Часть вторая
Прошлое, незавершенное
Глава 3
Кошка священника
Бостон, Массачусетс, июнь 1969-го
– Брианна?
– А? – Она рывком села. Сердце бешено колотилось. Звук собственного имени звенел в ушах. – Кто… что?
– А, ты спала. Черт, как знал, что не вовремя! Извини, давай перезвоню потом?
Наконец Брианна поняла: телефон. Зазвонил телефон. А она машинально, во сне, его схватила.
– Роджер! – Адреналин потихоньку сходил на нет, хотя сердце еще не успокоилось. – Нет, все в порядке, я не сплю.
Она провела ладонью по лицу, затем попыталась одновременно распутать провод и расправить смятые простыни.
– Точно? Который у вас там час?
– Не знаю. Слишком темно, не вижу циферблат, – пробормотала она сонно.
– Мне правда жаль. Пытался высчитать разницу, но, кажется, посчитал не в ту сторону. Извини, не хотел разбудить.
– Ничего, все равно пришлось проснуться, чтобы ответить на звонок, – рассмеялась Брианна.
– Ага. Ладно… – улыбнулся на том конце Роджер.
Она расслабленно откинулась на подушки, убирая спутанные волосы с лица и потихоньку осознавая, где находится.
– Рада тебя слышать, Роджер, – тихо сказала Брианна.
Удивительно, насколько она на самом деле была рада. Его голос, такой далекий, почему-то казался ближе, чем вой сирен и шуршание колес за окном.
– И я, – смутился он. – Слушай… Появилась возможность в следующем месяце попасть на конференцию в Бостон. Думал поехать, если… черт, не знаю, как сказать… Ты хочешь встретиться?
Брианна стиснула трубку.
– Прости, – поспешно сказал Роджер. – Я на тебя словно давлю. Ты… скажи прямо, если не хочешь.
– Хочу. Конечно же, я хочу с тобой встретиться!
– А-а… Хорошо. Ты не ответила на письмо, и я подумал… может, натворил что-то…
– Нет, все в порядке. Извини. Просто…
– Ничего.
– Я не… – начали они одновременно и смущенно умолкли.
– Я не хотел давить…
– Я не хотела показаться…
И снова. Только на этот раз Роджер рассмеялся, и его низкий смех преодолел пространство и время, словно он сам ее коснулся.
– Все хорошо. Я понимаю.
Брианна прикрыла глаза. Ее охватило необъяснимое облегчение. Роджер Уэйкфилд, скорее всего, вообще единственный в мире человек, который действительно понимал. А ведь раньше она не осознавала, насколько важно понимание.
– Я видела сон, – наконец заговорила она. – Когда телефон зазвонил.
– М-м?
– О моем отце.
Горло слегка сдавило, как всегда, когда она произносила это слово. То же самое случалось и со словом «мать». Брианне до сих пор чудились ароматы сосен, прогретых солнцем, и хруст иголок под сапогами. Приснилось.
– Я не видела его лица. Я шла за ним по лесу, а он говорил, только я не разбирала… я спешила, пыталась догнать, чтобы расслышать, но не смогла.
– Но знала, что это отец?
– Да… может, я так подумала из-за гор. Мы с папой бывали в горах.
– Правда? Я тоже поднимался в горы с отцом. Если когда-нибудь вернешься в Шотландию, пойдем с тобой покорять Манро.
– Куда пойдем?!
Роджер снова рассмеялся. Брианна вдруг вспомнила, как он отбрасывает назад густые черные волосы, которые вечно забывал подстригать, и щурит зеленые глаза улыбаясь. Она поймала себя на том, что легонько касается нижней губы большим пальцем, и убрала руку. Он поцеловал ее на прощание…
– Манро у нас называют любую вершину выше трех тысяч футов. А их очень много, так что народ соревнуется, кто сколько одолеет. Все равно что марки собирать или спичечные коробки.
– А ты сейчас где, в Шотландии или в Англии? Нет, погоди, дай угадаю! Хм… Шотландия. Ты в Инвернессе.
– Точно, – поразился Роджер. – Откуда ты знаешь?
Брианна потянулась, скрещивая ноги под одеялом.
– Ты по-другому произносишь «р», когда говоришь с шотландцами, – пояснила она. – Заметила, когда мы… были в Лондоне.
Голос почти не дрогнул. Становится все легче и легче, подумалось ей.
– Тепер-р-рь я чуть было не подумал, что ты ясновидящая, – рассмеялся Роджер.
– Жаль, что ты далеко, – поддавшись порыву, произнесла Брианна.
– Правда? – удивился он. – Ну… Я ведь приеду.
– Роджер, слушай… Я не ответила на письмо…
– Не волнуйся, – быстро сказал он. – Через месяц мы встретимся и обо всем поговорим. Бри, я…
– Да?
Брианна расслышала вздох и вспомнила, как поднималась и опускалась теплая, твердая грудь под ее ладонью.
– Я рад, что ты согласилась.
После разговора Брианна так и не смогла заснуть. Она встала с кровати и побрела на кухню за молоком. И, только на несколько минут застыв у холодильника, слепо глядя на полки, она поняла, что видит вовсе не бутылки кетчупа и открытые консервные банки. А стоячие камни, темнеющие на фоне бледного рассветного неба.
Брианна выпрямилась, нетерпеливо фыркнув, и с грохотом захлопнула дверцу. Потом слегка поежилась и потерла руки – от кондиционера веяло холодом. Она машинально его выключила, затем подняла раму окна. В кухне тут же запахло теплой сыростью дождливой летней ночи.
Следовало ответить на письмо… Она даже садилась за ответ, причем несколько раз, и с досады бросала, не дописав и до середины.
Брианна знала почему. Или она только так думала. А вот внятно объяснить Роджеру…
В какой-то мере это был простейший инстинкт раненого зверя – сбежать и спрятаться от того, что причиняет боль. Конечно, Роджер ни капли не виноват в случившемся год назад, но оказался неразрывно связан с теми событиями.
И потом он был столь нежен, столь добр. Обращался, будто она только-только осиротела, что, в общем-то, было правдой. Однако как странно! Мать пропала навсегда, хотя – Брианна надеялась – оставалась жива. Когда веришь в блаженную жизнь после смерти, отчаянно надеешься, что близкий человек счастлив где-то там, – и все равно терзаешься болью потери и одиночества.
Мимо, через парк, пронеслась «Скорая». Красный огонек пульсировал в темноте, но звук сирены поглотило расстояние.
Брианна по привычке перекрестилась и пробормотала «Miserere nobis». Помилуй нас… Сестра Мари Ромен рассказывала в пятом классе, что мертвые и умирающие нуждаются в молитвах. И она так вбила это в головы учеников, что они больше не могли пройти мимо аварии и не вознести краткую молитву, чтобы облегчить страдания тех, кто вот-вот постучится в двери рая.
Брианна молилась каждый день. За мать и за отца… за отцов. Здесь заключалась вторая загвоздка. Дядя Джо знал правду о ее родителях, однако только Роджер мог всецело понять, что случилось. Только Роджер тоже слышал зов камней.
Невозможно пережить подобное и остаться равнодушным, неотмеченным. Так произошло и с ним, и с ней. Когда Клэр отправилась обратно, Роджер не хотел, чтобы Брианна уехала из Шотландии, а она…
Дела, пояснила она. Например, учеба. И не соврала. Самое главное – она просто должна была уехать подальше от Шотландии, от кругов камней, туда, где могла исцелиться, восставить нормальный ход жизни.
Останься она с Роджером – никогда не сумела бы забыть. Ни на секунду. Вот и третья причина.
Он защищал Брианну, дорожил ею. Мать оставила свою дочь на Роджера, и он оправдал оказанное доверие. Вот только заботился ли он о Брианне лишь из-за обещания – или потому, что она на самом деле ему небезразлична? Все равно, вдвоем им будущего не построить. Особенно, когда на обоих тяжким грузом давят обязательства.
