Глава третья
Крещение холодом
– Тревога! – На камбуз ворвался боцман, отбросив оказавшийся на пути стул. – Тревога, фунт дерьма вам в печёнку! Живо посуду за борт, и по местам боевого расписания! А вы чего рты раззявили! – обрушился он на ничего не понимающих и ошарашено вертевшихся у стола Марко и Прохора. – Бегом вслед за остальными, получайте пневморужья!
«Августейшая династия» содрогнулась корпусом и, заскрипев проволочившейся под брюхом гондолы мачтой, освобождалась от удерживающих её гайдропов. Увлекаемый общим потоком, Смородин вновь оказался в отсеке команды рядом с распахнутым настежь ящиком. Наклонившись по пояс, боцман доставал по два ружья и, вручая аэронавтам, поторапливал:
– Живее, живее! Открывайте окна! Занимайте позиции!
Пол под ногами заскрипел и неожиданно наклонился в сторону кормы. Освободившись, «Августейшая династия» стремительно набирала высоту.
– Что за тревога? – Миша дёрнул за плечо оказавшегося рядом Лариона.
– Наверняка налёт венгров! У их границы наш пост наблюдения лучше всех работает! Нужно скорее всем взлететь, иначе сожгут на земле!
– Венгры? – растерянно повертев в руках странную винтовку, переспросил Смородин. – Сожгут? Ты бы ещё подсказал, как с ней управляться.
Ларион посмотрел на него желчным взглядом, затем, вырвав винтовку из Мишиных рук, нервно постучал по скобе на прикладе.
– Запускаешь в камору из баллона газ, затем подаёшь из короба пулю. С большого расстояния стреляй по их аэростатам, а как сойдёмся, то по гондолам!
Примостившись у свободного окна, Миша выглянул вниз и увидел аэродром, а над едва различимыми мачтами – поднимающиеся следом дирижабли. Их было не больше пяти. Остальные ещё находились на стоянках, прикованные гайдропами. По полю метались толпы маленьких фигур и исчезали под серыми тушами, торопясь их освободить. Высунувшись по плечи, Смородин посмотрел вдоль гондолы вперёд и сквозь мутный диск вращающегося винта увидел чёрные шары, размером пока ещё не больше яблока. Он перехватил взгляд сидевшего у соседнего окна Лариона и, перекрикивая завывания ветра, спросил:
– Они?!
– Они самые! Точно венгры, а не австрийцы! У австрийцев аэростаты вытянутые – спереди на яйцо похожи! Летят нас бомбить! Хорошо, что вовремя заметили.
Венгерские дирижабли летели выше, под нижней кромкой облаков, то исчезая в них, то вываливаясь, быстро увеличивающимися шарами.
– Я нашего командэра как себя знаю! – Почувствовав себя матёрым воином рядом с желторотым новичком, Ларион похлопал Смородина по спине. – Герр командэр любит делать засады! Вот увидишь, мы сейчас спрячемся в облаках, а затем появимся у них сзади! И развернёмся непременно правым бортом. Генерал не терпит, если дырявят офицерские каюты. А они по левому борту. Так что готовься – с нашей стороны будет жарко.
«Августейшая династия» стремительно приближалась к белым облакам, надсадно жужжа винтами. Неровные хлопья, набирая скорость, понеслись навстречу, и через секунду дирижабль окутал туман. Миша привычно отметил нижний край облачности – не меньше двух тысяч! И судя по перегрузке, вдавившей пол в ноги, «Августейшая династия» продолжала набирать высоту.
Теперь, когда снаружи стало не на что смотреть, он поднял с колен пневморужьё и, повертев, попытался разобраться в необычной конструкции. Внутри объёмного до неудобности приклада блестел матовый баллон, похожий на те, что стояли рядом с двигателями. Перед курком крепилась металлическая коробка с прорезями, сквозь которые виднелись свинцовые шары, размером с лесной орех. Смородин нажал на скобу сбоку приклада и услышал, как внутри ружья зашипело, затем громко клацнуло.
– Ты что! – неожиданно ударил его по рукам Ларион. – Убить меня хочешь?!
Он вырвал из рук Миши приклад и, выставив в окно длинный ствол, нажал на курок.
– Почему? – искренне удивился Смородин, успев заметить, что выстрел получился довольно тихим.
– Откуда же ты такой взялся? – казалось, Ларион готов задохнуться от возмущения. – Это же тебе не штуцер! Взводи только перед выстрелом! Давление в каморе нельзя держать долго! Только запустил газ, сразу стреляй! А то кого-нибудь из нас пристрелишь! Нажал скобу, прицелился, жми курок! Понял?
– Понял, – поморщившись, ответил Миша. Через два окна он заметил Стефана, и тот, в отличие от него, управлялся с пневморужьём довольно умело. Похоже, что в новинку оно было только для Смородина. – На какую дистанцию стреляет?
– Если по венгру, то как только различишь его усы! Дальше двухсот шагов уже бесполезно, потому как я уже тебе говорил – это не штуцер. А по аэростатам, так это за сколько хочешь. Нам ведь главное – побольше наделать дырок в их дирижабле, прежде, чем они успеют наделать в нашем.
Пробив облака «Августейшая династия» резко дёрнула корпусом, отчего Смородина придавило к высунувшемуся в окно Лариону. В узкий светлый квадрат он увидел проскользнувшую рядом тень и тотчас догадался о причине такого стремительного манёвра. Едва не зацепив гондолой вражеский дирижабль, они разворачивались к нему правым бортом.
