грязные внутренности машины, и через пару секунд бодрое фырчание мотора повергало очередного хозяина в транс.
– Господи, как он это делает? – изумлялись автовладельцы. – Раз, два – и все…
Увидав такой расклад, соседки понесли нам утюги, кофемолки и радиоприемники. Но их ожидало глубокое разочарование. Ни один из бытовых приборов в руках Аркадия и не собирался оживать. Талант Кешки распространялся только на автомобили.
Поэтому, как только на нас свалилось богатство, Аркадий тут же купил «Мерседес». Именно этой марке безраздельно принадлежит его сердце. Абсолютно не жадный, сын просто звереет, когда кто-нибудь приближается к его сокровищу.
Мой «Вольво» и Зайкин «Фольксваген» в случае необходимости отправляются в авторемонтную мастерскую, и моет их по утрам садовник Петя. Свой «Мерседес» хозяин обрабатывает собственноручно. Все полочки в гараже забиты шампунями, натирками и полиролями. Набору губок позавидует любая кокетка. Стоит ли говорить, что свое «сокровище» Кеша моет самолично, причем температура воды в ведре предварительно проверяется термометром. Только 35,6! Иначе потускнеет лак. Зайка, увидевшая один раз эти приготовления, просто затряслась от злости.
– Прикинь на минутку, – закричала она, врываясь ко мне в спальню, – Аньку с Ванькой он просто запихивает в ванну, а когда те начинают орать, приговаривает: «Ну подумаешь, чуть-чуть холодновато, ну ошибся папа!»
Откуда у него страсть к автомобилям, я не знаю, но явно не от отца. Моего первого мужа – художника Костика любой предмет, состоящий из гаек и шестеренок, приводил в ужас. Может, страсть пришла по линии матери? Я с ней не была знакома. Костя уже состоял в разводе, когда познакомился со мной. Куда подевалась его бывшая супруга, было непонятно, но она исчезла из жизни моего первого мужа, оставив ему ребенка. Я воспитывала его с младенчества, и после нашего с Костей развода мальчик остался со мной.
Машу принесло последнее, четвертое замужество. Мой тогдашний избранник Генка был хорош всем, кроме небольшого изъяна – пил горькую, не просыхая ни днем, ни ночью. Поняв, что битва с зеленым змием будет мной проиграна, я просто-напросто отправила супружника домой к маме.
Спустя два года помолодевший и похорошевший Гена пришел ко мне вместе с приятной светловолосой женщиной. Оказалось, он встретил настоящее сокровище – Ренату. Той удалось сделать невозможное – Геннадий бросил пить, и супруги собрались эмигрировать в Америку. У Ренаты была дочь – полугодовалая Маша. Об ее отце женщина говорила скупо – вроде он бросил ее беременной и ни разу не встречался с дочерью. Супруги боялись брать с собой в неизвестность малышку.
– Будь человеком, – просил Генка, – подержи полгода девчонку у себя.
– Но как же так? – растерялась я.
– Просто, – пожал плечами бывший муж, – мы укажем в документах, что девочка временно остается у бабушки, матери Ренаты. Ее и оформим опекуном.
Подавив на корню желание задать вполне естественный вопрос, почему родная бабуля не желает на самом деле позаботиться о внучке, я опрометчиво согласилась. И только когда заболевшей девочке пришлось впервые вызвать врача, сообразила, что никаких документов они мне не оставили. Ни метрики, ни карты ребенка. Забыли дать и телефон заботливой бабушки, равно как и свой американский адрес…
На моих руках оказался ребенок, как бы не существующий в действительности. Единственное, что я знала точно, – имя матери – Рената. Даже день рождения – 6 сентября – придумал позднее Аркадий. Спустя несколько месяцев из маленького городка Юм, штат Пенсильвания, пришло письмо. Генка сообщал, что Рената скоропостижно скончалась, а ему чужая девочка абсолютно не нужна. Правда, указал номер телефона бабушки. Но нелюбезный мужчина невнятно пробормотал в трубку, что прежняя хозяйка поменяла квартиру и съехала. Увы, никаких сведений о ней он не имеет. Целый год я ломала голову, как поступить. Наконец Александр Михайлович взял метрику Аркадия и через неделю принес небольшую книжечку. Я раскрыла ее и пришла в ужас: «Воронцова Мария Константиновна»! Приятель, недолго думая, превратил Аркадия и Маню в родных брата и сестру.
