© Granma K.
«Помню, в тот день…»
Иногда что-то остается только теплым воспоминанием, которое согревает обратную сторону Луны, пока другая, будучи обращенной к Земле, освещает нам путь
Помню, в тот день, безысходно просиживая на капоте машины с картой Штатов, я раздумывала о многом. О том, что же там, на загадочной, не видимой нам, обратной стороне Луны; о том, как часто нашу планету поглощает черная дыра; о том, для чего есть места, столь пустые и одинокие, как это и… куда же мне ехать дальше, чтобы выбраться из этого забытого Богом места? Перекати-поле, ветер с песком, яркое обжигающее солнце… И, как полагается в вестерне, традиционный салун, напоминающий дом с привидениями из фильма ужасов.
Но опустошенная бутылка воды в рюкзаке одержала победу над страхом войти туда.
Старичок в кепке, собирающий осколки от разбитой бутылки, пустой dance floor, высокая ваза с изображением индейских племен и поломанная деревяшка наподобие шеста. Мужчина, уснувший у барной стойки. Бармен подавал пиво и другую дрянь остальным. Вдруг я остро почувствовала, что оказалась в числе людей, хоть однажды испытавших дежавю.
«Кто-то выпивкой хочет затуманить ум, кто-то – упасть и больше не встать; у каждого есть то, чего остальным не понять», – подумала я и присела на более опрятное место, рядом со спящим мужиком.
– Что Вам? – спросил бармен с выраженным южным акцентом.
– Воды со льдом.
– Вам придется искать такие «изысканные» напитки где-нибудь подальше отсюда, дамочка. Здесь у нас только пиво, виски, ром… – перечислял мужчина басом, протирая стаканы оранжевой тряпкой.
– Дерьмо в стаканах, – пробурчал вдруг тот, как оказалось, не спящий мужик, не поднимая голову и хрустнув пальцами.
– Эм… а есть лимонад? – поинтересовалась я.
– Для Вас, принципиально не пьющего алкоголь человека, сделаем исключение: принесу Вам свой лимонад.
Окинув меня диким взглядом, бармен ушел. Видели бы вы все это – ощутили бы тяжелую душевную утрату, боль всех этих людей. Странно, но тогда я чувствовала, что знала каждого из них. Господи, вот она – обратная сторона Луны?
Пока я раздумывала об этом, передо мной появился бармен с высоким бокалом, наполненным жидкостью с пузырьками углекислого газа.
– Спасибо, – поблагодарила я, внимательно разглядывая своего нового «товарища».
Упитанный невысокий мужчина с накаченной шеей, на которой красовался небольшой шрам и татуировка – имя «Sofia». Взгляд его был уставшим, а разум просто искрился остроумием, раз он принес мне теплый лимонад в такую жару.
Бармен подошел к «спящей красавице»:
– Эй! Тебе пора домой, сынок.
– Слышь! Тебе говорят, сосунок! – сидящий с другой стороны мужчина толкнул своего соседа, и тот упал на скрипучий деревянный пол.
Я вздрогнула и медленно обернулась. «Спящей красавицей» оказался парень, на вид немного старше меня. Только взгляд у него был, как у старика, угрюмым, обиженным…
Бармен прыснул ему в лицо мутной водой из-под крана, словно это был каждодневный ритуал.
– Сынок, лучше иди домой.
– Ах! – махнул тот на бармена, протянувшего ему руку.
Молодой человек взглянул на всех вокруг, нахмурив брови. Когда его взор остановился на мне, я медленно вернулась в прежнюю позу и продолжила пить лимонад. Он отряхнулся и ушел, оставив, словно карусели, качаться batwing doors. Казалось, я попала в старую Америку, на Дикий Запад. Я даже оглянулась вокруг в поисках Джона Уэйна.
– Черти заносят сюда этих молодых сопляков, – проворчал бармен и снова встал за стойку, протирая стаканы.
– Простите, сэр, – обратилась я к нему, – кто это?
– Дэвид Огден. Бедный парнишка! – бармен тяжко вздохнул. – Мать бросила его в день его появления на свет. Когда ему исполнилось шестнадцать, прямо в свой день рождения, он сбежал из приемной семьи со своим другом. Где и как он живет сейчас, неизвестно. По ночам приходит сюда, по его словам, затуманить мысли в своей дырявой башке, – он усмехнулся. – Сам парнишка хорош, но вечно получает дерьмовый конец палки.
