Корпус «Дельта». 6:30 утра
Гостиница мало-помалу оживала. Заработали лифты, захлопали двери в коридорах. Появился и основной типаж, населяющий Измайлово – озабоченный человек с насупленным испитым лицом, от которого исходит запах перегара, с двумя клетчатыми баулами в руках. Мужчины ли, женщины, какого угодно возраста, русской, азиатской или кавказской национальности – все они походили на родственников, братьев-сестёр от одной матери и десятка отцов; на каждом лежал отпечаток заботы о хлебе насущном, желательно с маслицем, и все они разбегались по рынкам.
Валико открыл дверь номера и вошел. Похоже, что сладкая парочка еще и не думала вставать. Пора будить. Он вошел в ванную, не обращая внимание на то, что пластиковый занавес был задернут, и встал к унитазу помочиться.
От того, что он долго сдерживался (не будешь же в самом деле поливать деревца посреди улицы) звонкая струйка теперь дарила незабываемые ощущения. Валико замурлыкал мелодию и вдруг, скосив глаза, обнаружил, что за процессом, которому он предавался, наблюдает еще одна пара глаз – блестящих и насмешливых, принадлежащих миловидной девушке лет двадцати, которая пребывала в наполненной водой ванне и доселе ничем не обнаруживала свое присутствие.
– Ты что здесь делаешь? – спросил Валико.
– А ты как думаешь? Угадай с трех раз! – ответила девушка. Хихикнула и предложила: – Да ты продолжай, а то мочевой пузырь лопнет. Или у тебя началась эрекция? – Она мелодично засмеялась и потянулась. – Уважаю мужчин с устойчивой эрекцией. Вот единственное ваше качество, действительно достойное уважения.
Эта граничащая с идиотизмом глупость взбесила Валико.
– Тогда зачем тебе вообще тратить время на мужчин! – ядовито произнес он. – Обойдись краковской колбасой. У нее всегда эрекция.
Он вышел, сердито стукнув дверью, услышав за спиной ее возмущенное «За собой промывать надо…» – но не вернулся, а вошел в комнату, где дрых Тенгиз и резко растолкал его.
– Слушай, ты вообще где эту лахудру подцепил, а? – спросил он.
– В баре, – невинно отвечал молодой человек. – А что, тебе тоже ее хочется? Ну, пойти, потрахай…
– Нет, у тебя явно все мозги из головы в головку перетекли! – возмутился Валико. – Уже без двадцати семь, нам сейчас будут звонить, а тут эта…
– Успокойся, старик, тут все под контролем, – заверил его Тенгиз, вставая. В эту минуту в комнату вошла девушка из ванной. На голове ее был тюрбан из полотенца, второе полотенце обтягивало ее тело наподобие юбки от плеч до бедер. – Какого хрена ты тут шляешься? – зарычал на нее молодой человек. – Чего вынюхиваешь? Шпионить за нами подослана?
– Да ты чего, Тенг, миленький! – Девушка опешила. – Я просто пошла в туалет, ну заодно и искупнулась. Но я же не могла к тебе грязной ложиться!
– Ты только посмотри на эту обезьяну! – Тенгиз одним рывком сорвал с нее полотенце и взору Валико предстало наверное самое стройное и прекрасное тело из всех, какие он только видел.
Девушка была еще очень молода, не старше восемнадцати лет, груди ее были небольшими и не только не отвисали, но торчали вверх, будто целились в него розовыми кнопочками сосков-пушечек. Без одежды, бижутерии, туфель и грима она казалась совсем ребенком, случайно оказавшимся во взрослой компании.
– Хочешь ее? – спросил Тенгиз у Валико. Тот ничего не ответил, лишь жадно пожирал девушку глазами.
– Зато я его не хочу! – возмущенно воскликнула девушка, вырвала свою руку из руки Тенгиза, быстро подобрала полотенце и прикрылась им, став от этого еще более соблазнительней.
– Почему это ты его не хочешь? Не хочешь, так перехочешь.
– Не захочу, значит не дам!
– Ах ты сука! Так ты тут еще и выёживаешься! – дернув ее за руку, молодой резко притянул ее к себе и, схватив за волосы, задрал ей голову, так что она завизжала от боли. – Какого хрена ты тут выпендриваешься как муха на гавне. Чего, думаешь, если ты сейчас под него не ляжешь, я тебе денег дам? Ни хрена ты от меня не получишь!
