В центре жилого двора Таганки между двух столбов растянулось полотно волейбольной сетки. Пятеро девчонок отважно сражались против тройки шустрых пацанов, с криками перебрасывая старый потертый мяч друг другу и через сетку на сторону спортивного противника. Здесь же невдалеке мужики грохотали о дощатый стол костями домино, из-под полы потягивая пенное пиво. Небольшая стайка мальчишек помладше, которых не брали играть в волейбол, вилась около толстого дядьки, ковыряющегося под капотом личного автомобиля. Пара подруг-пенсионерок уютно устроилась в тенечке на давно облюбованной ими скамейке, откуда открывался панорамный вид на весь двор.
Завсегдатаи наблюдательного дворового поста, насмешливо прозванные ребятней «Таганскими церберами общественной морали», с утра до ночи сидели на скамейке. Местный участковый, старшина Плевок, изредка обходил дворы, где и не требовалось проводить дополнительных бесед с общественностью. Большую часть времени он отсиживался в кабинете, где мог совершенно беззаботно спать, читать газеты или слушать радиоприемник. На примере Инессы Евлампьевны и Виолеты Пантелемоновны, в каждом дворе были какие-нибудь пенсионерки, которые вместо участкового зорко блюдили за правонарушениями общественного порядка, по собственной воле и от нечего делать охотно сотрудничая с органами. Без их ведома не то, что чужой человек, а мышь не могла проскочить незамеченной.
В этот день пенсионерки, как обычно, заняли свой пост, обсуждая детали личной жизни соседей.
– Ты слыхала, Пантелемоновна, – сказала Инесса Евлампьевна, подпирая дряблую щеку сухим морщинистым кулаком. – Тамарка-то, что из пятой квартиры хахаля завела.
– Дело молодое, Евлампьевна, – неохотно отозвалась подруга. – Мужа ейного уж поди, как десять лет нет. В самом конце войны убило… Хороший мужик был, царствие небесное.
– А хахаль-то ейный – физкультурник со школы, где моя Настасья учится, – не унималась Инесса Евлампьевна. – Срам! Прости Господи!
– Так что с того? – пожала плечами Виолета Пантелемоновна. – Тамарка – завмаг обувного, что в Петровском Пассаже. Зарабатывает-поди хорошо. Может себе нахлебника завести.
– А дочь ейная, Ирка-то! Как ей, дитя неразумному, на срам этот смотреть? Чему такая мать научит?
– Брось, Евлампьевна! Научит себя любить.
Внимание пенсионерок неожиданно привлекла незнакомая молодая женщина, вбежавшая во двор и всем своим видом выражающая волнение в поиске кого-то или чего-то. Заметив пристально следящих за ней пожилых женщин, незнакомка сама направилась к их скамейке.
– А вы к кому, милочка? – хором поинтересовались пенсионерки вместо приветствия.
– Здравствуйте, – на сбившемся дыхании пролепетала та. – А вы не подскажете в какой квартире живет… Валентина?
Прежде чем ответить, пенсионерки окинули молодую женщину придирчивым взглядом. Синяя атласная блузка, расклешенная белая юбка в красный горошек и такой же ткани платок поверх модной прически, перчатки и сумочка-ридикюль – женщина явно была обеспечена материально.
– Какая именно? – спросила одна пенсионерка.
– Фамилия у твоей Валентины имеется? – уточнила вторая.
– Да, если бы я знала ее фамилию, – тяжело вздохнула женщина.
– Здесь Валентин никаких с роду не было, – развела руками Инесса Евлампьевна.
– Погоди ты, Евлампьевна, – отмахнулась соседка. – Валентина, говоришь? А блондинка или брюнетка? А может шотенка?
– Я не разглядела… издали, – понуро опустила глаза незнакомка.
– А тебя, милочка, как звать?
– Людмила я, – представилась та.