– Залп! – закричал метавшийся по проходу боцман, попеременно выглядывая то в левое, то в правое окно. Он оттолкнул в сторону аэронавта по соседству с Мишей и высунулся по пояс, пытаясь предугадать следующий манёвр венгерского аэростата. Не далее километра над облаками темнел ещё один дирижабль, но его покуда можно было в расчёт не брать. И решив, что надо действовать, пока ближайший враг не успел скрыться, нырнув вниз, боцман резко дунул в висевший на шее свисток, затем выкрикнул:
– Все сюда! Залп! Чего ждёшь, дубина неотёсанная!
Последняя фраза относилась к Смородину. Он промедлил с выстрелом, отжатый в сторону хлынувшими с левого борта аэронавтами и не смог даже увидеть – куда стрелять? Тогда, двинув локтями, Миша высунул ствол пневморужья и, заметив внизу оболочку венгерского дирижабля, спешно нажал на курок. Затем его оттерли следующие аэронавты, установив некую очерёдность в четыре – пять человек на каждое окно. Очень быстро Смородин приспособился к такому темпу, но вскоре, провалившись в облака, вражеский аэростат стремительно исчез, и наступила относительная тишина, нарушаемая лишь скрипом гондолы и завыванием винтов за окнами.
– Ушёл, – безразлично выглянул вниз Ларион.
– Думаешь? – отодвинул его в сторону Миша и тоже посмотрел на облака, туда, куда нырнул венгр. Ему показалось, что палили они по нему довольно долго. Каждый успел сделать по три-четыре выстрела. А промахнуться по такой громадине было невозможно. – Мы же дырок в нём наделали, как в голландском сыре!
– Этого мало! – засмеялся Ларион. – Этого очень мало! Будь у нас хотя бы полчаса, другое дело. А такую потерю водорода он легко восполнит из внутренних баллонов. Но не переживай, наш командэр его так просто не отпустит. Сейчас догоним второй, а затем и к этому вернёмся.
Ларион весьма хорошо знал генерала Юлиуса, а потому очень точно предсказал его последующие действия. «Августейшая династия», взвыв винтами, устремилась ко второму дирижаблю, который был гораздо выше, но, здраво оценив её размеры и боевое превосходство, попытался уйти, отвернув на солнце и снижаясь в спасительные облака.
Смородин сел на пол и неожиданно по-идиотски улыбнулся, растерянно пожав плечами. До него вдруг дошла вся несуразность происходящего вокруг – он летит в дирижабле и, будто высунувшийся из фургона белый поселенец, отстреливается от кружащих вокруг индейцев. Нет, даже не так! Скорее он мушкетёр на бригантине, преследующей пиратов! Нет, и даже это сравнение не отражало всю ту нелепицу, которая творилась вокруг. Застенки подвала, гильотина, балансирование на стене, и вот теперь воздушный бой почему-то с венграми и пальба по ним из странных ружей, стреляющих сжатым воздухом!
Миша хмыкнул и положил на колени пневморужьё – чудеса!
Пули в коробе гулко перекатывались, мелькая в прорезях свинцовыми боками.
«По идее, – задумался Смородин, – это самое бесполезное оружие против дирижабля. Если нет возможности поразить экипаж, то стрельба по гигантскому баллону аэростата сравнима со стрельбой самой мелкой дробью по кабану. Нужно так нашпиговать несчастное животное свинцом, чтобы оно упало скорее от его тяжести, чем от нанесённых ран. Куда эффективней обычное огнестрельное оружие, да ещё с трассирующими пулями. Пара удачных выстрелов, и объятый пламенем враг стремительно падает с небес!» Но даже гвардейский штуцер, который он видел в аббатстве, здесь, на дирижабле, был под запретом, потому как вспышка выстрела с таким же успехом может поджечь и его стрелка.
Затем вспомнилась фраза Лариона про дату постройки «Августейшей династии», и Миша покрылся холодным потом. В суматохе тревоги он не успел осмыслить это известие, и сейчас оно поразило его с новой силой.
«Что это? Ларион оговорился, или сейчас в самом деле тысяча восемьсот шестьдесят восьмой год? Бред! Да и не сходится! Не было сто лет назад такого государства как Дакия! А эти пневматические хлопушки? – Смородин сжал в руках пневморужьё, поднёс к глазам приклад с привинченной к ложу биркой «Санкт-Петербургская оружейная мануфактура» и снова почувствовал мощный приступ паники. – Что стало с Ленинградом?! А двигатели, работающие от баллонов со сжатым воздухом? Разве такие были? Или он плохо знает историю?»
От нахлынувших мыслей голова пошла кругом.
– Чего расселся! – довольно грубо толкнул его Ларион. – Не видишь – венгры с левого борта?
Миша вздрогнул и только сейчас заметил, что с правого борта он остался один. Вся команда находилась с противоположной стороны. «Августейшая династия» догнала отчаянно маневрирующий вражеский дирижабль, и теперь его чёрный обтекаемый баллон хорошо был заметен сразу в несколько окон.
– Ну сейчас мы ему покажем! – подмигнул Ларион. – Этому точно не уйти!
Заняв свободные бойницы и ощетинившись стволами, прижимались друг к другу все свободные аэронавты. На их лицах светился дикий азарт и, нервозно оборачиваясь на боцмана, они лишь ждали команду к стрельбе.