Если бы у них могло быть будущее… Вот что так и не удалось написать в письме. Ведь как облечь это в слова, которые не прозвучали бы одновременно самонадеянно и глупо?
– Уйти, чтобы вернуться и сделать все верно, – пробормотала Брианна и поморщилась.
За окном по-прежнему шумел дождь. В воздухе витала прохлада, и поэтому дышалось легко. Скоро рассвет, подумала Брианна, но все же было достаточно тепло – на коже выступали бисеринки пота и щекотно стекали по шее. Хлопковая футболка стала влажной.
Брианна хотела забыть прошлый ноябрь, начать все с чистого листа. Прошло бы достаточно времени, и они встретились бы вновь. Не на вторых ролях в драме ее родителей, а написали бы уже собственную пьесу. Если что-то и будет между ней и Роджером Уэйкфилдом, то произойдет это по их воле. И теперь перед Брианной возникла возможность выбирать. От предвкушения засосало под ложечкой.
Подул ветер, и капли дождя попали девушке на лицо. Она стерла их и пригладила непослушные пряди влажной ладонью. Раз уж не спится, можно поработать.
Окно осталось открытым. Плевать, что натечет лужа. Не хотелось дышать искусственным воздухом из кондиционера.
Щелкнув настольной лампой, Брианна открыла учебник по высшей математике. Она кардинально сменила специальность, зато неожиданно обнаружила, что математика действует успокаивающе.
В одиночку вернувшись в Бостон, Брианна снова взялась за учебу. Но уже не за историю. Инженерное дело показалось более безопасным вариантом: только твердые, неизменные факты. Которые поддаются контролю. Брианна медленно наточила карандаш, наслаждаясь подготовкой, и приступила к первой задаче.
Как всегда, цифры непреклонно сплетались в паутину. И в ней застревали все лишние мысли. Шелковые нити связывали чувства, как назойливых мух. Эту паутину, ровную и прекрасную, сплетала логика. Лишь одна мысль ухитрилась избежать клейких пут и заметалась туда-сюда яркой крошечной бабочкой.
«Я рад, что ты согласилась», – сказал Роджер.
Брианна тоже рада.
Июль 1969-го
– И он говорит как битлы?.. Ох, я на месте помру, если у него акцент как у Джона Леннона! С ума сойти-и!
– Да нет же, ничего общего, угомонись! – прошипела Брианна. Она осторожно выглянула из-за колонны, но международный терминал был все еще пуст. – Ты что, не видишь разницы между ливерпульцем и шотландцем?
– Не-а, – беззаботно отозвалась Гэйл, взъерошив светлые волосы. – Для меня все англичане болтают одинаково. Вечно бы их слушала!
– Да не англичанин он! Шотландец!
Гэйл посмотрела на Брианну, как будто та слегка тронулась умом.
– Шотландия – это часть Англии, я видела на карте.
– Часть Великобритании.
– Какая разница? – Гэйл тоже высунулась из-за колонны. – Ну и чего мы тут прячемся? Он же нас не заметит.
Брианна не знала, хочет ли, чтобы Роджер их заметил. А тем временем взлохмаченные пассажиры с багажом в руках уже потихоньку потекли сквозь двойные двери.
Неумолкающая Гэйл все-таки вытащила Брианну в середину зала. Язык подруги слово вел двойную жизнь: на занятиях Гэйл рассуждала спокойно и взвешенно, зато в компании как с цепи срывалась. Поэтому-то Бри позвала ее с собой встречать Роджера. Так уж точно неловких пауз не возникнет.
– А вы уже занимались с ним этим?..
Бри испуганно уставилась на подругу.
– Чем?!
– Пестики, тычинки… – закатила глаза Гэйл. – Ну что ты как маленькая, Бри!
– Нет. Конечно, нет. – Кровь прилила к ее щекам.
– А собираетесь?
– Гэйл!
– В смысле, у тебя своя квартира, все дела, никто не…
И тут, как назло, в зале появился Роджер Уэйкфилд в белой рубашке и изношенных джинсах. Должно быть, Брианна оцепенела, завидев его, потому что Гэйл мигом оглянулась в ту же сторону.
– Ого-о, – восхищенно протянула она. – Это он? На пирата похож!
Роджер и в самом деле выглядел как пират. Внутри у Брианны что-то шевельнулось. Таких, как он, мать называла черными кельтами – с гладкой оливковой кожей, темными волосами и «подведенными сажей», то есть обрамленными густыми черными ресницами глазами удивительно глубокого зеленого цвета.
Взъерошенные волосы доставали до ворота рубашки, на щеках выступила щетина… Да уж, Роджер выглядел даже не просто распутным, но и слегка опасным. По коже побежали мурашки, и Брианна вытерла вспотевшие ладони о джинсы. Зря согласилась, чтобы он приезжал!
Роджер заметил Брианну, и его лицо озарилось светом. Она не сдержала широкой, совсем глупой ответной улыбки, а затем и вовсе отбросила дурные предчувствия и бросилась к нему, стараясь по пути не налететь на детей и багажные тележки.
Они встретились на середине зала. Роджер чуть не сбил Брианну с ног и до хруста в ребрах стиснул в объятиях. Поцеловал, замер и снова продолжил целовать, царапая щетиной. От него пахло мылом, потом, а губы на вкус отдавали шотландским виски. Брианне так не хотелось, чтобы он отстранялся…
Наконец оба тяжело выдохнули.
– Кхм, – громко раздалось за спиной у Брианны.
Она быстро сделала шаг назад, предоставляя Роджеру возможность увидеть Гэйл. Та сверкнула обворожительной улыбкой, поглядывая из-под светлой челки, и помахала рукой.
– Здра-а-авствуйте, – протянула Гэйл. – Вы, должно быть, Роджер. А если нет, то он будет крайне поражен, когда появится! – Девушка окинула его с головы до ног одобрительным взглядом. – О, на гитаре играете?
Брианна даже не заметила футляр. Роджер поднял его с пола и закинул на плечо.
– Надо зарабатывать на пропитание, – улыбнулся он Гэйл.
– О-о, повторите, прошу! – взмолилась она.
– Повторить что? – удивился Роджер.
– «Зарабатывать на пропитание». – Брианна подхватила одну из его сумок. – Хочет послушать, как ты «р» выговариваешь. Гэйл обожает британские акценты. Ой… это Гэйл, да.
– Ага, я догадался. М-м… – Роджер прокашлялся, пронзил Гэйл взглядом и заговорил, опустив голос чуть ли не на октаву: – Вокр-р-руг гр-р-ромадных гор-р-р бр-р-родил кошмар-р-рный мар-р-родер-р-р. Сойдет?
– Может, хватит? – Брианна недовольно уставилась на подругу, которая изобразила счастливый обморок на ближайшем сиденье. – Не обращай на нее внимания, – посоветовала она Роджеру, разворачиваясь на выход.
Тот все же бросил в сторону Гэйл осторожный взгляд. А затем поднял большую коробку, перетянутую бечевкой, и пошел за Брианной в вестибюль аэропорта.
– Что ты там говорил про пропитание? – спросила Брианна, пытаясь вернуть разговор в нормальное русло.
Роджер смущенно рассмеялся.
– Ну, историческая конференция оплачивает перелет, но не остальные расходы. Так что я навел справки и подыскал себе работенку.
– Будешь играть на гитаре, что ли?
– Днем Роджер Уэйкфилд – кроткий и безобидный ученый из Оксфорда, а по ночам он накидывает на себя богатый тар-р-ртан и становится лихим… Роджером Маккензи!
– Кем?
Он улыбнулся.
– Я иногда пою шотландские народные песни на фестивалях. Вот и здесь в конце недели выступлю на кельтском фестивале в горах.