Он отложил стаканы, уперся руками о стойку и произнес:
– Да все они хороши!
– Сколько ему лет? – не унималась я.
– Понятия не имею. Но поверь, он намного мудрее, чем кажется, несмотря на привязанность к выпивке и, может, даже к наркотикам. Черт знает, чем такой парень увлекается в наше жестокое время! Но я бы дал ему лет шестьдесят пять.
Я выпила немного лимонада, расплатилась, поблагодарила и направилась к своей машине, которая, по-видимому, решила взять тайм-аут.
– Ну же! Заводись!
В это время бармен вышел выбросить мусор.
– Ну что? – крикнул он издалека. – Заглохла старая кошелка?
– Простите?..
– Это я про машину, – он медленно, прихрамывая, направился ко мне.
– Не заводится.
– Сейчас я гляну.
Бармен заглянул под капот, повертел, покрутил какие-то штучки и, наконец, промолвил:
– Все!
– Ох, спасибо! – воскликнула я.
– Сдохла, – закончил он фразу.
– Как это «сдохла»?
– А вот так бывает, дамочка. Капут, финито.
– До города далеко?
– Милей 700.
– А до ближайшего отеля?
– Вы как раз на него смотрите.
– Я смотрю на Вас, сэр.
– Да не на меня, милочка, а на мой бар. На втором этаже есть комнаты.
– И сколько будет стоить одна ночь?
– В зависимости от времени пребывания. Я пока позову нашего мастера, чтоб взглянул.
Я вернулась в бар и попросила ключи от комнаты у моложавой женщины в алом платье, которое ослепляло глаза. У нее были красивые руки. Ногти покрашены в фиолетовый цвет.
– Комната номер 14 свободна, – сказала она хриплым, прокуренным голосом и продолжила дымить, уставившись в маленький беззвучный телевизор с черно-белым изображением.
В этот номер, видимо, до меня не ступала нога человека, а в матрасе, похоже, приютилась семейка мышей. Зато будет не так уж и одиноко!
Я вошла в ванную комнату и сразу же выбежала, хлопнув дверью и начав прыгать на месте: страх всей моей жизни – пауки – висели по углам. Итак, лучший вариант был сесть в кресло и дождаться утра.
Бар работал круглосуточно; в час ночи людей здесь было в два раза больше. Откуда все они берутся в этом забытом Богом месте?
– Снова лимонад, милочка? – встретил меня бармен, смягчая басистый голос едва заметной улыбкой.
– Да, если можно.
– Откуда мне знать, можно тебе или нет? Я не врач.
– Можно, можно! Лимонад, пожалуйста, и, если мо… то есть я хотела сказать: на этот раз, пожалуйста, холодный, со льдом.
– А как же иначе! – усмехнулся он.
Мне вновь подали «холодный» лимонад.
– Простите, сэр. Можно лед?
– Да можно, можно!
Я закинула в стакан четыре кубика льда и стала раздумывать о машине и дороге в Лос-Анджелес. На меня нашел невероятный страх, что я попаду в какую-нибудь передрягу.
– Ник, виски! – крикнул рядом Дэвид Огден.
– Ты себя губишь, сынок.
– Уже погубил, так что давай, старый хрыч, валяй виски! Я тебе деньги за это даю. Хочешь, еще стриптиз станцую?
– Как пожелаешь. Mi casa es su casa.
Дэвид зевнул и взглянул на меня.
– Тут дамы. Я тебе в следующий раз станцую. Спасибо, старый засранец, – добавил он, когда получил желанный стакан.
Он засучил рукава своей потрепанной кофты и вновь взглянул на меня:
– Простите.
Я молчала: ничего не слышала, засмотревшись на резьбу у барной стойки с изображением головы девушки-индианки, представительницы коренного населения Америки.
– Хм-хм… Мисс?
Дэвид еще подождал немного.
– Мисс! Вы оглохли? – крикнул он мне в ухо.
– Ой! Простите?
– О чем Вы думали?
– Эм… о всяком.
– О бойфренде?
– Нет.
– Неужели? Даже и не вспоминаете его долбаную романтику и ваши посиделки?
– У меня нет бойфренда.
Взгляд Дэвида Огдена выражал удивление. Он сел ровнее, стряхнул с себя пыль, еще раз зевнул и вновь посмотрел на меня, а точнее, на мои руки, которыми я крепко держала стакан лимонада.