– Не спешите, дикобразы! – довольно хохотнул вышагивающий по проходу боцман. – Вы ещё успеете показать ему свои иглы! – Он лихо сдвинул на затылок алую кепи и, выглянув в окно, посмотрел на приближающийся дирижабль. – Бить аккурат по носу гондолы, где офицерьё и рулевой! На ответную стрельбу не обращайте внимания – их гораздо меньше, чем вас, так что бояться вам нечего!
Неожиданно «Августейшая династия» вздрогнула, и по дирижаблю прокатился резанувший по ушам скрип. Внутри грузового отсека потемнело, хлопнули створки открытых настежь окон и, ударившись о выставленные стволы пневморужей, вновь распахнулись, гулко бухнув по корпусу.
– Навалились! – бешено заорал боцман и, выглянув поверх голов на застывшую в полусотне метров вражескую гондолу, яростно стукнул в стену кулаком. – Вот теперь – огонь!
Поначалу нестройные хлопки винтовок очень быстро слились в чёткие размеренные залпы. Аэронавты работали, словно хорошо смазанный и отлаженный механизм. На выстрел секунда, и сразу в сторону – освободи место другому! Пока перезаряжаешь, успевают выстрелить двое, а там уже и опять твоя очередь!
Довольно скоро настал черёд Смородина. Он увидел узкую полоску гондолы под вражеским дирижаблем, торопливо прицелился в её переднюю половину и, выстрелив, тут же отступил.
За эту секунду ему всё стало ясно в вертевшейся вокруг кутерьме: – это был бой орла с вороной! «Августейшая династия» казалась вдвое больше вражеского дирижабля и гораздо проворней. Подмяв под себя его похожий на дыню аэростат, она повторяла все манёвры противника и не позволяла, будто приклеившись, венграм оторваться. Сократив дистанцию до максимально возможной, командэр Юлиус позволял собственным стрелкам делать своё дело без суеты и промахов. Впрочем, вражеские стрелки тоже огрызались. Но было их гораздо меньше. Смородин заметил над головой пустившее внутрь лучик света пулевое отверстие. В паре метров брызнула по сторонам щепками ещё одна дыра. Но это было всё. Возможно, противник тоже вёл целенаправленный огонь по их командной рубке? Этого Миша не видел.
Снижаясь вслед за венгерским дирижаблем, они вскоре вновь оказались в облаках, только теперь это уже врага не спасало. Потеряться в тумане на таком расстоянии он уже не мог. Аэростаты скрипели друг о друга боками, завывали винтами, отвечали друг другу стрельбой и при этом кружились, теряя высоту. Смородин успел выстрелить не менее десятка раз, прежде чем «Августейшая династия» вывалилась под облака и внизу показались зелёные холмы. Дирижабль противника теперь не пытался удрать, меняя курс, или уйти вверх, сбрасывая балласт. Он с беспомощно застывшими винтами снижался по пологой прямой, теряя высоту. Его усеянная дырами оболочка стремительно теряла водород, который он уже не мог восполнить, опустошая запасы баллонов в гондоле. Да и ответная стрельба практически стихла, огрызаясь редкими и неточными выстрелами. Численность экипажа у противника явно поубавилась. «Августейшая династия» опускалась рядом, сохраняя убойную для ружей дистанцию. Хотя теперь и её стрельба не была такой агрессивной. Всем и без того уже стало понятно, что враг обречён. Снизившись вслед за венгерским дирижаблем до высоты трёхсот метров, «Августейшая династия» и вовсе отстала, наблюдая сверху за агонией противника. На земле от снижающегося дирижабля появилась бегущая тень. Будто гончая, она скользила по деревьям, догоняя его в гибельной точке. Наконец они сошлись и внизу вспыхнуло бурое пламя, вмиг обнажив скелет из сплетённых в одно целое вытянутых стрингеров и поперечных круглых нервюр. Сгорев мгновенно и почти без дыма, противник сейчас меньше всего напоминал что-то, что ещё совсем недавно могло летать. Чёрное пятно на фоне зелёных деревьев, да нелепо торчавшие в небо рёбра! Вот и всё, что осталось от сооружения, ещё недавно гордо именуемого дирижаблем.
Сделав круг, генерал Юлиус дал возможность команде насладиться победным зрелищем, затем «Августейшая династия» вновь полезла в набор высоты.
– Не часто такое увидишь, – довольно кивнул Ларион.
– А как чаще бывает? – поинтересовался Стефан, не в силах оторвать взгляд от догоравшего дирижабля.
– Как? Да постреляем друг в друга, пока не надоест, и по норам раны зализывать. Для нас ведь больше страшны пехотные пушки, а вовсе не пули с чужих дирижаблей. Да и от наших бомб куда больше толку, чем от этих пневморужей. Стреляем так… для острастки. Потому и удивительно, что мы его в землю вогнали.
– Зачем же тогда вообще нужны дирижабли, если вы даже друг друга уничтожить не можете?
– Как видишь, иногда всё же случается. А нужны мы исключительно как телега вот для них! – Ларион красноречиво кивнул в сторону ящиков с бомбами. – Вот когда увидишь, что внизу творится, когда мы их бросаем, вот тогда и поймёшь. – Выглянув в окно, Ларион неожиданно заволновался. – Странно… почему мы не разворачиваемся домой?
