Глава 22
Крепость Темир-Хан-Шура была центром военного управления Дагестана. Здесь же располагалась штаб-квартира Апшеронского пехотного полка – непременного участника всех баталий с горцами. Крепость располагалась у одноименного аула, получившего свое название от завоевателя Тимура, который некогда стоял здесь лагерем. Ермолов не счел необходимым менять столь значимое название.
Крепость страдала от недостатка хорошей воды и от пыли, которая после дождей обращалась в непролазную грязь. Однако стратегическое положение Шуры, считавшейся воротами в горный Дагестан, превосходило ее недостатки. Крепость была обнесена рвом, защищена батареями крепостных пушек, у трех ворот – Дербентских, Ишкартынских и Кафыр-Кумухских – стояли часовые.
Отсюда был ясно виден хребет, отделявший владения Шамхала Тарковского, на земле которого располагалась Темир-Хан-Шура, от горной обители свободы.
Вокруг крепости стояли кавалерийские части, дозоры и сторожевые башни, между которыми сновали патрули. Но после перемирия, заключенного Шамилем с Фезе, плоскость никто не тревожил, и жизнь в Шуре стала напоминать жизнь губернского городка. Вдоль прямых улиц выросли каменные здания, появилась церковь, образовалось кое-какое общество, по тротуарам прогуливались офицерские жены с детьми. Вечерами давались представления, ночами кутили и играли в карты. Была даже небольшая библиотека, но офицеры читали мало и больше были заняты обсуждением штабных интриг, грезами о повышении в чинах, гипотезами о предстоящих военных действиях и следующих затем наградах.
В городке открывались магазины, торговцы, откупщики и подрядчики из разных народов быстро находили общий язык и заметно развивали свои предприятия. Ремесленники и портные удовлетворяли потребности все более взыскательного населения. По воскресеньям у крепости разливался большой базар.
Попов, получивший полк после гибели прежнего командира графа Ивелича под Ашильтой, во время похода Фезе, старался поддерживать на своем участке спокойствие. В том, что военные действия возобновятся, он не сомневался, но излишне горячим подчиненным твердил: «Не буди лиха, пока оно тихо».
Однако по всему было видно, что спокойствию приходит конец. Сначала в город слетелись «фазаны», взбудоражившие полусветскую жизнь Шуры столичным лоском. Затем начались лихорадочные инспекции, обнаружившие не только финансовые злоупотребления, но и значительную убыль в войсках, когда ни одна часть не могла похвастать полным комплектом, а порой не хватало и половины. И вот теперь пожаловал сам командующий Линией, генерал с богатой боевой биографией и не заглаженной виной перед государем.
– Этот наделает делов, – невесело размышлял Попов.
– Такому только дай.
Подъехавшего к штаб-квартире Граббе встретили хлебом-солью. Он откушал, надломив каравай и тронув им соль. Затем полковой священник осенил генерала иконой и пропел «Многая лета». Граббе был лютеранского вероисповедания, но православному обряду не противился и только радовался, видя, как воодушевленно крестятся тысячи его подчиненных.
Устроившись в гостевой квартире и отобедав, Граббе взялся за дела.
– А что господа местные владетели? – спрашивал он Попова.
– Все извещены, ваше превосходительство, – сообщил полковник.
– И где же они?
– Не сегодня-завтра будут, ваше превосходительство.
– Отчего задержка? – недовольно смотрел Граббе.
– Разве они не на службе его величества?
– Так точно, и жалование получают, – подтвердил Попов.
– И не малое, я полагаю.
– По две тысячи рублей серебром. И прочие также ассигнования. К примеру, на содержание милиции.
– Любопытно было бы взглянуть на отчетность в полученных деньгах, – с подозрением сказал Граббе.
– Боюсь, ваше превосходительство, что это будет затруднительно, – развел руками Попов.
– В каком это смысле? – возмутился Граббе.
– Прошу принять во внимание, что они понятия не имеют об установленных формах насчет денежного содержания, – объяснял Попов.
– Но это еще полбеды…
– Я самоуправства не допущу! – стукнул кулаком по столу Граббе.
– Я уже имел честь докладывать по начальству, – продолжал Попов.
