Глава IX
Смерть американцу!
Я следовал за Франсиско, как вор за ничего не подозревающей жертвой, к которой он хочет применить свое искусство.
Поглощенный своими мыслями, я не заметил трех настоящих воров, кравшихся за мной.
Впрочем, я не очень точен. Это были не обычные воры, а пикаронес-а-пиед – пешие разбойники.
Мне предстояло впервые с ними познакомиться.
Как я уже сказал, я не заметил, что мне, в моей сомнительной роли, кто-то подражает.
После исчезновения моего соперника за дверью я еще несколько секунд оставался на улице, не зная, что делать дальше. С «дорогим Франсиско» все ясно; нужно возвращаться к себе.
Но куда идти? Поглощенный своим шпионажем, я не обращал внимания на направление и теперь заблудился на улицах Ла Пуэбло!
Что делать? Я стоял в задумчивости.
Неожиданно я почувствовал, что меня схватили сзади!
Схватили одновременно обе руки и прижали к горлу гароту (удавку).
Меня схватили сильные руки; но их силы оказалось недостаточно.
Тогда я был в расцвете мужественности; и хотя это может показаться хвастовством, справиться со мной было нелегко.
Резким рывком я высвободил руки; неожиданно повернувшись, так что гарота соскользнула, нанес удар тому негодяю, который ее держал, и тот упал на тротуар.
Прежде чем эти трое смогли опомниться, я выхватил револьвер и готов был убить первого же нападающего.
Разбойники остановились в страхе. Они не ожидали такого решительного сопротивления; если бы они были одни, я бы, вероятно, никогда их больше не увидел.
Если они одни, я легко с ними справлюсь. По правде говоря я мог бы застрелить всех троих, пока они так стояли в молчаливой нерешительности.
У меня был в руке шестизарядный «кольт»; другой такой же – за поясом. Двенадцать выстрелов, лучшие патроны и взрыватели; тщательнейшая заправка. Достаточно и четвертой части этих патронов: не думаю, чтобы я хоть раз промахнулся.
Несмотря на то, что происшествие возбудило меня, никогда в жизни я не был более хладнокровен. Весь предыдущий час нервы мои были напряжены, но это только укрепило их.
Я искал, на чем сорвать свой гнев; и вот то, что нужно. Бог или дьявол словно послал мне этих трех грабителей как клапан для облегчения моего гнева, нечто вроде цели, на которой можно его сорвать.
Кроме шуток. Я так тогда и подумал. И был так уверен в себе, что не знал только, в кого выстрелить первым.
Вы можете мне не поверить. Заверяю вас, описанная сцена не вымысел; она происходила в действительности. Реальными были и все связанные с нею мысли.
Я стоял, глядя на нападавших, не зная, кого выбрать.
Палец мой лежал на курке; но я не выстрелил, потому что меня удержала одна мысль.
Еще рано, и на тротуаре много прохожих. Входя в эту тихую улицу, я миновал нескольких. Со своего места я видел десяток темных фигур на удалении и у входов в дома.
Это все были леперос самого низкого пошиба.
Звук выстрела привлечет ко мне толпу; от грабителей я избавлюсь, но мне будет угрожать гораздо более серьезная опасность от патриотов !
Теперь я вполне осознавал, в какой опасности оказался из-за своей неблагоразумной прогулки.
Поскольку грабители явно отказались от своего намерения и старались как можно быстрее уйти за пределы досягаемости моего пистолета, я решил, что самое разумное – отпустить их.
И собирался уйти и сам – только нужно еще подобрать плащ, соскользнувший в схватке.
Подняв плащ, я решил уходить подальше отсюда.
Но не сделал и шести шагов, как понял, что совершил ошибку и что лучше мне было бы убить этих троих негодяев. После этого мне, возможно, удалось бы незаметно уйти.
Позволив им уйти, я дал также возможность вернуться с подкреплениями и под другим предлогом, чем их основная профессия.
Убегая, трое подняли крик; им ответило два десятка голосов; и прежде чем я понял, что происходит, меня окружили люди, смотревшие с нескрываемой враждебностью.
Неужели все это грабители, товарищи тех, кто напал на меня?
Неужели я случайно попал на улицу, какие встречаются в европейских городах, целиком отданную воровскому братству, где стражи закона по ночам не решаются показываться?
Таково было мое первое впечатление, когда я заметил гневные взгляды и враждебное отношение тех, кто толпился вокруг меня.