Продолжая набирать высоту, «Августейшая династия» летела курсом на показавшиеся уже совсем рядом горы. Их белые шапки приближались почти на одном уровне с дирижаблем, и уже ощутимо чувствовалась болтанка от завывавшего средь вершин ветра. Гондола раскачивалась, скрипела, потрескивала ходившим ходуном полом и норовила взбрыкнуть, сбив Смородина с ног. Он взглянул на Стефана, которого уже ощутимо укачивало и, отвернувшись, спросил:
– Ларион, что это за горы?
– Карпаты. За их вершинами венгры. Я догадываюсь, что командэр Юлиус решил предпринять ответный визит. Там близ местечка Унешты находятся эллинги их дирижаблей. Если бы ты знал, как я восхищаюсь нашим генералом! – неожиданно расчувствовавшись, признался Ларион. – Покажет он сейчас венграм! Вот увидишь, ещё как покажет!
Сбросив ещё пару тонн водяного балласта, «Августейшая династия» резво набирала высоту и вновь нырнула в серевшие над головой облака. Смородин явственно ощутил их сырость, а затем в глаза ударило яркое солнце. Болтанка исчезла, и в окнах опять показались, будто хлопья сахарной ваты, клубы простирающихся внизу туч. Они летели одни. Сколько ни всматривались вдоль горизонта Миша с Ларионом, но ни одной точки дирижабля больше не увидели. Внизу проплыли чёрные скалы да белые хребты перевалов, а затем их вновь сменили леса. Разрывы в облаках исчезли, и дальше «Августейшая династия» летела над сплошным непроницаемым полем, похожим на бескрайние снежные долины. Так продолжалось больше часа, а затем внезапно она начала снижаться и в окнах опять потемнело, а в грузовом отсеке запахло озоном. И тогда Смородин вновь увидел командэра Юлиуса. Генерал хлопнул дверью, пропустил вперёд офицеров в таких же красных киверах и заслонил собой пробивавшийся из камбуза свет. Бой с венгерским дирижаблем преобразил командэра – от недавней невозмутимости и надменности не осталось и следа. Теперь его лицо порозовело и он азартно потирал руки.
– Прекрасно, аэронавты! – генерал одарил команду кривой улыбкой, отчего его лицо исказилось в замысловатом оскале.
– Рады стараться, ваше превосходительство! – тут же рявкнуло в ответ из разных углов.
– Сегодня превосходный день! Право, я даже удивлён! С самого начала нам сопутствовала удача! Мы оказались первыми, кто взлетел. Нам благоприятствовал ветер и удалось подойти к противнику против солнца. Они заметили нас слишком поздно, и, судя по всему, удача и дальше шла рядом – мы перебили венграм тяги управления! Чем всё это закончилось, вы видели сами! Уж и не знаю, кто из нас угодил её величеству фортуне, но она сегодня явно на нашей стороне!
– Герр командэр, так ведь день новобранца! – со знанием дела усмехнулся боцман. – Определённо, везунчик кто-то из них!
– Ты так считаешь? – Генерал задумался и, будто впервые увидев, взглянул на оказавшихся рядом Марко и Прохора. – И кто же?
– Не могу знать, ваше превосходительство! Но обязательно узнаю, не будь я ваш боцман Томас Лаптев!
– Что ж, возможно, ты прав. Но я не намерен и дальше отпускать фортуну, а потому мы ответим венграм тем, чем они собирались удивить нас. Внизу, под нами, стоянка прилетевших к нам дирижаблей. Но, как и наша, она хорошо охраняется пушками с лафетами, приспособленными для стрельбы вверх. Бомбить из-под облаков опасно, а выше – мы ничего не увидим.
– Прикажете готовить клетку? – как отлично вышколенный сторожевой пёс, боцман старался наперёд угадать ход мыслей хозяина. – Если помните, в прошлый раз опускали серба Ивана. Хотя ему потом пальцы шомполами разгибали, чтобы отцепить от клетки, но он от страха хотя бы не проглотил язык, как это случалось с другими.
Командэр Юлиус качнулся с пятки на носок и неожиданно возразил:
– Нет! Ты ведь сам сказал, что сегодня день новичка, вот из них и выбери самого смелого.
Боцман растерянно улыбнулся, решив, что генерал изволит шутить.
– Ваше превосходительство, эта работа не для новобранца! Пусть и есть средь них счастливчик, но кого-то, отличающегося особой отвагой, я не заметил. Простите мою дерзость, герр командэр, но мы лишь напрасно потеряем время.
– Ты, Томас, несообразителен и не умеешь использовать то, что тебе уже известно. А вот я считаю, что для того, чтобы шпионить, нужна незаурядная смелость!
– Шпион?
Обернувшись к Смородину, боцман смерил его с головы до ног и переспросил:
– Вы полагаете, он справится, ваше превосходительство?
– Готовь клетку!
Командэр чётко выполнил поворот кругом и исчез так же стремительно, как и появился. Боцман Томас проводил его смиренным взглядом и, растерянно разведя руками, произнёс:
– Как прикажете, герр командэр! Как прикажете…
Миша догадался, что по генеральскому капризу ему отвели какую-то незавидную роль, но какую – у него не возникло ни малейшего предположения. Возможно, это было как-то связано с тем, что его упорно считали шпионом, а потому потребуют что-нибудь опознать на территории противника. Но, встретившись взглядом с боцманом, Смородин понял, что дело куда серьёзнее. Впервые боцман Томас Лаптев глядел на него с сочувствием.
