Вы здесь

Ахульго. Глава 6 (Шапи Казиев, 2008)

Глава 6

Тогда, после Гимринского разгрома, казалось, что в Дагестане наступило затишье. Но это был обманчивый покой лавины, ждавшей рокового толчка. Шейх Ярагский был опечален потерей своего зятя, но дело, начатое имамом Гази-Магомедом, взывало о преемнике. Шейх, как и весь народ, видел его в Шамиле. Но Шамиль был едва жив после тяжелых ранений, а медлить с избранием нового имама было нельзя.

Вторым, после Шамиля, влиятельным сподвижником Гази-Магомеда был Гамзат Гоцатлинский, происходивший из рода аварских беков. Его происхождение придавало борьбе горцев особое значение. Те, кто желал представить восстание бунтом черни против знати, теперь вынуждены были признать, что и знатные люди готовы жертвовать всем во имя свободы гор и человеческого достоинства.

Гамзатбек был человеком ученым и отважным. Отец его Алискендер-бек почитался как храбрый военачальник, немало послуживший могуществу ханского дома, но твердо сохранявший независимость, когда дело касалось Гоцатлинского общества и его земель. Когда Гамзатбек пресытился праздностью и окунулся в познание наук, отец определил его к знаменитому ученому Нур-Магомеду из Хунзаха. Помня о заслугах Алискендер-бека, ханша поселила Гамзата в своем доме. И здесь он увидел, сколь ничтожны все его старания по сравнению с могуществом, которое иным достается без особых трудов, по наследству. Его гордое сердце не способно было долго выносить унижений, хотя и не явных, которые он встречал в ханском доме. Чаша его терпения переполнилась, когда ему отказали в руке ханской дочери. Ханша просто не принимала в расчет небогатого бека, пообещав свою дочь сыну Аслан-хана, но затем отказала и ему и отдала дочь сыну шамхала Тарковского. А когда в горах возвысился простой горец Гази-Магомед, приводивший в трепет великих ханов, Гамзат почувствовал, что судьба предлагает ему возможность изменить свою постылую участь. И он решительно ступил на это тернистое, но столь притягательное поприще, уверенный, что его природные дарования позволят ему занять достойное место в меняющемся мире.

Гамзатбек решительно порвал с ханским домом и сделался ревностным сподвижником имама Гази-Магомеда. Когда джаробелоканцы, жившие за Кавказским хребтом, восстали и призвали на помощь имама, он направил к ним Гамзатбека с отрядом мюридов. Гамзатбек действовал удачно и даже захватил четыре пушки. Ему удалось сдержать двигавшиеся с юга на Дагестан царские войска. Но рано наступившая зима засыпала снегом горные перевалы и сделала невозможным его возвращение. Надеясь выиграть время, Гамзатбек вступил в переговоры и явился в крепость Закаталы. Однако генерал Стрекалов задержал его под предлогом, что такие переговоры может вести лишь главнокомандующий, и отправил Гамзатбека под охраной в Тифлис, где он и был арестован. Через несколько месяцев за пленного вступился Аслан-хан. Гамзатбека отпустили, но оставили в заложниках его племянника. Хан с почестями принял Гамзатбека, на которого имел свои виды, надеясь с его помощью отомстить хунзахской ханше, отказавшей его сыну в руке своей дочери. Когда стало известно, что племянник Гамзатбека бежал, но, пробираясь в Дагестан, замерз на перевале Кавказского хребта, Гамзатбек снова оказался в рядах сподвижников Гази-Магомеда.

В дни Гимринской трагедии отряд Гамзатбека шел на выручку к имаму, но был атакован из засады и не смог пробиться к осажденным.

Для избрания нового имама общества Дагестана прислали своих представителей в аул Корода. С тем, что имамом должен стать Гамзатбек, как предлагал Ярагский, соглашались не все. Сердца большинства склонялись к Шамилю, но тут было оглашено его письмо:

«Для поддержания ислама нужно единодушие. Кто бы ни был предводителем мюридов, внушите народу повиноваться ему. Да не будут наши горцы подобны собакам, которые грызутся из-за кости властолюбия, тогда как кость эта может быть похищена неверными. Соединимся новыми силами, призвав Аллаха на помощь и избрав одного для исполнения его воли. Так делали наши отцы, первые мусульмане. Мир вам».

