Глава 3. Новая власть. 2700 г
По мощенным булыжником улицам мимо двухэтажных особнячков неторопливо двигался невысокий полненький мужчина в кепке и костюме на манер мотоциклиста. Кожаная куртка, брюки из грубой ткани. При этом вся одежда понимающему демонстрировала неплохие доходы. Ботинки известнейшей шиольской фирмы Торвайна, а качество сукна не для мастеровых.
Через плечо у него висела большая сумка, а голова так и крутилась во все стороны. Чуть ли не к каждому встречному он обязательно цеплялся и начинал задавать вопросы. Так, обнаружив висящего на перекрестке на фонаре человека, попытался выяснить кто и когда, а особенно важно за что его казнил.
– Из полиции концессии Марвина, – моментально ответила девушка из соседнего дома, выглянувшая зачем то на улицу. – Неприятно, ага, но парни с шахт его хорошо знали, тот еще гад был. Попался, вот и повис, – совершено равнодушно сообщила.
– И часто такое случается?
– Не, – отмахнулась уверенно, – всего два случая на Логлин. Был еще один скот, но не нашли. А искали на совесть. Очень уж желали вздернуть за компанию. У нас их вся округа знала. За дело свое получили и когда еще порядок не навели.
– А как насчет третьего переулка отсюда? Я расстрелянных видел.
– Вот это и есть порядок, – без тени сомнения заверила девушка, – полиция разбежалась и кое-кто в чужие магазины и дома лезть наладился. Вот Лига и ввела патрули. Пойманных на грабежах на месте стреляют. И правильно делает. Так что упаси вас Бог, на чужое зариться.
– Анна, – позвал женский голос из-за забора, – домой!
Девушка недовольно вздохнула, но возражать не стала, оставив мужчину одного.
Мне почудилось или она и себя имела в виду, поминая чужое? – подумал тот, двинувшись дальше. Тронешь женское… хм… плечико, она заорет и тут же появятся добрые молодцы с огнестрельными штучками. Влепят в затылок пулю, плюнут брезгливо и дальше двинутся.
Что примчатся достаточно быстро, он не сомневался. Уже дважды за очень короткий срок видел. Обычно втроем с карабинами. Один в форме, двое в гражданском. Оба раза показали дорогу и при этом не забыли поинтересоваться документами. Любопытно, что издалека можно и спутать с солдатами. Цвет формы не тот, перекрашено явно в домашних условиях и широкое раздолье оттенков, отсутствуют погоны. Вместо них на предплечье хорошо знакомые знаки различия. И еще эмблема. Красный треугольник и внутри черно-белые клетки. Это правильно задумано. Не стрелять же в своих. А пошить оригинальные костюмчики явно не успели.
От железнодорожных путей его сразу завернули. Все равно успел полюбоваться на поразительное зрелище. Все пути и запасные ветки забиты вагонами. Эшелоны собраны из самых разных по форме и назначению вагонов. Пустые и груженные, с лошадьми, людьми и непонятными вещами. Впечатление, что целые поселки тронулись из обжитых мест переселяться и все имущество с собой прихватили. И распоряжаются всем железнодорожники в форме. Это при том что дорога всегда была в частном владении. Видимо после станции «Дно» указания и приказы владельцев для паровозных бригад и деповских ничего не значат.
Близко не подойдешь, часовые не пропускают посторонних. А надписи мелом на дверях издалека не разобрать и спрашивать во избежание не хочется. Смотрят все подряд с подозрением. Достаточно неприятное ощущение, когда вот так на тебя глядят. Не местный – уже подозрительно, а что они имеют в виду под порядком, при полном отсутствии закона, еще тот вопрос. Руки он при себе держит, ага.
Он припомнил полученные ранее указания и свернул направо. Через квартал попал на гораздо более широкую улицу. Практически проспект. Это уже почти в центре. Прямо под ногами валялась изломанная табличка с названием улицы «Король Магур третий». Ее, похоже, специально отодрали и после этого старательно топтали ногами. Прямо на стене дома черной краской написали улица Свободы.
