АФФЕРЕНТАЦИЯ
21 сентября 2265 года. Пространство класса «альфа», Новая Москва, Юго-Западная ось, двадцать четвёртый Посадский остров.
Последнюю неделю в Москве стояла редкая для второй половины сентября погода «грязь засохла». Солнце, раскалённой добела монетой отпечатавшееся на пелене низких облаков, даже через них пекло нещадно, воздух походил на густой кисель, город пах смесью йода, водорослей, раскалённого металла и хорошо прожаренного асфальта. Прогнозы погоды содержали неутешительные «плюс тридцать в тени», а рекламные стенды пестрели обилием предложений горящих путёвок на омегу, тету и кси.
Подполковник Станислав Тегипко, герой обороны альфы-шестнадцать, участник зачистки периферии сота Аммезеле-Нагор и единственный оставшийся в живых ликвидатор матриарха Артасин-Келе, медленно и мужественно спекался в своём кителе, грустно размышляя об упущенном отпуске. Аномальная жара сделала возможность запуска контуров менее энергоёмкой, благодаря чему цены на межпространственные путёвки упали на уровень июля. Этим же воспользовались и ксеносы – гореть-им-всем-в-таком-же-адском-пекле-вечность – задействовав свои системы пробоя реальностной ткани. По крайней мере, так гласила официальная версия происходящего, которой нужно было придерживаться, дабы не полетели головы. Следуя неким запутанным логическим связям, Великая княгиня сочла, что в его, Тегипко, служебные обязанности, почётный долг и развлекательную программу на сегодня входит личный осмотр одного из мест крушения транспортов дельты.
Пока подполковник втихую лелеет недовольство верховным командованием, стоит присмотреться к нему получше. Тёмные вьющиеся волосы Тегипко коротко острижены, а на лице, пусть грубоватом и обветренном, прошедшая дельтийская компания не оставила шрамов. Подполковник отмечен своего рода везением – он относительно молод, не старше сорока лет (ввиду общей неутешительности событий последних месяцев выжившие взлетали вверх по служебной лестнице, аки пробка из неправильно открытого шампанского), и вид имеет несколько самодовольный, что тоже объясняется последствиями дельты – удачный исход схватки с матриархом грозит победившему прогрессирующей патологией бахвальства.
У обломков самолёта уже копошились представители всевозможных спецслужб и без дела маялись пожарные. При падении транспорт пропахал целую борозду в неподатливом каменистом грунте на не застроенном пустыре искусственного острова. Нос самолёта чудовищно смялся, одно крыло снесло начисто при торможении. Но, к разочарованию жёлтой прессы и к облегчению пожарных и всех остальных, так ничего и не жахнуло.
Картина складывалась пасторальная: территорию оцепили, неизвестно как материализовавшийся на ней хор фотографов, специалистов по-чему-то-там и зевак, успешно имитировавших специалистов, невнятно и жалобно бормотал, прося пустить их посмотреть поближе. Подполковник успел стать жертвой процесса интервьюирования. Вопросов на Тегипко сыпалось столько, что он мог особо не напрягаться – знай себе делать умное лицо, периодически сурово кивать, повторяя на разные лады «не оставим подобное без ответа» и «примем все меры».
– Как такое вообще случилось, что сотня истребителей дельты оказалась в воздушном пространстве Москвы?
Лично Станислав не заметил никакого вооружения на уцелевшем крыле транспортника. Но, видит Триада, что ни скажи, к вечеру число «истребителей» доползёт до трёх сотен, они приобретут какое-нибудь гордо звучащее и до этого случая не существовавшее прилагательное типа «ультрасверхзвуковые». А ещё окажется, что ксеносы бомбардировщик подогнали. Который успел коварно скрыться с места преступления, ага. Но, хочешь-не хочешь, а приходилось отвлекать внимание общественности от «как такое вообще случилось», иначе покатятся головы. Поэтому пускай лучше с наслаждением смакуют эти несчастные три сотни «ультрасверхзвуковых».
– Какие меры будут предприняты для дальнейшей профилактики подобных инцидентов?
– Что, по-вашему, означает подобная демострация силы?
– Как дальше после этого будет развиваться дельтийский конфликт?
– Компенсации пострадавшим-то хоть выплатят?
Тегипко, было, успокоился – вопросы не удивляли и укладывались в схему ответа «Государство примет все возможные меры», как настроение ему всё-таки подпортили.
– Как Вы отнесётесь к тому, что Служба миграционного контроля может решить взять ход этого дела в свои руки? Князь уже прибыл, – услужливо передали ему.
На этот факт подполковник обратил внимание и сам. Из флаера князя высыпала дополнительная куча репортёров, сумевших напроситься в халявный транспорт. Толпа расступилась перед главой Миграционного контроля, аки воды моря перед пророком. Тегипко неохотно пожал князю руку и поинтересовался:
– Чем обязаны? Сегодняшний инцидент вне ведомости Миграционной службы.
Ресто безмятежно улыбнулся.
– Вторжение – это почти как миграция. Только с агрессивными целями.
Тегипко напрягся и на вопрос, осмотрел ли он место крушения вблизи, ответил сдержанным «никак нет».
– Посмотрим? – предложил князь.
Подполковнику ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, периодически бросая раздражённые взгляды на начальника миграционного контроля. Конечно, Ресто Охотник, то есть, формально военный, но с тем же успехом можно сказать, что он формально гражданский. Но такой же статус будет иметь и сам Станислав не при исполнении обязанностей, однако подполковник не додумался вырядиться в белые брюки и жизнерадостную цветастую гавайку. Не додумался, поэтому теперь страдал и завидовал. К тому же, князь явно наслаждался такой погодой.
У обломков молча парился наряд оцепления, который осаждали небезразличные к происходящему граждане. В их компании казались несколько неуместными двое подростков, мальчик и девочка лет двенадцати. Завидев направлявшихся к ним князя и подполковника, они отреагировали мгновенно.
– Пап, они нас не пустили посмотреть, – пожаловался мальчик.
– Я одного даже в коленку пнула, а нас всё равно не пустили, – тощая девочка, едва достававшая ростом до плеча своего брата, раздражённо перекинула длинную чахлую косичку через плечо и упёрла руки в бока. Потом она соизволила заметить Тегипко, прищурив на него такие же дикие, как у её отца, звериные глаза и процедила: – Здрас-сьте.
– Со мной пропустят, – заверил их Ресто и, когда чада с радостными воплями рванули вперёд, вздохнул и пояснил подполковнику: – В эти выходные их развлекательная программа на мне.
Станислав, не имевший счастья быть знакомым со своими отпрысками (если они у него, конечно, вообще были), не смог разделить тихое отчаяние князя.
Солнце всё-таки выглянуло из-за туч, и остро засверкали тысячи серебристых обломков, усеявших землю. Они хрустели под ногами как осколки ёлочной игрушки. Наиболее раздражающим был не горько-медный тяжёлый запах, а жужжание мух. Станислав машинально заметил, как одна из них опустилась на левый глаз чужого, непроницаемо-чёрный и нечеловечески крупный, скользнула по его гладкой поверхности и разочарованно улетела. Большинство мушиных собратьев довольствовалось меньшими изысками, тёмными точками внося разнообразие в багровый фарш. Верхняя часть тела чужака вполне уцелела, нижней, передавленной смятыми листами металла, повезло куда меньше. С потолка кабины и откуда-то из стен свисали бледные провода различной толщины, создавая иллюзию, что арксилт-нари запутался в них. Подполковник, конечно, видел за последние насыщенные событиями полгода своей жизни и что похуже, однако считал, что двенадцатилетним детям требуются несколько менее кровавые и несколько более радостные картины. Князь, конечно, был иного мнения на этот счёт:
– Доминик, причина смерти? – спросил он.
Мальчик рассеянным движением поймал особо назойливую муху, раздавил её в пальцах, поморщился и указал рукой в сторону более выжатой половины чужого:
– Болевой шок? Может, ещё перелом позвоночника…
– Возможно, – согласился Ресто. – Морру, почему арксилт-нари так активно жрут? И куда тебя понесло, кстати?
Девочка уже перегнулась в разбитую кабину, балансируя на руках:
– Родственный человеку вид. Похожий состав, навозница не траванётся, – одной рукой отгоняя тучи мух и чуть не свалившись внутрь, Морру обвиняюще ткнула пальцем в сторону почившего дельтийского захватчика: – Пап, он и должен быть уже заплесневелым?
Дочка князя обладала одним из самых мерзких требовательных голосков, которые только приходилось слышать подполковнику, но он вынужден был признать – младшее отродье Государевого ксеноса было столь же наблюдательно, сколь и не брезгливо. То, что Тегипко принял за кабели питания корабля, не просто оплетали предплечья чужого – разветвляясь и становясь на концах тоньше волоса, они входили прямо под крупные чешуйки ороговевшей бурой кожи, покрывавшей руки твари.
– И сколько народу сегодня уже видело эту дрянь? – спросил Ресто у подполковника, стоически игнорируя «мы тоже хотим плесень посмотреть поближе».
Там, где оболочка кабелей переломилась и треснула, из них сочилось что-то бесцветное и чрезвычайно привлекающее мух. Даже делая скидку на то, что приборная панель частично смялась и была изрядно заляпана дохлым арксилт-нари, было в ней ещё что-то странное. То, что уцелело не содержало ничего, кроме голого металла – и гибких кабелей, уходивших под щиток.
– Достаточно, – уклончиво ответил Тегипко.
Достаточно, чтобы жёлтые газетёнки начали сочинять предположения одно жутче другого. Срочно требовалось перекладывание ответственности за контакты с прессой на третью независимую сторону. Ресто досадливо поморщился, отвернулся, выбрался из борозды, пропаханной самолётом, и заключил:
– Не попытаться ли тебе донести до Великой княгини, что уровень угрозы был несколько… завышен?
– Выживших нет, чужой стухнет в рекордные сроки на такой жаре, миграционному контролю на поживу тут тоже ничего нет, – в тон ему провозгласил подполковник.
– Предлагаю сбросить это биологам.
– Пусть развлекаются.
Обычно они с князем яростно конкурировали за расширение сфер влияния в подобных щекотливых вопросах, но сегодня чувствовали странное единодушие. Впрочем, странное единодушие длилось недолго.
– Пап, он на меня слепня посадил!
– А она в меня кусками чужого кидается!
Ресто мысленно попросил у Триады терпения и гаркнул:
– Морру, положи куски туда, откуда взяла! – и добавил, обращаясь уже к подполковнику: – Только припряги своих ребят, сомневаюсь, что мне удастся довезти ксеноса в первозданном виде.
22 сентября 2265 года. Пространство класса «альфа», Новая Москва, Северо-Северо-Западная ось, Двадцать восьмой Посадский остров.
Телефон разрывался. Единственными источниками света в комнате были жёлтые отблески уличного освещения. Она потянулась к трубке, подтягивая непослушное закостеневшее от сна тело.
От неловкого движения трезвонящий телефон слетел на пол. Чёрт, только этого не хватало. Она приглушённо выругалась, шаря подвижной рукой по полу. Есть! Щурясь от подсветки, она вгляделась в номер на дисплее. Что в такое время могло понадобиться дежурной?
– Да? – хрипло спросила она, откашлялась, чувствуя, как вибрация отдаётся в левой половине тела, и повторила: – Да, я слушаю.
– Извините ради Триады, Ольга Михайловна, приходится вас будить, – затараторила вахтёрша. – Приехали в ночь-полночь, говорят, мол, дело срочное, до утра ждать не станут. Буди, говорят, кого хошь, кто у вас тут в чужих смыслит. А я говорю, это как же это, я людей из кровати, что ли, вытаскивать буду? А они ничего слышать не хотят, говорят, всё равно буди.
Ольга подавила зевок, машинально отвела трубку дальше от уха, отчаявшись постичь смысл словесного потока дежурной и тупо спросила:
– Кто они?
– Да военные, провались они пропадом…
Ольга нахмурилась, чувствуя, как пальцы левой руки мучительно медленно теплеют, и рискнула осторожно их согнуть. Ситуация яснее не стала. Придётся начать сначала:
– А что случилось-то?
– Чужой случился, – с готовностью поведала дежурная. – Страшный такой, аж жуть! – восторженно добавила она.
– И что ему надо?
– Да он мёртвый уже был, когда я его видела – кр-ровищи-то, Ольга Михаллна, сколько – это надо видеть.
– Тогда ему уже ничего не надо, – вяло отшутилась Ольга.
Вахтёрша несказанно обрадовалась тому, что хоть какое-то событие прервало ритуал еженощного просмотра сериалов о доблестных таможенниках, и пребывала в уютном мирке произошедшей с ней интереснейшей истории. Рассеянно внимая сбивчивому рассказу, Ольга рискнула рывком принять сидячее положение, потому что локоть, на который она опиралась, уже порядком затёк. Более тяжёлая левая половина тела повела её в сторону, но она сумела удержать равновесие. Это не так уж сложно – просто надо привыкнуть иногда заваливаться на бок, если не успеваешь поставить ноги на пол. В этот раз всё получилось. Ольга восстановила дыхание, собрала в памяти всю ту мутную кучу подробностей, которую вывалила на неё дежурная, и уточнила:
– Значит, военные притащили мёртвого арксилт-нари в институт и хотят, чтобы я на него посмотрела? – она сжала потеплевшую левую руку в кулак, бездумно разглядывая, как её поверхность глянцево блестит в неверных отсветах.