Чаша весов окончательно склонилась в пользу Гамзатбека. Избранный имамом, он обратился к народу:

– Мудрые сподвижники тариката, почетные старшины храбрых обществ! Гази-Магомед молится за нас на небесах. Он не умер, он святой, он в раю, и прелестные гурии услаждают новую жизнь его! Из вас, правоверные мусульмане, может всякий быть вместе с ним, если будете следовать его примеру. Он свято исполнял тарикат, первый объявил газават отступникам и притеснителям и погиб с оружием в руках, защищая нашу свободу и веру. Будем ли мы ему не признательны, уменьшим ли ревность к исполнению тариката, ослабнем ли духом после смерти Гази-Магомеда, когда он во всяком деле будет помогать нам, оставляя на время битвы гурий и рай из любви к нам? Мы не будем его видеть, но он будет показываться гяурам во время боя на белом коне в зеленой одежде, и все мюриды, с ним погибшие, будут рядом с ним. Меч его будет сокрушителен, и гяуры, объятые ужасом, будут искать спасения в бегстве.

Воодушевляя делегатов, Гамзатбек поклялся продолжить и завершить дело, начатое Гази-Магомедом. На призыв нового имама стали стекаться мюриды. Вдова Гази-Магомеда передала ему имамскую казну, и Гамзатбек не скупился, наделяя своих приверженцев оружием, конями и властью. Влияние Гамзата распространялась незаметно, но быстро. Общества, не желавшие присоединяться к Гамзату добровольно, покорялись силой. Слава его предшественника и личная неустрашимость Гамзата обезоруживали противников задолго до появления имамских мюридов.




Оправившийся от ран Шамиль тоже поспешил к имаму, и мюриды с ликованием встретили своего любимца.

Гамзатбек будто чувствовал, что век его будет недолог, и спешил разжечь восстание до такой степени, когда возврат к прежнему состоянию был бы уже невозможен. Он безжалостно изничтожал знать, освобождал рабов и разбивал отряды горских владетелей, пытавшихся погасить пламя народного гнева. На втором году своего имамства он обложил Хунзах – своего главного противника в горах.

Но Гамзатбек не решался сразу напасть на столицу ханства. Он вспомнил годы, проведенные в ханском доме, сыновей ханши, которые были его друзьями, и доброго своего учителя Нур-Магомеда, кадия Хунзаха. Еще надеясь решить дело миром, Гамзатбек предложил ханше ввести у себя шариат и действовать вместе, чтобы изгнать из Дагестана царские войска.

Шамиль убеждал Гамзата быть решительней, раз уж он взялся за такое непростое дело. Шамиль призывал не терять напрасно время и немедленно напасть на Хунзах, пока к ханше не подоспела помощь и пока усталые и голодные мюриды не разошлись по своим домам.

Не дождавшись от других ханов помощи, ханша поняла, что, согласившись на условия Гамзата, она потеряет ханство, не говоря уже о царском жаловании. Отвергнув же их, она потеряла бы и голову. Оставалась одна надежда – послать к имаму его бывшего учителя Нур-Магомеда. Кадий прибыл в лагерь Гамзата и старался уговорить его отойти от Хунзаха. Он сообщил, что ханша согласна ввести в своих владениях шариат и готова принять от Гамзата ученого для его истолкования, но борьбу с царскими войсками считает делом безнадежным ввиду несоизмеримости сил. А если Гамзат все же станет с ними воевать, то обещала ему не мешать.

Гамзатбек ответил, что пришлет проповедника шариата, только если ханша в подтверждение своих намерений выдаст ему в аманаты младшего сына Булач-хана. Скрепя сердце Бахубика послала в лагерь Гамзата своего сына в сопровождении почетных людей. Имам принял их с подобающими почестями, отправил Булач-хана в свою резиденцию в Гоцатле, а сам отступил на несколько верст от Хунзаха.

На следующий день к ханше явился новый посланец Гамзата, приглашая двух других ее сыновей явиться к имаму для переговоров о судьбе ханского дома. Ханша почувствовала неладное, но ей не оставалось выбора. Отправляя к Гамзату своих сыновей Абу-Нуцал-хана и Умма-хана в сопровождении свиты из двухсот хунзахских удальцов, ханша поручила своему надежному нукеру и тайную миссию.

Гамзат принял молодых ханов с теми же почестями и пригласил в свой шатер. А тем временем тайный посланец ханши разыскал Шамиля и передал ее слова: «Ты пользуешься у Гамзата доверием, имеешь на него сильное влияние. Отвлеки его от Хунзаха на плоскость против шамхала и получишь в награду две тысячи рублей».