– Мне твои деньги не нужны! – со слезами на глазах отвечала девушка. – Я тут не ради денег, а только ради тебя.
– А я тебе на хрен усрался?
– Я… я люблю тебя, а ты…
– Че-во?.. – поморщился Тенгиз. – Лю-ю-блю… блю… блю…
– А тебе не шлюха какая-нибудь! – выкрикнула девушка и, получив крепкую пощечину, горько зарыдала.
Эти слезы вывели Валико из себя.
– Ну ты, фуцин! – заорал он на Тенгиза. – Ты что, хрен отрастил – мужчиной себя почувствовал? Дай ей столько денег, сколько обещал и пошли. А она пускай сидит здесь еще пару часов и забудет, что нас видела.
В расстроенных чувствах Тенгиз, почувствовавший, что его унизили, но еще не понимал как, вынул из кармана брюк стодолларовую бумажку, секунду подумал, потом выдернул еще одну и протянул девушке.
– Вообще-то в этой гостинице крайняя такса – сотка, – пояснил он Валико.
– Мне не нужны твои деньги! – прошептала девушка, отвернувшись.
– Ну ладно, сука, раз так, я дам тебе еще сотку, только не делай такую физию, как будто…
– Я пошла с тобой не ради денег! – твердо заявила девушка. – Я сделала это только ради тебя. Ты видно ничего не помнишь, как ты со мной танцевал, и какие слова говорил, а я… Я тебе поверила! Я подумала, что ты – тот единственный парень, которого я ждала всю жизнь…
В комнате повисло неловкое молчание. Тенгиз, весь шарм которого сводился к стандартному набору острот и анекдотов (их вполне хватало на то, чтобы увести с дискотеки какую-нибудь разбитную студентку или стриптизершу из ночного клуба) почувствовал себя не в своей тарелке. До сей поры никто не отказывался от его денег. Этот вопрос неожиданно как-то сам по себе вставал поутру после ночных утех и страстных поцелуев. «Кстати, миленький, – внезапно спохватывалась кинозвездочка с крохотными брильянтиками в ушах, садясь в свою ярко-алую «хонду», – ты мне не подкинешь денежку, в автосервис заскочить? Что-то у меня инжектор чихает, мастер говорил…» «Тэнгии-и-и-с, – шептала поутру грациозная балеринка из Большого, водя по его обнаженному плечу тонким, манящим, точно жалящим язычком, – мне пора-а-а на занятия. Помнишь, я тебе говорила про маму? Ну, что ей надо лекарства купить…» У другой оказывались проблемы с оплатой учебы, приобретением платьев, духов, лечения папы, сестры, подруги… Как правило все эти проблемы укладывались в скромную для Тенгиза сумму – сотню, ну, две долларов. Сейчас же он почувствовал себя даже до некоторой степени обманутым. Девушка была как девушка, в смысле, не девственница, но и не крутая профессионалка. Конечно, вначале они потанцевали, он немножко попудрил ей мозги, она посмеялась и отправилась с ним в постель без каких-либо рассуждений о смысле жизни. Они прекрасно провели вдвоем ночь…
– Ну, и как тебя зовут? – поинтересовался Тенгиз.
– Лю… Люла… – сквозь слезы прошептала та.
– Люла?
– Нет, Люда.
– Угу, значит Люда. И давно ты, Люда, промышляешь в этой гостинице?
– Я вообще не промышляю, я сюда просто приехала. В театральный поступать.
– Ага, значит, артистка.
– Я вообще-то пою. Я бы хотела стать певицей. Но… мне бы хотелось еще научиться держаться на сцене.
– И поэтому ты живешь в гостинице и ходишь в училище?
