8
– Товарищ полковник, да разве я знаю, что он сделал, а чего не сделал, Коробов этот, – прислонившись спиной к скользкой стенке окопа, говорила Наталья начальнику штаба Шумилова. – Да, документы его я взяла. Награды тоже, даже значок парашютиста. Ну, как вышло? – Наталья пожала плечами. – Снайпер немецкий работал, вот так и вышло. Ему говорили: не высовывайся. – Наталья усмехнулась. – Так мне возвращаться, товарищ полковник? В документах у него что? Сейчас посмотрю, – она открыла планшет Коробова. – Да чистенько у него тут все, товарищ полковник. Карта? Карта есть, но на ней никаких пометок. План минных полей? – она перевернула бумаги. – Планы есть какие-то, но на них тоже чисто, сверки нет. Да, ничего он не сделал, не успел еще. Только бегал по траншеям, смотрел, как снайперы стреляют. Все советы давал. Пока сам не попался. Что? Ну, товарищ полковник, я-то что в минных полях понимаю? – Наталья развела руками. – Есть. Буду ждать. Кого пришлете? Новенького, ну, хорошо, есть дождаться и познакомить с капитаном Иванцовым. Ясно. Слушаюсь. Спасибо, Митя, – она передала трубку связисту.
– Что, остаешься? – Прохорова сплюнула шелуху от семечек под ноги, – еще с нами побудешь?
– Да, придется, – Наталья застегнула воротник шинели. Ветер дул прямо в лицо. – Буду новенького ждать. Познакомлю с Иванцовым, чтоб он всю работу, которую Коробов не сделал, за него доделал, а там поеду. А что ты, Надя, все семечки грызешь? – она посмотрела на снайпершу с явным осуждением. – Ты в армии или дома на завалинке? Где ты семечки взяла?
– Да, мне Косенко дал, – Прохорова явно смутилась, – а что?
– Да то, что хоть немного Устав надо соблюдать. В одежде, поведении. Просто смотреть невозможно. И потом, ты же женщина, Надя. Какие семечки? Косенко – тот пусть плюется, а ты?
– А ты семечек не хочешь? – спросила снайперша обиженно.
– Ну, конечно нет, – Наталья мотнула головой.
– Что, Наталья Григорьевна, уезжаешь? – из хода сообщения появился Иванцов.
– Представь, нет, Степан Валерьянович, еще и на ужин с тобой останусь. Новенького пришлют вместо Коробова, так приказано познакомить.
– А мы только рады, – капитан слегка хлопнул ее по плечу. – Скажу Харламычу, чтобы и на ужин имел тебя в виду.
– Спасибо, Степан Валерьянович.
– Ты, Валерьяныч, того, – в траншею спрыгнул сержант Косенко, – Турбанберды… ну, этот, казах наш, говорит, что вроде шум каких-то моторов слышит, мол, у него слух тренированный, пастухом с детства, волк только…
– Родимый, какой волк? – Иванцов с упреком уставился на него. – Ну, ты-то, Мишка, хоть не дергай меня по пустякам. Турбанберды – это все равно, что Прохорова наша, – он покосился на снайпершу. – Это же горе, а не боец. Его еще понять надо, что он говорит, а потом сообразить, он это всерьез, или у него опять какие-то мифы предков в голове всплыли. Я его по-русски говорить пытался научить, взмок, голос сорвал, а он так ничего и не понял. Шаман, говорит, на колеснице едет. Я ему говорю, какой шаман, это немцы на бронетранспортерах, а он – шаман. Это у него мышление такое, – Иванцов безнадежно махнул рукой. – На пальцах объясняемся.
– Но проверить надо, – не унимался разведчик. – Если в самом деле слышен шум моторов, это танки выдвигаются, значит, ударит немец скоро, докладывать надо, Степан Валерьянович. А то проморгаем. Мы же сведения имеем, что четвертый танковый корпус СС погрузился на платформы, снялся с позиций и куда-то направился, а куда направился? Никто не знает. На Берлинском направлении их нет, нас теребят – у нас тоже вроде нет. И где они? Что-то затевают немцы, ясно.
– Ты мне языка давай, хорошего языка давай, а не рассусоливай, – прикрикнул на него Иванцов. – Тоже мне разведка, мать твою. Турбанберды он мне слушает, что тому пригрезилось. Вот как стемнеет, дуй за языком и без него не возвращайся. Информация нужна, информация. А не домыслы и сказки. Понял?