Это стало роковой ошибкой ханши. Возмущенный ее лицемерием, Шамиль сообщил обо всем Гамзату. Тогда имам, желая окончательно убедиться в намерениях ханши, послал Шамиля в Хунзах с требованием немедленно разрушить все башни и другие оборонительные сооружения. Выслушав Шамиля, ханша пришла в отчаяние, но исполнить требование отказалась. Вместо этого она велела своим воинам готовиться к нападению на лагерь Гамзата, чтобы спасти молодых ханов.

Ситуация накалялась, и переговоры были на грани срыва. Тогда Гамзатбек, надеясь умерить страсти, вышел из шатра, чтобы совершить у реки омовение перед молитвой. Остальные собирались последовать за ним, но тут в свите аварских ханов был замечен Буга Цудахарский, которого давно разыскивали за убийство двоюродного брата Гамзатбека. Сподвижники имама узнали кровника и потребовали выдать его для расплаты. Ханы отказались это сделать, и тогда завязалась яростная схватка, в которой с обеих сторон погибли десятки людей. Ханы бились с отчаянием обреченных, мужественно и отважно, но, в конце концов, били убиты. Шамиль был ранен, а среди убитых мюридов оказался и родной брат Гамзата.

Пылая мщением, Гамзатбек ворвался в Хунзах и захватил ханский дворец. Но дом оказался пуст и разграблен. Имам велел хунзахцам немедленно вернуть ханское добро и казну, угрожая мародерам неминуемой расправой. Возвращенным добром наполнили десяток ароб и отправили в Гоцатль, но затем вернули, так как Гамзат решил сделать ханский дворец, который был хорошо ему знаком, своей резиденцией.

Вскоре были найдены ханша и управлявший частью ханства Сурхай-хан. Гамзат знал, что казнь старой ханши не понравится ни хунзахцам, ни его мюридам. Но отступать было некуда – слишком сильно было влияние ханского дома, и Гамзат был полон решимости сокрушить его до основания. Бахубика и Сурхай-хан были казнены. В живых осталась лишь беременная жена убитого сына ханши Нуцал-хана.

Шамиль советовал имаму не оставаться в Хунзахе среди кровных врагов. Он считал, что Гамзату лучше вернуться домой и предаться молитвам. Однако Гамзат его не послушал. Он надеялся завоевать сердца хунзахцев своей щедростью и красноречием.

Истребление ханского дома и утверждение власти Гамзатбека многое изменило. Став полновластным владыкой гор, Гамзатбек решил завершить и другие дела, не удавшиеся Гази-Магомеду, – овладеть Дербентом и Внезапной, а затем вытеснить царские войска из Дагестана.

Однако первая же его попытка двинуться на Дербент встретила неожиданное сопротивление вольных обществ Акуша и Цудахар, сохранявших нейтралитет. Не сумев пробиться к Дербенту, имам вернулся в Хунзах, однако воинственный дух его не был поколеблен.




Он начал готовиться к новым походам, создавая регулярную армию, набирая новых воинов и запасаясь оружием. Приводилось в порядок и государственное устройство Имамата. Гамзатбек назначал наибов, пытался ввести справедливую систему налогообложения и укреплял главенство шариата как правовой основы государства. Чтобы смягчить враждебность хунзахцев, он приглашал их к себе на службу и устраивал для них угощения. Тогда мюриды, добывшие победу над ханшей, начали роптать, говоря, что, увлеченный напрасными мечтаниями, Гамзат забыл об их повседневных нуждах. Они не имели достаточно еды, даже одежда их пришла в негодность, а семьи их давно уже пребывали в нужде, оставшись без своих кормильцев.

Шамиль попросил Гамзатбека удовлетворить потребности заслуженных воинов из государственной казны. Но вместо этого имам принялся строить в Хунзахе большую мечеть. Разочарованный Шамиль сказал Гамзату, что он поступает опрометчиво, и вернулся со своим отрядом в Гимры.

Обеспокоенные потерей опоры в стратегически важной Аварии и расширением восстания, царские власти собирали силы для большой экспедиции против Гамзатбека. К делу охотно примкнули шамхал Тарковский, Ахмед-хан Мехтулинский и другая знать, опасавшаяся за сохранность своих владений. Генерал-майору Ланскому с его тринадцатью батальонами, сорока орудиями и тысячью казаков было приказано положить конец успехам имама и вернуть аварский трон его законным владельцам.