– Шотландские песни? А вы для этого надеваете килт? – нарисовалась рядом с ним Гэйл.
– Разумеется. Иначе как зрители поймут, что перед ними шотландец?
– Обожаю волосатые коленки! – мечтательно заявила Гэйл. – Скажите, а правда, что шотландцы…
– А ну сходи за машиной, – скомандовала Брианна, поспешно вручая подруге ключи.
Гэйл вжалась в стекло автомобиля, наблюдая, как Роджер идет к гостинице.
– Надеюсь, он не успеет побриться, когда мы снова встретимся за обедом. Обожаю легкую небритость. А как думаешь, что там в здоровой коробке?
– Боуран.
– Что?
– Кельтский военный барабан. Роджер иногда использует его в песнях.
Гэйл задумалась, поджав губки.
– Слушай, а может, я его подвезу на этот фестиваль, а? В смысле, у тебя масса дел, и…
– Ха-ха. Я тебя к нему не подпущу, если он наденет килт.
Гэйл тоскливо вздохнула. Брианна завела двигатель.
– Может, там еще будут мужчины в килтах…
– Вполне вероятно.
– Но спорим, у них нет кельтских военных барабанов?
– Наверное.
Гэйл откинулась на спинку сиденья.
– Так что, займетесь сексом?
– Откуда я знаю? – отмахнулась Брианна, однако кровь в венах забурлила, а одежда вдруг показалась слишком тесной.
– Если упустишь шанс, то ты просто сумасшедшая, – радостно заявила Гэйл.
– Кошка священника… андрогинная кошка.
– Кошка священника… кошка алагрос.
Бри вскинула бровь, на миг оторвав взгляд от дороги.
– Опять шотландский?
– Игра-то шотландская, – парировал Роджер. – Слово означает «мрачная» или «унылая». Твоя очередь. Буква «бэ».
Впереди вилась узкая горная дорога. Утреннее солнце светило прямо в лицо, заполняя машину светом.
– Кошка священника… большущая кошка.
– Кошка священника… бархатистая кошка.
– Ну, что-то это для нас простовато. Ничья. Ладно… кошка священника… – Наверное, было слышно, как у Брианны скрипели шестеренки в голове. Наконец голубые глаза радостно сверкнули. – Воспаленно-кокцигодиничная кошка!
Роджер сощурился, пытаясь понять.
– «Воспаленно» – это ясно. А другое слово… э-э… кошка с широким задом?
– Кошка, у которой болит зад, – рассмеялась Брианна, слегка притормаживая на крутом повороте.
– Это вообще настоящее слово?
– Ага. – Брианна снова прибавила скорость. – Это все мамины медицинские термины. Кокцигодиния – боль в области копчика. Административный персонал своей больницы мама постоянно называла кокцигодинианцами.
– А я-то думал, это по твоей, инженерной части. Ладно, тогда… Кошка священника – взметчивая кошка. – Роджер улыбнулся, завидев вскинутую бровь девушки. – Сварливая. Кокцигодинианцы обычно такие по жизни.
– Ладно-ладно. Кошка священника…
– Стой, – перебил ее Роджер, указывая вперед. – Вон поворот.
Брианна свернула на совсем узенькую дорогу, отмеченную красно-белой стрелкой с надписью «КЕЛЬТСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ».
– Огромное спасибо, что подвезла. Даже не подозревал, что фестиваль так далеко забрался.
– Да не так уж далеко, – удивилась Брианна.
– Полторы сотни миль!
Девушка едва заметно усмехнулась.
– Отец всегда говорил, что в этом и заключается разница между американцами и англичанами. Англичанин назовет сто миль дальней дорогой. Американец скажет, что сто лет – это долго.
Роджер рассмеялся от неожиданности.
– Однозначно. Тогда ты, выходит, американка?
– Наверное. – Улыбка Брианны померкла.
Разговор затих. Несколько минут было слышно лишь, как шуршат шины и свистит ветер. Стоял прекрасный летний день. Жаркая сырость Бостона осталась далеко позади, машина мчалась по серпантину все выше и выше, к чистому горному воздуху.
– Кошка священника – глубинная кошка, – наконец тихо проговорил Роджер. – Я сказал что-то не то?
Взгляд Брианны на миг стал печален.
– Кошка священника – гордая кошка. Нет, дело не в тебе. Хотя… в тебе, но ты не виноват.
– Кошка священника – дремучая кошка.
– Кошка священника – давно запутавшаяся кошка… Извини, зря я сказала.
Роджеру хватило ума не расспрашивать. Вместо этого он достал из-под сиденья термос.
– Хочешь чаю с лимоном? – Роджер протянул Брианне чашку, но девушка скорчила рожицу и покачала головой.
– Нет, спасибо. Ненавижу чай.
– Точно не англичанка, – прокомментировал Роджер и тут же пожалел о сказанном: Брианна напряженно вцепилась в руль, хотя ничего не ответила. Роджер молча принялся за чай.
Она и внешне не напоминала англичанок, несмотря на наследственность. Роджер подозревал, что дело тут даже не в манере одеваться. Американцы казались более… А какими, собственно? Яркими? Пылкими? Более… Просто другими. В Брианне Рэндалл явно скрывалось нечто другое.
Машин на дороге становилось все больше, они медленной очередью ползли к въезду на территорию фестиваля.
– Слушай, – вдруг сказала Брианна, не сводя взгляда с номеров автомобиля впереди, – я хочу объясниться.
– Тебе нечего мне объяснять.
Брианна раздраженно вскинула рыжую бровь.
– А кому еще? – Она поджала губы и вздохнула. – Ладно, самой себе тоже. Но я должна.
Роджер потягивал терпкий чай. Может, теперь она скажет, что зря согласилась встретиться? Он думал об этом весь долгий перелет, ерзая на тесном сиденье самолета. А потом увидел ее в холле аэропорта – и все сомнения тотчас исчезли.
Не возвращались они и на протяжении этой недели. Роджер хотя бы мельком, но виделся с Брианной каждый день. А в четверг днем даже сходил с ней на бейсбольный матч на стадион Фенуэй-Парк. Роджер нашел игру слишком путаной, а вот любовь Брианны к ней – очаровательной. Однако он уже буквально считал часы до отъезда и потому с нетерпением ожидал тот день, который они смогут целиком провести вместе.
Впрочем, это вовсе не означало, что его чувства взаимны. Роджер глянул на очередь машин. Въезд виднелся где-то в четверти мили. То есть осталось минуты три.
– В Шотландии, – начала Брианна, – когда все случилось… с мамой… Ты был великолепен, Роджер, правда. – Девушка не поворачивалась, но он заметил, как ее глаза заблестели от слез.
– Ничего великолепного. – Роджер стиснул кулаки, чтобы не потянуться к ней. – Мне было интересно.
Брианна коротко рассмеялась.
– Да уж. – Она притормозила и повернулась к Роджеру. Даже широко распахнутые, ее глаза казались чуть раскосыми, как у кошки. – Ты возвращался к камням? К Крэг-на-Дуну?
– Нет, – коротко ответил Роджер. А потом добавил как можно небрежнее: – Я не часто бываю в Инвернессе, тем более, что как раз шла учебная четверть…
– А может, кошка священника – трусливая кошка? – с легкой улыбкой сказала Брианна.
– Кошка священника до смерти боится этого места, – кивнул Роджер. – И близко не подойдет, даже если там все сардинами завалят.
Брианна расхохоталась, и напряжение между ними заметно ослабло.
– И я боюсь. – Она глубоко вздохнула. – Но помню. Все, что тебе пришлось пережить, чтобы помочь… и потом, когда… когда она… когда мама отправилась сквозь… – Брианна прикусила нижнюю губу и ударила по тормозам чуть сильнее нужного. – Вот видишь? – тихонько спросила она. – Полчаса с тобой – и все возвращается. Полгода не заговаривала о родителях, а стоило нам начать глупую игру, как за минуту упомянула их обоих. И так всю неделю.