– Ну ты что? Откуда у меня деньги на гостиницу? – искренне поразилась она. – Я живу у подруги, работаю в театральных и киношных массовках, готовлюсь к поступлению… А сюда нас с подругой пригласил один ее парень. Он пришел с приятелем и повели нас в казино. А что тут такого, я молодая девушка, не могу же я вечно в четырех стенах сидеть. Ну, мы и пошли. А они как уселись эту рулетку вертеть, так совсем про нас с Нинкой забыли. Ну, мы и пошли с ней попрыгать в кабак, там музыка живая. А потом я тебя увидела… и подумала – вот и он, мой Сильвестр Сталлоне…
Из глаз девушки вновь потекли слезы, но Тенгиз уже не сердился. Он пальцами утер с ее щек соленые дорожки и взъерошил волосы. Стоя перед ним на коленях, девушка поглядела на него каким-то особенным, собачьи-преданным взглядом, в котором светились и надежда, и любовь, и что-то еще, трудовыразимое. И Тенгиз притянул к себе ее голову, и кратко чмокнул ее в губы, потом поцеловал повторно, еще раз, и наконец их уста слились в таком долгом и страстном поцелуе, что Валико почувствовал себя в этой комнате явно лишним и поспешил выйти и прикрыть за собой дверь.
Как он и ожидал, одним поцелуем они не ограничились.
Когда Тенгиз вышел из спальни и с каменным лицом проследовал мимо него в ванну, Валико не отрывался от пейзажа, расстилавшегося за окном. Спустя минуту из ванной послышался град ругательств.
Валико обернулся и увидел, что Тенгиз входит в комнату, брезгливо неся за антенну сотовый телефон, с которого капали на ковролин капли и ручейки мыльной воды.
– Какая б… оставила в ванной воду? И положила телефон на краю!
– Вот насчет б… – это ты в самый раз, – язвительно отвечал Валико.
Разъяренный Тенгиз с тем же вопросом направился в спальню, откуда вскоре послышался его возмущенный голос, робкие оправдания девушки, затем звук пощечины и звуки рыданий. После этого Тенгиз принялся ее утешать. Рыдания стали на миг чуть погромче, и неожиданно переросли в глухой стон, затем повторились… и стали повторяться чаще…
Валико схватился за волосы. Поистине, у этого юноши мозги расположены где-то в другом месте. Сейчас эти типы начнут звонить, а их «моторолой» хоть гвозди заколачивай.
И они позвонили. В спальне запищал пейджер. Валико вошел и нажал кнопку, стараясь не глядеть на два обнаженных тела, сплетшиеся, фырчащие и кряхтящие, словно в упорной борьбе за первенство.
«У вас 5 минут чтоб нарисоваться» – значилось на экранчике.
Тенгиз уставился на протянутый ему пейджер мутными от кайфа глазами и тряхнул головой, чтобы согнать наваждение.
– Скажи им… скажи им, чтобы подождали… – только и смог пролепетать он.
– Поздно, Дуся, вы полюбили вора… – огрызнулся Валико и, зайдя к кровати с другой стороны, выдернул из-под недовольно вздрогнувшего женского тела подушку, а вместе с подушкой вывалился Тенгизов пистолет – увесистая «беретта» калибра 9 мм.
Увидев, на чем она занималась любовью, Люда тихо вскрикнула, но Валико выразительно приложил палец к губам. Уходя, он крепко шлепнул счастливого любовника по заднице и предупредил, что в его распоряжении ровно десять минут.
Он зашел на стоянку, провожаемый недобрым ворчанием трех шелудивых псов самой редкостной окраски, и двинулся прямо к замеченному им ночью трейлеру с известным ему номером на торце фуры. Валико подошел к кабине и взялся было за ручку дверцы, но медлил открывать.
– Чего стоишь? – спросил за его спиной человек, взгляд которого он почувствовал шестым чувством. – Можешь и вторую руку поднять.
Валико покосился на него. Чеченец с короткой бородкой и маузером в руке стоял в недосягаемости от попыток сопротивляться. Маузер, словно попавший сюда со съемок фильма «Белое солнце пустыни», был способен сделать в человеческом теле дырку диаметром в стакан.
Валико выронил сумку и, подняв вторую руку, оперся о дверцу кабины. С другой стороны кабины вышел договязый водила с монтировкой в руке.
– Что за питичка к нам пирлетел? – спросил он.
– Думаю, что мент, – заявил Абди. – У меня на ментов очень хороший нюх.
– Да? Ты – мент? – поинтересовался Григорий.
– Я такой же мент, как ты китаец! – раздраженный бросил ему Валико. – Слушай, ты мне на пейджер звонил, я и пришел-да! На хрен тогда звонил?
– Я звонил не тебе, – отрезал Абди. – Кто тебя прислал?