– К дохлому чужому ещё какая-то развалюха прилагается – весь двор ею перегородили. Так вы приедете?
Что ж, видимо, ей не отвертеться.
– Скоро буду.
Мёртвый дельтиец. Что такого необычного в нём может быть? Вернувшись домой этим вечером, Ольга на автомате посмотрела новости, изобиловавшие описанием жутких дневных событий. Ей не верилось, что это произошло в Москве – все разрушения в своём районе, в которых телевизионщики обвиняли арксилт-нари, Ольга списала на деятельность коммунальных служб, которые опять потеряли какую-то трубу и ковыряли асфальт наугад.
Ольга рассеянно потёрла рукой линию на ключице, где полимер был намертво спаян с живой кожей. У неё ещё будет достаточно времени, чтобы поразмышлять о дельтийце. Надо решать проблемы по мере их поступления. Сейчас главным камнем преткновения было заставить себя двигаться. В прямом смысле слова.
Помогая живой рукой, она несколько раз согнула левую ногу в колене. Ритм, отдающийся еле заметной вибрацией в живых тканях, стал ровнее – значит, основной насос всё-таки вышел из гибернации и начал гонять туда-сюда заменитель крови. Ну, лучше поздно, чем никогда. Она рискнула подняться на ноги и полупрыжками, полуприхрамывая, направилась в ванную.
Через полчаса Ольга поняла, что её вынужденный моцион не так уж неприятен: ночной воздух выигрывал в сравнении с духотой дома. Громадное, в полнеба, электрическое зарево Старой Москвы на юге скрадывало стремительно выцветающее предрассветное небо. На пустой пристани Ольга подождала первую баржу ГидроТранса – на палубе кроме неё, видимо, маялась бессонницей троица ранних типов, мазнувших взглядами по её фигуре. Впрочем, свой интерес они свернули быстро, притворившись увлечёнными созерцанием морской глади – короткое платье мало скрывало искусственную природу тела Ольги.
Около 6 утра, 22 сентября 2265 года. Новая Москва, Северо-Северо-Западная ось, пятнадцатый Посадский остров, НИИ Ксенобиологии.
Подполковник, конечно, был в курсе того, что в этой стране своевременно и быстро всё делается редко. Но всему же есть предел. Когда князь отбыл, забрав своё беспокойное потомство, Тегипко понадобилось немало времени на осуществление последней отчаянной попытки оцепления территории – то есть, все притворявшиеся экспертами-ксеноантропологами были выдворены вон. Потом ждали эвакуатор. Потом стало понятно, что, для начала, нужен то ли подъёмный кран, то ли землечерпалка, чтобы выковырять самолёт из той борозды, что он пропахал – эта часть плана тоже стала объектом жарких дискуссий набежавших экспертов по вытаскиванию всего застрявшего и завязшего. Потом подполковник чуть ли не лично отгонял слетевшихся на поживу специалистов по ксенотехнике, вознамерившихся растащить транспорт арксилт-нари на запчасти. Подавляющее число специалистов составляли бодрого вида дедки. Подполковнику удалось с честью защитить самолёт почившего дельтийца от участи пойти на запчасти для какого-нибудь выкидыша отечественного автопрома. Тегипко был уже порядком морально выжат, когда, наконец, пригнали соответствующих размеров автокран и баржу, прогнившую не до такой степени, чтобы затонуть под весом самолёта. А потом… потом была пробка, растянувшаяся от Наро-Фоминского до Смоленского канала.
После всех приключений дельтийский транспорт под покровом ночи благополучно сгрузили во дворе института ксенобиологии. Тегипко с первого взгляда впал в немилость хамоватой престарелой вахтёрши, которая питала навеянное кинематографом благоговение перед Охотниками, и совершенно не желала проявлять оного по отношению к военным. Насилу удалось внушить ей идею, что всё-таки придётся будить кого-нибудь из сотрудников.
Подполковник осознавал нарушение основной заповеди своей профессии – «сбрось все проблемы на нижестоящего по рангу», но решил показать себя человеком обстоятельным и ответственным перед Великой княгиней. К слову, от уверенности в данных качествах и в стремлении заработать пару-тройку отгулов проистекало большинство проблем, которые Тегипко себе наживал. К тому же, его зам, майор Паршин, на которого можно было повесить хлопотные обязательства, по возвращению с дельты ушёл купить сигарет, чтобы поправить нервишки, да так и пропадал в самовольном отпуске третью неделю.
В общем, пока вахтёрша, не переставая бубнить, искала нужные номера телефонов, Тегипко задремал в жёстком кресле в крошечном холле под убаюкивающее ворчание, выставив ноги в проход. За последние полгода приятных пробуждений у подполковника было удручающе мало, но это неожиданно стало исключением из правил.
– Эй, проснитесь, – чья-то рука нетерпеливо, но довольно деликатно потрепала его по плечу. – Мне сказали, что это вы притащили самолёт арксилт-нари.
Станислав резко выпрямился в неудобном кресле и, глупо заморгав, уставился на склонившееся над ним грациозное видение. У видения была целая копна светло-рыжих волос. И веснушки.
Тем временем, она уже отстранилась от него и, цокая каблуками по кафелю холла, вернулась к дежурной.
– Как я понимаю, Печенье вы будить побоялись? – бросила она вахтёрше, облокотившись на конторку. – А он ведь даже не спит.
Что ответила непочтительная пенсионерка на столь странное высказывание, подполковник не расслышал. Он замер, разглядев, наконец, целиком молодую женщину, растолкавшую его. Божечка Триединый! Левую руку и ногу ей полностью заменяли полимерные протезы. Один из самых дешёвых вариантов, насколько он мог судить, потому что имитация внешних покровов отсутствовала начисто. Станислав шумно сглотнул, не отрывая взгляда от того, как напряжена полупрозрачная химическая мышца её голени, и постарался сохранить невозмутимое выражение лица. Видимо, кое-как ему это удалось, потому что, обернувшись к нему, ксенобиолог сказала просто:
– Ну, пойдёмте, покажете, что вам такого не понравилось в этом арксилт-нари.
Тегипко придержал для неё дверь, отчасти из неуклюжей галантности, отчасти из любопытства. Он поравнялся с ней, пока они пересекали двор, Станислав машинально отметил, что женщина почти одного с ним роста. Он перевёл взгляд на её ноги. На каблуках. Она одного с ним роста, потому что у неё туфли на каблуках. Одна её нога – чёртова искусственная мёртвая штуковина, но она всё равно носит каблуки.
– Как… – начал, было, подполковник произносить вопрос, который несколько секунд назад жестоко расправился с его и так убогим чувством такта, но вдруг осёкся. «Как… Что с вами произошло? Каково это, жить такой? Как вы, чёрт побери, подчиняете своей воле эти тяжеленные, бесполезные, по сути, штуковины?» Вопросов было чересчур много, но Станислав вдруг понял, какой из них наиболее важен сейчас: – Как вас зовут? – выпалил он.
Она убрала за ухо длинную рыжую прядь, покосилась в сторону подполковника и ответила:
– Ольга.
– А я Стас. А тут рядом арксилт-нари, который не представился, – неуклюжее шутовство Тегипко восторга не вызвало, но и особо неприязненно встречено не было, что подполковник, привыкший довольствоваться малым, с натяжкой мог расценивать как добрый знак.
Только-только успевшее взойти солнце окрасило розово-оранжевым верхние этажи зданий, но во дворе института ещё лежала глубокая тень, и покорёженные обломки транспортника выглядели жалкими и несерьёзными посреди каменного колодца. На что вообще можно было надеяться, штурмуя город на этих картонных самолётиках?
Ксенобиолог мельком заглянула вовнутрь кабины и повернулась к Тегипко. Чётко очерченные губы Ольги искривились в подобии саркастической улыбки:
– Я, конечно, очень счастлива видеть, как силы противовоздушной обороны, на которые тратится столько средств, оперативно отреагировали на эту, с позволения сказать, угрозу, – голос её так и сочился ядом. – Но какой интерес этот труп представляет для института? Благодаря вашим людям, дельтийцев у нас в подвале в морозилке и так навалом, хоть на пельмени пускай – изучать уже нечего.
– Вы видели руки дельтийца? Посмотрите. На дельте похожие штуки мы находили каждый раз, когда выковыривали ублюдков из их консервных банок.
Она послушалась без лишних пререканий. Выражение её лица не переменилось, однако саркастические нотки исчезли из голоса, когда она сказала:
– Поможете мне.
Стеклянный купол кабины был разбит, но задачу это не облегчало – вытащить труп, не разъединяя с оплетавшей его дрянью, было невозможно. Зато лист обшивки, треснувший при крушении и ещё более отошедший при транспортировке, вполне мог поддаться задуманному акту вандализма. Совместными усилиями им удалось отогнуть лист металла. Из раскуроченной кабины на землю посыпались детали аппаратуры. Ксенобилог жестом попросила подполковника отойти, оперлась правой рукой на оголившуюся раму корпуса кабины, а левой взялась за край отогнутого листа металла.
Однажды подполковнику довелось дремать на испытаниях на разрыв деталей брони «Бурана-2». Так вот, тогда металл, разрываемый какой-то многотонной, специально сконструированной для этого хреновиной, стонал точно также. Сейчас же в роли специально сконструированной хреновины оказалась его новая знакомая. Ольга сконфуженно улыбнулась, аккуратно положила на землю вырванный и перекрученный кусок металла и поправила растрепавшиеся волосы.
– Моё поведение не должно казаться вам пугающим, – мягко произнесла она.
Станислав машинально отметил, что она редко задаёт вопросы. Она утверждает. Почему-то он решил для себя, что ему это нравится. Пока подполковник предавался обескураживавшим его самого умозаключениям, капающая из кабины густая кровь попала Ольге на туфли. Ксенобиолог прокомментировала это событие мудрёной, многосложной и, по большей части, непечатной хулой в адрес всех, кто был прямо или косвенно виноват в случившемся.
– Даже не знаю, что пугает меня больше, – сказал Тегипко. – Ваши возможности, ваши богохульства или ваши сомнения насчёт правильности действий Государства.
Женщина уже не смотрела в его сторону, склонившись над мёртвым дельтийцем и осторожно перебирая омерзительные лианы, врастающие в конечности чужака.
– Я буду богохульствовать столько, сколько нужно, – резко ответила она. – Если это приведёт к тому, что светлейшие князья, наконец, обратят внимание на то, что институт загибается, – Ольга зло громыхнула откинутой крышкой панели управления, куда уходили лианы, и влезла туда чуть ли не по пояс. – По-вашему, гражданские вроде меня должны быть в восторге от того, что война не заканчивается? – голос её звучал гулко и глухо, отражаемый металлическими листами. Подполковник поймал себя на мысли, что засмотрелся на её задницу. Вряд ли она у неё тоже бионическая… Станислав потряс головой и заставил себя дальше прислушиваться к накипевшей тираде Ольги. – Года не проходит, чтобы мы не вцепились в чью-нибудь глотку. Академические знания о чужих никого не интересуют. Единственные темы, которые финансируют, связаны с тем, как надёжнее и быстрее убить этих несчастных тварей! – ксенобиолог вылезла из недр кабины, держа в искусственной руке пучок лиан, и выпрямилась во весь рост, с еле сдерживаемой яростью глядя на Тегипко. – Дельтийцы, – она буквально выплюнула это слово. – Достойные соперники. Ужасные враги. Этот несчастный, – Ольга свободной рукой указала на почившего арксилт-нари, – мне по возрасту в сыновья годится, ему вряд ли больше четырнадцати лет Истинной Земли, у него птичьи кости, которые легче лёгкого сломать, а его корабль – дрянь, фольга. В такой победе не много чести.
Станислава отчасти заворожила её внезапная ярость, и он сделал шаг к ней, ещё не зная, что скажет.
– У вас кровь на лице.
Она раздражённо попыталась стёреть капли крови арксилт-нари со щеки, ещё больше их размазав, и заявила:
– Вам нечего мне возразить.
– Ну, не знаю, как с остальными, а с дельтийскими матриархами лучше не шутить, – невозмутимо заметил Тегипко.
Поколебать самообладание подполковника чьей-то истерикой в защиту чужих было нелегко – благодаря выработанному за годы службы условному рефлексу Тегипко просто впадал в своего рода транс и начинал нести что-то, номинально притянутое за уши к теме, за которую на него орали.
– Труп матриарха мне пока что не притаскивали, – сухо заметила ксенобиолог. – Думаю, что и не притащат, – видимо, ей наскучили пустые пререкания. – У меня есть кое-какие идеи по поводу вашей находки, – она аккуратно положила лианы обратно. – Мне понадобятся несколько ваших молодчиков, чтобы перенести труп вместе с модулем управления в лабораторию, и пару дней для предварительного заключения.
– Договорились, – сказал Тегипко, пожимая её руку, и добавил, зачем-то понизив голос: – И всё же… что это, Ольга?
– Об этом рано говорить, – сказала она, освобождая ладонь из его хватки.
29 сентября 2265 года. Пространство класса «альфа», Старая Москва.