Она сбросила рыжую прядь с плеча. Брианна всегда очаровательно краснела, будучи увлеченной или расстроенной, и теперь ее щеки горели.
– Примерно так я и подумал, когда ты не ответила на письмо.
– Дело не только в этом. – Брианна снова закусила губу, словно не успела заглушить уже произнесенное. Яркая краска залила ее лицо и шею вплоть до треугольного выреза футболки.
Роджер мягко убрал с лица девушки волну волос.
– Я была по уши в тебя влюблена, – выпалила Брианна, уставившись в лобовое стекло. – Но не знала, заботился ли ты обо мне только потому, что мама попросила, или…
– «Или», – перебил ее Роджер и улыбнулся, когда она мельком на него взглянула. – Определенно «или».
– Ох. – Брианна слегка расслабилась. По крайней мере, уже не так сжимала руль. – Хорошо. Ладно.
Роджеру хотелось взять ее за руку, но это грозило автокатастрофой. Поэтому он просто коснулся ее плеча.
– В общем, я не думала… точнее, думала… короче, оставалось то ли броситься в твои объятия, то ли свалить к черту, что я и сделала. Я понятия не имела, как объясниться и не выставить себя дурой, а потом ты написал, и стало хуже… Видишь, я уже веду себя как идиотка!
Роджер отстегнул ремень безопасности.
– Ты въедешь в машину перед нами, если я тебя поцелую?
– Не-а.
– Отлично.
Роджер придвинулся ближе, коснулся подбородка девушки и быстро ее поцеловал. Машина медленно скатилась с дороги на парковку.
Брианна дышала уже спокойнее, краска потихоньку сходила со щек. Она остановила машину, замерла на миг, а потом тоже избавилась от ремня безопасности.
Только спустя несколько минут Роджер осознал, что Брианна действительно не раз заговаривала о родителях. Однако настоящая проблема заключалась скорее в том из родителей, которого она так тщательно избегала.
«Отлично! – подумал Роджер, окидывая восхищенным взглядом задницу Брианны, нагнувшейся к багажнику. – Она пытается не думать о Джейми Фрейзере, – а куда ты, черт возьми, ее притащил?»
На летнем ветру развевались флаги Британии и Шотландии. С горного склона доносился плач волынки.
Глава 4
Удар из прошлого
Роджер, привыкший переодеваться либо в фургонах для перевозки лошадей, либо в мужских уборных в пабах, счел небольшую каморку за сценой, выделенную ему лично, чуть ли не хоромами. Там было чисто, висели крючки для одежды, а на пороге не валялись пьяные зрители. Конечно, они же в Америке, думал Роджер, стягивая с себя джинсы. Разные стандарты, по крайней мере, по отношению к материальным благам.
Он стянул через голову рубашку, гадая, к какому уровню комфорта привыкла Брианна. О женской одежде он знал мало – интересно, сколько могут стоить ее джинсы? – но вот в машинах разбирался. Новенький синий «Мустанг» произвел впечатление, так и тянуло сесть за руль.
Очевидно, родители оставили ей достаточно для жизни, уж Клэр Рэндалл об этом позаботилась. Хорошо бы, Брианна не думала, что он ею интересуется из-за денег. Вспомнив о родителях девушки, он взглянул на коричневый конверт. Стоит ли отдавать?..
У кошки священника душа чуть в пятки не ушла, когда Роджер и Брианна у входа для выступающих столкнулись с группой канадских волынщиков, принадлежавших к клану Фрейзеров. Брианна даже побледнела, когда Роджер представил ее солисту, своему давнему товарищу. Сам Билл Ливингстон угрожающе не выглядел, а вот клановый знак Фрейзеров на его груди сделал свое дело.
Je suis prest, значилось на нем. Я готов. «А вот я что-то не очень», – пронеслось в голове у Роджера. Ему слишком хотелось врезать себе за то, что привел сюда Брианну.
Однако она его уговорила, что вполне сможет побродить самостоятельно, пока он готовится к выступлению. И лучше бы в самом деле поспешить… Роджер затянул пряжки килта на талии и бедрах и потянулся за длинными шерстяными чулками. Ему предстояло выйти на сцену на сорок пять минут в начале дня, а потом еще немного спеть вечером. Он примерно представлял список песен, но следовало учитывать и вкусы публики. Собралось множество женщин – значит, баллады. Преобладают мужчины – тогда военные, например «Килликранки», «Монтроз», «Ружья и барабаны». А непристойные куплеты шли на ура, если зрители успели хорошенько разогреться.
Роджер аккуратно подвернул чулки, за правый сунул свой скин-ду, ножичек с рукоятью из оленьего рога, и торопливо зашнуровал ботинки. Надо успеть разыскать Брианну. Прогуляться, раздобыть для нее что-нибудь перекусить, найти хорошее место, чтобы смотреть выступления.
Он набросил плед на плечо, закрепил фибулой. Пристегнул ремень с кинжалом и спорраном. Все, готов. Роджер вдруг замер на полпути к двери. Нет, не совсем.
Древние серо-зеленые подштанники во время Второй мировой входили в военную форму, а также были одним из немногих напоминаний об отце. Обычно в таких ситуациях Роджер не поддевал ничего под килт, но иногда приходилось использовать их в качестве защиты: некоторые любопытные зрительницы оказывались просто восхитительно наглыми. Коллеги-исполнители его предупреждали, а он не верил, пока однажды не угодил в подобную ситуацию. Хуже всех вели себя немки, хотя порой и американки не отставали.
Впрочем, здесь публика вроде приличная, да и на сцене его не достанут. А в остальное время он будет с Брианной, и если вдруг она сама захочет пораспускать руки… Роджер бросил подштанники обратно в сумку, на коричневый конверт.
– Пожелай мне удачи, отец, – прошептал Роджер и отправился на поиски Брианны.
– Ого! – восхитилась Брианна в съехавшей треуголке, обходя Роджера. – Выглядишь отпадно! Мама всегда говорила, что перед мужчиной в килте невозможно устоять. Похоже, она права.
Роджер заметил, как девушка тяжело сглотнула, и захотел ее обнять в благодарность за смелость, но Брианна уже отвернулась, указывая на столики.
– Голодный? Я глянула, что там, пока ты переодевался. Выбирай: жареные осьминоги, тако с рыбой, польские сосиски…
Роджер взял ее за руку и развернул к себе.
– Слушай, прости. Не знал, что тебе будет так тяжело.
– Все в порядке. – На этот раз Брианна улыбнулась почти по-настоящему. – Я… я рада, что здесь оказалась.
– Честно?
– Ага. Правда. Тут… – она беспомощно махнула рукой на шумную, клетчатую кутерьму вокруг, – тут все такое шотландское.
Роджеру стало смешно. Что может быть менее похожим на Шотландию, чем дешевый балаган для туристов и впаривание наполовину фальшивых традиций? И в то же время Брианна права. Это пример давней шотландской способности выживать – приспосабливаться ко всему и извлекать выгоду.
Роджер все-таки обнял Брианну. Ее волосы пахли свежестью, как сочная трава, а под тканью белой футболки сильно билось сердце.
– Ты, знаешь ли, тоже шотландка, – шепнул он девушке на ушко и отпустил.
Ее глаза по-прежнему сияли, но уже другим чувством, как показалось Роджеру.
– А ты прав, наверное. – Она наконец как следует улыбнулась. – Надеюсь, это не значит, что мне придется есть хаггис? Лучше уж попробовать осьминога.
Пансионат, где проходил фестиваль, промышлял «национальными ярмарками», там стояли палатки с горячей едой.