– Людочка, – продолжила Виолета Пантелемоновна. – В нашем дворе Валентины есть… даже не одна. Может хоть возраст ее знаешь? Хоть бы приблизительно, а?
– Лет тридцати, тридцати пяти… не разглядела я… издали, – пожала плечами Людмила.
– Мало, ох мало информации, – задумчиво ответила Инесса Евлампьевна.
– Сложно будет найти, – согласилась с соседкой Виолета Пантелемоновна.
– Вы думаете? – замялась Людмила и на ее глазах заблестели слезы отчаяния. – Может быть в каком-то соседнем дворе?
При виде слез молодой женщины пенсионерок захлестнуло двое большая волна любопытства. Они сердобольно заохали, усадили Людмилу на скамейку между собой и принялись наперебой выпытывать причину ее слез.
– Валентина эта. Змеюка подколодная, – сквозь слезы стонала женщина. – Отбивает у меня законного супруга… Представляете?
– Ах ты ж страсти-то какие, – сетовала Инесса Евлампьевна.
– Он бегает к ней уже совсем открыто, – продолжала Людмила. – А я на третьем месяце беременности… Мне волноваться никак нельзя.
– Ты ж моя бедненькая, – сочувственно закивала Виолета Пантелемоновна.
– Вот слово себе дала: выведу их на чистую виду, – уверила обманутая женщина. – Проследила я за ним… В ваш двор заходил, а потом потеряла.
Пенсионерки участливо кивали, успокаивающе поглаживая молодую беременную женщину.
– А вот Тамарка у нас тут, – снова вспомнила Инесса Евлампьевна.
– При чем тут твоя Тамарка? – огрызнулась Виолета Пантелемоновна.
– А при том, что… может физкультурник ейный тоже женат? А дома вот такая жена сидит, страдает, пока мест он тут развлекается…
– Погоди ты с этой Тамаркой, – снова остановила увлекающуюся подругу Виолета Пантелемоновна. – Тут помочь делом надо… Смотри, Людочка. Женщин с именем Валентина в нашем доме четверо. Двоих сразу отбрасываем. У одной муж-грузин, узнает про измену, всех вместе убьет. Она о таком даже думать побоится. Второй уже далеко за восемьдесят. Не думаю, что твой муж от такой молодой, красивой, по старым бегать будет. Еще две остается…
– Вальке Петровой из четырнадцатой квартиры еще и шаснадцати нет, – вспомнила Инесса Евлампьевна. – Да и она вся балетом увлекается, не до любовных интриг ей. Кожа да кости, смотреть не на что… На чем только душа держится?
– Валентине Шишкиной, что из девятой квартиры, где-то за сорок. У нее своих детей трое, – продолжала перечислять Виолета Пантелемоновна. – Муж у нее так себе, работяга… Но на любовный роман, я думаю, она тоже не пойдет. Ни сил, ни времени не хватит. Дети все занимают.
– А больше нет? – заметно успокоившись, уточнила Людмила, оглядываясь по сторонам.
– Больше нет, – задумавшись, хором ответили пенсионерки. – Мы тут всех знаем.
– Разве что в соседнем дворе, – неожиданно вспомнила Виолета Пантелемоновна. – Там новоселы были. Может и Валентины среди них есть.
– Спасибо вам, – криво улыбнулась молодая женщина. – Пойду я, поспрашиваю еще.
– Иди, милочка, – кивнула Инесса Евлампьевна.
– Ступай, – вторила ей подруга.
– До свидания, – попрощалась Людмила, поднявшись со скамейки и удаляясь со двора.
– Какая хорошая девочка, – вздохнула Виолета Пантелемоновна, провожая молодую женщину взглядом.
– Какие мужики пошли, – закивала Инесса Евлампьевна. – То ли раньше были.