«По взятии Хунзаха и восстановлении там правителя обласкайте аварцев, – говорилось в предписании Ланскому.

– Распоряжениями вашими и дисциплиной войск вселите в них выгодное об нас мнение; тем же, кои будут держаться стороны Гамзата, угрожайте наказанием, и если найдутся таковых целые селения, то истребите оных совершенно».

Но на пути к Хунзаху Ланской получил известие, что Гамзатбек пал жертвой кровной мести.

Заговор против имама возглавили молочные братья убитых ханов Осман и Хаджи-Мурад. Решимости им добавляло и то, что отец Хаджи-Мурада был убит при первом нападении мюридов на Хунзах. Заговорщики решили убить Гамзатбека в мечети во время пятничной молитвы. Об этом стало известно, но имам отнесся к просьбам сподвижников не ходить в пятницу в мечеть и немедленно арестовать заговорщиков хладнокровно:

– Можете ли вы остановить ангелов, если они придут за моею душой? – спросил он.

– Что определено Аллахом, того не избежим, и если завтра назначено умереть мне, то завтрашний день – день моей смерти.

Фатализм Гамзата, его уверенность в своей счастливой судьбе перешли все разумные пределы. Когда имам вошел в мечеть, Осман воскликнул:

– Что же вы не встаете, когда великий имам пришел в вашу мечеть?

Это было знаком, по которому со всех сторон раздались выстрелы. В ответ начали стрелять мюриды. Затем в ход пошли кинжалы и сабли. Падая, сраженный пулей Гамзатбек успел лишь поднять полу бурки, чтобы не испачкать ковры мечети своей кровью. Был убит и Осман. А крови в мечети пролилось столько, что она вытекала через порог на улицу.

Уцелевшие мюриды засели в ханском дворце. Тогда Хаджи-Мурад велел поджечь дом. Спасшихся из огня схватили и сбросили в пропасть, открывавшую свои страшные объятия сразу за Хунзахом. Тело Гамзатбека три дня пролежало у мечети, а затем было погребено на хунзахском кладбище.

Расправившись с мюридами, хунзахцы выбрали своим старшиной Хаджи-Мурада. А царские власти пожаловали ему чин прапорщика милиции и доверили управлять ханством до водворения на трон если и не прямых наследников, то хотя бы законных владельцев из родственников хунзахских ханов.

Узнав о случившемся, Шамиль двинулся на Хунзах, намереваясь покарать убийц имама. Но решимость хунзахцев защищаться и известие о приближении царских войск сделали осаду Хунзаха невозможной. В отместку за гибель Гамзатбека был сброшен в реку последний из прямых наследников ханского дома Булач-хан. Но люди поговаривали, что все было иначе, и Булач-хан утонул, когда соревновался с гоцатлинскими мальчишками в том, кто скорее переплывет бурное Аварское Койсу.

Ланской не желал возвращаться ни с чем и двинулся на Гимры, считавшиеся источником всех мятежных замыслов. После жаркой схватки Гимры были взяты, дома сожжены, а сады окрест вырублены. Явившийся на помощь Шамиль атаковал отряд Ланского и вынудил его отступить.

Через несколько дней после возвращения из Гимров генерал Ланской скончался от желтухи. На его место заступил ученик Ермолова полковник Клюки фон Клюгенау. Чтобы восстановить ханский трон и снова утвердиться в Хунзахе, отряд Клюгенау спешно двинулся в горы. Через десять дней он подступил к Гергебилю, располагающемуся у подножия Хунзахского плато. Здесь его уже поджидали мюриды Шамиля, который решил сначала отбить наступление Клюгенау, а с оставшимся в тылу Хунзахом разделаться позже.

Штурм Гергебиля во многом повторил ужасы первой битвы в Гимрах. Имамские гвардейцы сдаваться отказались и решили биться до конца. Опасаясь потерять всех своих сподвижников, Шамиль отступил к Гоцатлю, чтобы там дать решительный бой.

После взятия Гергебиля Клюгенау получил известие, что вдова Нуцал-хана родила сына, который теперь был законным и единственным наследником ханского престола. Наследнику требовался опекун, которым был назначен Аслан-хан Казикумухский. Если он действительно помышлял об овладении Хунзахским троном, когда вызволял из тифлисского плена Гамзатбека, то план его увенчался совершенным успехом.

Он вступил на Хунзахское плато с небольшим отрядом, демонстрируя горцам, что желает лишь успокоения и порядка и готов посредничать между непримиримыми мюридами и царским командованием. И это всех устроило. Недоволен был лишь Хаджи-Мурад, предчувствуя потерю своей власти в Хунзахе.