– Ничего… – Он похлопал Мишу по плечу. – Ты, главное, пойми, что всё вовсе не так и опасно, как может показаться. Это раньше бывало, что клетка обрывалась, но потом мы заменили верёвку на пеньковый канат двойной вязки.
– Что ещё за клетка?
– Дело вот в чём! – охотно взялся объяснять боцман. – Командэр Юлиус решил сбросить эти бомбы, – он красноречиво постучал по одному из ящиков, – на место стоянки венгерских дирижаблей, пока они связаны боем с нашими. Но опуститься ниже облаков мы не можем, потому что нас тут же подожгут зажигательными ядрами.
Томас подтолкнул Смородина к дверям, ведущим в командный отсек, продолжая разжёвывать известные любому аэронавту истины:
– Отказаться ты не можешь, потому что непослушание генерал расценивает всё равно, что спички на борту. Кстати, клетка – это его изобретение. Его превосходительство довольно скор на подобные выдумки. Так вот, «Августейшая династия» будет лететь в облаках, а тебя в клетке спустят под нижний край. С земли ты будешь незаметен и по переговорной трубе укажешь – куда подвернуть и когда бросать бомбы. Ничего сложного, если только у тебя не заячья душонка. Хотя не у каждого выходит. Но запомни – командэр трусов не любит. В лучшем случае, он отдаёт их на другие дирижабли, которые и летать-то толком не могут. Ну а в худшем, сам понимаешь…
Смородин с боцманом миновали камбуз, затем просторную офицерскую кают-компанию с бронзовыми табличками на дверях кают, и наконец Томас толкнул дверь в командный отсек, громко выкрикнув:
– Ваше превосходительство, прошу разрешения пройти для подготовки аэронавта к спуску!
Не оборачиваясь, командэр кивнул, продолжая смотреть на проплывающие внизу облака. Командный отсек заливал солнечный свет, потому что здесь не было узких бойниц-окон. Вся его носовая часть казалась одним выпуклым окном. У огромного морского штурвала с ястребом в центре круга стоял рулевой. Перед ним в тумбе со стеклянной колбой покачивался круглый глаз компаса. К штурвалу рулевой был пристёгнут ремнями, и потому, даже перевернись их воздушный корабль вокруг собственной оси, тот бы не потерял над ним управление. Стульев в отсеке не оказалось. Офицеры и унтер-офицеры стояли каждый у своего стола. Ближе всего к двери находилось место штурмана мичмана Кутасова, с рулонами карт в углу. Одна, довольно крупного масштаба, занимала стену над столом. Именно она и захватила внимание Смородина, пока боцман готовил клетку. Всё Чёрное море не вместилось, отразив на карте лишь западное побережье, да уголок от Крымского полуострова. В центре листа, как и полагается в таких случаях, располагался главный объект – обведённое красными границами, добрую территорию карты занимало княжество Дакия. Растянувшись вдоль извилистого Дуная, с одной стороны оно упиралось в Чёрное море, а с другой – в предгорье Карпат. Снизу, не вместившись полностью и потерявшись за обрезом листа, Дакию подпирало царство Болгария. Миша сглотнул и, взглянув выше, почувствовал, как зашевелились на затылке волосы. Всё было так и не так! С левого угла выглядывала Австро-Венгрия. Вспомнив историю, Смородин согласно кивнул, но, всмотревшись в правый верхний угол карты, понял, что его так потрясло. Он оказался совершенно пуст. Вернее, там были обозначены зелёным цветом леса и рыжим степи. Но вдоль берега моря не значилось ни одного города. А там, где побережье перерезал Днестр и выше должна была находиться Одесса, на карте красовалась лишь коричневая мазня пересечённой и пустынной местности.
– Очнись! – тяжело ударил по Мишиному плечу боцман. – Ещё и опускать не начали, а ты уже в ступор впал! Ох, чувствую, намаемся мы с тобой.
Смородин посмотрел на него убитым взглядом и лишь затем заметил открытый в полу люк. Рядом стояла клетка из переплетённых верёвками деревянных жердей с распахнутой решетчатой дверью.
– Что увидишь – кричи сюда! – Боцман ткнул ему в лицо шланг с переговорным раструбом на конце. – И не хрипи там, как пьяный конюх в корчме под столом, а ори так, чтобы тебя слышали даже на рулях в корме! Да не торчи ты как истукан! Герр командэр ждать не любит!
Перед глазами стояла странная карта, и потому всё ещё потрясённый Миша безропотно дал завести себя в узкую клетку, сжимавшую плечи. Рассеянно посмотрел, как закрыли на двери замок, и лишь затем заметил, что он находится в центре внимания. Скрестив руки на груди, за Смородиным с интересом наблюдал командэр Юлиус. Оставив дела, молча смотрели офицеры. И лишь возившийся рядом боцман Томас, подёргав узел и проследив за канатом до барабана с вцепившимися в рукоятки аэронавтами, тихо произнёс:
– Да поможет тебе Святой Иезус.
Затем, навалившись, он столкнул клетку в люк.
Вот тогда Смородин дал волю чувствам и закричал диким, лишённым разума воплем. В этом вопле смешалось всё. И весь тот кошмар, навалившийся за последние дни, и странная карта с таким похожим на родной, но чужим миром, и ужас падения в вертевшейся в воздушном потоке клетке. Вращаясь, он увидел нависавший над головой дирижабль, затем в глаза ударило солнце да брызнуло синевой небо.