Она позвонила сама. Позвонила, когда Тегипко маячил в качестве специалиста по тактике дельты на одном из совещаний, где переливали из пустого в порожнее набившее оскомину вторжение. Сопутствующую ноту протеста уже сочинили, но основной вопрос был в том, какому из городов-государств дельты эту ноту посылать. В общем, дело касалось таких тем, в которых у подполковника не было ни малейшего желания разбираться. «Не желаете посмотреть кино?» – любезным тоном предложила ксенобиолог, зачем-то пригласив его в институт. Тегипко поспешил исчезнуть с совещания прежде, чем туда заявилась Великая княгиня Анастасия, которая могла счесть, что страшно нуждается в его ценных комментариях.
Если не считать нескольких припаркованных довторопотопных детищ автозаводов альфы, двор перед зданием был практически пуст – разбитый самолёт совместными усилиями эвакуационных служб, сотрудников института и местного населения был растащен за прошедшую неделю. В хмуром взгляде местной вахтёрши Тегипко уловил нечто похожее на узнавание.
– Ждите здесь, – буркнула ему старушка, понизила звук оравшего телевизора и возопила сама: – Ольга-а-а Миха-а-а-ааллна-а! – прислушавшись и не уловив ответа, она повторила свой отчаянный зов. Бурча что-то, старушка выбралась из-за конторки и пошаркала к лестнице.
Шаги вахтёрши стихли. Тегипко плюхнулся в уже знакомое кресло, огляделся по сторонам, потом поднялся и померил шагами холл, громыхая по разбитой плитке. Наконец, подполковник остановил своё маятниковое брожение, вперившись в экран телевизора, где крутили бесконечный сериал о перипетиях жизни аэлвской полукровки-бухгалтерши из Новой Москвы. Актриса, игравшая главную роль, гримировалась несколькими килограммами талька и обладала столь пышными формами, что настоящие аэлвы презрительно плевались, глядя на такое безобразие.
Впрочем, незамысловатая фабула сериала не помешала Станиславу услышать неприятный шорох за спиной. Подполковник замер вполоборота к источнику звука, когда услышал вежливый клокочущий голос, на чистом русском языке посоветовавший ему:
– На вашем месте я бы не оборачивался.
НИИ Ксенобиологии. Ну, конечно. Чего ещё стоило ожидать?
Тегипко поморщился и уставился на то место на полу, куда ложилась бы тень его неожиданного собеседника, если бы тот её отбрасывал.
– Лямбдиец? – спросил подполковник, положив вспотевшую ладонь на кобуру пистолета.
Клокочущий незнакомец квакнул – за неимением подходящего аналога, Станислав принял это за смешок, и ответил, бесцеремонно перейдя на «ты»:
– Угадал. Ты – тот военный. Ольга упоминала о тебе. Пойдём.
– Наверх? – уточнил подполковник, стараясь выиграть время и делая ещё одну попытку обернуться.
Позади никого не оказалось.
– Не стоит оборачиваться, я же прошу, – мягко упрекнул его лямбдиец, добавив: – Да, наверх.
На лестнице подполковник чуть не столкнулся с вахтёршей. Та уставилась в точку куда-то за его плечом, торопливо совершила ритуальный знак отрешения от зла, прикладывая раскрытую ладонь ко лбу, бочком протиснулась мимо Тегипко и его спутника и, как ни в чём не бывало, прошаркала к своей конторке. Телевизор снова заорал на полную мощь о злоключениях дочери Аэлвостана.
– Ты здесь известная личность, а? – спросил Станислав как можно беззаботнее.
– Я здесь работаю, – сказал (или сказало? или сказала?) лямбдиец. По глубокому булькающему голосу было трудно судить, какого пола эта тварь. – По моим наблюдениям, людям комфортнее воспринимать подобных мне периферийным зрением, – посоветовало оно.
Тегипко остановился и решил рискнуть заработать косоглазие. Лямбдиец был тёмной текучей фигурой на самом краю поля зрения. Станислав продолжил подъём и переспросил, вкладывая в голос всё оставшееся дружелюбие:
– Работаешь, значит? Мы же постоянно воюем с вашей братией, ты пацифист, что ли?
Послышался булькающий вздох:
– Не все мои сородичи желают совладать со своей природой. Я любопытен. Я не преследую цель накапливать биомассу, – пространно ответил лямбдиец.
– Почему «Печенье», кстати?
– Печенье люблю, – кратко поведал Печенье. – Сюда, направо, – подсказал он.
После полутёмной служебной лестницы солнечный свет в просторном помещении ослеплял. Ольга вышла навстречу, её волосы светились медью и золотом на солнце. Тегипко отвлёкся от гнетущего ощущения, что позади него маячит смертоносная тварь с лямбды.
Ксенобиолог остановилась в шаге от подполковника – Станиславу показалось, что она излучает некое скрытое торжество, пожала ему руку и сказала:
– Кофе будете?
Подполковник кашлянул и не нашёлся сказать ничего лучше, чем:
– У вас тут гнездовище лямбдийцев, если вы вдруг не в курсе.
– Бросьте, он всего один, – отмахнулась Ольга. – И, вероятно, тоже не откажется от кофейка. Пойдёмте.
Крупные люди с трудом адаптируются в лабораториях. Тегипко сделал такой вывод, пока тщетно пытался с комфортом устроиться на шаткой табуреточке. Чувствуя себя в непривычной среде обитания, Станислав с интересом оглядывался по сторонам. Здание было довольно старым и отличалось от типовой застройки высокими потолками и огромными окнами. Широкие подоконники занимали жбаны из-под промышленных красок, приспособленные под цветочные горшки. Некоторые представители флоры, оккупировавшие их, вели своё происхождение отнюдь не с Истинной Земли. На захламленном столе среди громоздких приборов узнаваемой казалась только древняя кофеварка – она явно занимала здесь почётное место.
Ольга в честь своего хорошего настроения что-то щебетала, взяв на себя труд вести светскую беседу. Тегипко ей не мешал. На Ольгу тоже было приятно смотреть – белый халат она сбросила, оказавшись одетой под ним в какое-то очередное короткое платье, и её бионика глянцево сияла в солнечном свете. На витавший в воздухе запах кофе из соседней лаборатории неслышно возник ещё один сотрудник института. Скромно Потупив глаза, невысокий плотный рыжеволосый человек кивнул Тегипко, не подавая руки, и, получив причитавшуюся ему дымящуюся кружку из рук Ольги, безмолвно отсел к дальнему столу ближе к окну. Ксенобиолог порылась в шкафчиках, ведя безнадёжные поиски чего-то, и риторически спросила:
– Кто сожрал все конфеты? Я только позавчера покупала.
– Твои студенты, – раздался уже знакомый булькающий голос.
Подполковник уже был научен, потому опустил глаза, оперативно вгляделся в глубины своей чашки и настороженно поинтересовался:
– Печенье? И где ты сейчас?
Лямбдиец насмешливо булькнул. Одолеваемый смутными сомнениями, Станислав смерил подозрительным взглядом молчаливого сослуживца Ольги, хлебавшего кофе.
– Этот парень, кажись, с лямбды будет. Это вообще нормально? – прокомментировал подполковник, разворачивая конфетку, дабы помочь себе сохранить самообладание.
– Ага, – беззаботно ответила ксенобиолог, видимо, сразу на два вопроса, бионической ногой пододвинула табурет ближе и уселась рядом со Станиславом. – Ненормально только то, что он всё сжирает.
– Мне же нужно с чем-то кофе пить. От этого вашего центрального отопления с меня влага испаряется постоянно, надо её восполнять, – огрызнулся Печенье.
Похоже, подобные претензии ему предъявляли постоянно.
– Патока с тебя тоже постоянно испаряется? – сварливо уточнила Ольга, с укоряющим вздохом разворачивая последнюю конфетку.
Тегипко заворожено наблюдал, как сокращаются полупрозрачные химические мышцы её левой руки под внешним покрытием, когда она комкала фантик, посему чуть не пропустил мимо ушей сказанное ксенобиологом: «а теперь давайте к делу».
– Кхм, да, – встрепенулся он.
– Не буду утомлять терминологией, – сказала Ольга. Она помолчала, прежде чем продолжить: – У нас есть некие… логические предположения насчёт того, что такое эта ваша находка.
Тегипко помычал, изображая вежливую заинтересованность именно дельтийскими технологиями.
– Это некий… гриб. Возможно, несколько «подправленный» генетически – знаете, это идея-фикс у дельтийских амумов…
– «Эмамов», – перебил Печенье. – Правильнее говорить «эмам». Который, вообще, кстати, не склоняется.
Ольга смерила ксеноса тяжёлым взглядом:
– Погружение в языковую среду на тебя плохо влияет, – сказала она. – А я ещё помню времена, когда ты мог сказать только «диксид гидроженов, пожлуста», – мстительно добила она чужого и снова повернулась к подполковнику. – В общем, симбионт это был изначально или паразитоид – сложно сказать. Гораздо интересней его применение. Мико-нити грибницы дифференцированы, часть из них используются как синаптические проводники.
– «Не вдаваясь в терминологию»? – плохо скрывая отчаяние, прокомментировал Тегипко.
Ольга фыркнула:
– Бросьте, поднапрягитесь – всё не так уж сложно, – она придвинулась ближе к нему и, понизив голос, добавила: – Вы говорили, что эти штуки сопровождают любые их машины. Полагаю, до вас никто не интересовывался назначением грибницы. Или не ставил подобных вопросов перед нами… Новая ксенотехнология. Управление техникой, грубо говоря, напрямую. Снижение расходов времени и денег на обучение пилотов сложных машин – ведь зачем учить управлению тем, что они будут ощущать как часть себя?
– Что ж, это отлично, – степенно произнёс Тегипко, по привычке впав в транс от информации, в которой мог разобраться кто-то другой.
– Финансирование – и мы заточим эту дрянь под человека, – посулила ксенобиолог, отстраняясь.
– Что вы хотите от меня?
Жестом иллюзиониста Ольга извлекла из личного жетона, болтавшегося на цепочке на шее, карту памяти, повертела её в пальцах, положила на стол и щелчком отправила в сторону Станислава.
– На накопителе, – пояснила она, – видеоматериалы вскрытия вашего арксилт-нари с соответствующими комментариями. Подумайте – вы наверняка знакомы с каким-нибудь заинтересованным в этих делах лицом. Как я понимаю, правящий дом просто тащится от совершенствования орудий убийства – мы можем дать им то, чего они хотят.
– Ну, не все… – авторитетно заявил подполковник, гадая, как бы отнеслась Великая княгиня к такой оригинальной характеристике своей семейки.
– К тому же, вы герой Аммезеле-Нагор – это даже по телевизору мусолили, и вас знают в Крепости. Уверена, вы найдёте заинтересованных.
И тут Тегипко впервые осознал, каким геморроем оборачивается дело, которое они с князем единодушно решили спихнуть на научников и забыть, и покипел немного, недоумевая, каким образом Ресто снова оказался менее влипшим. Правда, потом подполковник посмотрел на Ольгу и её веснушки, в порядке мысленного эксперимента быстренько прикинул, где у неё эти веснушки ещё могут быть, кашлянул и решительно взял карту памяти.
– Во сколько вы заканчиваете сегодня? – спросил Тегипко уже на пороге.
Ольга выразительно подняла брови.
– Поздно.
– А конкретнее? Я тут подумал, мы могли бы сходить куда-нибудь поужинать, ну, в честь применимости этих ваших грибов, – подполковника, как ему казалось, несло на волнах галантности. – На четвёртом Посадском Северо-северо-восточной есть одна неплохая забегаловка…
Ксенобиолог почему-то выглядела удивлённой его предложением.
– Думаю, ещё рано пить за успех предприятия, – сказала она. – Может, поговорим на эту тему, когда всё станет… более определённым?
Станислав отступил на шаг назад:
– Как скажете, – кивнул он, отмечая про себя, что путь к выяснению диспозиций веснушек будет более тернистым, чем ожидалось. – Вы читаете текст в том кинце, что мне передали? – получив утвердительный ответ, он заявил: – Отлично. У вас приятный голос.
Ксенобиолог только фыркнула в ответ.
Тернистый, но не безнадёжный.
11 октября 2265 года. Пространство класса «альфа», Старая Москва.
«… протокол вскрытия дельта эйч-эс-один-точка-три-точка-двенадцать завершён, печатное свидетельство прилагается к…»
Князь щёлкнул кнопкой видеопроигрывателя, выключая запись, хмыкнул и откинулся назад в кресле.
– Значит, твоя очаровательная силиконовая подружка хочет колдовать с вещами, подпадающими под моё ведомство?
Подполковник Тегипко на провокацию не поддался:
– Пока из этих дел не торчат уши ксеносов, это не относится к твоей организации.
– Но без них всё равно не обойдёмся? – спросил Ресто, прищурившись.
– Не знаю, – приблизившись к малоизученной области «детали проекта», подполковник почувствовал себя неуютно и перешёл в наступление: – Слушай, я подкидываю идею…
– Твоя подружка, – перебил его князь. – Твоя подружка подкинула идею, которая якобы должна привлечь инвесторов. Зачем ей самой это нужно?
– Ольга. Её зовут Ольга, – заметил Тегипко. – И она моя будущая подружка.
Князь рассмеялся, понимающе заметил:
– Ну, ясно тогда, чего ты так носишься с этим проектом. Стоило бы выпить за это, если бы через… – он бросил взгляд на часы, – полтора часа я не должен бы быть на тау-двадцать пять.