– Поляки танцуют польку, шведы орут свои песни… Испанские, итальянские, японские фестивали. Вы не поверите, сколько эти япошки щелкают фотокамерами, просто не поверите, – покачал головой он, вручая им две бумажные тарелки с гамбургерами и жареной картошкой. – В общем, каждые две недели что-то новенькое. Не заскучаешь. Правда, наши услуги всегда нужны, все равно какую кухню подают. – Мужчина с любопытством уставился на килт Роджера. – А вы шотландец или просто любите юбки носить?
Роджер, слышавший подобное в десятках вариаций, и глазом не моргнул.
– Ну, как любил говаривать мой дед, – произнес он с кошмарным акцентом, – когда надеваешь килт, парень, то точно понимаешь, что ты мужик!
Продавец одобрительно расхохотался, а Брианна закатила глаза.
– Эти ваши хохмы… – пробормотала она. – Боже, если опять начнешь травить шуточки про килт, я уеду и брошу тебя здесь, клянусь.
Роджер широко улыбнулся.
– Ты же не станешь так делать, правда, милая? Не оставишь человека только потому, что он носит килт!
Брианна прищурилась.
– Могу поспорить, ничего необычного под этим килтом нет, – кивнула она на спорран Роджера. – Даже больше, могу вообще на что угодно поспорить, там все в пр-р-ревосходном р-р-рабочем состоянии, да?
Роджер поперхнулся кусочком картошки.
– Нужно отвечать «дай ручку, красавица, и я тебе покажу», – посоветовал продавец. – Сто раз уже эту фразу слышал за неделю.
– Если он так скажет, – мрачно буркнула Брианна, – то я точно свалю и брошу его на этой чертовой горе. Пусть торчит тут и ест осьминогов.
Роджер глотнул кока-колы и мудро решил промолчать.
У них еще оставалось время побродить по торговым палаткам, где продавали всякую всячину, начиная от клетчатых галстуков и заканчивая свистульками, серебряными украшениями, клановыми картами Шотландии, ирисками, песочным печеньем, канцелярскими ножами в форме палашей, фигурками горцев, книгами, кассетами и прочими всевозможными мелочами, куда можно было поместить знак или девиз клана.
Роджер почти не привлекал к себе любопытных взглядов. Здесь его наряд, к слову, куда лучший, чем у многих, был кстати. Правда, в основном на фестиваль приехали туристы в джинсах и футболках. И все же то тут, то там мелькали пестрые пледы.
– Почему Маккензи? – спросила Брианна, останавливаясь у витрины с цепочками для ключей. Девушка коснулась серебристого кружочка с надписью «Luceo non uro». Свечу, но не сгораю. Девиз изгибался вдоль изображения чего-то похожего на вулкан. – Уэйкфилд – недостаточно по-шотландски?
Роджер пожал плечами.
– Это тоже моя фамилия. Родители погибли во время войны, и меня усыновил двоюродный дед. Он дал мне свою фамилию, однако крестили меня как Роджера Джеремаю Маккензи.
– Джеремая? То есть, Иеремия? – Брианна пыталась не расхохотаться, от усилий у нее даже кончик носа раскраснелся. – Как пророк из Ветхого Завета?
– Не смейся. – Роджер взял ее за руку. – Это имя моего отца. Его часто звали Джерри. А меня мама называла Джемми, когда я был маленьким. Наше семейное имя. В конце концов, могло быть и хуже. Покрестили бы как какого-нибудь Амброуза или Конана.
Брианна наконец фыркнула от смеха.
– Конан?
– Вполне приличное кельтское имя – было, пока на него не наткнулись писатели-фантасты. В любом случае, имя Джеремая не просто так выбрали.
– А почему?
Они медленно двинулись в сторону сцены, где группка девочек в тщательно накрахмаленных платьицах отплясывала шотландский флинг, одинаково взмахивая руками и кланяясь.
– Папа… то есть преподобный отец, но я называл его просто папой, показывал мое семейное древо. «Амброуз Маккензи – твой прадед, Родж. Он строил лодки в Дингуолле. А вот Мэри Олифант… я знал твою прабабушку Олифант, я говорил? Дожила до девяносто семи и до последнего вздоха за словом в карман не лезла. Чудесная женщина. Шесть раз была замужем и уверяла, что все мужья скончались по совершенно естественным причинам. Однако на древе я обозначил только Джеремаю Маккензи, потому что он твой предок. И лишь от него у Мэри были дети, что меня всегда удивляло. Однажды на мой вопрос она, подмигнув, ответила: «Is fhearr an giomach na ‘bhi gun fear tighe». Это древняя гэльская поговорка: «Уж лучше иметь в мужьях дурака, чем никого». Она объяснила, что некоторые ее мужья хоть и были недурны, только красавца Джеремаю хватало проводить с ней каждую ночь».
– Интересно, что же она говорила остальным, – задумалась Брианна.
– Ну, это же не означает, что она не спала с ними время от времени, – заметил Роджер. – Просто не каждую ночь.
– Одного раза достаточно, чтобы забеременеть. По крайней мере, так мама рассказывала нашему классу на уроках гигиены и здоровья. Рисовала на доске, как сперматозоиды с хищными рожами мчатся к огромной яйцеклетке. – Брианна снова покраснела, правда, от веселья, а не от неприятных воспоминаний.
Они шли рука об руку, и Роджер чувствовал жар девушки под тоненькой футболкой. А еще жар разгорался у него самого под килтом, так что он уже подумывал, что зря не надел подштанники.
– Ладно, оставим в стороне вопрос о наличии рож у сперматозоидов, но что эта тема вообще имеет общего с предметом?
– «Гигиена и здоровье» – эдакий американский эвфемизм, которым обозначают все, что связано с сексом, – объяснила Брианна. – Мальчиков и девочек учат раздельно. У последних этот предмет скорее называется «Тайны жизни, а также десять способов сказать мальчику «нет».
– А у мальчиков как?
– Ну, точно не знаю, у меня братьев нет, рассказать некому. А вот у подруг они были. Один упоминал, что они учили восемнадцать синонимов к слову «эрекция».
– Хм, полезные знания, – отозвался Роджер, гадая, зачем они вообще могут понадобиться. К счастью, спорран прикрывал его собственные грехи.
– Наверное, помогают поддержать беседу… при определенных обстоятельствах.
Щеки Брианны вспыхнули алым. Да и сам Роджер чувствовал, что краснеет, а еще на них вот-вот начнут пялиться прохожие. А ведь девчонкам не удавалось его смутить с семнадцати лет!.. Брианна с этой задачей справлялась на «отлично». Ну, раз она завела разговор, то пусть и заканчивает.
– М-м, что-то я не замечал, чтобы при этих самых обстоятельствах особо беседовали.
– Полагаю, уж ты-то знаешь.
Роджер притянул девушку к себе.
– Если ты спрашиваешь, было ли у меня, то да. Если есть ли сейчас – то нет.
– Было что? – Губы Брианны дрогнули от смеха.
– Ты спрашиваешь, есть ли у меня девушка в Англии, так?
– Правда?
– Нет у меня никого. Точнее есть, но это несерьезно. – Они уже пришли к гримеркам, а времени оставалось лишь на то, чтобы забрать инструменты. – А ты? В смысле, у тебя есть парень?
Брианна стояла так близко, что, развернувшись, мазнула грудью по его предплечью. И девушке хватило роста, чтобы заглянуть Роджеру прямо в глаза.
– Как там твоя прабабушка говорила?
– Про дурака?
– Ага. Лучше встречаться с дураком, чем ни с кем. – Брианна коснулась фибулы Роджера. – Так что – да, есть люди, с которыми я встречаюсь. А вот такого парня-красавца не нашла. Пока.
Роджер поймал ее пальцы.
– Придет время, милая, – произнес он и мягко их поцеловал.