Клюгенау тем временем штурмовал Гоцатль, державшийся, пока в нем оставались люди, способные поднять оружие. После упорного сопротивления поредевшие отряды Шамиля ушли дальше в горы.

Заняв Гоцатль, Клюгенау намеревался двинуться дальше, но вскоре из Хунзаха явилась депутация с заверениями в верноподданности. Затем прибыл и Аслан-хан Казикумухский вместе со старейшинами нескольких обществ, которых он успел расположить к себе щедрыми обещаниями. Хунзахцы объявили, что готовы принять Аслан-хана в качестве временного управляющего ханством, пока не подрастет законный наследник. К тому же они резонно опасались, что приход в Хунзах царских войск грозит новыми стычками с партиями мюридов.

Сочтя, что цель экспедиции вполне достигнута, Клюгенау вернулся в Темир-Хан-Шуру и принялся перестраивать тамошние укрепления, чтобы превратить их в мощную крепость – форпост у ворот в Нагорный Дагестан.

Шамиль помнил, в какой растерянности был тогда народ, оставшийся без имама, и какие усилия предпринял шейх Ярагский, чтобы продолжить дело, начатое первыми имамами. Он вновь созвал представителей горских обществ и почитаемых ученых, чтобы избрать преемника Гамзатбека. Прибывшие говорили Шамилю, что он – их единственная надежда, но Шамиль знал, как тяжела эта ноша, и не торопился принимать на себя имамское звание.

Когда открылся совет и Ярагский предложил избрать Шамиля имамом, он ответил:

– Будет лучше, если я останусь помощником имама, каким был при Гази-Магомеде и Гамзатбеке. Потому прошу вас избрать имама среди более достойных людей, которые здесь присутствуют.

Но собравшиеся не согласились с Шамилем:

– Мы не видим другого, кто более достоин стать имамом.

– Истинно, ты самый храбрый, знающий и совершенный среди нас.

– Будь нашим имамом, Шамиль!

Но Шамиль не соглашался, считая, что воевать куда легче, чем управлять народами гор, давая им единые законы и требуя их исполнения.

– Для этого нужен человек знающий и мудрый, – убеждал собравшихся Шамиль.

– Такой, как почтенный Саид из Игали.

– Это не мое дело, – возразил Саид.

– Я твердо знаю, что не в состоянии взять на себя имамство.

– Будь нашим имамом, Шамиль! – настаивали встревоженные посланцы обществ.

– Только ты сможешь собрать народы гор в единый народ!

– Только в твоих руках власть принесет пользу людям!

– Лучше пусть будет имамом Сурхай из Коло, – упорствовал Шамиль.

– Его ученость безгранична, и он обладает многими талантами.

– Чтобы быть имамом, этого недостаточно, – ответил Сурхай.

– Имамом должен стать ты, которого любит и уважает народ, – сказал Газияв Андийский.

– Мы не можем разойтись, пока не изберем имама, – добавил Саид.

– Кто знает, сможем ли мы собраться еще раз? Нашим врагам это будет только на руку, и они обязательно этим воспользуются. Соглашайся, Шамиль, если хочешь народу добра.

– Не огорчай отказом людей, которые ждут твоего имамства, – призывал Ярагский.

– Они прибыли сюда не спорить с тобой, а исполнить то, что поручили им их общества.

Шамиль колебался. Он понимал, как трудно будет принимать решения, от которых зависит судьба всего Дагестана. Слишком большая ответственность ложилась на плечи имама, и так же высока была бы цена ошибок, если бы он их совершил.

Шейх будто читал его мысли. Он положил руку на плечо Шамиля и сказал.

– Соглашайся. А вопросы, которые ты не сможешь решить сам, мы решим вместе. У нас много мудрых и ученых людей. Мы изберем совет, меджлис, который всегда поможет имаму найти правильное решение. Кроме того, Имамату потребуются новые законы. Ты можешь их предлагать, но утверждать их будет совет.

Теперь у Шамиля не оставалось выбора, и он сказал собравшимся:

– Если так, то я приму на себя имамство, не вдаваясь в то, трудное это дело или легкое.

– Наш имам – Шамиль! – провозгласил шейх, обнимая Шамиля.

– Да будет долгим его имамство! Да поможет ему Аллах!

Люди радовались благополучному завершению столь важного дела и спешили поздравить своего избранника. А затем наступила тишина – люди хотели услышать первые слова нового имама Дагестана.