– У Вас пальчики забавные.
– Почему это? – спросила я, и мое лицо озарилось улыбкой.
– Как у ребенка. Играете на фортепиано?
– Да.
– Ох! Угадал!
Он принялся за стакан виски и спустя пару минут воскликнул:
– Серьезно?
– Что «серьезно»?
– У Вас нет бойфренда?
– Стала бы я врать! – пробурчала я, рассматривая «танцующие» пузырьки в жидкости прозрачного стакана.
– Хм. Надо же! Сколько Вам лет?
– А сколько бы Вы дали?
– Шестьдесят пять, – он улыбнулся глупой улыбкой пьяного мачо. – Простите, Вы ведь, надеюсь, не обиделись?
– Нет, нет! Что Вы!
– Ну, это хорошо. А то в последнее время мне редко попадаются люди с хорошим чувством юмора.
– Не удивительно.
Дэвид положил голову на стол и закрыл глаза. Я взглянула на него, и мысль о том, что дыра в его кофте напомнила мне квазар, заставила улыбнуться. Однако через пять минут он крикнул во весь голос:
– Двадцать! – и стукнул стаканом о стол.
– Дэвид, поаккуратнее, пожалуйста, – шепнул Ник.
– Вам двадцать! Верно? – продолжил тот, не обращая внимания на Ника и на то, что я поперхнулась лимонадом.
– Ага, – кивнула я.
– Вы чего это просто «ага»? Обиделись что ли?
– Нет, сэр! Пожалуйста, не мешайте мне наслаждаться моментом.
– Наслаждаться? В этой дыре? Вы больная?
Я встала со стула, взяла свой стакан и поднялась к себе в комнату. Он проводил меня взглядом. И нет, он не был пьян: его взгляд был трезвым. Почему-то я вдруг вспомнила фрагмент, когда Дэвид Огден упал и вышел из бара. Что-то зацепило в строгом взгляде его ярко-карих глаз.
Кажется, я уснула в кресле, сама того не заметив. Но мой сон длился недолго: снизу раздались дикие крики, ругань, невероятный шум.
– О Боже! Какое еще приключение произойдет в этом баре? – шепнула я, тихо вышла из комнаты, присела у лестницы и увидела, как толпа взрослых мужчин бьет парня, лежащего на полу.
Это был Дэвид Огден. Они схватили его за кофту и бросили на танцпол, разбив вазу. Казалось, вот-вот ворвется невозмутимый шериф с верным помощником, но тут из уборной выбежал Ник, застегивая штаны.
– Какого черта здесь творится? Вы что, ополоумели? Идиоты! Старики решили бить молодого парня? Что произошло, черт возьми?
– Этот сопляк – подлый воришка!
– Идиот! Я хотел свои деньги на стол поставить, а не украсть их! Зачем мне красть собственные деньги?
– Зачем тебе трогать мои деньги?
– Имбецил ты одноклеточный, я твои деньги не трогал! Это мои гребаные деньги! – заорал Дэвид и вновь получил по лицу.
– А ну-ка, прекратите сейчас же, пока я всех вас тут не перебил! – Ник направил на них охотничье ружье. – Расходитесь по домам, алкоголики несчастные, а то я отдам ваши языки на съедение своему псу!
Вся толпа разошлась, и в баре остались только Дэвид и Ник. Я медленно спустилась и замерла, глядя на них.
– Простите за беспокойство. Вас, наверно, разбудили? – вежливо проговорил Ник.
– Я не спала.
Он подошел к Дэвиду и помог встать.
– Вам нужно сесть и слегка запрокинуть голову. У Вас кровь, – сказала я, указав на нос.
– Закинь голову, тебе говорят, – пробурчал Ник.
– Труханутые тут у тебя людишки водятся, Ник, – Дэвид взглянул на меня, – Вы не в счет.
Они начали поднимать стулья и столы, я присоединилась к ним.
– Где сегодня будешь ночевать? – Ник обратился к Дэвиду.
– Не твое дело.
– Сынок, будь добр, останься здесь.
– Нет.
– Почему?
– Я сказал, нет!
– Тогда облегчи мне жизнь: скажи, где ты проводишь ночь?
Дэвид молчал и теребил свою разорванную кофту.
– Дэвид, я не собираюсь брать у тебя деньги за это.