– Сын Вано. Тенгиз. Он сейчас сам подойдет. И хули ты меня держишь здесь, как лашпекта, с поднятыми руками? Чтобы первый же увидевший нас козел в «контору» стукнул?
– Ты пришел на чужую встречу, – заявил Абди. – Я звонил – телефон не отвечал. На пейджер позвонил – ты прискакал. Пароля не знаешь. Имен не знаешь. Я имею полное право тебя здесь положить и сваливать.
– Давай, вали-вали! – засмеялся Валико. – Ты свободно по Москве ездишь только потому, что мы вас прикрываем. А на звонок не ответили потому, что мобильник утопили.
– Как утопили?
– В ванной утопили, блин!
– А почему другие ваши телефоны не отвечают?! – разозлился чеченец. – Где Вано? Где Дато? Где все?
– А я только за свой телефон отвечаю, – отрывисто пролаял в ответ Валико.
– Ну ладно, пацаны, успокойтесь вы, честное слово… – начал утихомиривать их Григорий и нечаянно встал между двумя спорщиками.
Валико моментально обернулся, перехватил его руку с монтировкой и одной рукой прижал шею долговязого водителя, который таким образом стал прекрасным щитом между ним и чеченцем. Другой рукой он извлек «беретту» и навел на Абди.
– Клади оружие! – заорал он, – Иначе я его сейчас пристрелю.
– Да стреляй сколько хочешь, – рассмеялся тот, – такого добра тут много на свалках валяется. А вот я если выстрелю, я вас обоих насквозь прошибу. И тебя уложу. И его.
– Послушай! – возмутился Григорий. – Такой вещь не говори, Абди, ведь мы с тобой один хлеб-соль кушали, как ты можешь такие слова в мой адрес говорить, вай! Не понимаю! Слушай, – обратился он к Валико, – правильно говорят, что эти чеченцы как волки. У них и на знамени волк нарисован…
– А вы осетинские горные козлы! – взбеленился Абди. – И вас надо не стрелять, а резать как козлов…
– Вай, Абди, зачем шумишь! – в бурную ткань их беседы вплелся со стороны ленивый и небрежный голос. – Что вы по-человечески разговаривать не умеете? Кричите тут, ворон пугаете…
Полуавтоматическая винтовка Драгунова в руках подходившего к ним Тенгиза казалась игрушечным, почти декоративным сувениром.
– Ну, давай, давай, что ты тут стоишь как памятник Горгасали, – прикрикнул он на чеченца, – Вытянул свою пукалку и стоит. Ты – что, ее из музея Ленина скоммуниздил-да?
– Вот что, – утихомирившись, чеченец сунул маузер за пояс, – мы с твоим паханом так не договаривались. Все должно быть четко! Я позвонил, ты ответил, башли принес, товар забрал. Базар есть? Базара нет! А ты сначала на меня ростовских напускаешь, потом хрен знает кого посылаешь…
Валико отпустил Григория и с улыбкой извинения возвратил ему монтировку. Тот плюнул и пошел в кабину за свое рабочее место.
– Каких еще ростовских, – нахмурился Тенгиз. – Тебе же был обеспечен спокойный проезд до Москвы. Мы же тебе всё прогарантировали…
– Это ты мне тоже прогарантировал? – издевательски поинтересовался Абди, указав на следы пуль на кабине и контейнере. Один явственный след виднелся на топливном баке. – Слава Аллаху, что у этих сволочей мелкашечный пистолет был, а то твой товар уже ушел бы туда, на юг. Ты мне за это еще двадцать процентов прибавишь, потому что это от вас нас кто-то просучил. Вот эти номера были на их машинах, видишь? – Абди дал ему бумажку с записанными номерами. – Одну машину с тремя кашкалдаками я уже к Аллаху отправил. Теперь вторую найдешь и с сам с ними разберешься.
– Ладно, – пробормотал Тенгиз, пряча в карман бумажку, – разберемся.
– Хочешь – разбирайся, не хочешь – не разбирайся, мой не дело, – парировал Абди, – а я свой дело сделал, базу привез, башли – получим. Пока башли не увижу, говорить не буду. А получу – съездишь к папе и мне еще двадцать процент привезешь.