Скорее всего и остальные Магуры пострадали от народного гнева. Да и не только они. В любом городе две-три улицы стандартно-верноподано назывались соответствующими именами. Короли или полководцы неизменно присутствовали в центре любого поселка или города. А здесь восстание. Пришло время бороться с врагами. Ничего странного. В смутные времена обязательно убивают и ломают. Удивительно, но крайне мало заметных вмешательств в обычную жизнь. Все заняты делом, магазины работают. Школа тоже. Праздношатающихся не особо много.
– Пироги горячие, кому надо пирогов?! – завопил рядом мужик, так что невольно вздрогнул. – Через плечо у того висел ящик на кожаном ремне.
– Почем?
– Три сантима за штуку! Сам бы ел, да деньги нужны!
– Дорого.
– По нынешним временам-то? Я честный торговец из специальной пекарни. С мясом, с картошкой и грибами. А хотите с капустой. Все свежее и замечательное.
– Ну давай, каждого вида по два.
– И не сомневайтесь, – накладывая в пакет, – говорил разносчик, – Лунев человек известный. Не выжига. А то развелось нелегалов без лицензии. Покупают за три сантима селедку, режут ее на пятнадцать частей, вот и прибыль. А выпивка вообще самогон неочищенный. Вроде человек не свинья, все слопает. После стопки все заглотит.
– А у тебя имеется казенка?
– Слинг не акцизный, но самый лучший. Заводского производства. Желаете?
– Это как, – согласно кивая и принимая бутылку из мешка за плечами спросил прохожий, – заводская, но не с акцизом – ворованная?
– Да не в жисть! Красть – это у нас строго. За неимением тюрем новая власть того, в распыл. А вот с нелегальной торговлей вразнос не борются. Неправильно! Сами ж потом про налоги вспомнят, да поздно.
– Так насчет слинга, – повторил покупатель, расплачиваясь. Судя по сдаче действительно без лишней наценки, но при этом далеко не бесплатно. А этикетка забавная. «Застольная». И рожи соответствующие за накрытым столом. Не поленились же – напечатали оригинальную.
– Специальный выпуск, – пояснил разносчик, – еще есть можно «Пшеничную» И «Хлебную». Качество я вам скажу, – он поцеловал сложенные щепоткой пальцы.
– А «Патранской» или «Свободной» не имеется»?
– Не слышал, – ответил мужик озадачено. – Могу выяснить.
– Ну если будет, непременно прикуплю. Люблю оригинальные вещи.
– Вы б не ходили туда, господин хороший, – сказал уже в спину.
– Почему? – обернувшись, спросил.
– Так там штаб Лиги. Мало ли. Вы ж не наш.
– А так заметно? Одежда?
– И она. И акцент не здешний. Да и вообче. Городок у нас маленький, сейчас много новых появилось, но вы не из патранов будете. Оно ж видно. Неизвестно как посмотрят.
– Спасибо, только в штаб Лиги мне и надо.
– Ваше дело господин, я предупредил. И тут же привычно завопил про горячие пирожки.
Чем ближе к земской Управе, тем чаще попадались люди, спешащие с деловым видом. Шли в обе стороны и постоянно встречались вооруженные.
У крыльца трехэтажного, построенного в толботском стиле с колоннами, собралась небольшая толпа. Кто внимательно изучал вывешенные на специальном стенде листовки, кто обсуждал свои дела. Он приостановился и прислушался.
– А что с готовой продукцией делать? – спрашивал плохо одетый тип в рабочей спецовке у товарища. В отличие от него тот имел на поясе хорошо знакомую кобуру БВ. Вид такой, не ошибешься. – Может того, спалить? Чтоб никому не досталось.
– Я тебе пожгу, – показывая кулак, ответил тот, – есть приказ, вывозить. В ящики все положь.
– А транспорт-то? Дай мне хотя бы пленных таскать.
Ого, отметил прохожий, их столько, что используют в качестве грузчиков. Видать гарнизон погромили. Интересные дела творятся.
– Чего уставился? – резко спросил вооруженный. – Чего ухи развесил? Ты кто такой? При этом он расстегнул кобуру.
– Я Бартон Коркоран. Журналист.