– Ребята в техотделе сказали, что так лучше, – пояснил полковник, впрочем, тогда еще майор. – Опасно вписывать в документ несуществующих лиц…
На моей памяти это был единственный случай, когда он нарушил закон. Но как орал Костик, когда я явилась к нему с просьбой отказаться от родительских прав в мою пользу!
Отвизжавшись, он заявил:
– Тогда уж и Аркадия забирай, нечего на мои алименты всех кормить.
Так дети стали окончательно моими, и мы никогда не пожалели о случившемся.
Отъехав несколько кварталов, я позвонила милой Леночке и немедленно узнала, что Игорь Марков всегда решал дела без крови, действуя где шантажом, где уговорами, а где угрозами. Дальше угроз дело не шло: Марков хоть и нарушал Уголовный кодекс, все же старался особо не зарываться.
– Знаешь что, – зашептала Леночка трагическим шепотом, – ты, кажется, права. Тут сегодня опять менты приходили и все вверх дном перевернули, по гвоздику кабинет разобрали. Что-то искали.
– Нашли?
– Да он отродясь здесь ничего не держал, все в кейсе возил. Наверное, дома хранил, в компьютере. Хотя у меня вот, например, есть его ежедневник. Ну знаешь, календарик такой, куда пишут план на неделю.
– И милиция его не забрала?
Леночка придушенно захихикала:
– Так он у меня в сумке лежит, а туда никто и не лазил.
Я пообещала ей подъехать к шести часам и забрать «склерозник». Но сейчас только два – самое время зарулить в «Макдоналдс». Нацепив на ноги мокрые ботиночки, прилипшие к ступням, как компрессы, я вошла в мирно гудящий зал. Рот сразу наполнился слюной. Обожаю вредные котлеты с булками. Понимаю, что они наносят непоправимый вред моему организму, но поделать ничего не могу. И нигде мне не думается так хорошо, как в ресторане «Макдоналдс». А поразмышлять есть о чем!
Марков в пятницу сказал Леночке: дело Фоминой закончено. Интересно, что он имел в виду? Ведь Константин Яковлевич Точилин умер в прошлый понедельник, а в среду был кремирован. Неужели Игорь пошел на убийство? Просто невероятно! Тогда о каком завершении дела шла речь? И где хранится архив? Дома в компьютере? Но тогда небось милиция уже перерыла все файлы. Как бы узнать? Есть только один путь: поехать к жене Маркова и попробовать произвести разведку боем. Заодно узнаю, кто третировал несчастную бабу по телефону и почему она приняла меня за любовницу блудливого муженька! Вот только адреса не знаю. Виталий вез меня тогда какими-то переулками в район метро «Кропоткинская». Причем дом помню хорошо: большой, старинный и квартира на третьем этаже.
Пришлось опять звонить Леночке. Та немедленно сообщила адрес и добавила:
– Ну так я жду тебя к шести, не опаздывай.
Я заверила ее в своей точности и попросила:
– Слушай, вдруг Виталий Орлов появится, пусть меня подождет.
– Да он тут с пятницы не показывался! – пробормотала Лена. – Ладно, скажу.
Я позвонила по телефону, услышала тихое, печальное: «Алло», – и обрадованно повесила трубку. Птичка в клетке!
Дом я узнала сразу – на этой небольшой улочке он был один такой: огромный и слегка нелепый. Дверь квартиры приоткрылась, и я увидела довольно полную небрежно одетую женщину. Углядев, кто стоит на лестничной клетке, тетка возмущенно воскликнула:
– Ну не стыдно ли! Домой заявилась!