Внезапно клетка дёрнулась, застонав натянувшимся канатом, и зависла над белыми хлопьями облаков. Дальше его опускали, оборот за оборотом раскручивая барабан. Клеть раскачивалась, подозрительно скрипела и медленно снижалась в сырой туман. Солнечный диск над головой постепенно тускнел, пока не исчез вовсе. По лицу хлынули ручейки, рубашка вмиг стала влажной, и к тому же ледяной ветер пробрался под одежду, напомнив о себе ощутимым холодом. Внизу, на земле, царило по-весеннему прохладное лето с ласковой двадцатиградусной температурой. Но на один километр высоты температура понижается на шесть с половиной градусов, и потому Миша всем телом отчётливо почувствовал пронизывающий двухкилометровый холод.
Неожиданно в раструбе захрипело, и едва похожий на голос гул проурчал:
– Хватит?!
Смородин посмотрел на привязанный вдоль каната шланг переговорной связи, затем бросил взгляд под ноги. Немного успокоившись, вспомнив зачем его спустили вниз, и не заметив ничего, кроме тумана, он прижал воронку раструба к губам и выкрикнул в ответ:
– Ничего не вижу! Опускайте ещё!
Окончательно придя в себя, он осмотрел клетку. На этот раз она ему показалась довольно надёжной. Жерди в руку толщиной уже не скрипели, толстые узлы канатов внушали уверенность в их крепости, если бы не пронизывающий ветер и влажность…
Миша поднял куцый воротник и подставил холоду спину. Снижение сквозь облака не чувствовалось, и то, что барабан продолжали разматывать, он понял, лишь неожиданно увидев внизу землю. Теперь Смородин плыл, то погружаясь в облака и цепляя клеткой провисшие белые лохмотья, то вдруг вываливаясь на открытое со всех сторон до бескрайнего горизонта небо.
– Не молчи! – узнал он хриплый голос боцмана, искажённый переговорным шлангом. – Опускаем помалу, а ты кричи, когда увидишь землю!
– Хватит! – тут же спохватился Миша.
– Угу! – хрюкнуло в трубе, и он почувствовал, как содрогнулись впившиеся в подошвы жерди.
Внизу простирались уже такой знакомый зелёный ковёр хвойного леса да редкие пятна бурых болот. Горный перевал остался позади, касаясь облаков снежными вершинами. Левее, вдалеке, Смородин увидел красные крыши небольшого городка, а за ним – поле с застывшим на привязи дирижаблем. По всей видимости, это и была их цель. Поймав раскачивающийся перед лицом переговорный шланг, он скомандовал:
– Цель наблюдаю! Разворот влево на пятьдесят градусов!
– Что ты сказал?! – даже искажения не смогли скрыть удивления боцмана.
– Пятьдесят градусов влево! – выкрикнул Миша и прислушался к раструбу.
На этот раз промолчали, но Смородин почувствовал, как «Августейшая династия» начала медленный разворот на цель. Внизу проплыли улочки городка, по которым ползли телеги с ничего не подозревающими погонщиками. Из труб домов в небо тянулись тонкие нити дымков. Миша рассмотрел мельницу с застывшим перекрестием лопастей, а за ней – широкую дорогу в сторону поля дирижаблей. Аэродром казался поменьше, чем тот, с которого взлетели они, да и был там всего лишь один небольшой аэростат. Но целый лес швартовочных мачт и длинные крыши низких казарм говорили о том, что в другое время здесь солнца не видно от закрывающих его серых сигар.
Смородин не удержался от невесёлой улыбки, адресованной самому себе. Странная ситуация! Он собирается заниматься вполне привычным для него делом – бомбометанием, но только делать это будет весьма идиотским способом. Повисший на канате, не имея ни малейшего представления о бомбах, которые будут швырять у него над головой, и даже приблизительно не представляя, что от него требуется, он будет делать то, для чего требуется масса данных и виртуозный математический расчёт. Бомбометание – это сложнейшая наука, для успешного использования которой необходимо точно знать такие параметры, как направление и сила ветра по высотам, скорость летательного аппарата, его истинная высота, коэффициент сопротивления авиабомбы и даже температура воздуха! Но даже если решить это сложнейшее уравнение с уймой производных, далеко не факт, что бомба ляжет хотя бы в зоне поражения цели. Бомбометание в авиации – это один из самых сложных видов упражнений. А потому, взглянув вниз на немного приблизившееся поле с одиноким дирижаблем, Смородин понял, что ему предстоит заниматься не пойми чем и не пойми как.
Показалось, что «Августейшая династия» легла на боевой курс, и теперь необходимо хотя бы на глаз рассчитать упреждение для сброса бомб. Но затем Миша заметил, что дирижабль ощутимо сносит ветром в сторону и, прикинув смещение, прокричал в раструб:
– Поправка – двадцать градусов влево!