– Так точно, товарищ капитан.
– Ну, понял, так действуй. Вот и переводчик у нас пока имеется, – Иванцов кивнул на Наталью, – допросим быстренько и первыми сообщим, если что. А то Турбанберды у них услышал. Докладывать они собрались, – он усмехнулся. – Товарищ генерал, у нас тут Турбанберды услышал что-то. Вроде прет кто-то, а кто – немец или шаман, это неизвестно.
– Здравствуйте, товарищи, – Наталья услышала знакомый голос и повернулась. – Простите, что прервал.
Перед ней стоял майор Аксенов. Она сразу узнала его. Высокий, в аккуратно застегнутой шинели, фуражке с синим верхом. В тусклом дневном свете его лицо с прямым, немного привздернутым носом, смуглыми, слегка ввалившимися щеками и широким лбом, которое накануне вечером показалось Наталье несколько высокомерным, теперь, напротив, выглядело усталым и немного грустным. С полминуты Наталья смотрела на него, ничего не понимая; примолкли от неожиданности и Иванцов с Косенко. Увидев незнакомца, даже Прохорова прекратила шелушить семечки. Потом Наталья спохватилась, выпрямилась, поправив шапку на голове, отдала честь.
– Здравия желаю, товарищ майор.
Косенко и Иванцов тоже козырнули, переглянувшись, Прохорова рассыпала семечки и только как-то неловко махнула рукой.
– Степан Валерьянович, знакомьтесь, – Наталья повернулась к капитану.
– Да я и сам могу представиться, – проговорил Аксенов, как показалось Наталье, слегка смущенно, потом шагнул вперед. – Майор Аксенов Сергей Николаевич. Я вместо капитана Коробова пока. Был на батарее, начальник штаба сообщил мне, что здесь произошло, распорядился сверить позицию и удостовериться, как произведено заминирование. Будем знакомы, – он протянул руку Иванцову.
– Понял, – кивнул тот. – Как меня величают, ты слыхал, майор. Степан Валерьяныч я, фамилия Иванцов. Здесь я старший над всем. Это командир моей разведки, старший сержант Косенко, – он повернулся к Мише. – Ну, с Натальей Григорьевной ты знаком, я вижу, – он махнул рукой, – а это Прохорова, снайпер наша. Из-за нее все произошло с капитаном вашим. Долго целилась, все усесться не могла.
Аксенов пожал руку Косенко. Наталья протянула ему планшет Коробова.
– Вот, товарищ майор, документы Коробова. Никаких пометок нет, я смотрела. Ничего он сделать не успел.
– Может, это и к лучшему, – деловито кивнул Иванцов. – Парень-то был бестолковый, ничего не слушал, все у него другое что-то в голове.
– Как думаете, немцы скоро атакуют? – спросил Аксенов, серьезно глядя на Иванцова.
– Ничего толком сказать не могу, майор, – вздохнул тот. – Языка не взяли ночью, пустой Косенко пришел, сведения все старые. Вот ползаем, вынюхиваем, выглядываем, что он, где, с какими силами. Вот те, что перед нами, так мы их вдоль и поперек знаем, как сидели, так и сидят. Но они для атаки как отработанный материал, скорее для отвода глаз здесь находятся. Где-то в глубине немец собирается. А где, сколько его, – он покосился на разведчика. – Чего там говорил этот унтер, которого мы последним прихватили, про генерал-лейтенанта, как-то его? – он наморщил лоб. – Запамятовал я уже.
– Гилле, – подсказала Наталья – Обергруппенфюрер СС Гилле. Этого унтера потом в штабе допрашивали, так что я два раза переводила, наизусть помню. Говорил он, что четвертый танковый корпус СС, которым командует этот самый Гилле, а в его составе дивизии СС «Мертвая голова» и «Викинг», снят с фронта и переброшен на новый участок, а куда, он не знает. Разговоры были, что пойдет снова на Будапешт от Балатона через город Секешвехервар, а к нему откуда-то с запада через Вену еще подкрепление подтягивается. Они считают, что оборона у русских, то есть у нас, здесь наиболее слабая, и ее легко прорвать.
