6
Играть на басу до самого концерта я так и не научился, хотя этого никто и не заметил. Кир как обычно выкручивает громкость своего усилителя в десятку, так что меня почти не слышно. Да и те укуренные и вечно пьяные ребята, что приходят на концерты в «Подводную лодку», все равно разбираются в музыке не лучше меня.
Когда гиг подходит к концу, у Кира рвется струна. Свирепый рев срывается в глухой сип задыхающегося перегруза. Глаза Кира наливаются кровью, и он в щепки разбивает гитару о сцену. Нуф взрывает бласт-бит. Кир поднимает руки в воздух, разбегается и устремляется в свободный полет над бурлящей толпой.
Кажется, это очень просто – разбежаться и прыгнуть. Но я-то знаю, что это не так. Всего секунда промедления, искра сомнения в глазах – и ты ломаешь себе челюсть, разбиваясь о бетонный пол подвального клуба.
Нажиматель кнопок никогда не прыгнет, пока его не подтолкнут.
А Кир прыгает, потому что он знает толк в бессмысленном удовольствии.
«Все дело в мотивации». Так тебе скажут на тренинге по личностному росту. «Главное – вести себя убедительно и заставить толпу довериться тебе». Это тебе скормят на семинаре по развитию лидерских качеств. Только никто не объяснит, что у тебя будет только одна попытка, один единственный шанс. 50 на 50. Тебя поднимают сотни преданных рук или ты выплевываешь свои зубы, лежа у чьих-то ног.
Никто не научит тебя прыжку. Можно только разбежаться, прыгнуть и посмотреть, что будет. Так делает Кир.
И толпа несет его на руках. Словно по волнам Кир плывет к выходу. Сегодня он выходит победителем. Его медленно опускают на землю, и он тут же закуривает сигарету.
По десятибалльной шкале победителей Кир – твердая десятка. Его силуэт просматривается в рельефе мышц молодого Шварценеггера. На старых фотографиях Дольфа Лундгрена бритую голову Кира можно увидеть во впадине раздвоенного подбородка. И в печальных глазах Сильвестра Сталлоне. На фото, где Ван Дамм сидит на шпагате, Кир тоже есть.
Кир говорит, если Судьба слепа, то струна может порваться в любой момент. Ты не способен это предотвратить или предвидеть.
Если Судьба непредсказуема, то тебе остается только действовать, пока рвутся твои струны. Действовать без колебаний и без сомнений. Устремляться в полет. Победа или Поражение – не узнаешь, пока не прыгнешь.
Кир ныряет в толпу, рискуя свернуть себе шею.
Кир знает цену жизни и смерти. Он платит ее легко.
Мы выходим из клуба, и Кир бьет меня по плечу. С каждым сделанным шагом я слышу, как в его кейсе-погремушке взбалтывается смесь из щепок и струн, всего пару минут назад являвшейся произведением искусства. А Кир смеется, у него хорошее настроение.
Я говорю, что это был отличный концерт. Я спрашиваю, не жалко ли ему было разбивать свой Les Paul ради нескольких секунд славы. А Кир говорит, что не жалеет о вещах. Особенно если они эффектно разбиты о сцену.
– Я ловлю кайф от уничтожения материальных ценностей, – говорит он, – это мой фетиш. С каждой уничтоженной вещью я чувствую себя свободней и чище. Инструмент – всего лишь кусок дерева. Можно сойти с ума, если переживать из-за каждой мелкой утраты. Предлагаешь устроить похороны моей гитары? Облить ее останки квадратненьким «Дэниелсом» или кругленьким «Джеймсоном» и произвести церемониальное сожжение на ступенях консерватории? Не по мне.
Я пожимаю плечами. Кир тушит сигарету и изучает мое лицо. Его левый глаз продолжает вести свою собственную жизнь.
– Для парня, который прыгает с автострад, ты слишком серьезен, Попрыгунчик. Тебе нужно немного развеяться, почувствовать настоящую Свободу, – говорит Кир. – Сегодня мы с тобой немного развлечемся. Я наберу тебе ближе к двенадцати, к этому времени будь наготове. Будет весело.
Я наберу тебе ночью, говорит Кир.
Будет весело, говорит Кир.
01:14. Надрывается телефонный звонок. Я сползаю с кровати и ищу ногами свои домашние тапочки. Точно. Они остались на шоссе под автострадой. Их раскатало по шести полосам вместе с одинокими вечерами, наполненными шоколадным молоком, из моей прошлой жизни.
– Алло, Попрыгунчик? Подъезжай на Миклухо-Маклая, 13. Тебе понравится, будет весело, жду.
Конец ознакомительного фрагмента.