– Еленев! – крикнул тот, держа руку на рукоятке пистолета и внимательно наблюдая за попыткой достать документы. Соседи тоже обернулись и с любопытством уставились на происходящее.
– Да! – появился тут же еще один в гражданской тужурке с карабином.
– Возьмешь вот этого, – приказал, – отведешь к коменданту. Пусть разберутся, что за птица прилетела в гости. Развелось тут шиольцев.
– Пойдем што ли, – сказал парень, передергивая затвор и недвусмысленно направляя ствол в грудь. – Поворачиваешься и спокойно двигаешь вперед.
– Я просто хотел показать бумаги.
– Там и покажешь.
Судя по обстановке (люстры, мрамор и картины) внутри на лестнице всенепременно должен был обнаружиться роскошный ковер. Он отсутствовал и очень удачно. Множество ног в сапогах и тяжелых ботинках обязательно бы затоптали, а посетители попутно еще и заплевали, засыпав дополнительно табачным пеплом.
Вместо чинно шествующих клерков и чисто вымытых пепельниц по углам торчали большие жестяные консервные банки, переполненные окурками. А по коридорам в бешеном темпе носились люди, не обращая внимания на сидящих прямо на полу и даже на спящего в углу на стульях человека. Когда-то натертый паркет потускнел и плохо смотрелся.
– Господин Коркоран? – удивленно спросил очередной бегущий, резко затормозив. – Куда это вас?
– К коменданту, – почувствовав изрядное облегчение, ответил тот.
Ситуация всерьез напрягала. Не привык он к подобному обращению, а как себя поведет неведомый тип неизвестно. Конечно он никого не грабил, но кто его знает, эту революционную законность. Расстреляют, а потом оправдывайся. Документы для мятежников очень подозрительные.
– Сейчас разберемся, – пообещал Хабре Саис, круто развернулся и двинулся в обратную сторону.
Коркоран невольно почувствовал зависть. С чего это иностранец здесь себя ведет как большой начальник? Он то надеялся оказаться первым и имел все основания питать вескую надежду. А такой неприятный сюрприз.
Охранник подумал, озадаченно глядя умчавшемуся корреспонденту газеты «Новости Карунаса» вслед и приказал встать у стенки. То ли знал его, то ли они притопали уже. Дверь таблички не имела и была прочна заперта.
Еленин тяжко вздохнул, достал кисет и, высунув от старательности язык, принялся сворачивать цигарку. При этом использовал не обрывок газеты, а нормальную специальную бумагу. Бартон подумал и извлек из кармана портсигар, предложив. Тот отмахнулся. Сигареты его не устраивали, легкие. Они дружно задымили, благо и так воздух синий.
Мимо проследовал какой-то нервный худой тип. В сопровождении сразу двух людей в пиджаках чиновничьего типа. На ходу он им выговаривал:
– Почему до сих пор столовую для сотрудников не организовали?
На нечленораздельное ответное мычание отмахнулся небрежно. – Срочно займитесь! Пусть без разносолов, но чтобы люди сытые были. Каша, макароны, зелень какую. Селедка. А где хотите, там и берите, донеслось уже издали, – на склад к Марвину отправьте кого за продуктами. Или домой. Пусть раскошеливается. Исполняйте!
– Во дает, – сказал Бартон с восхищением, – отбирать у хозяина.
«Реймон и Марвин» владели фактически всей округой и связываться с миллионщиками не стал бы ни один храбрец без серьезных оснований. А тут практически открытым текстом разрешают отнимать имущество. Революция!
– С него не убудет, – подтвердил мысль конвоир. – Достаточно рабочую кровушку сосал, пора поделиться. И потом шиолец.
А значит можно выворачивать карманы, понял журналист, жалея о невозможности срочно записать высказывание. Ничего и так запомнит.
Махорочная вонь неожиданно перебилась тонким запахом духов. Мимо проследовала барышня, за которой очередной парень в комбинезоне с натугой пронес пишущую машинку. Охранник уставился им в след в глубокой задумчивости. Явно мысленно хотел очутиться на его месте. Барышня была молоденькая и прехорошенькая. При этом в брюках, смотрящихся очень интересно.