Тегипко провёл большим пальцем по горлу, вопросительно уставившись на князя. Ресто покачал головой:
– Тогда бы скорее твоих командировали, – государев ксенос побарабанил пальцами по столу, посмотрев через разделявший их стол на подполковника. – Прямая связь с техникой, – задумчиво произнёс он. – Кто может дать заказ на подобное? «Олдвэй» работает в другой сфере, церковники поднимут хай, как они всегда это делают, правящий дом жаден до денег, когда всё чересчур неопределённо – хотя они будут заинтересованы, я гарантирую. Можно, конечно, попробовать потрясти какие-нибудь крупные концерны…
– Варгодовцев что ли? – скептически поинтересовался Тегипко.
Ресто был знаком с целым выводком генеральных директоров всех мало-мальски крупных предприятий, выполняющих военные заказы: Государь специально отправлял князя на встречи с этими людьми – в присутствии ксеноса с директорами было куда проще договориться по причине нахождения их, директоров, в крайне подавленном состоянии. Разумеется, как ни доказывали гибриды свою полезность, подполковник всё равно считал князя и ему подобных нелюдей на службе у Государства лишь аспидами ядовитыми, греющимися у пламени Феникса возрождённого (эту мысль он вычитал ещё в юности, в методичке по гражданскому воспитанию, и считал её очень многозначительно звучащей).
– Бери выше, – посоветовал князь, отвлекая Тегипко от благочестивых мыслей. – «Симпл Системс», например. Сын генерального директора вроде бы учится в одном классе с Домиником, – князь решительно поднялся с кресла. – Пусть твоя подружка готовится к выступлению при дворе.
7 ноября 2265 года. Новая Москва, Северо-Северо-Западная ось, пятнадцатый Посадский остров, НИИ Ксенобиологии.
– Кондраш?
Майор Кондратий Паршин, куривший под мелко моросящим дождём у служебного автомобиля в ожидании подполковника и его новой подружки, обернулся. Божечка Триединый.
– Привет, – ему пришлось откашляться. – Я тебя не сразу узнал, – не моргнув, соврал он.
До этого Паршин новую подружку подполковника не видел – сам по себе человек простой, майор всегда был готов указать соседу на дверь, когда требовалось провести вечерок с дамой, и потому искренне недоумевал, чего это Тегипко так долго, уныло и платонически с ней токует, а на квартиру всё не водит.
– Привет, – Ольга неубедительно попыталась стряхнуть с плаща дождевые капли, а потом плюхнулась на широкое заднее сиденье «Онеги». – Я тебя тоже не узнала сначала. Ты был такой весь из себя… аспирант? – неуверенно попыталась она подобрать наиболее ёмкую характеристику Кондраша четырнадцатилетней давности.
– Ну да, а потом я понял, что во мне вот-вот умрёт и завоняется герой, – патетически объяснил майор свою столь резкую смену деятельности, забираясь на водительское сидение и одарив ксенобиолога ухмылкой, полной достижений и провалов отечественного дентопротезирования. – Как поживаешь? – максимально непринуждённым тоном спросил он.
– Неплохо. Вот, как видишь, – она развела руками, – буду двигать прикладную науку. Всё лучше, чем целыми днями пить кофе и гадать кроссворды в нашем сонном царстве.
Можно было спросить что-нибудь в духе: «как там кто-нибудь из наших?», но ответ в духе: «сошли с ума, спились и померли» не способствовал поддержанию непринуждённой беседы, поэтому Кондратий с Ольгой молча наблюдали, как Тегипко тащится к машине, весь обвешанный какими-то баулами, а потом старательно утрамбовывает их в багажник.
– Осторожней, там опытный образец, – предупредила Ольга, когда Тегипко уселся рядом с ней, держа избранный баул аккуратнее, чем держат перезревшую эмбриокапсулу с каппы.
Пока «Онега», скрипя торсионами, собирала колёсами все колдобины на Первом Посадском мосту под бодрящий аэлвский блатняк, льющийся щедрым потоком из магнитолы, Паршин короткими непечатными выражениями характеризовал тех «…, которые вы…, покупая себе автомобили, вместо… катеров, чтобы создавать… пробки на мосту, который и так от плевка скоро, …, обвалится». Тегипко решил отвлечь ксенобиолога от выслушивания речевых выкрутасов майора:
– Надеюсь, Монструозное Печенье не обиделось, что пригласили только вас?
– Думаю, он понимает, что наш представитель должен выглядеть как можно более похожим на человека, – ответила Ольга, пряча улыбку. – Можно, конечно, было взять с собой ещё и аспирантов…
Они помолчали, одновременно представляя этих самых аспирантов и оценивая, насколько они похожи на людей.
– Нет, – заключил подполковник.
– Вот именно.
Вырвавшееся из туч солнце зажгло червонным золотом крылья жар-птицы, украшавшей шпиль здания, и заставило сиять мокрый асфальт автостоянки перед Библиотекой. Ольга вылезла из машины и растерянно огляделась:
– Здесь? Я почему-то не думала…
– Это чтобы им от Крепости недалеко было тащиться, – доступно пояснил Тегипко, выбираясь из автомобиля вслед за ксенобиологом и вытаскивая её сумку. – Надеюсь, вы были благоразумны и, кроме ксеногрибов, захватили с собой пару бутербродов – столовые тут преотвратные, несмотря на фешенебельный район.
– Первым делом нужно искать кухню? – хмыкнула Ольга.
– Вы понимаете суть военной службы, а? – поддакнул подполковник.
Майор то ли не был приглашён на предстоящее мероприятие, то ли просто не пожелал составить им компанию, сославшись на то, что лучше он пока позавтракает как следует, чем будет киснуть на презентации («не-в-обиду-Олечке-сказано-ей-богу»).
Ольге было одновременно боязно и неловко. Ей приходилось бывать в Библиотеке в качестве ассистента. Пару лет назад институт участвовал в межплановой конференции, которая, в основном, сводилась к тыканью различных туземцев рыльцами в выкопанные где-то на Алтае ксеноартефакты трёхтысячелетней давности с вопросами «Узнаёте? Не ваши случайно?». Ольга тогда присматривала за тем, чтобы гости не растащили по частям на память мощи псевдогуманоида семи с половиной футов ростом, который шёл в комплекте с артефактами. Закончилось всё оседанием всех экспонатов, включая мумию, в запасниках Археологического музея и выпуском тощей брошюрки, которую, по-хорошему, можно было размусолить на целый бестселлер. Но это совсем другая история.
– Кто конкретно меня выслушает?
Тегипко огляделся по сторонам, нахмурился – он не узнавал авто, припаркованные на стоянке, а потом указал рукой в сторону пристани Библиотеки:
– Позолоченный плавучий кирпич, который сейчас паркуется – церковников. Что, интересно, они здесь забыли? – последнюю фразу он произнёс больше для себя. – Понятия не имею, чьи остальные корабли, но зализанная чёрная стелс-яхта принадлежит князю и княгине Смоленской гряды, – поймав недоумённый взгляд Ольги, подполковник счёл нужным пояснить, – Ну, главе Миграционной службы и его жене. А то зелёное корыто у них на буксире – её брата. Тоже из Охотников, хоть и с придурью.
Женщина покосилась на Тегипко, пытаясь понять, рисуется ли он, свободно разглагольствуя о правящем доме. И решила что да, рисуется. Тем не менее, на предстоящей встрече Станислав будет единственным простым человеком, которого так же, как и её, слепой случай вознёс на пугающую высоту – к обитающей там компании нервных националистов-фанатиков и модифицированных убийц, на которых молился весь их сюрреалистический мирок. Проанализировав свои страхи, Ольга сделала вывод, что ей хочется держаться поближе к подполковнику.
В холле здания их встретили молчаливые хранители Библиотеки, чьи лица были закрыты посеребряными масками, повторяющими черты святых стражей, глаза масок были выполнены из тёмного стекла. Никакого оружия на виду они не носили, но менее нервирующими их это не делало. Стражи проводили Ольгу и Станислава в аудиторию на втором этаже. Люди, присутствовавшие там, встретили их внимательным молчанием, которое, впрочем, почти сразу было поглощено возобновившимися разговорами. Ольга и глазом моргнуть не успела, как человек в тёмно-серой с золотыми вставками форме пожимал обеими руками её руку.
– Ваше превосходительство, – выдавила она обращение к нему полувопросительным тоном.
– Будете титулы всех здесь присутствующих перечислять, к вечеру не освободимся, – заявил он доверительно, склонившись к женщине с высоты своего внушительного роста. Ольга мысленно отметила, что Станислав в росте не уступал этому вельможе, но князь принадлежал к породе людей, которые несколько подавляют своим присутствием, заставляя всех остальных считать себя меньше, чем они есть на самом деле. – Можете называть меня Ресто, – князь заметил её удивление, и потому добавил со смешком в голосе. – Да-да, ксенос его величества. Наверняка Стас меня уже характеризовал, – он отпустил руку Ольги и хлопнул Тегипко по плечу.
Подполковник подобного радушия в отношении князя проявлять не спешил, выглядя настороженным и хмурым. Князь представил Ольгу своей жене Элоиз, а после чего счёл нужным громогласно вопросить: «Где застряли эти чёртовы святоши?» и, вероятно, отправился на их поиски, прихватив с собой за компанию подполковника. Элоиз, невысокая, холёная и аккуратная, увлекла Ольгу за собой.
– Надеюсь, мы не заставили всех ждать? – поинтересовалась Ольга у княгини.
– Не стоит беспокоиться – Ресто проспорил мне тысячу – он утверждал, что Станислав обставит всё так, что вы эффектно заявитесь позднее Иерофанта, – заметила Элоиз, подходя к столу из тёмной древесины.
За столом у компьютера хлопотало юное создание мужского пола, облачённое в некое подобие великоватой милитаризированной школьной формы.
– Это Ярополк, – представила его княгиня, – кажется, какой-то мой племянник. Единственный, кто знает, как настроить проектор.
Подросток, опасливо покосившись на княгиню, взял из рук Ольги карту памяти и принялся дальше колдовать над электроникой. Ксенобиолог стала доставать свои склянки из сумки и расставлять их на столе. Мальчик бросал в её сторону любопытствующие взгляды, но не решался ничего спрашивать. Княгиня не страдала подобной застенчивостью:
– Это и есть ваша чудодейственная ксенокультура? – Элоиз повертела в пальцах банку с плескавшейся внутри мутной розоватой жидкостью.
– То, что вы сейчас держите – это банка с физраствором для культуры, – заметила Ольга с большей резкостью в голосе, чем было разумно в данной ситуации.
Недостаточно было записаться в князья-графья, чтобы вот так без спросу хватать её склянки.
Элоиз воззрилась на ксенобиолога прозрачно-льдистыми глазами, во взгляде которых, впрочем, не было ни намёка на неприязнь – только холод спокойного любопытства, аккуратно поставила банку обратно на стол и спросила тем же безукоризненно любезным тоном:
– Вы приготовили для нас какой-то наглядный опыт?
– Сюрприз, – коротко ответила Ольга, осторожно погружая микофибриллы синаптически-чувствительными концами в физраствор.
– Мне нравится быть в курсе всех сюрпризов, – вкрадчиво произнесла княгиня.
– Безопасность. Я всё понимаю, – ксенобиолог резко вскинула голову, ещё раз встретившись взглядом с Элоиз, внешне расслабленно опершейся ладонью на стол – маленькая княгиня на вид казалась куда менее опасной, чем была на самом деле. Помедлив, Ольга добавила: – Я продемонстрирую, как эти штуки взаимодействуют с человеком.
– На себе?
Княгиня пристально следила за движениями рук Ольги – живой и бионической, хотя и не позволяла себе нетактичных расспросов. От такого внимания ксенобиолог чувствовала некоторую скованность и неуклюжесть неживых пальцев, ей приходилось прилагать больше усилий, чем обычно, чтобы брать мелкие предметы.
– Разве любой естествоиспытатель не должен проводить опыты сначала на себе? – вопросом на вопрос ответила Ольга, методично раскладывая части уцелевших микросхем, которые удалось извлечь из панели управления разбитого корабля арксилт-нари.
– Только если этого естествоиспытателя никто не финансирует, – заметила Элоиз.
– За этим я здесь, – коротко ответила ксенобиолог, вызвав своим заявлением понимающий смешок княгини.
– Хочу предупредить вас, – понизив голос, сказала княгиня, – здесь будут люди, которым захочется спровоцировать вас, они станут кричать о бесполезности или богохульстве – не ведитесь на это…
– Разве вы сейчас не занимаетесь тем же самым? – холодно спросила Ольга.
– Чем? – усмехнулась княгиня. – Пытаюсь вас спровоцировать? Нет-нет, мне просто интересно наблюдать за вашей реакцией. Это маленькое невинное хобби, в нём нет злого умысла, – беспечным тоном добавила она.
Ольга не поверила ни единому слову. Маленькая княгиня любовалась своей добродетелью и безобидностью – опыт подсказывал ксенобиологу не выпускать подобных людей из поля зрения.
– Я предупредила, – повторила Элоиз, собираясь идти к своему месту.
Двери аудитории распахнулись. Привратники вытянулись по стойке смирно по обе стороны от входа.
– Благословляю вас, – вошедший Иерофант сделал знак оруколичивания, который вслед за ним повторили все присутствующие.