– Ты кончай меня лечить, борода! – окрысился Тенгиз. – Чё ты мне тут про проценты свои сраные талдычишь? Ты что не знал, что твоя работа с риском связана? Или ты думал, что цветочки в Москву повез? Короче, я пришел – играй по моим правилам. Сначала товар примем, бабки сколько надо тебе дадим, об остальном пускай твои старшие с нашими старшими договариваются. А то начал здесь процент-мроцент! Давай, поехали!
– Башли на стол или я никуда не поеду! – уперся чеченец.
– Так, давай сумку! – велел Тенгиз Валико. – Расстегни ее!
Валико положил сумку на ступеньку автомобиля и расстегнул ее. От горы запечатанных банковскими ленточками пачек стодолларовых банкнот у него опять зарябило в глазах.
Абди полез в сумку рукой и перелистал одну из пачек.
– Еще надо посмотреть, что это за деньги, – проворчал он.
– А-да, натуральные! – заверил его Тенгиз, – Весь вечер с мы ребятами их рисовали, всю ночь раскрашивали, все утро на батарее сушили. До места доедем – ты их получишь.
– Нет, братишка, мы договаривались по-другому, – заявил чеченец, выхватывая из подмышки автомат «борс» и передергивая затвор. – Сначала я заберу деньги. Проверю их и посчитаю. Потом я уточню условия и позвоню тебе.
Теперь он стоял прямо напротив Тенгиза и Валико буквально в трех шагах от них, и дуло его автомата глядело прямо им в глаза. А затем он услышал звонкий женский голос:
– Ну ты, азик, пушку-то положь!
– Я не азик, я Абди… – проблеял чеченец.
– А… все вы азики! – заявила Люда, выходя из-за машины. Вытянутыми вперед руками она держала «кольт спешиэл» – любимую машинку Тенгиза, которую тот вечно носил на ноге в специальной фирменной кобуре, точно такой же, как у его любимого киногероя – Кобры.
– Нет, ты – точно идиот! – по-грузински сказал Валико и резким движением отобрал автомат у чеченца. – Что нам с ним теперь сделать?
– Сделай так, чтобы он больше не возникал по меньшей мере с полчасика, пока будем ехать.
– Ты слышал? – спросил Валико у Абди. Тот кивнул. В следующую секунду тот резко схватил его за загривок и с силой ударил головой о дверь «Супермаза». Кабина жалобно загудела – на двери возникла вмятина. Распахнув дверь, Валико двумя руками (за штаны и за шиворот) забросил бесчувственное тело Абди в кабину. Увидев своего напарника в таком состоянии, Григорий почувствовал себя до некоторой степени отомщенным и рассыпался в благодарностях.
Вскоре трейлер вырулил со стоянки на улицу. Его уже поджидал джип «Сузуки-самурай», поморгал ему задними поворотниками и машины двинулись к Шелковскому шоссе по Проектируемому проезду.
Справа и слева по улицам тек сплошной людской поток. Одна часть тысяч людей с баулами равномерно двигалась к рынкам, другая – также равномерно и неспешно брела с них. Повсюду разгружались фуры и «Газели», носильщики с кипами товара пересекали проезд, сновали под колесами грузовиков и легковушек, повсюду поминутно останавливались такси и частники, то выгружая народ, то принимая клиентов. Джип продвигался на первой скорости, за ним в отдалении маячил «Супермаз».
– Ты что – не понимаешь, что делаешь? – сурово как мальчишку отчитывал Тенгиза сидевший за рулем джипа Валико. Люда сидела за ними – на заднем сиденье и глазела по сторонам. Разговор велся по-грузински. – Ты не соображаешь, что она теперь – лишний свидетель, с которым надо что-то делать? А если она нас в ментовскую сдаст?
– Послушай! – окрысился Тенгиз. – В этой девушке я уверен больше чем в самом себе. Это первая женщина в жизни, кроме моей матери, к которой я испытываю какие-то чувства. К тому же, если бы не она, мы бы сейчас валялись на той стоянке с пулями в башке. Потому что деньги просто так я чеченцу никогда не отдал бы.
– Так что – между старшими уговор был деньги вперед, а ты не послушался!? – изумился Валико. – Вай-да-дан-вай! Слушай, Валико, раз старшие так договариваются – слушайся их-да!