– Ты Коркоран? – спросил очередной вояка в гражданском и пистолетом на поясе. Тут он душераздирающе зевнул, деликатно прикрывая лот ладонью, – извините, – произнес смутившись. – Третьи сутки толком не высыпаюсь.
Бартон вручил свои бумажки, гадая куда подевался представитель «Новостей Карунаса». Не забыл про него и это прекрасно, раз прислал человека, но мог бы и сам подойти. Друзьями они безусловно не были, обычные знакомые, но все-таки воспитанные люди так себя не ведут. Да и не привык он к такому отношению. Обычно все ужасно предупредительны.
– Ага, – изучая паспорт и письмо из редакции «Баллинских известий», – глубокомысленно заявил поверяющий и снова зевнул, рискуя вывихнуть челюсть. – Ясно. Еленев? – спросил, обращаясь к конвоиру.
– Ага.
– Спасибо, все нормально.
– Шиолец, – с глубоким сомнением, прокомментировал тот.
– А, – дальше прозвучало нецензурно.
– Понял, – согласился тот и двинулся в сторону выхода.
– То есть само мое происхождение по определению является подозрительным? – с глубоким сарказмом поинтересовался Бартон.
– А разве в королевстве патран считается лояльным? Тем же концом обратно, – спокойно пояснил собеседник. – Меня, – протягивая руку, – зовут Горд Рыбалков.
– Даже так! Горд!
– Родители слегка были повернуты на национализме. А отец вообще считает имя определяющим. Как корабль назовут, так он и поплывет. Пойдемте.
– И как? – уже в маленьком кабинете, где присутствовало два стула и стол с остатками немудреной еды, поинтересовался Бартон, – имя в жизни помогает?
Таблички на этой комнате тоже не имелось. Точнее была, но явно не с должностью нынешнего хозяина: «Заместитель Управы по административной части г. Фостунов». У новой власти пока руки не дошли до привинчивания новых. Не первоочередная задача.
– Так сравнивать не с чем, будь у меня брат-близнец другое дело.
Сраженный логикой журналист не нашелся с ответом. Шутка не удалась.
– А в принципе многие верят. Детям имена меняют, но я думаю чистое суеверие. Вон Шаманов утверждает, что ломать судьбу можно, но не так просто. Ты ж будущего знать не можешь.
– И как тогда?
– А как мы делаем, – без улыбки произнес Рыбалков, – двигаясь поперек течения. В ответ на попытку помешать жить нормально. Вдоль легче, но не интересно.
– Ты знаком с руководителем Национальной Лиги лично?
– Да уж, – пробурчал тот, – пришлось пообщаться. В тюрьме. Стоп! – сказал, поднимая руку, на азартное движение, – интервью потом. Сначала я представлюсь еще раз. Я нечто вроде пресс-атташе Народной Армии. Любые журналисты без моего разрешения ничего не получат и не выяснят, разве наличие подвала у нашего коменданта.
– И много таких?
– Было трое, не считая собственных корреспондентов от «Правды». Саис и двое местных из города. Кстати, как ты сюда попал?
– На самолете прилетел, – и довольно глядя на удивленное лицо, добавил, – Бриана Шиннон привезла.
– И где она села?
– Третья заводская улица, там пустырь. Мне бы не хотелось, чтобы у нее были неприятности.
– С какой стати? – удивился Рыбалков. – Заправим, накормим. Это даже любопытно. Восемьдесят лиг перелет.
– Добрых полторы сотни будет. Почти из Утнока летели без посадок. Можно считать рекорд.
– Я сейчас, – поднимаясь, пообещал Рыбалков, – только распоряжусь.
Бартон еще раз огляделся, пожал плечами. Ничего интересного. Секретных документов под ногами не валяется и вряд ли они здесь возможны. Судя по обстановке в Управе пока еще приличной администрации не существует. Нормально. Самый интерес посмотреть что из всего этого выйдет. Кое-что уже понятно. Достаточно корректно себя ведут. Естественно в меру. Не озабочиваясь писанными законами, но не переступая неписанных. Любопытно.