– Таким образом, учитывая относительную генетическую близость дельтийцев и населения Истинной Земли, я полагаю возможным адаптировать технологию синаптических биопроводников к организму человека, – закончила Ольга, обведя взглядом аудиторию.
Ей казалось, всем вокруг прекрасно слышно механическое жужжание резервных насосов перекачивания псевдокрови, реагировавших на её нервозность.
По словам Тегипко, в интересах Ресто и Элоиз не значилось потопление её проекта в зародыше. Сам Станислав, сидевший на галёрке, ободряюще помахал ей и показал кулак с поднятым большим пальцем – на непритязательный вкус подполковника, шоу вышло, что надо (видео с расчленёнкой удачно запустилось, докладчик не заикался – чего ещё желать?). Иерофант, неодобрения которого следовало опасаться больше всего, нахмурился, прошептав что-то на ухо склонившемуся к нему сухому ветерану в адмиральской форме, половину лица которому заменяла металлическая вставка. Человек из свиты фабрикатора «Симпл Системс» оказался куда менее тактичен:
– Тот дельтиец, которого мы все только что имели сомнительное счастье лицезреть на видео, вряд ли мог вам что-то рассказать, – заметил он тем особым скучающим противным тоном, которого Ольга ожидала, но всё равно была готова заскрипеть зубами. – У вас есть что-то кроме ваших слов?
Ольга сделала глубокий вдох:
– Как вы могли заметить, синапсы у арксилт-нари подсоединялись через кожу на обоих предплечьях. По уважительной причине, – ксенобиолог подняла левую руку, нарочито медленно пошевелив полупрозрачными пальцами, – я не могу продемонстрировать нечто подобное с полной точностью, – женщина решительно закатала правый рукав жакета, потом левой рукой вытащила миконити из питательного раствора, поднеся их к обнажённой коже правого предплечья, – пока противоположный конец грибницы замкнут на питательную среду, ничего не происходит, но, – Ярополк по её кивку опасливо прикоснулся к фибрилле грибницы и осторожно вытащил её из раствора. Сосчитав про себя до двадцати, Ольга вздрогнула и подняла руку выше, – как видите, соединение происходит за сравнительно короткое время.
Судя по выражениям лиц некоторых присутствующих, слияние симбионта с носителем лидировало в списке самых отвратительных зрелищ, которые им только приходилось видеть, отметила ксенобиолог со странным чувством превосходства. Маленькая княгиня, единственная женщина среди слушавших доклад, встретившись взглядом с ксенобиологом, ответила ей быстрой улыбкой – Ольге отчего-то показалось жутким, что она, подобно Элоиз, упивается страхом окружающих. Ксенобиолог посмотрела на жадно присосавшиеся к её коже нити фибриллы, зябко повела плечами и продолжала:
– Соединение довольно прочно, – в доказательство Ольга несильно дёрнула нити, впившиеся в кожу, – но симбионт легко отсоединяется при повторном погружении его в питательный раствор, – Ярополк уже увереннее опустил фибриллу свободным концом в склянку. – Я полагаю, что в основе принципа оригинальной системы лежит релейное переключение типа «питательная среда-пилот», при условии, что часть отростков грибницы постоянно подсоединена к некоей… я зову это «матрицей подключения», преобразующей импульсы в цифровую информацию, – Ольга несколько раз сжала и разжала пальцы правой руки, с тайным облегчением наблюдая, как стали опадать нити грибницы, и указала на обломки микросхем, которые не далее, чем час назад, раскладывала на столе. – Что от неё осталось, можно увидеть здесь. О целях подобной модификации техники я уже говорила, – закончила она, растирая покрасневшую кожу предплечья.
– И вы предлагаете Государству принять на вооружение подобную богомерзкую ксенотехнологию? – по мнению Ольги, подобную тираду стоило произносить кипящим от негодования фальцетом, но Иерофант, надо признать, и сочным басом неплохо справился с задачей. – Немыслимо!
Ольга прикрыла глаза, почувствовав некоторый стыд, как если бы в школе на уроке литературы Истинной Земли она вдруг продекламировала бы что-нибудь из патриотического проксиамского эпоса. Ей не дали долго испытывать школярский стыд.
– Пятьдесят второй и сорок пятый текущего века, – заявил Ресто, заставив Иерофанта повернуть голову в его сторону, – не буду утомлять массой примеров заимствования ксенотехнологий в прошлом веке, но хотя бы вспомните, что спасло Истинную Землю от каскадного открытия Старых Путей в конце шестидесятых двадцать первого.
– Аэлвские контуры. Неужели ты забыл, Алексей? – благодушно пожурил иерофанта вельможа с металлизированной половиной лица, сидевший рядом с ним. – Мне тоже эти штуки показались довольно мерзкими, если тебе станет от этого легче, но, – он театрально развёл руками, – если такова цена прогресса, мы будем её платить. Специалисты «Системс» могут восстановить схему? – обратился он к, очевидно, владельцу фирмы.
Тот нервно ослабил галстук и кашлянул:
– Нужно будет взглянуть на обломки ближе. Я сомневаюсь, что при той малой части, что сохранилась, можно делать какие-либо выводы о целостной картине…
Вельможа, прищурив единственный живой глаз, посмотрел на Ольгу:
– А вы что можете посоветовать?
– Я… – она отчего-то растерялась даже больше, чем когда Иерофант, как сытый коршун, для вида потюкал её проект. – Я не специалист, но… – он покивал, призывая её смелее продолжать, – … мне кажется… безопаснее для клинической группы будет взять… уже готовую схему… – за этим её замечанием последовали несколько опасливых вздохов, а Станислав отчего-то скорчил страшную физиономию. Но Ольгу уже поздно было унимать тонкими намёками и тактичными предостережениями: – Могу предположить, что сохранились менее повреждённые образцы трофейной техники… а если нет, то…
– Можно позаимствовать всё необходимое из первых рук. – тихо сказала Элоиз.
– Это может вызвать проблемы с межплановой логистикой, Лизонька, – Государь Кирилл был, как всегда, глух к чужим комплексам относительно произношения их имени. Иерофант достал откуда-то из-под стола настенный календарь с очаровательными пушистыми котятами на обложке, и они вдвоём принялись его перелистывать, очевидно, сверяясь с пометками. – Вероятный конфликт с дельтой у нас по графику идёт не раньше середины апреля.
Остальные присутствующие в зале постарались сделать вид, что происходящее к ним никакого отношения не имеет. Ресто в задумчивости катал пальцем по столу скомканный шарик бумаги.
3 декабря 2265 года. Пространство класса «альфа», Старая Москва.
Великий князь Михаил предпочёл бы прилечь поспать после шестичасового перелёта с Сибирского архипелага, чем сидеть здесь. Стоило ли вообще преодолевать восемь тысяч километров ради того, чтобы выслушивать очередные безумные экспансивные предложения собственной племянницы? И, конечно, для того, чтобы насладиться неописуемыми ощущениями не справлявшихся с компенсацией джетлага искусственных нейромостов.
– Мы не располагаем вескими причинами, чтобы напасть на дельту, – попытался он воззвать к разуму присутствовавших и покосился на пустовавшие кресла во главе стола.
Иерофант пребывал на миссии Триады в одной из колоний, а человек, обычно занимавший кресло по центру, казался более увлечённым тонкой настройкой информационного терминала, чем мнением собственных министров. Великий князь, обернувшись через плечо, воззрился на него с некоторым раздражением.
– Да-да, продолжай, Миша.
– Конклавы Истинной Земли нас осудят.
– Пусть конклавы творят, что им вздумается, на тех территориях, что принадлежат им! – рявкнула Анастасия. – Ты хочешь сказать, потому, что у нас нет достаточного повода? На нашей стороне эффект неожиданности – если меня не подводит память, ответа за сентябрь от дельты мы так и не получили.
– Кроме записочки «я вся такая внезапная» от кого-то из амумов? – заметил кто-то из министров, вызвав одобрительные смешки в зале.
Анастасия внимательно посмотрела на шутника. О, от подобных комментариев икалось не только амумам дельты. Слишком многие позволяли себе замечания на тему, будто и Государство неизбежно погрязнет во «внезапности» и необоснованности внешней политики, потому как фельдмаршал его армий и, по совместительству, наследник – женщина. Юморист вскоре отправится инспектировать оборону внешней цепи Постов где-нибудь на лямбде, это великая княгиня могла ему обещать. Пока конфликт завис на стадии скрытых кар, обещанных опальному министру, взгляды остальных присутствующих снова обратились к Государю.
– Наконец-то установили эту штуку, – сказал он, обернувшись к совету. – Мы не можем воспользоваться этим поводом, – как ни в чём не бывало, продолжил он, – потому, что – как бы рекурсивно и абсурдно это не звучало – у нас нет веских причин для этого, – он с вежливым интересом понаблюдал, как министры переваривают информацию. – Дельтийцы в некотором смысле люди, хотя это кажется диким заявлением, – закончил он мысль, разворачивая одно из голографических окон терминала.
На одной из стен зала распустились побеги графиков. Каждая ветка заканчивалась символами латинского или греческого алфавитов. Собрание вежливо молчало – многие его члены годами развивали в себе способность с невозмутимыми лицами воспринимать совершенно непонятные им вещи, став профессионалами в столь специфической области.
– Это предположительная схема вероятностного разделения Пространств во времени, – заявление было встречено робкими фразами, которые должны были, по мнению произносивших, свидетельствовать о понимании происходящего. Государь не отчаивался: – По ординат – временная шкала, по абсцисс – условная степень отклонения от оптимума, за который принят вид Сапиенс Сапиенс.
– С Алексеем удар случится, если он увидит, что ты поместил альфу не в центр мироздания, – проворчал Михаил.
Брат Великого князя с сомнением посмотрел на координаты [0;0], из которых начинало своё ветвление дерево вероятностей – символ альфы был помещён правее и выше, и, пожав плечами, легко заявил:
– Я тоже человек и тоже подвержен сомнениям о божественном замысле, – половина его лица давно уже не была живой, а выражение второй половины было невозможно прочесть – предположительно, она выражала смирение. – Оставим теософию в покое – лучше взгляните в правый нижний угол схемы.
Министры выполнили повеление правителя. Какое-то несоответствие крайней правой части схемы от всего остального изображения бросалось в глаза даже тем из них, которые в процессе профессиональной эволюции старательно купировали свои мыслительные способности. Дерево вероятностей стремилось вправо и вверх в двухмерной системе координат, зажатое между осями. Буквенные обозначения Пространств были расположены наверху в один ряд – альфа в последней трети, рядом с ней облаком – кси, тэта, эр, эта, гамма и другие миры-колонии, чуть ближе к оси ординат – эль, омикрон, зет и омега, совсем жались к оси дельта, тау и каппа. Над стоявшей особняком лямбдой красовался жирный знак вопроса, что было, в принципе, совсем не удивительно. Странным было другое – на оси абсцисс была отмечена произвольная точка, а от неё вверх уходила пунктирная линия. Пересекая линии вероятностей, она упорно стремилась занять место на самом верху, заняв место где-то между омегой и мю. «Е» – так была обозначена эта точка.
– Продукт конвергентной эволюции, паразитическое общество, живущее плодами трудов всех известных социумов. Вот на ком желательно доказать применимость… точнее, неприменимость технологии, предложенной Фокусницей, – продолжал Государь.
По залу прошла волна взволнованного шёпота – часть присутствовавших была месяц назад на той презентации, но они и представить себе не могли, что…
– Я думал, последние из проекта уже мертвы… – высказал Михаил сомнения, терзавшие всех присутствовавших.
– Мне сообщали, что до сегодняшнего дня дожили трое.
– Я к тому, разумно ли начинать всё это, полагаясь только на слова этой женщины?
– Её идея интересна. К тому же, Фокусники – кристально честные ребята. Это заложено в их природе.
– Они – кровожадные ублюдки, что и было доказано в пятьдесят втором, – резонно заметил Великий князь, опасения которого подтверждались – дело пахло набиравшей обороты машиной секретных заказов. Ему совсем не нравился тон брата – похоже, его мнения тот спрашивать не собирался.
– Тебе никогда не нравились мои наработки, – с укором заметил Государь. – Кровожадные ублюдки – это больше по части Охотников. Верно, Ресто?
Князь, до этого молчавший и не напоминавший ничем о своём присутствии, браво ответил:
– Иногда сам этому не рад, Ваша Светлость!
– Никто не рад… Анастасия, – великая княгиня встрепенулась, – ни в коем случае нельзя прозевать ближайшее вторжение эпсилонцев. Ориентируйся где-то… – Государь пощёлкал пальцами бионической левой руки, – … на первые числа января – но, имей в виду, это лишь моё предположение.
– Кто в своём уме будет начинать набег в первых числах января? – закатывая глаза, спросила Анастасия.
– Только нелюди.
29 января 2266 года. Пространство класса «эр», Пост на альфа-два.
Дождь, начавшийся с двух-трёх невинных крупных капель, упавших на голову Василию, курьеру Поста на альфа-два, вскоре показал всё, на что был способен. Шмыгая носом и морщась от капель, попавших за шиворот, курьер тщетно пытался прикурить, забившись под узкий козырёк здания Поста. Наконец, успевшая порядком отсыреть сигарета поддалась огоньку зажигалки, и Василий почувствовал, как оттаивают от тёплого дыма пальцы. Ниже по склону холма какой-то дурак завёл выть сирену – дождь приглушал низкие протяжные гудки, но они всё равно нервировали. Вжимаясь спиной в стену, курьер выдохнул дым. Опять небось ящеры кого сцапали, вот и переполох. Проклятые твари.