– Послушай, я тоже не младенец, и у меня есть право голоса на совете…
«Вай-вай! – думал Валико, яростно сигналя чуть не въехавшей в них «Газели». – Что бабы делают с человеком! Бог ее знает, откуда она появилась – еще полчаса назад он предлагал мне ею попользоваться – а теперь он готов на нее молиться, как на икону какую-нибудь…»
– И все равно ты должен был ее оставить там! – сказал он вслух. – Незачем было тащить ее с нами.
– Она сама напросилась. Как увидела пистолет, так и сказала: «Хочу, мол, погибнуть вместе с тобой!» Ну, я ее и взял для подстраховки.
– А теперь для подстраховки выгрузи ее и пусть катится к маме…
– Подожди, я обещал ее в одно место свозить. Она посидит в машине, а мы там быстро управимся.
«Ну как еще назвать такого человека?» – внутренне возопил Валико, но вслух только шумно вздохнул.
Щёлковка была забита транспортом в обе стороны. Милиция и автоинспекторы проверяли все подряд легковые машины, обыскивали водителей и пассажиров, перетряхивали багажники, обшаривали салоны.
– Что они озверели с утра? – скрипнул зубами Валико. Под ложечкой у него неприятно засосало – начни их обыскивать, с их-то арсеналом, и не помогут никакие спецномера.
– Видать прикнокали кого-то ночью темной, – рассмеялся Тенгиз. – Банкира какого-нибудь взорвали или фрайера какого отстрелили
– Жизнь показывает, что фрайеров в этой стране не отстреливают. Их Бог хранит. Отстреливают тут серьезных и деловых ребят.
– Козлов отстреливают! – авторитетно заявил Тенгиз. – Потому что подставились. Настоящий охотник опасность горбом чувствует и не подставляется.
К счастью им не пришлось выезжать на само шоссе, где их неминуемо бы тормознули, достаточно было пересечь его и углубиться в пересечение заводских и складских улочек, изобилующих лужами и залитых жирной грязью, в которую легковушки проваливались по самые оси, мир обезличенных бетонных стен и торцов ангаров, не имевших ни названий, ни указателей, ни номеров.
Люди, видевшие Москву из окон такси и экскурсионных автобусов, бродившие по центральным улицам с их ресторанами, соборами, торговыми центрами, шикарными офисами фирм, посещавшие многочисленные исторические места и памятники – они не видели Москвы. Красота занимает всего лишь процентов десять всех городских площадей. Всю остальную ее площадь составляют необъятные пустыри, утыканные однообразными семнадцатиэтажными ульями, так называемые «спальные районы», а также невероятной протяженности кварталы, сплошь застроенные гаражами, ангарами и складами, пустыри и трущобы, заводские дворы и свалки, гигантские пустые пространства, огороженные тщательно побеленными стенами. Иногда такие стены тянутся на многие километры и поверху их бежит колючая проволока. С трудом можно установить, что конкретно здесь находится и кому именно принадлежит. Имея точный адрес, можно плутать часами в поисках нужного склада. Там вполне можно организовать портативное кладбище лохов, цех по розливу подпольной водки, хранить контрабанду или штамповать без лицензии сидюки, словом ускользать от карающей руки Закона долгое, очень долгое время. Хотя и не вечность. Поскольку необозримость пространства во время все же не переходит.
Один из таких дворов некая фирма, работавшая на клан Марагулия, арендовала в свое время под склад контрабанды. Но сейчас поставки временно были перенесены на другой склад, а этот Вано зарезервировал под прием иного товара. Теперь Валико понимал какого. Склад был устроен на площадке над обрывом, который выходил прямиком на кольцевую автодорогу. Неподалеку на МКАД выходило и Щелковское шоссе, от которого ответвлялось несколько замысловатых развязок – понять куда ты выедешь, если будешь следовать указаниям стрелок, мог только уравновешенный, обладающий недюжинным абстрактным мышлением человек.
Подъехав к воротам, которые по внешнему виду не открывались со времен первой мировой войны, Тенгиз ткнул кнопку на ручном пульте вроде телевизионного. Ворота бесшумно отъехали в сторону.
Валико, не заезжая внутрь, отогнал джип в сторону от ворот и поставил на обочине. Тенгиз показал «Супермазу», чтобы заезжал в ворота и попросил Люду обождать его в джипе минут десять-пятнадцать.