Извлек из сумки пакет с пирожками и выложил его на стол. Поставил туда же бутылку и, поискав в сумке, вытащил металлический стаканчик. Не разобьется и мыть удобно в дороге. Он привык пользоваться своим в подобных случаях. Мало ли кто из сосуда пил. В молодости попутешествовал и насмотрелся. Целые деревни случалось сифилисом или еще чем, вроде трахомы болели. Совершенно не хочется подцепить заразу, даром что сифилис научились недавно лечить.
Дверь отворилась и вошел высокий человек с широкими плечами и хорошо знакомым лицом. Уж фотографий Шаманова Бартон навидался. Все та же полувоенная одежда, когда на гимнастерке отсутствуют погоны и сверху наброшена куртка, обычно используемая механиками. Правда чистая. Зато пистолет присутствует.
Тот плюхнулся на стул Рыбалкова и, не чинясь, вытащил из пакета пирожок, принявшись его с аппетитом жевать. Пошарил в ящике стола, извлекая оттуда ожидаемо не слишком чистый граненый стакан. Самолично налил. Они чокнулись и выпили.
– Представляться не требуется? Все равно, – он приподнялся и отдал честь, – будем последовательны. Главнокомандующий Народной Армией Шаманов. Горда я отправил спать, – шлепаясь снова на сиденье, забирая второй пирожок и откусывая кусок, поведал Стен. – К самолету послали людей с едой и для охраны. Собираешься назад?
– А я обязан?
– Почему? Вольному воля. Если не для одной единственной сенсации, «побывал в логове врага», а с познавательными целями – можно оставаться сколько угодно. Бумагу, чтоб не трогали и не придирались, выдам. При одном условии.
– И каком?
– Очень простом. В статьях не должно быть упоминаний имен, кроме и так всем известных людей. У многих там, – он показал куда-то неопределенно в сторону, имея в виду побережье, – остались родственники и знакомые. Им нет нужды сообщать о себе данные полиции или королевской армии. Надеюсь это понятно.
– Я Бартон Коркоран, – надменно сообщил журналист, – и не имею привычки плохо формулировать мысли или сдавать свои источники.
– И вообще желательно думать что пишешь, – невозмутимо произнес Шаманов, – в поселке стоит рота с двумя пулеметами, для статьи не требуется. А вот для противника сведения занимательные.
Бартон обижено фыркнул.
– В таком случае просто ласково попросим покинуть наше расположение навсегда. В остальном ничем не ограничиваем. Ходи куда хочешь, говори с кем желаешь. Если пошлют во Мрак или за излишнюю настойчивость пинком наградят, нечего на начальство кивать и строить предположения о приказах третировать свободную прессу. Мне плевать, что в статьях, пока там не присутствуют вещи ранее сказанные.
– Даже если отзывы будут не вполне положительные?
– Хоть отрицательные, – совершенно равнодушно заверил Шаманов, разливая по второй. – Только без вранья. А отношение мне сугубо безразлично. Всем рты не закроешь, а даже плохая реклама тоже лишнее упоминание и действует иногда в противоположном смысле.
– Ты, в самом деле, думаешь так? – подобравшись, спросил Бартон.
– Критика полезна – это я не для производства хорошего впечатления говорю. Наличие оппозиции всегда положительно влияет. Правительство вынуждено думать, прежде чем что-то совершить. Я всегда готов принять ответственность за ошибки. Я не догматик, верящий исключительно в одну идею и не смеющий от нее отступить в любых обстоятельствах. Политик просто обязан быть гибким и в критических случаях идти на компромисс. Закостеневшие в своей правоте рано или поздно приходят к краху. Наиболее гибкий элемент постепенно становится контролирующим в системе. Это я как инженер по диплому говорю.
– Что-то я не встречал довольных политиков, после того как их ткнули мордой в дерьмо.
– Разве я сказал мне нравится ходить политым помоями? Я очень четко выразился: критика полезна. А не приятна. Оставим это. Ты собирался переправлять статьи через Бриану?
– Ну, как запасной вариант. Часто летать неизвестно насколько долго получится. В основном на телеграф рассчитывал.