Чёртовым проектировщикам Поста ещё хватило мозгов на то, чтобы как-то прикрыть от капризов местной погоды контур, но и речи не шло о том, чтобы мешать обслуживающему персоналу наслаждаться всеми местными атмосферными изысками (град, град с дождём, дождь со снегом, кошмарный ливень, кошмарный ледяной ливень). Чего стоил один рецепшен, через чьи чудесные прозрачные пластиковые стены так хорошо было изжариваться заживо летом, а зимой, случайно прислонившись, примораживаться намертво.
Полный праведного возмущения, курьер ещё раз шмыгнул носом – чёртова грёбаная работа. А ведь нужно проторчать в этой дыре ещё полмесяца, а то и, не приведи Триада, больше, потому что главный инженер (редкостный ублюдок) выразился, что, мол, если они ради каждого говнюка, которому приспичивает повидать свою старушку-матушку на альфе десять раз на дню, будут заводить контур, то компания вылетит в трубу со свистом. Василий глубоко затянулся. «Выключат они когда-нибудь свою волынку? В такую собачью погоду никто в своём уме и так не вылезет из дому».
В контракте, на котором он поставил свою неразборчивую закорючку, был пункт о бесплатной возможности перехода на альфу по окончании вахты продолжительностью в месяц. Но, вот незадача, при одном условии – если на переход одновременно наберётся не меньше тридцати человек. Святая наивность, Василий имел несколько искажённые представления о заселённости Пространств, находящихся под протекцией Государства. Тридцать человек – это почти весь персонал Поста. Несколько сотен проживающих в близлежащем посёлке горняков не в счёт – почти все они из местных, альфу не видели уже давно или вообще никогда и, судя по всему, из-за таких цен на переход, не горят желанием увидеть. Курьер мрачно уставился на пузырящиеся лужи и текущие вниз по склону речушки грязи – даже десятка на один переход в этой Триадой забытой дыре не набиралось уже третий месяц.
А ведь до Москвы рукой подать – иногда эта поганая клоака, именуемая Пространством класса «эр», накапливает достаточное количество новостей, чтобы гонять его туда-сюда с жалобами горняков на жизнь, жалобами фермеров на астарнатеров, жалобами контурщиков на хладагенты и прочим «выделите денег на…» в том же духе. На первый взгляд, достаточно возможностей уйти в самоволку – да только работой на «Олдвэй» не разбрасываются (хотя и ходят слухи, что «Старроад», якобы, относится к сотрудникам гуманнее, но и платит на порядок меньше).
«Да заткнут они когда-нибудь свою вопилку?» Прислушавшись, помимо шума дождя и воплей сигнальной системы курьер различил натужный рёв двигателя. Тот становился всё громче, и вот из-за пригорка, разбрызгивая колёсами грязь, вылетел автомобиль. Прищурившись, Василий заметил, что это одно из тех громыхающих отечественных кроссоверных вёдер с богатой историей, ездивших на смеси соляры, мата и молитв в соотношении один к трём к одному. Водитель сего осколка былой роскоши лихо затормозил перед крыльцом Поста. Все скорби мира прозвучали во вздохе Василия, когда он, машинально проверив пистолет в кармане куртки, выбросил окурок и вышел под ледяной дождь. Боковое стекло опустилось, явив курьеру вид небритой физиономии пограничника Николы – тот явно был чем-то обеспокоен.
– Слышь, парень, – сказал пограничник вместо приветствия. – Дуй к техникам и скажи этим козлам кочегарить контур. На местных чужие набежали.
– Так что ж вы их не гоняете?
Никола нравоучительно возвёл указательный палец к небесам:
– Эт потому, что у нас тактическое ожидание. Во! – он заметил, с каким кислым выражением лица на него посмотрел курьер, потому перешёл на тон построже. – Шевели поршнями, Васька – сказано немедля докладать в Москву про каждого ксеножопого, который здесь вылезет.
Василий кивнул и направился к зданию, на ходу спросив:
– Каппа?
– Эпсилон, парень.
Курьер был несколько занят и потому уже не видел, как ведро с гайками, громыхая, прытко развернулось в жидкой грязи и рвануло вниз по склону – Василий бежал к контуру.
29 января 2266 года, несколькими часами позже. Пространство класса «альфа», Новая Москва, Северо-северо-восточная ось, Пост на эр-2.
Стук трости Великой Княгини звонко отдавался от стен коридора. Свита держалась в отдалении, и Тегипко, следующий рядом и чуть позади Анастасии, понизив голос, решился воззвать к её здравому смыслу:
– Я по-прежнему считаю, что вам не следует покидать столицу…
Из открытой двери впереди пахнуло гремучей смесью плавленого пластика и резкой химической вони какой-то новой дряни, которую заливали в капсулы охладителей. Всё это – а ещё гул многочисленных голосов, отражаемых металлическими стенами, недвусмысленно свидетельствовало о том, что впереди ангар контура на «эр-два».
Народу и без них там было достаточно. Контур – двойная стальная рама пятиметрового диаметра, перевитая кабелями питания, с присосавшимися к её внешней части охладительными капсулами, почти наполовину была утоплена в пол помещения. От неё шли волны сухого жара. В стороне группа растрёпанного вида людей проявляла характерную дезориентированность только что переживших переход. Рядом суетились операторы, один из которых занимался излюбленным из их дел – не жалея непечатных выражений, пространно и громко вещал какому-то парнишке, почему он не станет запускать машину только из-за него одного.
– Я и не собираюсь на эр, – проворчала княгиня. – Туда отправишься ты, – она оперлась на свою трость и выразительно взглянула на подполковника. – И молодчиков моих прихватишь с собой, а то им, небось, скучно со мной в Москве торчать. Да, Володя? – обратилась княгиня к одному из Охотников своей свиты.
– Скучновато бывает, Вашество, – солидно произнёс тот, подходя ближе и привычным жестом предлагая княгине закурить.
Та отказалась, заторопившись к успешно эвакуировавшейся с эр администрации. На полпути Анастасия обернулась и, хитро прищурившись, сказала подполковнику:
– Славик, и барышню свою тоже не забудь пригласить. Ей интересно будет.
– Какую? – спросил он, поморщившись – княгиня не первый и, видит Триада, не последний раз, обращалась к нему так, будто он был одним из её многочисленных внучков.
– Ту, рыженькую, – заявила Великая княгиня и, отвернувшись, направилась в сторону беженцев. – Эй, Валентин Валентиныч! – услышал Тегипко её голос, перекрывший даже ругань операторов контура, пока набирал номер Ольги, – К тебе, к тебе обращаюсь! Какого ж чёрта ты не защищаешь с оружием в руках свою клятую резиденцию на эр?! Вижу, что самое дорогое ты спас. И не смотри на меня, как баран, ассигнации, говорю, по карманам поглубже засунь, не позорься!
Свита хмыкала, пока Тегипко слушал гудки.
29 января 2266 года. Пространство класса «альфа», Новая Москва, пятнадцатый Посадский остров Северо-Северо-Западной оси, НИИ Ксенобиологии.
– Ольга Миха-а-а-аллна-а! Телефо-о-он! – истошно возопила дежурная, появившись в дверях лаборатории.
Печенье ощутил всколыхнутый воздух, когда Ольга быстрым шагом прошла мимо него.
– Кто? – спросил он, когда она вернулась через пару минут.
– Стас, – ответила она, прошествовав мимо стола, где лямбдиец старательно собирал все крошки имбирного печенья, оставшиеся от чаепития.
– Пораньше уйдёшь?
Та проигноривала вопрос, торопливо сбросив халат и роясь в холодильном шкафу. Ольга вытащила оттуда металлический контейнер, покрытый изморозью, недоверчиво посмотрела на его маркировку и, щёлкнув замками, заглянула внутрь. Удовлетворённо кивнув, она захлопнула крышку контейнера.
– Эпсилонцы вылезли рядом с эр-два! – довольным голосом сказала она, уже переобуваясь, прыгая на одной ноге.
– Первый раз вижу, чтобы так радовались эпсилонцам, – скептически заметил Печенье, отхлёбывая чай.
Последнее его слово было окутано досужими сплетнями пополам со страхом – люди поминали их только в таком ключе. Впрочем, лямбдийцев тоже, посему Печенье, вроде бы, не будучи при жизни и даже после неё знакомым ни с одним эпсилонцем, чувствовал с ними странное моральное единение. Люди, они вечно перетрухают на пустом месте. Наверняка эти ребята не такие уж страшные.
– Пока доберёмся, наверное, успеет само разморозиться, как думаешь? – ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотала Ольга, обувшись и выпрямившись во весь рост. – Женя, бери бак с глюкозой, Антон, тащи свежак с оранжереи, их тоже возьмём, на всякий случай, – отдала ксенобиолог приказы двум бледным, вечно что-то жующим практикантам, схватила свою объёмистую сумку, кивнула лямбдийцу и выбежала из лаборатории, видимо, бороться с капризами казёного катера.
И, если один из стажёров явно знал своё дело, перестав шевелить губами и кинувшись в подсобку, то второй, создание печальное и рассеянное, прошаркал мимо Печенья, и, избегая смотреть на него прямо, спросил с замиранием сердца:
– А где у нас оранжерея-то?
Лямбдиец возвёл бы глаза к потолку, будь у него глаза, и широким жестом указал в сторону подоконника, где дельтийская грибница который месяц с переменным успехом пыталась выжить гордые непокорные кактусы.
29 января 2266 года. Пространство класса «эр».
Пруд являл собой малопримечательное зрелище, наверное, и при свете дня, а уж когда стемнело и подавно. На северную его часть ложились блики огней посёлка, а южную честно старались обрамлять заросли жухлого тростника. Крики болотных птиц не разбавляли ночную тишь по нескольким важным причинам, главной из которых было то, что пруд имел упорную тенденцию к обмелению, но мелеть ему не позволялось.
Периодически над водной гладью проносился глубокий гулкий рёв, несчастный прибрежный камыш познавал радость купания, а к угрюмому холодному небу мира класса «эр» поднимались впечатляющие клубы пара. Иногда к Посту ходили группки жалобщиков, выслушивали крайне увлекательную и почти полностью непечатную лекцию дежурного контурщика о том, что реактор надо как-то охлаждать, и, вообще, «смотрите, вон рыбка всплыла – налетай, пока не повылавливали», на чём дело о загибающейся экологии района и стопорилось.
Над тёплой по понятным причинам водой висел туман. Его клубы доползли до посёлка и лениво плескались у подножия холма, на котором был расположен Пост на альфа-два. В общем, если бы у этой благостной картины вдруг оказался случайный наблюдатель, то он бы не заметил ровным счётом ничего необычного – за исключением резкого всплеска спокойной доселе воды и того, что у кромки берега из ниоткуда возникли полтора десятка фигур. Язык, на котором неизвестные переговаривались друг с другом, был отрывист и резок, изобиловав горловыми взрыкиваниями, шипением и проглатыванием гласных, когда говорившие использовали слишком низкие для человеческого слуха частоты. Опять же, если бы этот случайный наблюдатель достаточно хорошо видел в темноте и был достаточно заинтересован в происходящем, несмотря на такое насилие слуха, он мог бы отметить, что, хотя незнакомцы и выглядят человекоподобными, они чересчур высоки, хотя и гармонично сложены, а их светлые волосы будто бы светятся своим приглушённым светом, а не просто отражают блики иллюминации посёлка. Впрочем, это всё, что можно было сказать хорошего о Наставниках с эпсилона.
Итаэ'Элар приглушённо ругался, выбравшись с мелководья на песчаный берег – в ботинках неумолимо чвокала водичка местного озерца. Хотя молодняку повезло и того меньше – безрассудно ринувшись в самую тёплую область, где переход был легче, они плюхнулись в глубокую воду и были бесцеремонно за шиворот повытащены Драро, их командиром, сопровождавшего спасение утопающих воспитательными оплеухами. Усевшись на траве подальше от воды, Итаэ'Элар расшнуровывал ботинки, чтобы вылить из них воду, и оглядывался по сторонам, краем уха прислушиваясь к тому, как Драро инструктирует остальных. Инструктаж вёлся на наречии низших каст, позволявшим использовать предельно короткие конструкции, прямые указания по поводу действий над предметами. Для Илара, большую часть жизни болтавшегося где-то в условно интеллигентных слоях кастовой системы, такое арго звучало примитивно, но раздражало не это – выяснялось, что молодняк пребывал в блаженном неведении касательно основных целей их похода.
– Контур обезьян наверху, к нему не соваться, – Драраэн'Каро потыкал рукой в сторону двухэтажного здания на вершине холма.
Стены строения были из какого-то прозрачного материала и светились изнутри тёплым искусственным светом, ярко выделяясь на фоне тёмного неба. С точки зрения некоей первобытной составляющей притихших Наставников, это было красиво до безобразия. Итаэ'Элар поймал себя на мысли, что тоже засмотрелся на огни, потряс головой и сосредоточился на шнуровке, отводя взгляд от зазывного сияния. Он знал, какие мысли одолевают остальных. Питеки прятались в круге света и думали, что он защитит их.