Шамиль молчал, ясно ощущая, как неведомая светлая сила наполняет все его существо. Он будто преобразился и начал говорить, сам удивляясь словам, которые произносил. Шамиль призвал забыть взаимные обиды и сплотиться перед опасностью полного порабощения. Главным он считал вовсе не войну, а необходимость завершить то, что начали первые имамы – объединить народы гор в независимое государство – Имамат, основанное на равенстве и свободе, вере и справедливости. Он вдохновенно убеждал собравшихся, что только единое государство свободных людей, какой бы ни была их вера, сможет себя защитить, что только так можно избавиться от нужды и притеснений, и с ними станут всерьез считаться великие державы. И что лишь так можно обрести мир и покончить с войнами.

В конце речи он воздел руку к небу и сжал пальцы в кулак, ясно обозначив свои истинные намерения. А затем добавил, по-своему развив завет Ярагского и напоминая сподвижникам о том, что освобождение народа нужно начинать с самих себя и своих людей:

– Каждый человек должен быть свободным, не должен покоряться и не должен стремиться покорить другого человека. Рабовладелец тоже раб.

Убедившись, что их судьба теперь в надежных руках, люди разъехались по горам, объявляя повсюду волю нового имама.

Хаджи-Мурад, которого хунзахцы избрали своим предводителем, был еще очень молод, но люди уважали его за редкую отвагу. Ахмед-хан Мехтулинский, ставший регентом при малолетнем наследнике Хунзахского ханства, завидовал славе Хаджи-Мурада и втайне его опасался. Но Хаджи-Мурад делал то, что не могли сделать другие – берег от мюридов ханский дом, и с ним приходилось считаться.

Вот и теперь, когда опозоренный сборщик податей въехал в Хунзах на осле и сообщил о случившемся Хаджи-Мураду, тот не стал долго раздумывать. Он пригрозил сборщику, что отрежет ему язык, если тот не будет помалкивать, а сам собрал имевшихся под рукой нукеров и помчался к взбунтовавшемуся аулу. Людей у него было немного, утром он отправил основные силы усмирять другой аул, решивший отложиться от ханства и перейти к Шамилю.

Комендант крепости полковник Педяш предложил Хаджи-Мураду свою помощь, но гордый джигит отказался.

– Это наше дело, – сказал он полковнику.

– Я сам потолкую с мюридами.

Про Шамиля он даже не упомянул, чтобы в Хунзахе не началась паника.

Хаджи-Мурад уже подходил к аулу, когда увидел, что оттуда движется целое войско. Было темно, но сотни мерцавших в ночи факелов свидетельствовали о том, что Хаджи-Мурада ждет жаркая встреча.

Хаджи-Мурад подал знак остановиться. Всадники замерли, и из ночи до них долетел гимн мюридов, двигавшихся на него с горы. Соразмерив силы и расположение противника, Хаджи-Мурад решил не искушать судьбу и велел поворачивать обратно.

– Разве мы не нападем на них? – удивлялись нукеры, привыкшие, что Хаджи-Мурад не ведает страха.

– Можно было бы и напасть, – ответил Хаджи-Мурад.

– Но тогда будет резня, в которой мало кто уцелеет.

– Тебе что, мюридов жалко? – удивлялись нукеры.

– Мне жаль этих глупых людей, которые пошли за мюридами, – сказал Хаджи-Мурад.

– А ханское стадо надо беречь.

Он решил дождаться возвращения своих основных сил, а уж потом проучить бунтарей так, чтобы об этом вспоминали их дальние потомки. И еще он рассчитывал на то, что, упиваясь победой над самим Хаджи-Мурадом, Шамиль не уйдет и дождется его возвращения.

Его нукеры вернулись только через день, сильно потрепанные и злые от того, что им не удалось захватить аул, вышедший из повиновения ханам. И таких аулов становилось все больше, несмотря на бахвальство Фезе, объявившего, что вся Авария им занята и приведена в надлежащую покорность. Фезе ушел, а вместе с ним ушла и мнимая покорность.

Взбешенный Хаджи-Мурад, не дав своим людям передохнуть, повел их на Шамиля. Добравшись до аула, он отправил часть конницы в обход, а сам ринулся на аул во главе самых храбрых джигитов.

Аул был взят. И он был пуст. Люди ушли к Шамилю.

В кольцо на двери мечети было вложено письмо: «Если тебе нужны дрова, разрушь наши дома».