– Николас, старикашка ты гребаный! А я не собираюсь всю жизнь быть кому-то обязан! Ясно? Куда бы я ни шел, везде я кому-то что-то должен. Пусть хотя бы здесь моя душа будет спокойна и одинока, – он споткнулся о стул и упал.
Мы подбежали и подняли его.
– Если ты оглох, то повторю: нужно сесть на стул и запрокинуть голову, – грубо приказала я и запрокинула его голову, приложив к носу платочек, вытащенный из моего кармана.
Дэвид в упор смотрел на меня.
– Сегодня ты останешься здесь! – строго объявил Ник.
– Вроде нос твой не длинный, Ник, а вечно суется, куда не надо!
Я помыла руки под краном у барной стойки и остановилась возле лестницы, глядя на Дэвида. Он медленно отвел взгляд:
– Хорошо. Я останусь.
– Вот тебе ключи. Тащить тебя в комнату я не собираюсь. Сам поднимай свой тощий зад и иди, спи давай!
Дэвид взял ключи и поднялся наверх, замедлив темп, когда проходил мимо меня.
– Этот парень однажды сам себя угробит, – проворчал Ник и обратился ко мне: – Спасибо, милочка. Дальше я сам приберусь.
– Спокойной ночи.
– Ох! Такой не существует, но все равно спасибо. Вам тоже!
Я вернулась в свой номер и опять села в кресло. Сидела с открытыми глазами и смотрела в окно. Небо напоминало пионовое поле – всю ночь искала образы цветов из облаков. Как красиво! Свист ветра убаюкивал меня, и я, наконец, уснула.
Ранним утром меня вновь разбудил шум. Из окна я увидела чьи-то ноги, торчащие из-под моей машины, вышла из бара и остановилась возле нее, уставившись на изношенные кеды.
– Доброе утро, – раздался приглушенный голос Дэвида.
– Доброе! – ответила я, недовольно рассматривая его, испачканного чем-то черным.
– Ваша машина… го-то-ва, – с расстановкой объявил он и полностью вылез из-под машины.
– Спасибо. Сколько я Вам должна?
– Нисколько.
– Но ведь…
– Машина готова. Всего доброго, – Дэвид направился в бар.
Я последовала за ним и встретила Ника.
– О! Доброе утро, милочка! – приветствовал он меня. – Я как раз пришел машину чинить. Наш мастер перепил и сейчас валяется где-нибудь на трассе с индейцами, доказывая, что это его земля. Так что я сам возьмусь за это дело.
– Уже не нужно, спасибо!
– Как это «не нужно»?
– Она работает.
– Твою Дарданеллу! Всю ночь искал свои инструменты!
– Что ж, вот Вам за сон, который отобрала у Вас моя машина. А эти деньги передайте Дэвиду Огдену.
– Он что, стриптиз станцевал?
– Этого я не знаю.
Я села в машину и уехала, оставив за собой песочный шлейф.
На всю громкость звучала старая добрая песня «Don’t Look Back in Anger» любимой группы «Oasis». Ох! Запела во весь голос! Мои мысли находились далеко, где-то на загадочной стороне Луны.
Я собрала вещи, как только получила письмо о том, что меня приняли в университет на курсы режиссерского и сценарного мастерства. До учебы было еще пару недель. Вот я и села в машину, решив добираться в одиночестве с единственным компаньоном по имени Навигатор и бесполезной картой, без всяких рейсов, самолетов, аэропортов, поездов, – я, мой старенький американский друг, Америка и загадочная сторона Луны.
На горизонте показалась линия небоскребов Downtown, тут мои руки сжали руль крепче. Я медленно сняла старые папины очки Ray Ben Wayfarer.
«Los Angeles». Эта надпись заставила мое сердце биться чаще. Длинные запутанные дороги, экзотические растения, настенные граффити, указатель направлений на города-побратимы Лос-Анджелеса с расстояниями до них в милях, концертный зал Уолта Диснея, Сансет-Стрип, фуникулер «Эйнджелс Флайт», Уоттс-Тауэрс. Цвета светофора кажутся другими; толпа, идущая по пешеходу, маленькие магазины с настоящей американской колой и, конечно же, небо…
Меня зовут Конни, и мне не шестьдесят пять.
Я приехала в Лос-Анджелес, так как мое заявление в университет на курсы режиссерского и сценарного мастерства приняли. Моя жизнь удалась на 50 процентов.
Отсюда и начинается моя новая история.