В это время за их спиной торопливо прошла женщина в военной форме капитана госбезопасности. В одной руке она держала тяжелый солдатский чемоданчик, в то время, как в другой руке офицер держала букет цветов. Незаметно для пенсионерок, капитан госбезопасности вошла в прохладный полумрак подъезда и быстро поднялась на нужный этаж. Изящных длинный палец с характерной наколкой «перстня с короной» на фаланге вдавил кнопку звонка, заставляя последний громко затрещать по ту сторону двери.
В большой комнате около приоткрытого окна за обеденным столом сидела девочка четырнадцати лет. Отглаженная школьная форма аккуратно висела на стуле, а на Ире было легкое ситцевое платье и белые носочки с узорными кружевами. Параллельно читая книгу, девочка ела гороховый суп вприкуску с поджаренными на сковороде солеными кусочками хлебных гренок. Раздавшийся в дверь звонок, оторвал Иру от книги и она побежала в коридор.
– Кто там? – спросила девочка, дожевывая хлеб.
– Здравствуй, Ира, – отозвался приятный женский голос из-за двери. – Меня зовут Валентина Прянникова, я капитан госбезопасности. Ты не могла бы открыть мне дверь?
– Мамы нет дома, – отозвалась девочка.
– Как жаль, – расстроенно ответила женщина. – Но мы могли бы подождать ее вместе с тобой. Я привезла тебе памятный подарок от твоего отца и у меня…
Девочка торопливо открыла дверь, не дослушав до конца. Перед ней стояла приветливо улыбающаяся Аглая в форме капитана госбезопасности. Профессионально нанесенный на лицо театральный грим прибавлял девушке добрый десяток-полтора недостающих лет.
– И у меня есть разговор и к твоей маме… Тамара Ильинична, если я не ошибаюсь, – закончила начатую фразу Аглая.
– Нет, не ошибаетесь, – взволнованно подтвердила Ира. – Проходите, пожалуйста, товарищ капитан гос…
– Зови меня просто Валентина, – попросила Аглая, переступая через порог и закрывая за собой дверь.
– Хорошо, Валентина, – с улыбкой согласилась девочка. – Проходите, пожалуйста, в комнату. Хотите супа? Я сама сварила.
– Какая ты, Ира, молодец! Совсем взрослая. Настоящая хозяюшка. Но, спасибо, я не голодна, – вежливо отказалась женщина. – А твоя мама когда придет?
– Думаю, еще часа через два, – взглянув на циферблат настенных часов, пожала плечами Ира.
– Я не тороплюсь, – ответно улыбнулась Аглая. – Если ты не против, мы подождем Тамару Ильиничну вместе.
– Конечно, конечно.
Молодая женщина и девочка прошли в большую комнату. Аглая устало опустилась на диван, поставив свой чемоданчик около ног. Она долго и пристально смотрела на девочку, откровенно любуясь ею.
– Ты так похожа на своего отца, – грустно вздохнула Аглая. – Он и мне был, будто отцом… За те страшные годы на фронте. Мы столько пережили бок о бок.
– Правда? – на глазах девочки навернулись слезы и она опустилась на стул. – Вы хорошо знали его?
– Очень хорошо… замечательный был человек.
– К моему сожалению, я совершенно не помню его, – всхлипывая, призналась Ира и чуть замешкавшись, тихо попросила. – Расскажите, пожалуйста, как он погиб.
– Давай, не будем сейчас о грустном, – предложила Аглая. – Я расскажу… потом… когда-нибудь в другой раз.
Она расстегнула нагрудный карман гимнастерки и бережно достала из него небольшой сверток. Развернув тряпицу, Аглая протянула девочке офицерскую кокарду. У Иры перехватило дыхание и она крепко прижала к сердцу отцовский подарок.
– Ой, я от волнения перед нашей встречей, совершенно забыла купить что-нибудь сладкое к столу, – молодая женщина перевела тему разговора в другое русло. – А ноги гудят, не бежать же до магазина.
– Вы отдыхайте, Валентина. Я могу сбегать, – предложила девочка, все еще бережно поглаживая офицерскую кокарду. – У меня есть деньги. Мама оставила. На пряники хватит.