– Так Секешвехервар здесь и есть, – кивнул головой Иванцов. – И оборона у нас не ахти, верно. Только дивизии-то те давно уж куда-то выехали, а к нам не прибыли, вот загадка-то. А кто к ним на помощь движется – мы и подавно не знаем. Я Косенко тереблю, давай еще языка, а все не выходит крупного изловить, все мелочь попадается. Кстати, ты, Косенко, – он повернулся к сержанту. – Сходи-ка за саперами, сейчас пойдем с майором, покажем, что сделано у нас.
– Погодите, старший сержант, – остановил его Аксенов. – То, что две танковые дивизии СС «Мертвая голова» и «Викинг» погрузились в Комарно на платформы, это верно. Но вот вопрос, который наше командование очень хочет прояснить: какой смысл перебрасывать эти танки и мотопехоту к озеру Балатон по железной дороге, когда от Комарно до Балатона по шоссе можно доехать за одну ночь? Это либо чистой воды дезинформация, либо у немцев здесь придуман какой-то маневр, сюрприз для нас, так сказать. И еще, имеются сведения, что из Арденн в срочном порядке на наш фронт переброшена шестая армия СС и в ее составе лучшая эсэсовская танковая дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Они недавно сильно потрепали американцев и англичан в Бельгии, так что теперь всему нашему Берлинскому направлению в срочном порядке наступать приходится, чтобы немцев на себя оттянуть.
– Лейб, что? – нахмурившись, переспросил Иванцов. – Лейб-гвардия какая-то, что ли? Не понял я, сталкиваться не приходилось. Что это за зверь такой?
– Кому приходилось, тому досталось немало, еле ноги унесли, – заметил Аксенов без тени иронии. – Это отборная чисто арийская эсэсовская дивизия. Там одни немцы, никаких союзников, при самом новом вооружении. Да и прав ты, Степан Валерьянович, сформирована из тех самых гвардейцев Гитлера, которые у него на парадах обычно ходят. Обучены в высшей степени превосходно. Их называют «белокурые бестии», «хирурги фюрера». Вскрывают любой нарыв, как скальпель. Удаляют гной и уходят, дальше вермахт доделывает. Вполне вероятно, что «Лейбштандарт» направлен из Арденн прямиком к Кюстрину, на Берлинское направление, и ставка на этом настаивает. Все надо проверить, старший сержант, – Аксенов внимательно посмотрел на Косенко. – Правильно ваш капитан говорит: по земле стелиться, каждую травинку сухую, прогнившую нюхать, а выяснить, пришел «Лейбштандарт» или нет его. Ну и про давних знакомцев ваших, дивизии «Мертвая голова» и «Викинг» заодно тоже разузнать. Всю картину понять надо. Ясно?
– Так точно, товарищ майор, – вытянулся Косенко. – Говорит же Турбанберды, что слышит шум моторов в глубине немецкого расположения. Передний край у них молчит. Наша артиллерия дважды открывала огонь, а они молчат, неспроста это все.
– Да, Турбанберды это у нас главный предсказатель, – покачал головой Иванцов. – С ним никакая ставка не сравнится. Ладно, Косенко, иди за саперами.
– Есть.
Старший сержант козырнул и выскочил в узкий проход, соединяющий траншеи.
– Ну а как люди, капитан? – спокойно поинтересовался Аксенов. – Какое настроение?
– Видишь ли, товарищ майор, – Иванцов задумался, – люди – это всегда самая сложная загадка. Люди у меня неплохие. Ну, в основном, – он снова недовольно покосился на Прохорову. – У каждого десятки боев за спиной. Одна новенькая. Только, понимаешь, война-то уж к концу идет, все знают. Потому и помирать как-то особенно обидно. Разговоры послушай. Я частенько прислушиваюсь, о чем говорят, чтоб понимать, что к чему. Так раньше, под Сталинградом, все о боях, о боях. А теперь все чаще – как после войны жить будем. Жить-то всем охота. А кому-то помирать придется.
– Да, верно, Степан Валерьянович, – Аксенов согласно кивнул головой. – Теперь наша с вами роль командиров особенно ответственна. Надо так все подготовить, чтоб ни одной лишней капли крови не пролить, сохранить людей. Ни одной ошибки, ни одного промаха, а для этого разведка, разведка и анализ.