– Мы идём туда, – Илар указал в сторону поселения на другой стороне озера. Несколько его спутников разочарованно зашипели – Пост сиял гораздо ярче захудалого посёлка. Илар решил не обращать внимание на недовольных: – Нам нужен…
Драро с плеском вышел из мелкой воды и навис над Иларом восемью футами мрачной недоброжелательности:
– Ты затыкаешься и молча зовёшь Маири'Анахорэм, – прервал он. – Слушаешься меня. Учти, тард иэлт, я твою мамку имел, – нравоучительно добавил Драраэн, вызвав одобрительные замечания молодых Наставников.
Итаэ'Элар неторопливо поднялся с лужайки, и с некоторой нервозностью констатировал тот факт, что всё равно оказался значительно ниже командира.
– Я в курсе, она упоминала, – ответил он холодно, стараясь не смотреть долго в глаза Драраэна.
Драро и не думал угомониться на успехах в делах любовных.
– Я веду молодняк, я ими командую. Ты командуешь Шаэррат, потому что больше ничем не способен командовать.
Туман, лениво расползавшийся над поверхностью воды, вскипел. Его клубы, приобретшие холодный зеленоватый оттенок, хлынули на берег, обступив группу Наставников. Молодняк опасливо сбился в тесную кучу спиной к спине. Веющая холодом бесплотная волна разбилась у ног Драро, лизнув тому сапоги. Эпсилонец с брезгливой гримасой подался назад, рыкнул, бросил на Илара последний подозрительный взгляд и, резко отвернувшись, направился по кромке берега в сторону городских огней. Молодняк, опомнившись, кинулся за ним, толкаясь, спеша проскочить в сужавшуюся борозду, оставленную Драраеном в аморфных клубах тумана. Илар задумчивым взглядом проводил капитулировавших неофитов культа Шимайнэ и покосился на четверых Тасующих Планы, которых Сфиэст Островов любезно включил в его личную группу.
Любой Наставник, даже ребёнок, способен воспользоваться такой шикарной нестабильностью, которую даёт контраст тёплой воды и холодного воздуха, чтобы совместить пласты реальности на короткое время, достаточное для перемещения. Но эти четверо (если, конечно, верить рекламировавшему их Мудрецу) были представителями общественной прослойки, специализировавшейся на длительной стабилизации активных совмещений, чтобы Тени были способны выйти здесь. Тасующие Планы бросали в сторону Илара затравленные взгляды, не слишком уверенно пытаясь занять места в углах воображаемого прямоугольника.
Илар не стал им мешать, тоже направившись в сторону городка. Он не торопился – воплощение Маири'Анахорэм, или Шаэррат, или, если угодно, Теней, – требовало от Наставника не столько научного подхода и знания строения живых существ, сколько воображения. Назад нелюдь не оглядывался – он и так знал, что на прибрежном песке поверх отпечатков следов его, Драро и молодняка появляются странные следы.
Бесшумно ложились на землю и тут же таяли крупные снежинки. Итаэ'Элар рассеянно гладил шедшее рядом воплощение Шаэррат, отдалённо напоминавшее гиену, разросшуюся до размеров молодого гиппопотама. Под тёплой ладонью Наставника шкура твари, бледный холодный мрамор, наливалась тёмным цветом и теряла структурную однородность: на ней уже были различимы отдельные волоски, мокрые от таявшего снега. Нелюдь чувствовал живой трепет ходящих под шкурой Тени мышц – дрожь упорядоченной биомассы. Инстинктивно ощущая некие неправильности строения Шаэррат, Наставник правил их смесью воображения и воли, отчего гигантский зверь вздрагивал, жмуря молочные хризолитовые глаза без зрачков. К первому из воплощённых существ Илар всегда относился с особым эстетическим перфекционизмом.
Неподалёку взвыла сирена, и от воды отразилось эхо первых сухих щелчков выстрелов, заставив нелюдя прибавить шагу. Илар потянул с плеча висевшую на ремне винтовку, раньше принадлежавшую большеглазому существу из великой пустыни, и провёл пальцами по её гладкому корпусу. Пустынники странный народ – ими правят самки, с которой в одиночку, пожалуй, не управится и Драраен'Каро, их мясо сухое и жёсткое и, к тому же, покрыто лёгким чешуйчатым панцирем. Зато их пушки – приятная компенсация за все страдания гурманов, которые Наставники претерпевали в пустынных землях. То, как хорошо оружие ложилось в руки, заставило нелюдя инстинктивно оскалиться. Здесь, в этом холодном промозглом мире Наставник чувствовал себя гораздо привычнее.
Тасующие планы справились со своей частью работы: остальные Шаэррат мелькали тёмными пятнами, мчась вслед за первым созданным собратом. Обретая воплощение на ходу, они холодным суховеем касались Илара. Гудящих батарей его оружия они избегали – энергия, прирученная пустынниками, тревожила Теней.
Драро поднял добычу. Задача Итаэ'Элара – совсем иная.
Торная тропка, начинавшаяся у берега озерца, вывела его к обширным открытым участкам правильной геометрической формы, разделёнными рядами низкого кустарника. Обработка земли не была чем-то совсем диковинным для эпсилонцев, большинство из них, включая Итаэ'Элара, слышали о подобного рода деятельности, но серьёзным это занятие не считали – растения беззащитны и безразличны к любого рода воздействиям, и потому неинтересны. Даже если некоторые Наставники считали, что хрупать свежим огурцом – довольно прикольно, то вслух о своём извращённом вкусе не распространялись и за перекапыванием палисадника вокруг дома старались не попадаться.
Вытянутые приземистые постройки в стороне вызывали больший интерес – влажный снег не мог заглушить тёплых флюидов живого мяса, беспечно провонявшего собой всё вокруг. Стараясь наступать в огромные отпечатки сапог командира на раскисшей земле, Илар почувствовал нечто такое, что счёл добрым знаком. Домашние звери питеков были напуганы, и вряд ли их напугала сигнальная система человеков. Их страх накатывал дремучей глубокой волной, и природа этой волны была проста и незатейлива. Группа Драро раскололась, и часть молодняка ушла искать более лёгкой поживы, чем огрызавшиеся огнестрелом человеки.
Пространство класса «эр», Пост на альфу-два. 29 января 2266 года.
– Мы думали, пришлют больше людей, – начальник Поста, угрюмый мужчина, облачённый в рабочий комбинезон контурщика, мгновенно пересчитал перешедшую группу.
Тегипко, успешно справившийся с осоловелостью пост-переходного состояния, тут же взял инициативу в свои руки:
– Альфа желает убедиться в том, что посёлку угрожают действительно эпсилонцы, – сказал он, прогрохотав по стальным листам, скрывавшим оборудование нижней части контура, и подошёл к начальнику Поста.
Тот сплюнул себе под ноги:
– Во дворе набилась чёртова куча свидетелей дерьма, которое творится внизу. Пойдёмте, сами их спросите, – главный контурщик направился к выходу.
Тегипко переглянулся с Володей. Охотник кивнул и прикрикнул на своих:
– Чего ждёте? На крышу, на крышу! Эта пакость не должна живьём добраться до альфы, – когда топот по лестнице, ведущей на крышу, утих, он добавил: – Я тоже пойду посмотрю по верхам, что да как.
Люди стояли кучно, некоторые, завидев вышедшего во двор оператора контура, громогласно начали требовать предоставление им перехода за счёт компании. Это породило волну возмущённого гула – одними требованиями перехода дело уже не обошлось. Надрывались плачем дети. Кого-то шумно рвало.
Контурщик задумчиво потёр пальцами переносицу, которую пересекал белый шрам, и обвёл это небольшое море лиц взглядом, в котором человеколюбия было немногим больше, чем во взглядах Наставников, наводивших шороху ниже по холму.
– На альфу никого пускать не велено. Контур будет работать только на переход сюда, – сказал он, с завидным хладнокровием игнорируя нелицеприятные выкрики, повернулся и исчез в дверях Поста.
Подполковник Тегипко, майор Паршин и Борислав, ксеносоциолог и, по совместительству, старший брат княгини Элоиз, остались одни перед лицом мрачно настроенной толпы. Последний без промедления начал спускаться по ступенькам крыльца. Люди, обеспокоенные чем-то смутно определимым, беспрекословно расступались. Тегипко и майор поспешили за ним.
– Кто-нибудь видел вживую этих тварей? Нет, меня не интересует, как орала ваша тётушка, пока вы спасали свою задницу, – демонстрируя недюжинную выдержку пополам с ненавязчивой заинтересованностью, спрашивал Борислав, двигаясь сквозь человеческое море как нож сквозь масло. – Ели? Вы видели, как они кого-то ели? Живьём? Нет? Предварительно умерщвляли? Каким образом? – Охотник явно был в своей стихии. – Если вскрывали череп, то это могли быть и каппские отморозки, – оживлённо заметил он, обернувшись к Тегипко.
– А-а… – проявил вялый интерес подполковник, изрядно очумевший от зрелища невинных и не очень представителей юного поколения, которых обеспокоенные мамаши совали ему под нос с причитаниями «заберите с собой на альфу хоть их!».
– Итак, ещё раз и по порядку: в вас кинули отрубленной головой? – продолжал ксеносоциолог свои изыскания у местного населения. – Ну-ну, прекращайте блевать. Это же не граната, а всего лишь голова. Вырезали внутренние органы, говорите? Вот это уже интереснее. Сердце? Вы точно уверены? В смысле, вы узнаете его на картинке в анатомическом атласе, если я покажу? Как это, «на всю жизнь насмотрелись анатомических атласов»? Вот это уже здоровски смахивает на женские культы Наставников, – прокомментировал Борислав, видимо, специально для Тегипко и Паршина.
Майора такие подробности мало интересовали:
– То есть, эти ублюдки навели такого страху, применяя только холодное оружие? – спросил он риторически, потому что ксеносоциолог опять отвлёкся.
– Эти твари, которых вы видели? Это были самки? Нет? Нет, что вы, я не сомневаюсь, что отсутствие у ксеноса сисек вы точно примечаете даже в стрессовой ситуации.
Ответ на вопрос майора пришёл сам собой. Бело-голубой всполох подсветил подбрюшье низких облаков. Потухли и с грохотом повалились вниз несколько букв неоновой надписи «Oldwaytravel Company», служившей сомнительным украшением крыши Поста. Народ, чьи нервы и так были на пределе, отреагировал мгновенно. Сберегая свой слух, нервы и карму, Тегипко, скрепя сердце, проорал:
– Можете укрыться на рецепшне Поста.
Продолжавшая выть ниже по склону сирена отчасти глушилась прозрачными стенами. Если верить уполномоченному представителю «Олдвэя» на эр, внешние стены Поста должны быть пуленепробиваемыми, несмотря на кажущуюся хрупкость. Пока, хвала Триаде, проверить этого не довелось, но падавшие арматурины букв от них отскакивали неплохо.
Подполковник поморщился от очередной световой вспышки, проследив, как корпус неоновой лампы прогрохотал по скату крыши Поста и брякнулся вниз. Народ, столпившийся на рецепшне, немного пообвыкся, поэтому бурной реакции неконтролируемого ужаса не последовало, чему Тегипко втайне был весьма рад. Толпы разъярённых нелюдей и паникующих гражданских прочно держались в десятке самых отвратных вещей по мысленному списку подполковника.
– Если это все, кого нам ждать с альфы, не лучше ли начать предпринимать что-нибудь, – то ли спросил, то ли посоветовал угрюмый главный контурщик.
Майор Паршин тихо выругался и, меланхолично загасив очередной окурок о матерчатую крону искусственной пальмы и щелчком отправив его за порог Поста, заметил:
– Чем быстрей эти идиоты посадят батареи своих лазерных ружей, паля впустую, тем лучше для нас, верно?
Оператор покосился в его сторону, но потом снова вперился тяжёлым взглядом в подполковника – ясно было, что ответа он ждёт именно от него.
– Ещё будут ксенобиологи, представители компании – сами знаете, полезут считать ущерб, причинённый Посту, ещё бронетехника и все, кто примажется, – перечислил Станислав.
– Контур справится, только если все перейдут за один сеанс.
Тегипко прикинул, насколько обоснованно это утверждение – общеизвестно, что контурщики носятся со своими машинами, как с малыми детьми, заботясь только о том, как бы последние ненароком не перетрудились.
– Надеюсь, на альфе спецы типа вас это понимают, – холодно заметил подполковник.
Главный оператор не вызывал у Тегипко особой симпатии. Во время любого локального и довольно редкого вторжения маркировки «каппа» или «эпсилон» в рядах ликвидации за рекордно короткое время собирается огромное количество подобных крутых специалистов. Склонные много болтать об опасности каппиан или эпсилонцев, они, соответственно, ни в грош не ставят тех, кто куда чаще сражается против угроз более распространённых, но считающихся менее «страшными» – дельтийцев, амум которых вдруг внезапно (то есть, типично по-бабски) и необъяснимо (то есть, ещё более по-бабски) забыла о мирном соглашении с альфой, контрабандистов-аэлвов или – чего уж там, обычных восставших (Триада-знает-с-какого-рожна) туземцев какого-нибудь из Пространств-колоний альфы. В общем и в целом, контурщики, служащие на Постах Внешней Цепи (то есть, тех, которые территориально находятся не на Истинной Земле), считали себя скромными героями, подвергающимся ужасным опасностям по графику семь на двадцать четыре. В общем и в целом, это объясняло, почему Тегипко им не симпатизировал.