– С ханами приходится иметь особое обхождение. Одним словом, если станем требовать от них отчета в законном употреблении сих денег, то вряд ли чего дождемся. А то, что мы не увидим их милиций, когда возникнет надобность, – это уж как Бог свят.
– Дас, – недовольно протянул Граббе.
– Так уж тут заведено. Податей предписанных – и тех не платят. И даже арбы для походных нужд присылают через раз, хотя арбяная повинность возложена по закону. А не заплатишь – такую арбу пришлют, что волы на ходу дохнут.
– Так явятся эти мошенники или нет? – вопрошал Граббе.
– Будут, – заверил Попов.
– Потому как Шамиль им уже поперек горла стал. Задержка проистекает лишь по удаленности их от Шуры.
– Изъясняйтесь точнее, господин полковник.
– Во владениях у них неспокойно, – объяснял Попов.
– Агитаторы Шамиля подбивают жителей к неповиновению.
– А ханы что же? – вскинул брови Граббе.
– Приводят подданных своих в покорность, ваше превосходительство.
– Надеюсь, успешно?
– Отчасти, – кивнул Попов.
– Говорите, как есть, – велел Граббе, начиная терять терпение.
– По правде сказать, ваше превосходительство, – развел руками Попов, – ханы здешние – еще те правители.
– Пьяницы? – предположил Граббе.
– Пить – не пьют, вера не позволяет, – говорил Попов.
– Зато так распоясались, что народ готов их растерзать и без шамилевских проповедей.
– Что же, и закона на них нет? – недоумевал Граббе.
– Мы в их дела не вмешиваемся, – рассказывал Попов.
– А они под нашим крылом осмелели и принялись такими податями народ обкладывать, каких никогда и не было. Вот население и склоняется к Шамилю.
– Зачем же своими руками бунтарей плодить? Неужто нельзя этот произвол как-то пресечь?
– Стали мы к ним помощников наших назначать, офицеров, для ведения переписки и наблюдения за прочим.
– И что, присмирели?
– Куда там! – покачал головой Попов.
– Это же сущие деспоты! А уж про вольные общества в горах и говорить не приходится.
– То есть как – вольные? – не понял Граббе.
– Дагестан, изволите ли видеть, большой, – пустился объяснять Попов, раскладывая на столе карту.
– Почти все, что вдоль моря Каспийского, издавна в руках князей местных – шамхалов, уцмиев, ханов и прочих владетельных лиц.
– А то, что в горах?
– В горах тоже есть влиятельные дома, – показывал на карте Попов.
– К примеру, Кази-Кумухское ханство. Или вот ханство Хунзахское, которое теперь в Нагорном Дагестане, наш главный союзник. Остальное все по природной недоступности, или вовсе независимо ни от какой власти, как веками сложилось, или приняло сторону Шамиля.
– А сам-то он где засел? – разглядывал карту Граббе.
– Вот здесь его ставка, – показывал Попов.
– По полученным сведениям, имам новый замок опять на Ахульго возводит. Место, доложу вам, ужасное, головоломной крутизны.
– Господин поручик, – обернулся к Милютину Граббе.
– Полюбопытствуйте.
Но Милютин, стоявший с Васильчиковым за спиной у Граббе, и без того уже рассмотрел карту.
– Осмелюсь доложить, карта никуда не годится, – заявил Милютин.
– В каком смысле? – запротестовал Попов.
– Я по ней с генералом Фезе на Ахульго… Вернее мы ее потом нарисовали, после похода.
– Оно и видно, – сердился Граббе.
– Где были, то и обозначили. Одну только дорогу и вижу, до Хунзаха. А если другим путем идти?
– Тут, ваше превосходительство, особенное дело… – замялся Попов.
– Бывает, известна дорога, а как сунешься – ее и нет.
– Как это нет? – не понял Граббе.
– Выходит, лазутчики ваши даром хлеб едят?
– Осмелюсь пояснить, ваше превосходительство, – оправдывался Попов.
– Дороги в здешних горах, что у нас тропинки, вот горцы их и портят нещадно. Или завалят, или и вовсе взорвут.
– А касательно перевалов, высот, рек, мостов, переправ? – допытывался Милютин.
– Где можно путь пробить, а где, я слышал, и пропасти невозможные?