– А я о чем? – Иванцов развел руками. – Было бы что анализировать. Нет, за своих людей я уверен, точно говорю.
– Это хорошо, Степан Валерьянович.
В узкий проход протиснулся дед Харламыч, в короткой, не по росту шинели. Длинные худые руки плетьми висели вдоль тела.
– Товарищ капитан, – доложил он, даже не заметив старшего по званию Аксенова, – Косенко говорит, что саперы готовы.
– Вы как докладываете, Полянкин? – Иванцов явно сконфузился. – Устав не читали, старшего по званию не видите? Разболтались.
– Не шуми, не шуми, Степан Валерьянович, – остановил его Аксенов. – Вы меня, Полянкин, к саперам сейчас проводите, – он обратился к пожилому солдату. – Если капитан не возражает.
– Да куда мне возражать, опозорил, да и только.
– Не переживай, капитан. Наталья Григорьевна, – майор повернулся к Голицыной. – У меня такое указание – забрать вас с собой в штаб, но только после того, как старший сержант Косенко возьмет языка. Так что здесь ждать будем. И вы, и я. Сколько понадобится, столько и будем. Сразу допросим на месте.
– Ясно, товарищ майор, – Наталья отдала честь, про себя она даже обрадовалась.
В штаб она не торопилась, тем более сопровождать тело погибшего Коробова ей совсем не хотелось.
– Идемте, Полянкин, – распорядился Аксенов.
– Фонарик бы надо взять, товарищ майор, а то смеркается уже, – предложил Иванцов.
– У меня есть, – ответил Харламыч и, достал из кармана фонарик.
– Дед Харламыч здесь самый хозяйственный в роте, – поддержала пожилого солдата Наталья, ей было обидно, что Иванцов его отчитал. – У него все найдется.
– Дед Харламыч? – Аксенов улыбнулся. – Ну, я тебя тогда так же звать буду. Не возражаешь?
– А чего мне возражать, – Харламыч улыбнулся, показывая редкие коричневые зубы. – Мне так привычнее.
– Ладно, пойдемте. Где саперы?
– В первой траншее, вас поджидают, – доложил Харламыч.
– Косенко где? – крикнул ему вслед Иванцов.
– У себя сидит, – ответил Харламыч уходя. – Мозгуют, как языка брать.
– Пойду-ка и я помозгую с ними. Ты, Наталья, куда?
– Мы в землянку пойдем, чтоб не мешаться.
– Ну, давай. Если языка возьмут, я тебя позову.
– Ладно.
Они пошли по ходу сообщения, который упирался в траншею, черными извивами уходившую вправо и влево. Солдаты в траншеях стояли, негромко переговариваясь, кто-то писал письмо, сидя на корточках, кто вообще спал, завернувшись в плащ-палатку.
– Наташа, вот ты грамотная, я вижу, языки знаешь, скажи мне, – спросила Прохорова. – А что такое эти «белокурые бестии», про которых майор говорил? Это что, люди такие? Вообще словечко это «бестия» что значит? – продолжала расспрашивать Прохорова. – Церковное какое-то, что ли? Простой народ так не говорит.
– Ну да, церковным его тоже назвать можно, – Наталья кивнула головой, – так в некоторых книгах дьявола называли, ну, зверь значит. Вообще слово это латинское, древние римляне говорили на этом языке, на латыни. Слыхала о таких? – она взглянула на Прохорову не без иронии.
– Слыхала, – ответила та неуверенно, сказать «нет» явно не решилась.
– А вообще придумал это выражение философ немецкий Фридрих Ницше. Раньше оно обозначало льва, царя зверей. Ницше перенес это понятие на человека. В общем, сверхлюди такие, которым все нипочем. Арийская нация.