Зрители вели себя невероятно тихо, совсем не как на рок-концертах. Конечно, здесь нельзя кричать, подумала Брианна, ведь нет ни электрогитар, ни усилителей, только небольшой микрофон на стойке. Правда, далеко не все нуждается в усилении. Например, сердце Брианны колотилось так громко, что заглушало окружающий шум.
«Держи. – Роджер протянул коричневый конверт, выбегая из гримерки с гитарой и барабаном. – Нашел их, когда разбирал старые отцовские бумаги в Инвернессе. Наверное, тебе захочется увидеть».
Брианна понимала, что там фотографии, но не стала сразу смотреть. Конверт жег ей колени во время выступления Роджера.
А пел и играл он замечательно. У него оказался на удивление богатый и глубокий баритон, которым он умело пользовался. И не только в рамках самой мелодии. Роджер обладал способностью прирожденного артиста – стирал границу между исполнителем и зрителями, всматривался в толпу, ловил чужие взгляды и позволял людям ощутить нечто вне слов песни и музыки.
Начал он с разудалой «Дороги к островам» с зажигательным припевом, а когда публика слегка поутихла, затянул «Холмы Галлоуэя» и перешел на «Свадьбу Мэри» с милым и веселым припевом на гэльском.
– А теперь я спою вам песню сороковых годов восемнадцатого века, – объявил Роджер. – Об известной битве при Престонпанс, в которой армия горцев Карла Стюарта разбила превосходящие по численности силы англичан под командованием генерала Джонатана Коупа.
Зрители одобрительно забормотали. Очевидно, многие давно знали и любили эту песню, но они мигом умолкли, стоило Роджеру взять первые аккорды.
Коуп из Дунбара послал гонца
И бросил вызов Карлу:
Тебя, мол, быстро проучу,
Если утром мы сразимся.
Роджер кивнул толпе, приглашая спеть насмешливый припев вместе с ним, и наклонился к струнам.
Эй, Джонни Коуп, ты еще живой?
Ну что, барабан зовет вас в бой?
Коль живой, проходи, не стой,
И утром мы сразимся!
У Брианны вдруг по коже пробежали мурашки. Но не от голоса Роджера и не от дружного хора зрителей, а от самой песни.
Карл лишь глянул на письмо
И вскинул меч свой наголо.
«За мною, верные друзья,
Сразимся с Джонни Коупом!»
– Нет, – шепнула Брианна. Пальцы, сжимавшие гладкий конверт, похолодели. За мною, верные друзья… Они там были. Родители были там, оба. Отец сражался в той битве, сжимая в руках круглый щит и палаш.
…И утро будет кровавым!
Эй, Джонни Коуп, ты еще живой?
Ну что, барабан зовет вас в бой?
Голоса вокруг одобрительно зашумели, снова затягивая припев. А Брианну вдруг охватила паника, и девушка чуть было не сбежала, как Джонни Коуп. Потом волна схлынула, и она осталась сидеть на месте, в плену и своих чувств, и мелодии.
Эй, Джонни Коуп, ты еще живой?..
Да, живой. И будет им, пока длится песня. Одни люди пытаются держать прошлое в себе, другие от него бегут. В этом-то и есть пропасть между Брианной и Роджером. Почему она до сих пор этого не понимала?
Роджер ушел от опасной темы якобитов и запел «Плач Макферсона» почти а капелла, лишь изредка касаясь струн. Женщина рядом с Брианной томно вздохнула, не сводя зачарованных глаз со сцены.
Такой веселый и бесшабашный
Он к виселице шел.
Пустился в пляс под скрипки глас
Под древом и петлей.
Брианна взялась за конверт. Может, подождать до дома? Но любопытство сделало свое дело. Роджер ведь сомневался, отдавать конверт или нет, это было видно по глазам.
– …а вот и боуран, – говорил Роджер, держа его на пальцах одной руки, а во второй сжимая небольшую двустороннюю палочку. Боуран представлял собой широкий деревянный обруч, затянутый кожей. – Один из древнейших музыкальных инструментов. Боем таких барабанов кельтские племена до смерти напугали войска Юлия Цезаря в пятьдесят втором году до нашей эры.
Зрители захихикали, а Роджер принялся выбивать тихий, быстрый ритм, похожий на биение сердца.
– А теперь… «Сражение при Шерифмуре», которое произошло во время восстания якобитов, в 1715-м.
Роджер поменял положение барабана, и ритм стал ниже и воинственней. Зрители по-прежнему вели себя прилично, однако напряженно подались вперед, охваченные напевом, в котором рассказывалось о битве при Шерифмуре и всех кланах, сражавшихся в ней.
…Ринулись в бой, кровь пуская рекой,
и сколько тогда полегло, брат…
Секли и рубили…
Когда стихла последняя нота песни, Брианна сунула пальцы в конверт и вытащила фотографии. Старые черно-белые снимки уже успели посветлеть по краям. Родители. Фрэнк и Клэр Рэндалл, до невозможности молодые… и ужасно счастливые.
Вот они в саду. На заднем плане – столик с напитками, усеянный пятнами солнечного света, что падает сквозь кроны деревьев. Лица видно четко – смеются, полные жизни, и смотрят лишь друг на друга.
А здесь родители позируют, рука об руку, и явно подтрунивают над подобной торжественностью. Клэр согнулась от хохота, когда Фрэнк что-то сказал. Она придерживает широкую юбку, трепещущую на ветру, кудри свободно разметались….
Фрэнк протягивает чашку, а Клэр, ее принимая, смотрит на Фрэнка с таким безграничным доверием, что у Брианны сжалось сердце.
Девушка уставилась на последнюю фотографию. Родители стоят у стола, вместе держась за нож, и смеются. Перед ними – явно домашний торт. Свадебный.
– И напоследок – ваша любимая песня. Говорят, ее написал пленник-якобит по пути в Лондон, где его должны были повесить, и отправил жене в Шотландию…
Брианна прижала снимки ладонями, будто не хотела, чтобы их кто-то увидел. По коже прошел мороз. Свадебные фото. Свадебные фото родителей! Конечно же, они поженились в Шотландии. Преподобный Уэйкфилд не мог провести церемонию, ведь он не был католическим священником, зато считался давним другом отца. Наверняка прием организовали у него.
Между пальцами виднелись знакомые очертания дома. Неохотно убрав руку, Брианна взглянула в юное лицо матери.
Восемнадцать лет. Именно во столько Клэр вышла за Фрэнка Рэндалла. Вот в чем дело… Кто может знать хоть что-то наверняка в столь раннем возрасте?
На прекрасных берегах и зеленой траве,
Где лучи солнца играют на воде Лох-Ломонда,
Где нас с тобой ничто не разлучит…
Тем не менее Клэр была уверена… или ей так казалось. Ровный, широкий лоб, нежные, аккуратные губы… Она не сводит больших, сияющих глаз с мужа, и в них нет ни тени сомнений, дурных предчувствий.
Но мы с тобой уже не встретимся вновь
На прекрасных берегах Лох-Ломонда.
Наступая на ноги другим зрителям, Брианна поспешила убраться подальше, пока никто не заметил ее слез.
– Во время переклички кланов я буду с тобой, – сказал Роджер, – но в конце мне надо отлучиться. Справишься сама?
– Конечно, – твердо ответила Брианна. – Все в порядке. Не волнуйся.
О ее уходе они не говорили. К тому времени, как Роджер выслушал все поздравления и пожелания удачи от зрителей и разыскал Брианну, она уже успела найти уборную и привести себя в порядок, как следует умывшись холодной водой.
Остаток дня они бродили туда-сюда. Купили кое-какие мелочи, посмотрели состязание волынщиков, едва не оглохнув, и полюбовались, как некий молодой человек танцевал между скрещенными на земле мечами. Фотографии Брианна спрятала подальше в сумочку.