– Тут всего хватает, – вздыхал Попов.
– А как в поход двинешься, там все и видно бывает. И проводники у ханов имеются.
– Проводники надежные? – сомневался Граббе.
– Когда как, – признался Попов.
– Могут так завести, что не выберешься. Все они тут заодно.
– С такой картой только по паркетам шаркать, – теребил ус Граббе.
– Одна бутафория.
– Других не имеется, – пожал плечами Попов.
– Да мы и без них ходили.
– Скажите лучше – бродили, – поправил Граббе.
– Двадцать лет уже, и безо всякой пользы.
– И масштаб неясен, – вглядывался в карту Милютин.
– Это не карта, а шарада какая-то, – заключил Граббе.
– Надобно же знать, куда день идти, а куда неделю.
– А это и вовсе невозможно, – объявил Попов.
– Зависит – встанут ли на пути мюриды.
– Господа, – обратился Граббе к Милютину с Васильчиковым.
– Потолкуйте с бывалыми людьми, может, что и выяснится.
– Слушаюсь, ваше превосходительство! – козырнул Милютин и принялся сворачивать карту.
– Спросите в штабе Жахпар-агу, – посоветовал Попов.
– Капитана дагестанской милиции. Он из Гимров, может, чего и укажет.
Дождавшись, пока Милютин и Васильчиков выйдут, Граббе вперил тяжелый взгляд в Попова.
– А как, позвольте полюбопытствовать, у вас обстоит с лазутчиками?
На сей счет полковник был достаточно осведомлен и тут же представил генералу полную картину этого щекотливого дела.
– Всех лазутчиков – двадцать пять, – докладывал Попов.
– Каково их содержание? – вникал Граббе.
– Двадцать рублей серебром в месяц.
– Всего-то? – удивился Граббе, знавший, как бывший тайный агент, цену важным сведениям.
– Они и того не выслуживают, – развел руками Попов.
– Да еще по десяти рублей накидываем, если важное что выведают.
– И много ли выведали?
– Знаем маленько. Кто-где, кто к Шамилю перекинулся, кто на нас надеется. Вообще теперь чрезвычайно трудно иметь полезные сведения. Даже и хорошие лазутчики не могут ничего верного узнать.
– Вы правы-с, – начинал сердиться Граббе.
– Грош цена таким лазутчикам.
– Где же других-то взять? – разводил руками Попов.
– И учат их наши жандармские, и карты рисуют, и в беглые записывают, а толку мало. Или без вести пропадают, или сведений приносят с гулькин нос.
– А нет ли у вас особенно надежного человека? – едва слышно спросил Граббе.
– На какой предмет? – насторожился Попов.
– Для дела экстренной важности, – сказал Граббе, многозначительно глядя на Попова.
– И чтобы смел был, и желание имел горячее…
Попов понятливо прищурился:
– Насчет чтобы самого Шамиля того?..
– Вы весьма догадливы, полковник.
– Пробовали, – сообщил Попов.
– Его превосходительство генерал Головин, корпусной командир, тоже надеялся, что среди преданных нам горцев найдутся отважные люди, которые за хорошую награду возьмутся доставить голову возмутителя.
– Выходит, не нашлись?
– Отчего же, нашлись, – нахмурился Попов.
– Испытать эту меру было возложено на вашего покорного слугу. Желающих тайно убить Шамиля было несколько, причем людей, известных мне отважностью, преданностью и предприимчивостью. По тысяче рублей предлагал.
– Ну и?
– Вместо головы возмутителя прислана была голова нашего лучшего агента. В мешке, с записочкой: «Голова ваш, мешок наш».
– Скверно, – вздохнул Граббе, которому очень бы хотелось превзойти своих предшественников каким-нибудь необычайно быстрым и эффектным образом.
– А если за три тысячи?
– К Шамилю не подобраться, – покачал головой Попов.
– Там все свои. Нашего за версту чуют. Да и кто теперь возьмется? Разве что, прошу прощения, безумец какой-нибудь.
– А за пять? – в упор посмотрел Граббе на полковника.
– Даже за десять тысяч. Золотом!
Попов побледнел, приложил руку к козырьку и прошептал:
– Найдем!