– И они, правда, такие? – Прохорова перешла на шепот. – Ну, сверх…
– Это я не знаю, – Наталья отмахнулась. – Да и откуда им быть сверх? Такие же смертные, как и мы, так же у них семья и дети, и погибать неохота. А то, что внешне они там какие-то, я тоже сомневаюсь. Что ж вся Германия и одни арийцы – в это я тоже не поверю. В общем, такие же арийцы, как и мы с тобой, не надо над этим много голову ломать. Гитлеровские идеологи для того все это и выдумывают, чтоб пугать таких вот, как ты, кто только школу кончил и толком не знает еще ничего о жизни. Что обучены они получше наших, экипированы, вооружение у них отменное, это майор правильно сказал. Так и есть. Но что они смелее наших и терпеливее – в это я не поверю никогда. Да и по внешности тоже, – Наталья чуть скривила губы. – Разве у нас нет мужчин по метр восемьдесят ростом со светлыми волосами и светлыми глазами? Если очень захотеть, не то, что одну дивизию, армию собрать можно. И к ним еще таких, как Турбанберды добавить. Для контраста. Вот будет картина, – она засмеялась. – И живем все вместе, ничего, не ссоримся особенно. Вон Сашка Васильков, комсорг наш при Шумилове, чем не ариец? Новгородский он, волосы светлые, глаза светлые, рост – метр восемьдесят точно будет, даже и побольше. Так что…
– Правда, – в голосе Прохоровой явно послышалось разочарование. – Значит, как все. Ну, слава богу. А то уж я испугалась. Как это я представила – гиганты такие на бронетранспортерах, и все в белом.
– Ну, ты с фантазией, Надя, – Наталья рассмеялась. – Мне бы и в голову не пришло. Ничего, если в самом деле к нам «Лейбштандарт» пожаловал, Саша Васильков сюда приедет пропагандисткую работу проводить, так он тебе еще лучше моего расскажет, кто они такие и с чем их едят. Слушай, а темно-то быстро стало, хоть глаз коли. И морозить начинает. Правильно Иванцов майору насчет фонарика напомнил, без фонарика теперь никуда.
Нащупывая руками стены и ногами ступеньки, Наталья спустилась в землянку. Прохорова скатилась за ней.
Внизу едва приметно краснела тоненькая полоска света. Наталья нащупала рукой ручку двери, потянула на себя.
– Быстрее, быстрее закрывайте! – послышался резкий голос санинструкторши Раи.
– Сидят уже, – недовольно пробормотала Прохорова.
Но с темноты Наталья еще не могла увидеть их, глаза ослепли от яркого света. Увидев Наталью, обе женщины хоть и неохотно, но встали. Хоть и женщина, но все-таки офицер.
Но Наталья наслаждаться властью не собиралась.
– Садитесь, девушки, не надо этого. Добрый вечер.
– Тут вам, товарищ лейтенант, Харламыч ужин принес, – произнесла Рая. – И тебе тоже, – последнее высказывание относилось к Прохоровой. – Садитесь с нами.
– Нет, девушки, спасибо, – Наталья покачала головой, – тесновато вчетвером, вы доедайте, а мы потом с Надеждой. Пока пойдем, руки помоем.
Она достала мыло и полотенце.
– Надежда, пошли, на руки польешь, – позвала застывшую на пороге Прохорову. – Что стоишь, как истукан, – добавила шепотом. – Ты не надоедай, и они тебя трогать не будут.
– Что, Михаил, опять за языком пойдет? – услышала она, как спросила Раю вторая санинструкторша, Света.
– Пойдет, – вздохнула та, – боязно мне, просто душа в пятки уходит.
Часа через два советская артиллерия и минометы снова открыли огонь. Но передний край противника опять молчал.
– Пошли, пошли, – Райка вбежала в землянку, – Косенко пошел!
И снова выбежала в траншею. За ней вторая санинструкторша.
– Пошли и мы, – дернула Наталью Прохорова.
Прислонившись спиной к стене, Наталья задремала после ужина, и теперь спросонья даже не сразу поняла, что происходит.
– Куда пошли? Куда они все? – она потерла глаза.
– Косенко за языком пошел, – сообщила Прохорова взволнованно.
– Ну и что? – Наталья пожала плечами. – Это дело не быстрое. Нам-то что в траншее торчать? Возьмут языка, капитан вызовет.
Она уже хотела улечься на топчан. Но вдруг нейтральная полоса заполыхала в свете ракет. И через мгновение ее накрыл пулеметный и автоматный огонь.
– Это по разведчикам стреляют! – закричала Прохорова.
Наталья выбежала из землянки и побежала по траншее к Иванцову. Прохорова от нее не отставала.
– Не пускают, черти, не пускают! – Иванцов со злостью стукнул кулаком по брустверу. – Ни одному не удалось подойти к позиции. Что они там, возвращаются, что ли? – спросил вполоборота Харламыча. – Косенко возвращается?