– А если я замечу что-нибудь подозрительное? – волнуясь, спросила она.
– Деточка моя, – Тенгиз ласково пошлепал ее по щеке и поцеловал, – люди с которыми я работаю, проколов не допускают.
Фура остановилась во дворе, заросшим сухой крапивой и травой. Тут и там из зарослей вонючки и груд мусора высились ископаемые проржавелые останки каких-то диковинных железных монстров. Это был двор какого-то заброшенного хозяйства или совхоза, рядом с длиннющим полуразрушенным сараем.
Чеченец вышел первым, держась за голову и осматриваясь по сторонам. Валико вытащил свой пистолет и вошел с чеченцем в открытую дверь сарая.
Внутри было достаточно света, проходящего через большие щели в стенах. Сарай был пуст. Валико поднялся по лестнице на чердак и осмотрел его.
– Здесь никого, – сказал он, спускаясь вниз. Они вышли, и Абди помахал рукою водителю, что все в порядке и он может заводить в сарай фуру. Водитель принялся совершать по двору сложный маневр, пытаясь загнать торец фуры прямиком в двери сарая.
Тенгиз и Валико стояли рядом и наблюдали, за ним. Они не могли не отдать должное его водительскому искусству. Развернуться на пятачке и подать стоящую буквой «Г» машину прямиком в ангар было посложнее, чем, стоя спиной к баскетбольному кольцу, кинуть мяч и попасть точно в сетку. У него это получилось с первого раза. Затем они смотрели, как Григорий снимает пломбу и открывает задние двери фуры. Сумка с деньгами стояла между ними. Внутри фура была вся завалена объемистыми баулами, обмотанными серым скотчем.
– Тридцать шестой ищи! – велел Абди. Григорий полез внутрь фуры, подсвечивая себе фонариком и минуты через три пропихнул наружу тюк.
Чеченец извлек из кармана финку, вспорол мешок, наружу выпростались поношенные джинсы, потом мятый белый пиджак, мужская розовая сорочка. Он терпеливо выбрасывал все это наружу, потом в сердцах раскроил тюк вместе с вещами напополам – и из тюка посыпались килограммовые пакеты с серым порошком.
Тенгиз постукал ногой один из пакетов и заявил:
– Похоже на низкосортный цемент.
– А ты попробуй! – предложил поставщик.
Тенгиз посмотрел на Валико.
– Я в этих делах не шарю, – ответил тот.
Тогда молодой человек сам взял у Абди нож и аккуратно надрезал край одного из пакетов и взял горку порошка на кончике ножа.
Для того, чтобы проверить качество метадона, у него были с собой лакмус и пробирки с реактивами. Однако он применил не менее точный, но опасный способ проверки. Он поднес кончик ножа ко рту и лизнул порошок.
И сразу же на него нахлынули почти забытые воспоминания – этот горький вяжущий вкус напомнил ему запретные юношеские бдения в подвалах и на тусовках, детские шалости с пентоталом и эфедрином, потом были марочки, и лишь когда Вано обнаружил, что его сынок балуется героином, он забил тревогу и немедленно отправил мальчика (было ему тогда четырнадцать лет) на лечение в Швецию. В Щвеции ребенка лечили именно метадоном, долго-долго снимали с иглы, отучали от психологической зависимости от наркотиков. Он оказался достаточно сильной личностью для того, чтобы излечиться. Он излечился почти полностью. Почти. Никто не знал, что мечта о наркотиках была самой заветной в жизни этого крепкого, атлетически сложенного молодого человека. Сильнее этой мечты был только страх перед родным отцом, который собственноручно зарезал его друга, бескорыстно делившегося с Тенгом наркотиками и пообещал, что точно так же поступит и с сыном, если тот будет повторно уличен в употреблении наркотиков. Поэтому Тенгиз глубоко похоронил свою заветную мечту, уложил на дно самого заветного тайника своей души, но внутренне готовил себя к тому, что однажды этот тайник раскроет перед ним свои заветные сокровища.