Но слушая их возгласы, я тут же изменил свое мнение.
– Диос и либертад! Муэро эль американо! (Бог и свобода! Смерть американцу!)
Неудачливые грабители вернулись в новом облике. Они заметили мой мундир, когда в драке я уронил плащ; и теперь под видом патриотов собирались отомстить за свое разочарование и унижение.
Мне повезло, что я стоял на освещенном месте; вблизи горело несколько уличных ламп.
Будь здесь темней, на меня, вероятно, сразу напали бы и изрубили в куски, прежде чем я разглядел противников. Свет помог мне и в другом отношении. Мои новые противники увидели пару револьверов кольт: один я держал в руке и готов был выстрелить; второй можно быстро извлечь.
Их оружием был нож. Я видел вокруг себя десяток обнаженных лезвий; но если они попытаются приблизиться, чтобы пустить их в ход, некоторым это будет стоить жизни.
У них хватило ума это понять; они остановились в нескольких шагах, образовав вокруг меня неправильное кольцо.
Кольцо не полное – только полукруг, потому что я прижался спиной к стене дома, у самого входа в него.
Это была счастливая мысль или инстинкт: тем самым я помешал напасть на себя сзади.
– Что вам нужно? – спросил я у нападавших на их языке: мне повезло, что я бегло говорю по-испански.
– Твоя жизнь! – последовал лаконичный ответ. Это произнес мужчина зловещей наружности. – Твоя жизнь, филибустеро (пират)! И мы ее отнимем! Так что можешь опустить свой пистолет. Сдавайся, янки, если не хочешь, чтобы тебя прикончили на месте!
– Ты можешь меня убить, – ответил я, глядя негодяю в глаза, – но раньше я убью тебя, достойный сэр! Слышишь меня, каваллеро? Первый, кто сделает ко мне шаг, упадет. Это будешь ты, если у тебя хватит храбрости.
Не могу описать, что я чувствовал в это время. Помню только, что был спокоен, словно участвую в репетиции театральной сцены. А ведь это была подлинная трагедия, которая могла закончиться смертью!
Хладнокровие мое, возможно, объясняется отчаянием или инстинктом, подсказывавшим, что больше ничего меня не выручит.
Мои слова и сопровождавшие их жесты произвели впечатление. Рослый человек, явно предводитель, видел, что я выбрал его первой целью для своего выстрела, и отступил в толпу.
Но среди его спутников были более храбрые и решительные; снова со всех сторон послышался крик: «Муэра эль американо!»; патриоты почувствовали новый прилив гнева.
К тому же толпа непрерывно увеличивалась, с улиц подходили все новые горожане. Я видел, что мой шестизарядный пистолет меня не выручит.
Не было никакой возможности спастись. Смерть, несомненная, ужасная, смотрела мне в лицо. Я не видел способа избежать ее. Оставалось только подороже продать свою жизнь.
Перед смертью я уничтожу немало этих трусливых убийц.
В их руках я не видел пистолетов или другого огнестрельного оружия – ничего, кроме ножей и мачете . Они могут подобраться ко мне только спереди; и я был уверен, что прежде чем они достаточно приблизятся, я смогу разрядить оба пистолета. Не менее десятка врагов умрут до меня.
У меня великолепная позиция для защиты. Дом у меня за спиной построен из адобес (необожженный кирпич), стены у него в три фута толщиной. Дверь очень прочная. Я стоял, прижавшись к ней спиной, и косяки с обеих сторон защищали меня. У меня было позиция барсука, на которого в норе нападают терьеры.
Не могу ответить, долго ли сумел бы продержаться. Несомненно, это зависело от храбрости нападавших и их гнева, который разжигали постоянные крики «Муэра эль американо!»
Но никто из кричавших так и не устремился ко мне, навстречу верной смерти.
Они окружили дверь, словно стая свирепых псов, загнавших в тупик оленя, и даже самый смелый из них не решается прыгнуть вперед.
Несмотря на то, что я понимал: это ужасная трагедия, все же что-то в ней напоминало фарс: так долго и так старательно нападавшие держались подальше от меня.
И еще нелепей могла показаться сцена зирителю, когда я упал на спину: опора за спиной исчезла.
Неожиданное изменение моего положения не было вызвано выстрелом или неожиданным ударом: просто открылась дверь, к которой я прижимался.
Кто-то за мной открыл задвижку и тем самым выбил опору.