– Никак нет, товарищ капитан, – ответил тот. – Не видать.
Было слышно, как невдалеке навзрыд заплакала Рая, уткнувшись лицом в плечо другой санинструкторши.
– Да погоди ты, – раздраженно махнул на нее рукой Иванцов. – Уведи ее, Светлана. Только воя ее здесь не хватает.
– Идите. Идите, девушки, – Харламыч легонько подтолкнул обоих. – Может, и обойдется все.
– Неужели все погибли? – напряженно спросил Иванцова Аксенов, когда санинструкторши ушли.
– Не знаю, – ответил тот сквозь зубы. – Но насколько я Косенко знаю, его не так легко взять. Митька, – крикнул радиста, – куда запропастился? Вызывай! Вызывай!
– Тополь, Тополь, ответьте Сосне! Тополь! Тополь, ответьте Сосне!
Радист повторял монотонно, все замерли, ожидая ответа. Эфир трещал. Наконец послышался исчезающий голос Косенко.
– Сосна, Сосна, я Тополь. Вышли в квадрат три. Вижу непрерывное движение танков и бронетраспортеров противника из тыла к фронту. Танки с обозначением ключа на башнях, много….
Эфир снова затрещал, голос Косенко пропал.
– Вызывай, вызывай, Митька, – приказал Иванцов. – Значит, давай-ка посмотрим, майор, куда они забрались, – Иванцов достал карту. – Харламыч, посвети. Квадрат три. Это они прошли по берегу Балатона, где-то там сидят. Молодцы, ребята. Вызывай, вызывай, Митька, что там?
– Тополь, Тополь, я Сосна! – повторял радист. – Тополь, Тополь, я Сосна. Ответьте Сосне…
– А что это за танки с ключом, – Иванцов пожал плечами, – что-то я таких не видал прежде.
– Это и есть «Лейбштандарт», – кивнул Аксенов, глядя на карту. – У них эмблема такая – ключ в дубовых листьях.
– Значит, все-таки этот лейб на нас прет, – Иванцов сдвинул шапку на затылок. – Да, час от часу не легче. Ну что, Митька? Есть ответ?
– Никак нет, товарищ капитан. Глухо.
– Ах, черт!
– Но даже то, что есть, надо доложить командующему, – предложил Аксенов.
– Доложи, доложи, майор, – кивнул Иванцов. – Косенко врать не будет. Если идут эти танки, значит, идут, своими глазами видит их. Но сколько их, кто еще с ними. Вызывай Митька, вызывай! – теребил он связиста.
– Ну что там, товарищ лейтенант? – к Наталье робко подошла Райка, на лице разводы от слез, смешанные с грязью.
– На связь вышли, живой пока, боя нет, – тихо сообщила ей Наталья. – Можно сказать, в порядке. Ты иди, Раиса, не стой, не действуй Валерьянычу на нервы, он и так на взводе. Я тебе потом все скажу.
– Спасибо, товарищ лейтенант, – санинструкторша радостно улыбнулась и исчезла в темноте.
– Волнуется за своего, – завистливо шепнула Наталье Прохорова. – Прямо задрожала вся.
– Если любит, конечно, волнуется, – спокойно ответила Наталья. – Ее можно понять, а ты бы не волновалась?
– Да у него жена где-то в Смоленске, двое детишек…
– А тебя это касается? – строго оборвала Наталья. – Нет? Вот и молчи. Без тебя разберутся. Не мешай командиру. Не понимаешь, что ли?
Вернулся Аксенов.
– Приказано выдвигать резервы в нашем направлении, – сообщил он, – всем боевая готовность.
– Всем боевая готовность, – передал приказ Иванцов.
Траншеи сразу заполнились людьми.
– Сосна, Сосна, я Тополь, – снова сквозь треск послышался голос Косенко. – Дивизии СС «Мертвая голова» и «Викинг» выдвинулись в передний эшелон. Взят пленный, показывает, шофер командира танкового полка СС «Викинг»…
– Передает прямым текстом, значит, очень важно, – Иванцов и Аксенов прильнули к рации. – Говорит, их погрузили в эшелоны и сначала отправили в Австрию, потом довезли до югославской границы, потом снова повернули, и они снова оказались на Балатоне…
– Ага, следы запутывали…
– Насколько я понимаю, именно так. Но переводчик лучше скажет потом. У них много пополнения, особенно танков. Из Арденн прибыла шестая танковая армия СС. Поставлена задача…
Эфир опять затрещал.