– ТТК не работает и в ближайшее время не начнет. Как в городе, так и на железнодорожной станции и в округе. Сделано специально. Междугороднего сообщения еще долго не будет. Могу предложить передачи по радио текстов любой длины. Укажешь адресата на Патре, в ближайшее время ему доставят.
– Цензура? – поморщившись, недовольно спросил Бартон.
– Я уже указал какую и повторяться не собираюсь. Имена вычеркнут. Не устраивает, рискуй самостоятельно с отправкой.
– А насколько стабильно возможно переслать?
– Не хуже телеграфа. И точно дешевле. Но это твое дело. Я предложил. Захочешь – отдашь для отправки Рыбалкову.
А я отдам, решил Бартон и одновременно отправлю с самолетом. Интересно сравнить потом текст. Точно передадут или нет. Приложу соответствующую записку к посланию для редакции.
– Пирожков больше нет? Вкусные.
– На улице приобрел у, – он, вспоминая, напрягся, – разносчика Лунева.
– Это хорошо, – пробурчал Шаманов, – а то пока столовую организуют…
– У главнокомандующего отсутствует питание?
– У меня не хватает самых обычных административных работников. Если ты не в курсе, пошли третьи сутки от начала официально провозглашенного восстания. Пока не будет все максимально утрясено и налажено, пока не появятся органы власти, а не временные меры, останется куча проблем. Любое правительство не способно совершать действия плохие или хорошие без наличия чиновников. К великому сожалению.
– Причем плохие бюрократы способны любую самую замечательную инициативу и прекрасный закон уничтожить на корню.
– Абсолютно справедливо. Но и без них невозможно. Приходится искать баланс. С клерка какой спрос? А на меня и мои решения смотрят все. И норовят высказаться, коли что не по ихнему. Пока отсутствуют четкие правовые нормы, приходится рассчитывать на людей. Достаточно ответственное дело назначение на высокую должность. Каждый человек сугубо индивидуален. Кое-кто случается излишне увлекается или злоупотребляет полученной властью. Это, к сожалению, неизбежно. Важно суметь принять меры своевременно и убрать излишне «умного». Для этого и существуют критики с прессой. Я не могу разорваться и контролировать все и вся.
– Фактически ты создаешь администрацию, как ядро будущей государственности?
– Мы создаем, – подчеркнуто поправил Шаманов. – Между прочим, – сказал очень спокойно, – мне бы не хотелось серьезных искажений своих слов. Если уж началось интервью, можно записывать.
Он подождал появления блокнота и продолжил:
– В одиночку такую ношу не унести. Для желающих служить обществу появилось замечательная возможность реализовать свои идеи и устремления. Доказать полезность народу. Другого пути у нас нет. Если уж начали, придется идти до конца.
– До сих пор ты был достаточно осторожен в высказываниях и действиях. Что изменилось?
– Военное положение и его последствия наглядно доказали отсутствие на шиольской стороне малейшего движения к компромиссам. Лига пыталась улучшить жизнь народа. Ответ армии достаточно красноречив. На кровь отвечают кровью. Слова уже не помогут.
– Но восстание тоже не путь!
– Да? Сидение в тюрьме без предъявление обвинений, расстрелы без суда, убийства безоружных по-вашему поиск общей политической платформы?
Он уже переходит на ваши, нехорошо, но интересно. Не так уж спокоен.
– Король пошел путем ненависти…
– Но это не он отдает приказы!
– Насколько мне помнится, – холодно сказал Шаманов, – он имеет право отправить любое правительство в отставку. Военное положение без него ввести тоже нельзя. Но мне отказали в достаточно невысоких просьбах по поводу изменения финансирования и получения кое-каких прав для граждан протектората вполне официальные лица.
Публично никто такого не сообщал раньше, с твердой уверенностью вспомнил журналист. Надо потом выяснить подробности.
– Ожидать изменения отношения к происходящим процессам, сидя в камере удивительная наивность. Я несколько вырос из детского возраста и жизнь повидал. Здесь абсолютный тупик наметился. Я старался двигаться постепенно, – после длительной паузы сказал, – медленно, не раздражая Баллин. Имея целью равноправие всех граждан королевства. Видимо за свои идеи придется воевать. У меня нет претензий или ненависти к любому народу королевства, но попытка добиться мирного развития полностью провалилась. Это потребует намного большего напряжения сил, огромных затрат, неминуемо отразящихся на благосостоянии простых людей и множества смертей.