Когда уже почти стемнело, люди стали понемногу стягиваться к подножию горы, где располагались открытые трибуны. Брианна думала, что к этому времени семьи с детьми разъедутся, и отчасти так и случилось, хотя среди взрослых то тут, то там виднелись сонные малыши. Одна девчушка крепко спала, положив головку отцу на плечо.
Роджер и Брианна пробрались к верхним рядам. Внизу, на ровном пространстве перед трибунами, заранее заготовили огромную кучу дров.
– Что такое перекличка кланов? – спросила женщина на соседнем ряду у своего спутника.
Тот пожал плечами, а Брианна вопросительно глянула на Роджера.
– Увидишь, – улыбнулся он.
Стало совсем темно – даже луна еще не успела взойти. На фоне звездного неба черным великаном высилась гора. В толпе раздался возглас, за ним и другие, а затем донеслись едва слышные звуки волынки. Голоса умолкли.
У вершины горы вспыхнул крошечный огонек. Он двинулся вниз, и за ним возник еще один. Под нарастающую музыку показался третий. Замершие в ожидании зрители наблюдали, как огоньков становится все больше и больше и вдоль склона горы тянется сияющая цепочка.
Среди деревьев у подножия горы лежала тропа, Брианна видела ее днем, пока бродила по округе. Оттуда вышел человек – над головой он держал пламенеющий факел. Следом показался волынщик, и его инструмент теперь заглушал даже восторженные вздохи толпы.
Эти двое мужчин направились к расчищенной площадке, а за ними тянулись остальные, разодетые в роскошные наряды вождей шотландских кланов и с факелами в руках. Смотрелось сие действо одновременно варварским и величественным – складки клетчатой ткани, перья, холодный блеск палашей и кинжалов, которые отливали алым в свете огней…
Волынки утихли, и первый из шествующих достиг площадки. Он вскинул факел над головой и прокричал:
– Кэмероны здесь!
С трибун донеслись громкие одобрительные возгласы, и он бросил факел на облитую керосином древесину. Пламя с ревом взметнулось к небу.
Следующий мужчина шагнул к ослепительному столбу огня.
– Макдональды здесь!
Снова раздались крики тех, кто приходился родичем этому клану.
– Маклахлены здесь!
– Макгилливреи здесь!
Брианну так очаровало это действо, что она почти забыла о Роджере.
– Маккензи здесь! – раздалось снизу, и…
– Tulach Ard! [6] – заорал Роджер так, что Брианна подскочила.
– Это что еще было?!
– Боевой клич клана Маккензи, – широко улыбаясь, пояснил он.
– Кэмпбеллы здесь!
Должно быть, тут собралось очень много Кэмпбеллов – от их клича трибуны содрогнулись. И, словно дождавшись отмашки, Роджер поднялся и накинул плед на плечо.
– Встретимся потом у гримерки, ладно?
Брианна кивнула, а Роджер вдруг наклонился и поцеловал ее.
– Кстати, на всякий случай, – сказал он, – боевой клич Фрейзеров – «Caisteal Dhuni!» [7].
Брианна проследила, как он ловко, словно горный козел, спустился вниз. В воздухе витал запах дыма от костра вперемешку с едва заметным табачным – в толпе курили.
– Маккеи здесь!
– Маклауды здесь!
– Фаркуарсоны здесь!
От дыма и переполнявших ее чувств Брианне стало тяжело дышать. Кланы погибли в битве при Каллодене… или нет? Да, погибли. Нет больше кланов, только память о них, только призраки. А те, кто так бодро отзывается, да какие они родичи друг другу? И никто из них не давал клятв лэрдам…
– Фрейзеры здесь!
Охваченная паникой Брианна вцепилась в сумочку.
«Нет! – пронеслось в голове. – О нет. Это не я!»
Но краткий миг прошел, и девушка вновь смогла вдохнуть. Лишь кровь продолжала яростно стучать в висках.
– Грэхемы здесь!
– Иннесы здесь!
Огилви, Линдси, Гордоны… Наконец стихло эхо последнего возгласа. Брианна все стискивала сумочку, словно боялась, что ее содержимое вырвется на свободу, подобно джинну из лампы.
Как же, думала Брианна, глядя, как в круг света входит Роджер с боураном в руке, как же она могла так поступить?
Глава 5
Скачок в двести лет из вчерашнего дня
– Ты не надел килт! – разочарованно протянула Гэйл.
– Не то столетие, – улыбнулся Роджер. – Да и продувает.
– О-о научи меня! – От нетерпения Гэйл даже встала на цыпочки.
– Научить чему?
– Произносить «р» вот так. – Она сдвинула брови и честно попыталась. Вышло похоже на звук моторной лодки на низкой скорости.
– Пр-р-рекрасно, – кивнул Роджер, стараясь не расхохотаться. – Так дер-р-ржать. Повтор-р-рение – мать учения.
– Хоть гитара-то при тебе? – Гэйл попыталась заглянуть ему за спину. – Или тот клевый барабан?
– В машине. – Брианна спрятала ключи, остановившись рядом с Роджером. – Отсюда едем в аэропорт.
– Жалость какая! Я думала, мы еще куда-нибудь сходим, а потом песни попоем, отметим. Роджер, ты знаешь такую – «Эта земля – твоя земля» называется? Или ты больше по песням протеста? Впрочем, нет, ты ведь англичанин… ой, то есть шотландец. Вам же не о чем протестовать, верно?
Брианна с легким раздражением глянула на подругу.
– Где дядя Джо?
– В гостиной, мучает телик. Мне развлечь нашего друга, пока ты сходишь к дяде? – Гэйл мигом схватила Роджера под руку и захлопала ресницами.
– У нас тут половина инженеров чертова Массачусетского института собралась, и никто, черт возьми, не может починить телик? – Доктор Джозеф Абернэйти обвел молодых людей, собравшихся в гостиной, обвиняющим взглядом.
– Потому что это электрика, па, – высокомерно отозвался его сын. – А мы все механики. Попросить механика починить цветной телек – все равно что просить гинеколога осмотреть болячку у тебя на… Ой!
– Прости, – сказал отец, глядя на сына поверх золотистой оправы очков. – Твоя нога, Ленни?
Ко всеобщему веселью, Ленни тут же запрыгал по комнате на одной ноге, сжимая в руках ступню второй и делая вид, что ему очень и очень больно.
– Бри, солнышко! – Завидев ее, доктор оставил в покое телевизор и просиял, а потом пылко обнял девушку, хотя был заметно ее ниже. – А это… твой парень?
– Роджер Уэйкфилд, – представила его Брианна, слегка сощурившись. – Роджер, представляю тебе Джо Абернэйти.
– Здравствуйте, доктор…
– Зовите меня просто Джо.
Мужчины обменялись рукопожатием, оценивая друг друга. Карие глаза доктора смотрели тепло, но все же цепко.
– Бри, солнышко, не хочешь возложить руки на эту развалину и оживить ее? – Доктор ткнул пальцем в сторону здоровенного телевизора, который безмолвно ожидал своей участи. – Вчера работал отлично, а сегодня… пф-ф!
Брианна с сомнением уставилась на несчастный телик и достала из кармана швейцарский армейский нож.
– Думаю, могу проверить контакты. – Она извлекла из ножа отвертку. – Сколько у нас времени?
– Полчаса, наверное. – В дверях кухни возник коротко стриженный студент и окинул взглядом компанию, сгрудившуюся у стола с крошечным черно-белым телевизором.
– Продолжаем репортаж из Центра управления космическими полетами в Хьюстоне. Посадка ожидается через тридцать четыре минуты… – Взволнованный голос комментатора утонул в возбужденных возгласах зрителей.
– Ладно, ладно. – Доктор Абернэйти опустил руку Роджеру на плечо. – Значит, можно пропустить по стаканчику. Виски… шотландский, мистер Уэйкфилд?
– Прошу, зовите меня Роджер.