– Тополь, Тополь, я Сосна. Ответьте!
– Нас обнаружили, веду бой! – послышалось через минуту, вслед за этим перебивая помехи, раздалась автоматная трескотня. – Сообщите, поставлена задача на первом этапе нанести удар в промежутке между озерами Веленце и Балатон, прорваться к Дунаю, а далее наступать по его берегу на юг. Деблокировать котел на правом берегу Дуная…
Автоматные очереди слышались все сильнее.
– Затем повернуть на север, – кричал Косенко, – и выйти к Будапешту. Операция носит название «флю-лингс-эрва-хен» – по слогам произнес он.
– «Весеннее пробуждение», – подсказала Наталья.
– Да, так, наверное. Бить будут танковым тараном. Пленный говорит…
Кто-то застонал рядом.
– Костика срезали, гады, – выругался Косенко. – Товарищ капитан, сообщите: танков много, очень много, здесь все леса и сады на берегу Балатона забиты этими «тиграми» и штурмовыми орудиями. Когда все начнется, пленный не знает. Приказа еще не было. Его дадут в последний момент, как обычно. Но они не сомневаются, что прорвутся. Товарищ капитан, мы окружены, – голос Косенко снова стал слышен плохо. – Будем прорываться.
– Давай, Миша, давай! – крикнул Иванцов. – Выходи с пленным, постарайся доставить его живым. Поддержим. Огоньком поддержим.
Иванцов опустил трубку.
– Передай: всем к бою, – приказал Харламычу. – Прикрыть разведчиков. Так, ясно, – он почесал затылок. – «Весеннее пробуждение» у них, значит, настало. Поглядим, поглядим.
– Я доложу в штаб, – Аксенов побежал по проходу.
Наталья повернула голову и увидела вжавшуюся в угол траншеи Раису. Обняв колени, она тихо плакала. Наталья подошла к ней, села рядом, обняв за плечи.
– Он живой, не ранен даже. Ну и что, что окружены? Прорвутся, я уверена. Выйдет, выйдет. Он молодец, твой Михаил, – она гладила санинстурторшу по спутанным волосам. – Такие сведения добыл, что теперь точно орден получит.
Рая повернулась, обняла Наталью, уткнулась лицом ей в плечо.
– Раньше времени плакать не надо. Раньше времени плакать – плохо это, – негромко говорила ей Наталья. – Представь, Миша придет, а ты зареванная. Успокойся и иди, умойся. Будем ждать.
Старший сержант Косенко и двое оставшихся в живых разведчиков перешли линию фронта примерно через час под ожесточенным огнем с обеих сторон. Косенко был дважды ранен, но шел сам, с собой они тащили пленного и еще одного тяжелораненого товарища.
– Миша!
– Не меня! Костика, Костика давай! – Косенко оттолкнул Райку, которая сходу бросилась к нему. – Не видишь, он ранен. Меня-то царапнуло. Я и сам перевяжусь. А он крови много потерял.
– Да, да, я сейчас, я сейчас, – смеясь и обливаясь слезами, Раиса принялась снимать с раненого остатки обмундирования. – Света, Света, сюда, – крикнула вторую санинструкторшу.
– Косенко, золотой мой! – Иванцов, выбежав из траншеи, обнял сержанта. – Ну, выручил, выручил. Пленный где?
– Да вот, – Косенко одной рукой встряхнул связанного немца. Рот у него был заткнут кляпом, глаза испуганно моргали.
– Ну, давай его на допрос. Сергей Николаевич, Наталья, – он обернулся к Голицыной, – пошли ко мне в блиндаж.
– Миша, Миша, на, – Раиса сунула Косенко бинты и вату.
– Отвяжись, – он оттолкнул ее.
– Давай, я возьму, – Наталья взяла у испуганной санинструкторши все принадлежности для перевязки. – Не обижайся, сейчас ситуация такая, мужикам не до нас. Как там минутка будет, я его перевяжу.
– Спасибо, – всхлипнула та.
– Я же говорила, жив будет, – Наталья радостно обняла ее и побежала по проходу вслед за офицерами.