– Брось, какие пряники, – улыбнулась Аглая, доставая из кармана мятую купюру. – Знаешь, чего бы мне сейчас хотелось больше всего?
– Чего?
– Пончиков! – торжественно объявила женщина. – С кремом! И еще шоколадных конфет «Красный Октябрь», а?
– Да, – улыбнулась Ира.
– Будь другом, сбегай, – попросила Аглая, настойчиво всунув в руку девочки купюру.
– Это очень много, – испуганно сказала Ира, разглаживая на ладони мятую двадцатирублевку.
– Я тебе доверяю! – кивнула женщина. – Сбегаешь?
– Конечно, – согласилась та, тронутая доверием офицера госбезопасности и фронтового друга ее погибшего отца. – Я мигом. Вы отдыхайте пока.
– Спасибо, – крикнула Аглая вдогонку выбегающей из квартиры девочке. – Только мигом у тебя вряд ли получится, глупышь…
Аглая предусмотрительно рассчитала все наверняка. Отсылая девочку за дефицитными конфетами, она знала, что та простоит в очереди не менее часа, если не больше того. Не взирая на то, что промышленность активно развивалась, любые товары и продукты не покупались, а именно добывались в километровых очередях. После отмены карточной системы Советский народ, изголодавшийся в военное время, наверстывал упущенное, сметая с продуктовых прилавков все подряд.
Выскочив из подъезда, Ира стремительно бросилась в сторону магазина и едва ли не столкнулась с неожиданно выскочившим из-за угла незнакомым мужчиной. Последний бежал, как от огня, при этом рубашка и брюки на нем были застегнуты небрежно, второпях, не на все пуговицы. Следом за мужчиной неслась разъяренная Людмила. Ира отшатнулась в сторону, пропуская скандальную пару мимо и только потом побежала дальше по своим делам.
Обернувшиеся на шум пенсионерки, узнали недавнюю их знакомую и без сомнений догадались, что Людмиле все же удалось отыскать блудливого супруга.
Неожиданно для всех, спасающийся от рассерженной жены мужчина подбежал к пенсионеркам и спрятался за их скамейкой. Людмила настигла его, но никак не могла к нему подступиться. Отчаянно размахивая над головой своей сумочкой-ридикюлем. При каждом шаге жены мужчина делал маневр в противоположную сторону и сумочка не достигала цели. А Людмилу просто колотило от ярости.
– Сволочь! Скотина! – кричала она. – Я тебе башку оторву!
– Люся, не надо, – взывал к благоразумию он. – Побойся наказания за предумышленное преступление.
– Ишь, Гоголь мне тут нашелся! – свирепствовала Людмила.
– Люся, это написал Достоевский, – парировал блудный муж. – Стыдно не знать!
– Идиот! – продолжала кричать Людмила.
– Совершенно точно, – соглашался он, ловко уворачиваясь от ударов сумочкой. – И это тоже Федор Михайлович.
– Подлец! Я оторву тебе не только башку, но и все остальное! Чтобы и желания по бабам шляться не было!
– Люся! Прошу тебя, – умолял изменник. – На нас же люди смотрят…
– Люди? Да! Люди добрые! Помоги же мне, – взмолилась женщина. – Схватите этого мерзавца.
Попавшие в эпицентр скандала, пенсионерки лишь крутили головами, с трудом поспевая за мельтешащими вокруг них супругами, и сочувственно охали.
– Так ему! Поделом! Дай ему еще! – подстрекала Инесса Евлампьевна Людмилу.
– Прекратите это безобразие, – призывала к спокойствию Виолета Пантелемоновна.
– Господи, ну за что? За что мне такое унижение? – Людмила заметно выбилась из сил и рухнула на скамейку рядом с пенсионерками, вздымая руки к небу.