Она попробовала захлопнуть дверь перед моим носом, но я ловко просунула ногу в щель и быстро пробормотала:
– Надо поговорить.
– Не о чем! – отрезала Маркова. – Пошла вон, нахалка! Да заруби себе на носу, что квартира, дача, машина – все записано на мое имя. Даже если этот идиот пообещал тебе золотые горы, ничего не получишь! Ну куда лезешь, наглая тварь?
Не обращая внимания на ругань, я втиснулась в прихожую и с чувством произнесла:
– Я не та, за кого вы меня принимаете.
Маркова рассмеялась злым, нервным смехом.
– Правда, правда, – попробовала я успокоить женщину, – я никогда не состояла с Игорем ни в каких отношениях.
– Ха! – выкрикнула вдова. – Что, я тебя на кухне не видела? Сидела, улыбалась, крыса недоенная.
Я хотела было возразить, что доить крысу – неблагодарное занятие, но осеклась и миролюбиво сказала:
– На кухне и правда сидела. Только пришла вместе с Виталием Орловым, и речь шла о моем трудоустройстве на фирму Игоря.
– Ой, хватит врать-то! – не успокаивалась баба. – Кем же хотела пристроиться? Продавцом в вагон? Так там полный комплект… Ну, зачем явилась? Мало меня мучила? Сейчас-то что? Все, никому не достался, ни тебе, ни мне…
И она разразилась отвратительными рыданиями. Я глядела на нее во все глаза, отчего-то совершенно не испытывая жалости. Честно говоря, женщина выглядела непривлекательно. Из-под коротковатого застиранного байкового халата торчали белые опухшие ноги со змеящимися крупными венами. Талия практически отсутствовала. Весьма объемная грудь уютно устроилась на подушкообразном животе. Шеи не наблюдалось. Голова покоилась непосредственно на жирных плечах. Морщин, правда, оказалось мало, да откуда они возьмутся, если под кожей лица такой слой сала? Заплывшие глаза были невыразительны.
Исключение составляли роскошные черные волосы, вьющиеся картинными кольцами. Любая цыганка позавидует таким кудрям! Впрочем, и зубы оказались хороши… Вспомнив элегантного, подтянутого, благоухающего дорогим парфюмом Игоря, я вздохнула и тронула вдову за лилейное плечико.
– Послушайте, хотите, поклянусь на Библии, что увидела вашего мужа в первый раз совсем недавно? Сама ищу его таинственную любовницу, меня из-за нее могут в тюрьму посадить.
Маркова прекратила истерически взвизгивать, пошмыгала носом и неожиданно приказала:
– Снимай брюки.
– Зачем? – изумилась я.
– Снимай, говорю, если хочешь, чтобы я тебе поверила!
Недоумевая, я стащила черненькие узенькие слаксы. Маркова толкнула меня в спину.
– Иди на кухню, там светлее.
Держа штаны в руках, я пошла за ней. На кухне женщина развернула меня спиной к окну, минуту смотрела на мои ноги, зачем-то провела рукой под правой коленкой и пробормотала:
– Гляди-ка, и впрямь, похоже, правду говоришь!
Я возликовала:
– Слава богу, вот видишь! Да что ты там искала, на ноге?
– У той бабы, – сообщила вдова, – родимое пятно как раз в сгибе ноги, довольно большое. Я ее один раз случайно без колгот увидела!
– Где?
– Без пол-литра не расскажешь! – вздохнула Маркова. – Только сначала объясни, откуда ты взялась и что случилось?
Я уселась на табуретку и поискала глазами пепельницу.
– Кури, кури, – успокоила женщина, включая чайник, – а я выпью, чтоб расслабиться. Кстати, не представилась – Алиса.
– Даша, – пробормотала я, роняя пепел на стол, – Даша Васильева.