Наверху молча выполнили команду, и дальше цель приближалась строго по выверенной им линии. Внизу проплыл и оказался позади город. Теперь они летели над дорогой, ведущей на неприятельский аэродром. Смородин смотрел на её петляющие изгибы, пытаясь определить точку сброса. На заре авиации был такой импровизированный метод бомбометания, называемый «по сапогу». Лётчик вытягивал ногу вперёд и сквозь прозрачный блистер штурмана смотрел на приближающуюся цель. Как только она исчезала под сапогом – сбрасывал бомбы. Что-то похожее нужно было придумать и сейчас. Миша скосил глаз и прикинул, что при этой высоте и скорости относ бомбы будет не более пятисот метров. Выставил вперёд уже успевший изрядно потрепаться ботинок и, закрыв предполагаемую точку, выбрал целью одинокий дирижабль. Через минуту поле внизу раскинулось большим блином, и Смородин решил, что, пожалуй, – пора!
Сброс! – выкрикнул он в переговорную трубу и, услышав в ответ булькающее «угу», приготовился ждать. Прошло не меньше минуты, но внизу по прежнему ничего не происходило. Изогнувшись в клетке и даже на мгновение позабыв о холоде, он уставился на аэродром, ожидая увидеть клубы огня и дыма. Промелькнула мысль, что он грубо ошибся в своих примитивных расчётах, но взлетающих в воздух грибов от взрывов не было и рядом с аэродромом. Хотя всё-таки что-то изменилось – на поле появились едва заметные точки людей. Они беспокойно метались по полю, разбегаясь то к его центру, то к границе у леса, исчезая в укрытиях.
Размазав по лицу набежавшие от ветра слёзы, Миша ещё раз пробежался взглядом вдоль аэродрома и лишь затем заметил что-то, отдалённо похожее на грязные шарики разрывов. Были они едва заметные, и Смородин хмыкнул, поняв всю бесполезность подобного авианалёта. Так бомбы не взрываются, и такая атака скорее напоминает беспокоящий противника демарш, чем результативный авиабомбовый удар. И хотя над крышей одного из эллингов в небо потянулся дым, но всё же это было далеко не то, что он рассчитывал увидеть. Да и взрывы вспыхивали редкие, одиночные и неэффективные. Если уж для налёта используются бомбы такого малого калибра, то для компенсации их слабости требуется увеличение количества, это ясно даже для человека далёкого от такого рода деятельности.
Миша смотрел на редкие вспышки, недоумевая, почему нельзя сбросить сразу сотню бомб? Судя по огромным ящикам, на борту «Августейшей династии» их было гораздо больше.
Аэродром внизу медленно уплывал назад, и Смородин решил, что пора заканчивать это так называемое бомбометание.
«Курам на смех!» – хотел он сказать в трубу, но рассудив, что, возможно, наверху никто большего и не ожидал, крикнул уже успевшим охрипнуть горлом:
– Хватит! Пролетели! Поднимайте наконец, вы меня уже заморозили!
– Второй заход!
Решив, что ослышался, Миша переспросил:
– Не понял?!
– Разворачиваемся на цель! Второй заход! – голос в переговорной трубе был категоричен и на этот раз совсем не похож на сипение боцмана.
А вот это уже был сюрприз! К тому, что придётся, коченея от холода, повторять всё сначала, Смородин готов не был.
За вторым заходом последовал третий. Потом ещё, ещё и ещё! Результат не заставил себя ждать, и пожары на аэродроме вспыхнули уже в нескольких местах. Чёрный дым скрыл добрую половину поля и потянулся в сторону города. Рухнула пара мачт. В казарме у леса, оголив тонкие стропила, обвалилась крыша. Но даже когда бурое пламя окутало так и не взлетевший дирижабль, Миша уже не испытывал никакой радости. Он жутко замёрз, онемел в неудобной позе и к тому же сорвал голос. На все его крики и просьбы наверху не обращали внимания и лишь требовали снова и снова выводить на цель. Наконец он перестал отвечать и лишь затем увидел, что земля исчезла и он снова погрузился в туман. Его поднимали, казалось, вечность. Измученный Смородин даже не поверил, что ещё жив, когда над головой увидел тень «Августейшей династии». Раскачиваясь, клетка ударилась о створки, и прежде, чем нырнуть в люк, заскрипела по дереву гондолы. Дождавшись, когда его окончательно втащат внутрь и откроют дверь, Миша вылез на окаменевших ногах и едва не упал. Он обвёл заторможенным взглядом командирскую рубку и молча вышел, хлопнув дверью. Хотелось сказать что-то резкое в надменное и снисходительное лицо командэра, но онемевшие губы не слушались. Толкнув кулаком следующую дверь, Миша оказался на камбузе и оглянулся в поисках хотя бы чего-нибудь, что может дать ему тепло. Но ни дымящего самовара, ни раскалённой печки здесь не было по определению. Тогда Смородин двинулся дальше по коридору. Растолкав подвешенные к потолку гамаки, он вдруг увидел в открытую дверь в грузовой отсек боцмана.
– Сволочь! – прошипел Миша, найдя выход собственной злости, и с решительностью носорога ринулся на ничего не подозревающего Томаса. – Тебе нравится издеваться, растягивая резину?! – Схватив его за отвороты кителя, он едва не столкнул боцмана в открытый бомбовый люк. – Говоришь – пьяный конюх в корчме под столом?! А ты сам пробовал?!
Боцман Томас на мгновение потерял дар речи. Опомнившись, он, широко размахнувшись, ударил Смородина кулаком в грудь и, выкатив из орбит глаза, заревел в ответ:
– Да я же тебя…!