Изменник же неожиданно заплакал сам, упал на колени, подполз к Людмиле и нежно припал к ногам жены, умоляя о прощении. Пенсионерки принялись на чем свет стоит ругать изменника, а тот, стоя на коленях, каялся, мол, это Прянникова его охмурила, а он просто слабовольный дурак.
– Прянникова? – переспросила Виолета Пантелемоновна.
– Значит, Прянникова ее фамилия, – уточнила Инесса Евлампьевна. – Эка ж негодница…
– Ты ее знаешь, Евлампьевна?
– Не знаю и знать не хочу! – уверенно заявила та.
Когда дверь квартиры захлопнулась за убегающей за угощением Ирой, а через приоткрытое окно послышались гневные крики Людмилы и мольбы ее блудного супруга, Аглая резко поднялась с дивана на ноги. Она крепко потерла ладони одну о другую в предвкушении продолжения тщательно спланированной операции.
Профессиональная квартирная воровка быстро подошла к платяному шкафу и стала выдвигать один ящичек за другим. Вскоре поиск увенчался успехом и из найденного в женском белье мешочка драгоценности посыпались в раскрытый на диване военный чемоданчик. Аглая доставала то золотой браслет, то серьги с драгоценными камнями, то кольца и отправляла все нажитое Тамарой Ильиничной в свой чемоданчик. Потом она подошла к буфету и столовое серебро перекочевало вслед за украшениями. С мастерством опытного сыщика, женщина простучала стены в нескольких определенных местах, отыскала тайник и извлекла из него десяток пухлых денежных пачек. Закрыв солдатский чемоданчик, Аглая остановилась посреди комнаты и огляделась. Ухмыльнувшись своему отражению в большом зеркале, она неспешно вышла из квартиры.
В разгаре семейного скандала никто не заметил выходящую из подъезда женщины в форме капитана госбезопасности. Аглая прошла вдоль стены дома и свернула за угол. Вскоре Виолета Пантелемоновна, первой устав от скандальной сцены, предложила перемирие.
– Прости, упыря эдакого, – попросила она Людмилу. – Все-таки ребенку отец нужен.
– А будет обижать, – вставила и свое слово Инесса Евлампьевна. – Зови нас.
– Прости, а? Люсь, – взмолился валяющийся в ногах мужчина.
– Тьфу на тебя, – огрызнулась Людмила, но тут же обняла голову супруга и крепко прижала ее к своей груди. – Горе ты мое луковое.
Супружеская пара распрощалась с пенсионерками и, взявшись под руки, покинула дворик на Таганке. В ближайшие дни их ждали подобные представления во дворах на Тверской и в Хамовниках.
Шествуя уверенным шагом по широкой улице, Аглая с улыбкой провожала встречных прохожих, одаривающих ее учтивым взглядом. Неожиданно впереди показался отряд конной милиции, неторопливо цокающий кованными копытами по самому центру проезжей части дороги. Бравые милиционеры в белоснежной парадной форме, верхом на холенных лошадях приближались к замершей на месте Аглае медленно, но уверенно. Бежать и прятаться во дворах не имело смысла и грозило неизбежным преследованием. Тогда девушка пошла ва-банк.
Она сняла с головы фуражку и кокетливо поправила пышную гриву черных волос. Это не осталось незамеченным. Милиционеры все, как один, обратили внимание на красивую женщину-офицера средних лет. Затем Аглая снова водрузила фуражку, выровняла ее по всем правила военного устава и, затаив дыхание, вздернула ладонь к виску, отдавая милиционерам честь. Проезжающие мимо грузовики-полуторки сбавили ход, лошади фыркали и рвали кованными копытами асфальт, шумно перешептывались сотрудники правопорядка. Само время, казалось, застыло на месте.
– Равнение напра-во! – громогласно объявил чей-то строгий голос.
Весь отряд конной милиции выпрямился в седлах и торжественно отдал честь ряженной в форму госбезопасности авторитетной «воровке в законе» Аглае Демидовой.