Василий Серебряный
Тяжелый вечер тяжелого дня
Машке С. – другу и пиздецу, без которого у меня ничего бы не получилось.
Сидим у меня дома. Выпиваем. Старые дедушкины часы показывают уже без четверти три, а значит, застолье длится уже часов восемь. Впрочем, если быть честным – два дня, чего уж там. Мертвую, тягучую тишину нарушает лишь залихватский храп соседки бабы Нюры.
– Дружище, я должен сказать тебе всю правду.
Начинается… Каждый раз он эту телегу заводит.
– Давай лучше не надо?
– Нет, надо! Ты позоришь себя! Посмотри, на кого ты стал похож. Небрит, одежда в жирных пятнах, коркой грязи покрылся и к стулу задницей прирос. Ты когда последний раз из дома выходил?
– Пару часов назад. За этой вот водкой. Для тебя, между прочим.
– Ой, спасибо, благодетель. Обалдеть повод. Чего дурака корчишь, ты же понял, что я имею ввиду.
– Ну а куда, куда пойти-то? Некуда. Всюду – одно уныние, жратва для обыдлевших мещан. Кино, театр, дискотеки. Лучше дома расслабиться – не выношу скопление плебса.
Брезгливо оттопыриваю губу – мол, чего я там не видел. Не люблю вот такие разговоры за жизнь. Нечего меня учить, не хуже других жить умею. Но мой собеседник уже разошелся и ораторствует, размахивая сопливым груздем на вилке, как дирижерской палочкой.
– Ох ты, гляди-ка, аристократ нашелся. Ты носки-то давно менял, интеллектуал ты наш? Начни еще про свою голубую кровь мне втирать. Предки твои в гробу переворачиваются, когда ты их упоминаешь. Позорник. Ни целей, ни идей нет. Выгниваешь изнутри постепенно.
– Не маши руками – слизь с гриба во все стороны летит. Это раз. Уровень интеллекта чистотой носков не измеряется. Это два. А в-третьих, цель есть.
Его лицо расплывается в омерзительной улыбке.
– Да ну? И какая же?
– Не твое дело.
– А вот мое. Какая, какая? Стать великим и могущественным, чтоб у тебя в ногах все валялись? Притом сделать это, не вставая с дивана и со стаканом в руке.
Он определенно пытается вывести меня из себя. Вот говнюк. Ну уж нет, не доставлю ему такого удовольствия. Отвечаю, стараясь прибавить в голос равнодушия и иронии.
– А почему бы и нет? По-моему, очень даже здорово. Замечательная мечта.
– Не мечта, а мираж, понимаешь? Мираж! Мечта вперед должна толкать, ввысь подымать, а это? Иллюзия!
– Весь мир иллюзия.
– Ага. И тараканы – иллюзия. И ноги, которые к линолеуму прилипают – тоже. Может, и я тебе тоже кажусь?
– Ой, да иди ты. Хочешь чистоты – пылесос за шкафом. Мне некогда – я жизни учусь у мэтра.
– Тогда как ученику настойчиво рекомендую – протри хотя бы пыль с окон, а то солнца днем не видно.
Встаю, подхожу к окну, пишу пальцем на стекле: «ИДИ НА ХУЙ».
– Устроит? – улыбаюсь.
– Тьфу ты…
– Не плюй на пол.
– Отлезь, гнида.
– Молодец, читал. Можешь гордиться.
Он нервно пожимает плечами и закуривает. Я тоже. Молчим. Нет, ну как же он меня достал. Ничем не лучше меня, а все учит, учит… Все нутро выел мне, скотина, своими нравоучениями. А чего, я с ним, собственно, церемонюсь?
– А пошел-ка ты, – говорю, – куда-нибудь. Все, надоел. Видеть тебя не желаю.
И, не прощаясь, хватаю его и бью об стол…
…Шум, звон, осколки во все стороны, вся рука в крови, даже лицо порезало осколком. А, черт, третий раз за месяц уже. Нет, ну сколько раз я твердо решал, что пью с зеркалом последний раз?! Надо будет в гости завтра кого позвать.
Выливаю остатки водки на окровавленный кулак, сгребаю со стола скатерть вместе с осколками, пустыми бутылками и объедками, и выбрасываю с балкона. Все, теперь – спать, надо спать. Завтра опять тяжелый день. Завтра придется до хозяйственного тащиться, за новым зеркалом. Ну, хоть в люди выйду. В кой-то веки.