Это удачный пассаж, подумал Бартон. Вот так мимоходом перевалить вину за проблемы в экономике на других. И в принципе возразить нечего. Он прав. Слишком долго у нас считали патранов за никчемных, будто две трети промышленности не ими создано. Последняя четверть века очень изменила расстановку сил в королевстве. Буржуазия вышла вперед и она требует свою долю власти. А король с правительством живет старыми представлениями. При наличии огромнейшей дыры в бюджете Казначейства ввязываться в серьезные битвы смерти подобно. Ладно. Это потом. Для того и прибыл, чтобы разобраться насколько серьезно восстание и как далеко Лига сможет зайти.
– И как скоро ты надеешься… хм… победить?
– Я сейчас не в той ситуации, чтобы планировать на дальнюю перспективу. Слишком много свалилось сразу и приходится разгребать многочисленные проблемы.
Не хочет про свои планы говорить. Ничего удивительного. Зайдем с другой стороны.
– А уточнить какие именно?
– Железнодорожное сообщение перестало работать.
– По вашей вине!
– Глупо было бы позволить нас навестить армии прямо в эшелонах. Но я хотел указать, что здесь шахтерский район. Продовольствие в основном привозное. Приходится налаживать снабжение, транспорт и прочее, необходимое для нормальной жизни. Проще всего прислать сотню вооруженных человек и занять учреждения. Гораздо сложнее обеспечить их дальнейшую бесперебойную работу, чтобы для обывателя ничего серьезно не изменилось. Иначе он будет крайне недоволен. Отсутствие продуктов и освещения, а также рост грабежей плохо влияют на настроения общества. Мы не для того власть берем, чтобы ухудшать ситуацию.
А вот королевская армия этого понять не захотела, подумал Бартон. В результате все настроены против ее действий, уверенные, что один вред получат.
– Конечно, пока не все замечательно, однако сделано за кратчайший срок достаточно много. А с опытом и улучшение наступит.
– Сюда придут войска, как можно говорить об этом?
– Обязательно заявятся и очень скоро. Вчера кавалерийский эскадрон в десятке лиг отсюда напал на деревню. Шесть человек убили, да в придачу пожгли дома. После этого мы получили еще сотню добровольцев.
– Вот так просто, без причины напали?
– Явная проба сил. Проверяют на прочность. На самом деле только озлобляют население подобными выходками. Но, похоже, «Дно» армию ничему не научило. Мы готовимся. Кроме хозяйственной жизни мы налаживаем и военные структуры. А все ценное вывозим в горы.
Сказано достаточно откровенно. Удержаться в Логлине он не рассчитывает, понял журналист. Тем более если мне действительно позволят ходить куда угодно, подготовку не скроешь. И железная дорога продолжает работать в ту сторону. Не на телегах же везут. А вот интересно, что именно. Оборудование? Какое? Надо выяснить.
– Тебя не пугает прямой военный конфликт?
– Хочу напомнить, что на Фадзийской войне я был офицером и не в тылу. А мои ближайшие помощники ветераны. Многие с наградами за храбрость. Бояться стоит не нам.
– Не бывает людей без страха.
– На самом деле случаются, хотя это не вполне нормальное явление. У человека что-то с психикой. Но я честно не задумываюсь об этом. Я вынуждено живу сегодняшним днем, особо не заглядывая в даль и не задумываясь, сколько еще мне отпущено дней Богом. Ну в самом деле, все так живут! Бесконечно думать о скором приходе смерти тоже психическое расстройство, хотя и другого толка. Каждый надеется в глубине души, что его пронесет. Лично он выживет. На встречу с Верховным Судией торопиться желающих мало. Он придет ко всем рано или поздно без спроса. Так что жить лучше с мечтой, а не в депрессии.
– И у тебя есть конкретные планы на послевоенное время? Допустим вы добились своего. Что дальше.