Метадон… Изобретение гитлеровских врачей – создан специально по приказу наркомана-Геринга, когда англичане перекрыли традиционные каналы поставки опия. Заветное утешение человеку, лишившегося героина – и в то же время действующий в десятки раз продолжительнее его. Забавно, что его можно даже растворять в воде и пить, хотя это лишь слегка утихомиривает ломку. Но если кольнуться им, то наслаждение длится долго… не несколько часов как от героина, а сутки и сутки… Мечтательно закатив глаза, Тенгиз утвердительно кивнул головой. Пока он «под колпаком», никто не должен не только знать – но даже догадываться о его мечте.
– Давай следующий! – сказал он. По его указанию Валико оттащил пакеты с наркотиком в сторону и аккуратно сложил. Всего было десять пакетов. Десять килограммов. Десять тысяч граммов. В розничной продаже по 200 долларов за грамм. Но паханы будут продавать его оптом, хватит и по сотне. Итак, только что, подсчитал Валико, он собственноручно перенес из угла в угол миллион баксов. А всего фура доставила старику Марагулия сто миллионов. Славный подарочек за жизнь какого-то грузина. Или не просто какого-то, но вполне достойного и влиятельного грузина – пусть так, но все равно, что-то получается многовато. Если учесть, что в теле каждого человека находится в среднем пять литров крови, то получается по двадцать тысяч зеленых за каждую каплю крови (если принять каплю равной одному миллилитру). Вах! Все равно многовато…
– Сорок второй! – сказал чеченец. Осетин вновь полез внутрь, посвечивая фонариком.
Чеченец сказал:
– Пора считать деньги.
Тенгиз приглашающе стукнул ногой по сумке.
И в это мгновение Валико краем глаза заметил во дворе постороннее движение. Он прильнул к щели в стене. Там не должно было находиться никого, никого, и ворота оставались запертыми. Но они все же появились – с десяток человек в камуфляжной форме и в черных масках. Они сыпались со стен, на которые быстро вскарабкивались по перекидным лесенкам, и бежали к ним, в бронежилетах и автоматами наперевес.
Он только и успел сказал Тенгизу: «Шухер!»
Фура перекрыла доступ внутрь склада, но омоновцы (или руоповцы, кто их разберет) кинулись вниз, между колесами фуры, вверх – через кабину, по крыше фургона, с боков в пространство ангара.
Так бы им и пропадать – никто не успел среагировать на тех ментов, кто сумел проползти по крыше фуры под притолоку ворот, если бы чеченец не схватился за свой «борс», который Валико ему честно вернул, а Тенгиз не заколошматил из полуавтоматической десантной винтовки. Отступая, чеченец начал поливать огнем фуру и все пространство вокруг нее – с краев, снизу и сверху. Своим огнем, отступая, ему помогали Тенгиз и Валико. Шофер Григорий, получив пулю в живот, скорчился на полу под колесами.
– Отходим! – приказал Тенгиз. – Это подстава.
– А как же этот? – Валико указал на чеченца, который один принял отчаянный бой насмерть.
– Пусть прикрывает, – скривился Тенгиз. – Он свои деньги за риск получил.
В дальнем углу склада оказался маленький железный люк, откинув который они оказались в бетонированной трубе диаметром с человеческий рост. С одного ее конца метрах с двадцати от них ярко светило солнце. Выбежав наружу, Валико убедился, что прямо перед ними расстилается кишащая автомобилями кольцевая автодорога, а у обочины их дожидается родной джип «судзуки». Его капот был открыт и белокурая девушка деловито изучала внутренности машины.
– Послушай, а она как здесь оказалась? – спросил Валико, пока они сбегали вниз по оврагу.
– Она здесь потому, что я ее так попросил. Я так и сказал: если ты услышишь стрельбу, шум, гам, отгони машину вон туда и жди нас.
– А как ты узнал, что она водит машину?
– Спросил!
Теперь они уже поднимались вверх по откосу оврага, и шоссе было в считанных метрах от них.
– Слушай! – сказал другу Валико. – Ну, а если бы ты не подцепил бы ее, если бы она тебе так не понравилась, если бы ты подцепил другую, которая не умеет водить машину, что бы мы тогда делали?
– Вах! – сказал Тенгиз. – Большое дело. Пошли бы пешком.
В машине он обнял и поцеловал Люду, которая ответила ему страстным поцелуем. Валико сел за руль.
– Куда едем? – спросил он.
– Поехали к Мимино. Надо посидеть, подумать, решить как быть дальше. Явно они нам устроили подставу. Но кто, как и почему?