Глава 7
Бросаться в пучину действительно сильных чувств, не биться только не покалеченная до времени юность. Люди, обремененные печальным опытом, остерегаются этих сумасшедших всплесков, способных повредить рассудок. У них уже чересчур отлажено работает механизм самосохранения, не позволяющий ввязаться во что-то более значимое, чем пошлая интрижка. В этом компромиссе и существует большинство людей, разрываясь между желанием любить и желанием жить.
Уйти в работу, погрузиться в новые исследования, и ни в коем случае не пускать на порог ни одной девки – вот лучший способ забыться, думал Влад. Он слишком хорошо знал, к чему может привести его неспособность контролировать себя. Ему было доподлинно известно, как легко заблудиться в тумане мечтаний и мраке вожделений. Эти утомительные грезы разума, сводили сума, а пытка хоть и была воображаемой, становилась несносной. Неутомимая фантазия услужливо подкидывала все новые и новые видения любострастия. Он терял здравый смысл, напоминая себе мечущегося в загоне жеребца. Работал с удвоенной силой, но на поверку ничего путного из этих сублимированных плевков не выходило, что приводило Влада в еще большее бешенство. Он хотел заставить бурлить и клокотать энергетические потоки по его прихоти, но пока бурлило и клокотало лишь все его естество. А причиной всему был страх. Впервые в жизни мраморный Влад испытал это щекочущее, тормозящее чувство. И все из-за нее – нежной, хрупкой с виду девушки, нарушившей заплесневелые устои законодательств и негласных правил Багорта. Она раскрывалась перед ним словно розовый бутон, и там – в сердцевине, на бархатной подкладки из пыльцы показалась головка маленького, но хищного дракона. И стоило Владу сунуть нос в этот ароматный бутон, как его тут же опалило пламя ненависти.
Но пугало его не это пламя, а то, что оно ему нравилось. Ему было плевать, что эта своевольная, стихийная девушка может его покалечить. Он хотел ее всю, а более всего ее сердце. О, Ула! Она распознавала такие вещи безошибочно и была абсолютно права в своих догадках. Сердце Деи – вот его истинная страсть. Как бы он не старался отсрочить свое падение в бездну чувственных недугов, одно ему было известно наверняка – долго он не продержится.
Отец застал его за работой. Влад сотрясал дом энергетическими потоками, которые проходили сквозь него раскатами и завываниями. Несчастное строение содрогалось, и не понятно было, как оно еще не обрушилось, погребая под свои обломки самого Веда. Он был истощен и мертвецки бледен, волосы свисали сальными патлами, и даже всегдашний цвет на его щеках сошел, оголяя остроту скул.
– Ты должен прекратить эксперименты с этими энергиями, – сказал Вайес вместо приветствия. – Они медленно убивают тебя.
– Меня убивает каждый прожитый день, – неохотно отозвался Влад, не оборачиваясь. – И поверь, эти эксперименты по сравнению с другими более-менее безобидны.
– Какие еще опыты ты ставишь?
– Всегда одни и те же, отец, – говорил Влад лениво, – над самим собой. Хочу знать, где границы человеческих возможностей.
– Ты постоянно забываешь, что ты не просто человек – ты Вед. – Вайес тяжело вздохнул. – Порой мне кажется, что для тебя границ и впрямь не существует.
– У всего в физическом мире есть границы. Тебе ли об этом не знать, – проговорил Влад, повернувшись, наконец, к отцу.
– Так ставь эксперименты на кроликах! – вскричал Вайес, встретив измученный взгляд сына.
Влад устало кивнул ему, но ничего не ответил.
– Тебя не интересуют другие. Ты всегда был занят изучением только себя самого.
– Что поделать, – пожал он плечами, – лучшую кандидатуру для исследований, я пока не нашел.
– А как же Дея? – поинтересовался Вайес, и в этот момент в его глазах заалел злой уголек.
– Ты предлагаешь ставить мои опыты на ней?
– Но можно же обойтись и без практических экспериментов и анализов. Тем более что ты уже их на ней и так поставил предостаточно, – добавил он тише. – Используй метод наблюдения. Она достойный объект для изучения.
Брови Веда сошлись, глаза полыхнули огнем, он уселся прямо на землю и, облокотившись о дерево, заговорил:
– Отношения двух людей похожи на взаимодействие диких энергий. Это соитие изменяет их, иногда до неузнаваемости. Но вот пакость, даже в этом совместном опыте нас интересует лишь то, как меняемся мы сами, а то, что преображается тот, кто вступил в реакцию с нами, мы зачастую оставляем без внимания, увлеченные собственными метаморфозами. Парадокс в том, что когда мы узнаем своего избранника лучше, превращение уже случилось. Я вот думаю, не исчезает ли то, что изначально и привлекло нас? Как думаешь, отец, чем меня Дея зацепила?
– Тем, что еще и не проявилось, и ты это прекрасно знаешь. Слишком много думаешь. Твой разум ни на минуту не дает тебе покоя. Боюсь, как бы он не сыграл с тобой злую шутку.
– Он подшучивает надо мной ежедневно и шуточки его и выпям бывают недобрыми, – Влад криво усмехнулся.
– Почему бы тебе… – Вайес не договорил, вздохнул.
– Что? Стать нормальным, обычным парнем, влюбленным в необыкновенную девушку? Эта роль в нашей мелодраме отведена Яну.
– Может Ян и обычен, но мне кажется, он чаще тебя бывает счастлив.
– Может и так, – согласился Влад, – но золоту не суждено стать оловом.
Вайес утомленно покачал головой, и развернулся чтобы уйти, но сделав пару шагов, остановился и посмотрев на сына в упор, сказал:
– Сегодня утром была взломана темница твоей матери.
Влад порывисто вскочил, ленивая меланхоличность сменилась тревожным недоверием, а в черном взгляде застыл немой вопрос.
– Она обменяла себя на твою мать, – проговорил Вайес.
Тягучая, вязкая одурь сковала Влада. Он ощутил себя пауком, запутавшемся в собственных сетях, липких, слизких, омерзительных. А Вайес тем временем вливал в него слова, которые доносились до Веда откуда-то издалека.
– Сначала мне казалось, вы готовы весь мир поставить с ног на голову, заставить звезды осыпаться, а луну с солнцем поменять местами, только бы почувствовать хоть толику того, что испытывают обычные люди. Но потом я понял, что вы оба готовы сделать все это и много больше, по другой причине. В вас кипит вулканическая лава и ни вы сами, никто либо еще не в силах предотвратить извержения. Пока вы мучаете друг друга, Багорт в опасности. Это я тебе как Верховный Хранитель говорю.
Влад стоял и пытался слушать, впрочем, плохо понимая смысл. Отдельно ухваченные слова, упорно не желали выстраиваться в логическую цепочку. Он сделал последнее усилие, и в нем что-то надорвалось, треснуло, надломилось и неуклюже покосившись, стало медленно обваливаться.
Воздвигавшийся долгими годами заслон, рушился как песочный замок, превращаясь в бесформенную груду нелепо сваленных, стремлений, ограничений, опасений, компромиссов и запретов. Белое, тонкое лицо его обессмыслилось, когда сквозь эту мысленную дамбу прорвался столь долго сдерживаемый поток. В этом потоке было все то, что когда-то чуть не убило юношу с фарфоровым сердцем.
Вайес подбежал к сыну и едва успел поймать обмякшее тело, прежде чем оно встретилось с землей.