– Говорить об этом несколько преждевременно, но должен напомнить, что патраны платят почти вдвое больше всевозможных налогов в сравнении с другими жителями королевства. И куда уходят эти деньги? Очень часто даже не в карман Казначейства. На содержание аппарата губернатора и он при этом распределяет доходы. К примеру, здешняя концессия была сдана компании «Реймон и Марвин» на 99 лет по цене 3 сантима за квадратный метр. Даром.
Как пирожок, вспомнил журналист. Забавное сопоставление. Потом использую.
– Тем интереснее, что к примеру, за участок на котором построена Управа, та самая где мы сидим и беседуем, они получили от городских властей четырнадцать тысяч. А сколько заработали на угле, никто не ведает. Здешний камешек лучшего сорта. Отличная плотность, чистота сгорания, для топок паровозов и кораблей используется с огромным удовольствием. И расположен очень близко к поверхности. Затраты на добычу мизерные. Золотое дно. Но им все мало было. Даже на жалованье шахтерам хозяева стремились нажиться, обирая трудяг. Как следствие ненависть к конкретным людям переносится почти автоматически на всех шиольцев подряд. Вот после победы, – поднимаясь, сказал Шаманов, – подобные договора в обязательном порядке будут пересмотрены. Это я обещаю. Закон один для всех. Исключений не будет ни для кого.
– Равноправие?
– Правовое. Исключения не предусмотрены. Крестьянин или рабочий, моряк или миллионщик – для закона разницы не должно существовать. Каждый гражданин государства, платящий налоги будет иметь право голоса на выборах независимо от пола, религии, возраста и профессии.
Ай какой изумительный выпад, порадовался Бартон. Особенно про женщин. Если обещание исполнится, большинство все равно с кухни не выйдет, зато активные наверняка проголосуют за его Лигу. Еще и на вид не урод, а вполне симпатичный мужчина. Вот это я любой ценой пробью для газеты. Молодец Бартон! Не зря прилетел рискуя. Сенсация будет и не одна. А прямой доступ к Шаманову дорого стоит.
– Зайдешь в двадцать третий кабинет к Камову, получишь бумагу-«вездеход», чтоб не цеплялись. Все текущие вопросы к Рыбалкову.
– Вы с ним действительно вместе в тюрьме сидели?
– В одной камере, хотя и не долго. Но это к нему. На сегодня интервью закончено. Дела, будь они неладны.
Он вышел, закрыв дверь.
Бартон налил себе из бутылки и выпил, мысленно поздравив себя. Начало неплохое. Передачи по радио? Почему не попробовать. Заодно проверить насколько далеко распространяется благодушие при описании не слишком приятных подробностей. А они будут. Нет и никогда не будет всем довольных людей. Административного опыта у лигистов не слишком много. Местные чиновники нуждаются в контроле все это ясно без объяснений. Все на содержании у концессии, а ей доверия у новой власти нет.
Саис мне не соперник. Иностранец. Для другой публики пишет. Надо его найти и поблагодарить. Выручил. Может и так бы проскочило, но нервы не лишние. Спасибо человеку не мешает сказать. Да и побеседовать о происходящем и людях не мешает. Я для него тоже не конкурент. Договоримся.
Врать он естественно не будет, опишет все правдиво. Почему нет? Репутация много стоит. Пачкать ее себе дороже. Конечно, нет на свете людей непредвзятых. От предшествующей жизни зависит, от воспитания, окружения. Иные взгляды так просто не вытравить даже сознательно. Комплекс старшего брата. «Патраны нуждаются в присмотре и отеческой руке». Очень похоже сами они так вовсе не думают. Для журналиста самое время и место. Если справятся – честь им и хвала. Нет, вернуться под монаршью руку всегда легко.
Все дело в одном – сколько крови прольется. В Империи до сих пор бывшие провинции оружием бряцают и поносят друг друга в газетах. Нам от этого лучше, одним соперником меньше. Вот только как бы сами не стали такой развалившейся и истекающей кровью страной.
Ладно. Посмотрим. Если это настолько серьезно, мой голос лишним не будет. И после развода можно сохранить достаточно приличные отношения. Главное не побить слишком много посуды в ссоре.