Абернэйти щедро плеснул янтарной жидкости в стакан и протянул гостю.
– Уверен, что вы пьете не только воду.
– Вы правы.
В стакане оказался самый настоящий «Лагавулин». Роджер с одобрительным видом сделал глоток, и доктор улыбнулся.
– Подарок от Клэр, мамы Бри. Отлично разбиралась в виски. – Он покачал головой, предаваясь воспоминаниям, и приподнял стакан.
– Slàinte, – тихо произнес Роджер и коснулся его стакана своим, прежде чем отпить.
Абернэйти прикрыл глаза в безмолвном восхищении… вот только виски или женщиной, Роджер понять не мог.
– Живая вода, правда? Я всерьез верю, что этот напиток и мертвого поднимет. – Доктор почтительно поставил бутылку обратно в бар.
Многим ли Клэр делилась с Абернэйти? Наверняка, подумал Роджер. Доктор вновь взял стакан и уставился в него долгим взглядом.
– Отец Бри умер, поэтому я возьму на себя эту роль. Как считаете, у нас осталось время на допрос с пристрастием, прежде чем там прилунятся, или вы сразу все выложите?
Роджер вскинул бровь.
– Ваши намерения, – пояснил доктор.
– Хм. Исключительно благородные.
– М-да? Я звонил Бри, чтобы уточнить насчет сегодня. Она не взяла трубку.
– Мы были на кельтском фестивале в горах.
– Ага. Я перезвонил в одиннадцать вечера. Потом в полночь. Результат тот же. – Взгляд доктора оставался цепким, но тепла в нем порядком поубавилось. – Бри одна, – сказал он, поставив с негромким стуком стакан. – И ей одиноко. И она хороша собой. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то этим воспользовался, мистер Уэйкфилд.
– Могу сказать то же самое… доктор Абернэйти. – Роджер осушил стакан и твердо опустил его на стол. Щеки горели, и отнюдь не из-за «Лагавулина». – Если вы полагаете, что я…
– Говорит Хьюстон! – рявкнул большой телевизор. – База Спокойствия, ожидаем прилунения через двадцать минут!
Те, кто успел перебраться на кухню, с радостными возгласами прибежали обратно, потрясая бутылками кока-колы. Раскрасневшаяся от работы Брианна смеялась, отмахиваясь от поздравлений. Абернэйти придержал Роджера за руку.
– Запомните хорошенько, мистер Уэйкфилд, – понизил голос доктор. – Я не желаю в один прекрасный момент услышать, что вы сделали ее несчастной.
Роджер осторожно высвободил руку.
– Она выглядит несчастной? – как можно вежливей поинтересовался он.
– Не-ет, – протянул Абернэйти, перекатившись с носка на пятку. – Напротив. Именно то, как она сегодня выглядит, вызывает у меня подозрения, что, быть может, стоит съездить вам по физиономии от имени ее отца.
Роджер не удержался и тоже оглянулся на Брианну. Да уж, что есть, то есть. Темные круги под глазами, выбившиеся из хвоста пряди, а кожа сияет, как воск зажженной свечи. Брианна выглядела как женщина, у которой была долгая ночь. Причем весьма приятная.
И, словно почувствовав, Брианна посмотрела на Роджера прямо поверх головы Гэйл. Продолжая говорить с подругой, она не сводила с него взгляда.
Доктор выразительно кашлянул. Роджер с трудом отвернулся и увидел, что в глазах доктора появилась задумчивость.
– Ох, – уже другим тоном заговорил он, – вот оно как, да?
Роджер не застегивал воротник рубашки, но в тот момент почувствовал, будто на нем еще и слишком туго затянутый галстук. Однако в ответ посмотрел прямо и твердо.
– Да. Вот так.
Доктор Абернэйти потянулся за бутылкой виски и вновь наполнил оба стакана.
– Клэр говорила, что ты ей нравишься, да, – сдался он и приподнял свой стакан. – Быть по сему. Slàinte.
– Крути в другую сторону, Уолтер Кронкайт оранжевый!
Ленни Абернэйти услужливо провернул ручку на панели, и диктор стал зеленым, но все равно продолжал вещать:
– Примерно через две минуты командир экипажа, Нил Армстронг, и команда «Аполлона-11» впервые в истории совершат посадку на Луну…
Полутемная гостиная была забита людьми. Все прильнули к здоровенному телевизору. Изображение диктора сменилось записью запуска «Аполлона-11».
– Знаешь, я впечатлен, – шепнул Роджер Брианне. – Как ты с ним справилась?
Прислонившись спиной к книжному стеллажу, он притянул девушку к себе и устроил руки на ее бедрах.
– Кто-то выдернул вилку из розетки, – хмыкнула Брианна, не отрываясь от экрана. – Я просто вернула ее на место.
Роджер, смеясь, поцеловал шею девушки. Несмотря на гудящий кондиционер, в комнате стояла жара, и кожа Брианны была влажная и солоноватая.
– У тебя самая округлая задница в мире, – прошептал Роджер. Брианна нарочно прижалась к нему сильнее.
Из телевизора донесся шум голосов. Демонстрировали фото флага, который астронавты установят на поверхности Луны.
Роджер бросил взгляд на Джо Абернэйти; тот восхищенно смотрел на экран. Поэтому Роджер, незаметный в темноте, обнял Брианну, чувствуя на предплечье тяжесть ее груди. Брианна глубоко вдохнула и, расслабленно откинувшись на Роджера, накрыла его ладонь своей.
Они не вели бы себя столь дерзко, но им ничего не грозило. Роджер улетал через пару часов, так что далеко это все не зайдет. Прошлой ночью они играли с огнем, да… Роджер все гадал, врезал бы ему Абернэйти, признай он, что Брианна провела ночь в его постели?
По дороге с фестиваля за рулем сидел уже Роджер и разрывался между желанием по привычке съехать на левую полосу и восторгом от того, что Брианна к нему прижималась. Остановившись на кофе, они долго болтали, то и дело касаясь друг друга, тянулись ближе… К Бостону они подъехали уже почти с рассветом. Голова Брианны приятной тяжестью лежала на плече Роджера.
Чувствуя, что уже и сам вот-вот заснет и не сможет отыскать дорогу в незнакомом городе, Роджер добрался до гостиницы и тайком провел Брианну в свой номер, где она сразу заснула на постели.
А Роджер целомудренно провел остаток ночи на жестком полу, накинув на плечи шерстяную кофту девушки. Когда солнце встало, он пересел в кресло и молча смотрел, как лучи света озаряли лицо спящей.
Вот так все и было.
– Говорит База Спокойствия… Орел сел.
Тишину нарушил дружный глубокий вздох, и у Роджера по коже пробежали мурашки.
– Это маленький… шаг… для человека… – произнес дребезжащий голос, – но огромный скачок… для всего человечества.
Изображение на экране смазалось и стало зернистым. Все присутствующие повытягивали шеи, жаждая увидеть, как грузная фигура в скафандре осторожно спускается, а затем впервые ступает на поверхность Луны. На щеках у одной из девушек заблестели слезы.
Даже Брианна обо всем позабыла. Ее ладонь выскользнула из руки Роджера, а сама девушка подалась вперед, охваченная происходящим.
Да уж, в такой день приятно быть американцем.
Роджер на миг растерялся, чувствуя всеобщее напряжение, пылкую гордость за свою страну и понимая, что Брианна тоже является ее частью. Другое столетие, да. Вот такой скачок в двести лет из вчерашнего дня.
Есть у них нечто общее, у историка и инженера? Когда он вглядывается в смутные тайны прошлого, а она обращена к сверкающему яркими красками будущему?
Затем в комнате зазвучали поздравления и болтовня. Брианна прижалась к Роджеру и крепко его поцеловала, а он все размышлял. Наверное, неважно, что они смотрят в разные стороны… до тех пор, пока видят друг друга.