Но и Миша сдаваться не собирался. Выдержав встречный удар, в свой он вложил куда больше злобы. На здоровяка Томаса это подействовало отрезвляюще. Огонь в глазах вдруг потух и сменился удивлением.
– Да ты не иначе разумом помешался? Такого ещё у нас не бывало!
– Помешаешься тут! – наступал на него Смородин. – Почему тянули время?! Я льдом покрылся, пока вы раздумывали да в носу ковырялись! Я с первого раза вас вывел точно на цель! Почему тянули? Почему не отбомбились с первого захода?
Боцман задумался, и неожиданно в его глазах мелькнуло понимание. Ничего не говоря, он перегнулся в полупустой ящик и, достав со дна бомбу, ткнул её в руки Мише. Кивнув на открытый люк, он произнёс:
– Бросай.
Не глядя, Миша вышвырнул болванку за борт и с вызовом ответил:
– Бросил!
Томас потемнел лицом.
– Где же тебя такого взяли на мою голову, – он тоскливо вздохнул и вдруг заревел Смородину в лицо: – А оголить взрыватель нашему умнику не пристало?! Так ты будешь брюкву свиньям швырять, а не с нашего дирижабля бомбы!
Теперь понимание пришло и к Смородину. Он достал ещё одну бомбу и тронул металлический стакан, предохраняющий взрыватель от случайного удара. Медный колпак, с нанесённым на него рифлением, легко повернулся по резьбе на один оборот. Но чтобы свинтить его полностью, даже при определённой сноровке нужно не меньше минуты. Вмиг Миша всё понял. Он висел в клетке и, скомандовав сброс, ожидал, что вниз разом полетит туча бомб, но увы… всё оказалось не так. Аэронавты доставали из ящиков бомбы и, сворачивая колпаки в меру своего проворства, швыряли их в люк. Ни о каком залповом ударе здесь не могло быть и речи.
– Вы додумались до пневморужей. Вы научились летать. Вы изобрели удивительные двигатели, – начал он уставшим голосом, полным разочарования. – Но не удосужились додуматься до такой мелочи!
– Наш шпион опять изволит умничать? – Боцману разговор уже порядком надоел, и, оглянувшись на не сводящих с них глаз аэронавтов, Томас лишь медлил, обдумывая: что лучше сделать со строптивым Смородиным – просто выбить зубы или вышвырнуть в люк?
– А ведь решение на поверхности. Нужно было всего лишь внимательней присмотреться к винтам ваших двигателей. – Игнорируя боцмана, теперь Миша обращался к аэронавтам, пытаясь перехватить хоть чей-то участливый взгляд. Но те лишь испугано отворачивались, боясь оказаться невольными соучастниками. Что со шпионом будет дальше, никто не сомневался.
Ещё секунда и терпение боцмана лопнуло окончательно. Он покраснел, замахнулся и вдруг увидел наблюдавшего за ними командэра. Неизвестно, сколько генерал уже стоял в дверях, и чтобы помешавшийся разумом шпион не успел произнести ещё какую-нибудь ересь, он вытянулся по стойке «смирно» и выкрикнул во всё горло:
– Молчать!
Командэр Юлиус привычно качнулся и, скрестив руки на груди, неожиданно произнёс:
– Пусть говорит.
Не дождавшись от Миши ответа, он ободряюще улыбнулся и спросил:
– Так до какой мелочи мы не додумались? Говори, если уж начал.
Смородин поднял перед собой бомбу и указал на предохранительный стакан.
– Вот здесь достаточно приварить, припаять, приклепать, как хотите… под углом небольшие лопатки, подобные вашим винтам. При падении, под напором набегающего воздушного потока предохраняющий колпак будет сворачиваться сам собой! И вам будет достаточно одного захода на цель, чтобы сбросить все бомбы разом, а не играться, утюжа небо над противником. Достаточно будет всего лишь вывалить этот ящик за борт! А остальное сделает её величество аэродинамика! Есть такая наука, если вы не слышали.
– Где ты такое видел? – Улыбка сбежала с генеральского лица, и Миша впервые увидел, какое оно бывает озадаченным.
Смородин чуть не выкрикнул, что «ветрянка» является обычной деталью любой свободнопадающей авиабомбы, но вовремя прикусил язык и лишь устало обронил:
– Поверьте, всё так и будет.
Боцман испуганно посмотрел на командэра, затем на Смородина, пытаясь предугадать решение генерала. Он был уверен, что за дерзость подчинённого аэронавта достанется и ему, но командэр Юлиус, обратив на него внимание, неожиданно приказал:
– Отнесёшь десяток бомб к кузнецам, и сделайте так, как он сказал – нужно проверить.
Затем, обхватив подбородок, генерал долго смотрел на хранившего молчание Мишу.
– Мне всегда было безразлично, кем были мои аэронавты в прошлом! Была бы польза на дирижабле, а на остальное – наплевать! – Командэр прошёл в отсек и жестом приказал закрыть бомболюк. – Но ты удивил меня сегодня дважды. Ты словно штурман ориентируешься в курсовых углах и изобретаешь улучшения к бомбам. Весьма любопытно. В то, что ты шпионишь на конфедератов, не поверил даже мой отец, но от этого интерес к тебе только возрастает. Так скажи мне наконец, кого я взял к себе в аэронавты?
Миша сглотнул в горле ком и неожиданно для самого себя выдавил:
– Не знаю.
– Ты не знаешь, кто ты?
– Раньше знал… теперь не знаю.