Чтобы как-то отвлечься от непродуктивных размышлений на тему, чья же служба всё-таки опасней и трудней, Тегипко окинул взглядом переполненный народом зал:
– А что тут у вас аэлв делает? – поинтересовался он, по его мнению, крайне ловко сменив тему.
Вид тощего мелкого серого, настороженно дёргавшего ушами на бряканье по крыше каждой отвалившейся лампы, немало удивил подполковника.
– А-а-а… этот?.. полы моет.
– Плохо моет?
– Конечно, плохо. У серых ублюдков, если они не для партии своей что-то делать берутся, сразу руки как из задницы начинают расти, – буркнул контурщик, оглянулся через плечо и сразу куда-то заторопился.
– Что? – спросил его Тегипко вдогонку.
– Индикаторы перемещения.
Командира в окружении троих неофитов Илар нашёл на центральной площади городка. В центре её располагалась скульптурная композиция, вариации которой Итаэ'Элар уже имел сомнительное счастье наблюдать в нескольких человеческих колониях. Постамент был превращён в миниатюрное кладбище битого стекла, фантиков и окурков, а венчала его выполненная в полный рост фигура неизвестно какого по счёту Государя. Зажатым в правой руке неправдоподобно крупнокалиберным пистолетом жестом «вперёд, ребятки, нагнём во-о-он тех ублюдков!» царственная особа почему-то указывала на здание местной администрации.
Прилегавшие строения, чьи окна пялились на площадь светлым гофрированным металлом рольставней, никакого интереса для эпсилонцев не представляли, ввиду своей пустоты. Строение, на которое царственная фигура указывала в суровом жесте, с этой точки зрения казалось более перспективным. Планировавшийся ли приезд начальства с проверкой или иная причина заставили обезьян работать сверхурочно и, тем самым, оказаться в ловушке, не имело значения. У входа уже мялись подручные Драро. Они пока не решались войти внутрь и нашли для себя незатейливое развлечение, которому и предавались со всем энтузиазмом юных созданий.
– Верхний этаж – десять знаков, – объявила культистка Анахармэ, протягивая Драраэну'Каро крупный округлый предмет.
Любопытство возобладало, и Итаэ'Элар подался ближе. Предмет оказался неряшливо отрубленной головой. Драро перекинул её с руки на руку и, изогнувшись и резко распрямившись, послал снаряд. Раздался звон стекла. Наставники заворожённо воззрились на осыпавшиеся осколки. Спустя томительные мгновения молчания раздались, наконец, вопли ужаса. Культисты одобрительно зашумели. Драраэн'Каро взял следующую голову из рук неофита, но, заметив Илара, со смешком протянул голову ему:
– Чердачное – двадцатка. Сможешь переплюнуть мой рекорд, тард иэлт?
Итаэ'Элар машинально принял снаряд и вгляделся в раззявленный рот и застывшие черты лица. Одного глаза у питека уже не было.
– Что ты тут устроил? – спросил Илар, осторожно перехватывая отрубленную голову – пачкаться в крови он не любил. Командир нахмурился, но Илар продолжил, не дав ему ответить: – Ваша задача была другой. Где драгоценные металлы, которые Ладир поручил вам добыть? Или твои ребята занимаются только заготовкой для тебя голов и пожиранием сердец? Сам знаешь, что случится – они забудут о чём угодно, если дать им волю.
Драраэн'Каро зарычал – приходилось прилагать усилия, чтобы смысл фраз сопляка Анахармэ Островов проступал сквозь блаженный кровавый туман охоты на питеков. Это раздражало.
– Я в касте Шимайнэ. Меня не волнует, что там хотел Ладир. Если ему так упёрлось, пусть посылает брать металл своих балаболов. А твои богохульные Тени разваливаются под оружием питеков. Я сам видел. Совет об этом ещё услышит.
Резко выдохнув, Илар швырнул голову в окно второго этажа. Вопли раздались почти синхронно со звуком разбившегося стекла.
– Питеки все сидят там, или ты озверел до такой степени, что не чувствуешь их страха? Они уже не противники. Берегись, Драро, ты натравишь на нас весь Пост, – сказал Илар, стараясь держать командира в поле периферийного зрения. Драро был не в том настроении, чтобы можно было поворачиваться к нему спиной.
– Слабаки – что они нам сделают, – фыркнул командир, сочтя разговор оконченным.
Среди удушающей вони прятавшихся по углам питеков не было и намёка на страх командира, и дальнейшие взывания к его разуму были бесполезны. Илар кивнул Драраэну, выражая свою подчинённость ему как высшему в иерархии, чем командир, похоже, остался доволен.
Илар критически оглядел массивную железную дверь администрации, решив, что влезть в окно первого этажа будет проще. Он бы не стал заниматься подобными вещами, но ему нужна камера, а озаботиться этим вопросом раньше он просто позабыл. Сейчас ещё слушать питековские визги. И нужно будет перегрузить батареи винтовки, потому что эти твари наверняка забаррикадировали все двери внутри. И кто-нибудь из загнанных в угол мартышек обязательно невовремя почувствует в себе героя. Герой, который ничего тяжелее стопки бумажек за свою жизнь не поднял, против тард иэлта, который с четырнадцати лет в набегах. С логическим мышлением у питеков не очень хорошо.
– Ты выслушал меня. Я пойду делать свою работу.
Краем уха Илар уловил, что Драро пожелал ему идти в Бездну.
Главный оператор протолкался через ожидавших эвакуации туземцев и, увидев, кого принесло на этот раз, разразился непечатной характеристикой в адрес прибывших.
– Эти козлы на альфе совсем сдурели посылать всего четверых?
Ещё не оправившись от лёгкой, но памятной послепереходной дезориентированности, Ольга удивлённо воззрилась на сотрудника компании. Имея вид крайне недовольный, тот опустился на колени у рамы контура и руками в перчатках принялся осторожно ощупывать капсулы охлаждения, бормоча под нос что-то вроде «пара тощих сопляков, баба и журналюга – на кой они тут сдались? Эпсилонцев подкормить?». «Тощие сопляки», они же Женя и Антон, печальными очами обозревали хлипкий прозрачный павильон, полный разнообразного народа, устроившего привал везде, где это возможно. Ксенобиолог посоветовала найти уголок, куда пока можно было сгрузить их тяжёлую ношу. Их случайный спутник, представившийся специальным корреспондентом «Старомосковских вестей», заявил:
– Вы тоже согласитесь с тем, что дело плачевное?
Ксенобиолог нервно потёрла левое предплечье – ей редко когда широко улыбались малознакомые люди – и не нашла ничего лучше, чем сказать:
– Э-эм…
– Вот и я о том же, – он скорбно покачал головой. – Отвратительная организация эвакуации, – журналист спрыгнул с помоста, видимо, отправившись на поиски виновников случившегося.
Ольга решила, что ей тоже стоит поискать виновника того, что она всё ещё не наблюдала поблизости живого эпсилонца.
– Стас! – она помахала рукой пробиравшемуся к ней через толпу подполковнику. Ольга стояла на помосте контура, под которым, наверное, скрывалось таинственное контурное оборудование, потому оказалась чуть выше Тегипко. Склонив голову так, что спадающие вниз локоны её волос частично скрыли лица их обоих, она, понизив голос, спросила: – Где же мой чёртов подопытный, а, Станислав?
– Я работаю над этим, – заявил Тегипко.
От её волос приятно пахло.
– Всё, блять, приехали! Перегрелось! – заявил контурщик демонстративно громко, проходя мимо них.
Таса'Патари рассматривал местность через кустарного производства прицел ночного видения, прикрученный к пушке пустынников. В желудке ощущалась приятная тяжесть. Редкой вереницей зелёных муравьёв перебежками поднимались вверх по склону холма к Посту питеки. Что-то дремучее в мозгу Тари ликовало. Правда, недолго – мелкие трусливые твари быстро прикинули и научились избегать простреливаемой области. К тому же, батарея пушки почему-то быстро села. Только лень сытого хищника мешала Тари сменить боевую позицию.
Беготня человеков ему уже порядком надоела, и он свесился из проёма окна второго этажа, наблюдая, как внизу на улице Аур'Лот играл с прятавшимися питеками в «угадай-кто-стоит-за-углом». В результате Аур'Лот взвыл, получив заряд картечи в физиономию, в два прыжка достал коварное животное и, похоже, напрочь забыл о том, что батарея его пистолета ещё не разряжена, и что оружие пустынников не рассчитано на то, чтобы колошматить им об твердолобых питеков.
Лот глуп, раз лезет своей любопытной рожей куда не следует. Тари гыгыкнул и устроил локти поудобнее на подоконнике – ружьё, ранее крепившееся на бронемашине пустынников, всё-таки оказалось тяжеловато для его рук. Патари перевёл взгляд на Пост – сияющее здание привлекало внимание нелюдя против воли. Тари колупнул увесистый аккумулятор с погасшими индикаторами, отсоединил его от корпуса ружья и выкинул в окно, пошарил вокруг себя и поставил новый. Во время этих манипуляций эпсилонец обнаружил ранее незамеченный им небольшой рычажок на корпусе и с лёгким интересом ковырнул его. Рычажок поддался, и новая батарея загудела куда сильнее, чем её предшественница.
Нелюдь пожал плечами в ответ на метаморфозы трофейного оружия и приник к прицелу, наведя его на подсвеченные изнутри стены галереи второго этажа Поста. Внутри копошились питеки – наверняка колдовали над своими машинами, чтобы сбежать туда, откуда пришли. Таса оскалился – надо бы припугнуть этих слабых тварей, не заслуживающих уважения, которых страх перед Наставниками парализует так легко, что это даже скучно.
Существовало неписанное табу: «на Пост нападать нельзя», и эпсилонцы по возможности старались не светиться тёмными делишками перед Метрополией человеков. Мудрые бы не портили отношения с ней серьёзно – для старших Наставников существование в соседстве с низшим видом и изменение его культуры по своему усмотрению – древняя традиция, а также необходимое условие для получения а'эш, кастовых рисунков. Но Таса'Патари был далеко не мудр и, вообще, чересчур юн для того, чтобы задумываться о том, где он будет зарабатывать свои первые а'эш, если Метрополия усилит пригляд за колониями. К тому же, мокрушить постовых он и не собирался.
Спусковой крючок, добавленный тем же кустарным умельцем, который прикрутил прицел, пошел вниз, и вспышка бело-голубого света заставила Тари зажмуриться и отшатнуться, чуть не выронив ружьё.
Сияющие осколки галереи посыпались волшебным дождём, заставив Патари восхищённо выдохнуть. Нелюдь выпрямился, перехватил ружьё и одним движением перемахнул через подоконник. Спрыгнув с высоты трёх метров, Наставник приземлился гораздо мягче и тише, чем можно было ожидать от существа столь крупного. Спружинив, он рванул по улочке посёлка в направлении Поста. Любые табу могут пасть под давлением восторга.
Только завидев вдали вспыхнувшую голубым светом звёздочку, Тегипко, неоднократно сводивший близкое знакомство с дельтийской технологией, проворно рухнул на пол, увлекая с собой Ольгу. От грохота, кажется, содрогнулся даже остов здания. То, что осталось от пуленепробиваемых стен верхней галереи, редким дождичком пробарабанило по мундиру подполковника, а один полурасплавленный кусок стекла даже просвистел в опасной близости от уха Тегипко (чего поледний благополучно не заметил).
Ксенобиолог спихнула Тегипко с себя довольно бесцеремонным образом и принялась методично вытаскивать из бионической руки засевшие там осколки. Майор из своего укрытия за посечённым искусственным фикусом разразился отчаянной матершиной в адрес Наставников. Фотограф составлял второй голос этого нецензурного хора, перемежая ругательства нервными всхлипами.
Тяжёлые шаги раздались на лестнице, слышно было, как человек пинает стекляшки, сбрасывая осколки со ступенек.
– Эй, вы там все целы? – прогудел голос Володи.
– Ксеножопая падла мне объектив отстрелила! – корреспондент «Старомосковских вестей», наконец, разродился осмысленной фразой.
Ольга, до этого задумчиво рассматривавшая заменитель крови розоватого оттенка, сочившийся из порезов, истерически захихикала. Тегипко запоздало поймал себя на том, что хихикает вместе с ней.
– Благодари Триаду, что чё поважнее тебе не отстрелили, – гыгыкнул Володя. – Кто согласен, что это тянет на формулировку «нападение на Пост»?
Это было принято единогласно.
29 января 2266 года. Пространство класса «альфа», Пост на эр-2.
Центральный монитор показывал неактивную раму – уже больше часа с той стороны не решались посылать даже подопытную животину, не то что курьера. Сидя в кресле главного оператора в пункте управления контуром, Анастасия пристально вглядывалась в соседний экран – там некто из персонала «Олдвея» тряс какими-то бумажками перед носом командира звена. Судя по обеспокоенному выражению лица сотрудника компании, речь шла о чём-то, требующем контроля и вмешательства.
Анастасия повернулась в кресле в поисках правнуков. Доминик украдкой жал кнопки на панели управления контуром, вероятно, считая свои манипуляции незаметными, а вот Морруэнэ в поле видимости не было, что уже являлось причиной для лёгкого беспокойства. Опыт общения с отпрысками Ресто быстро прививал всему правящему дому подсознательное раздражение при одном только виде детей.
– Ник, будь добр, разузнай, о чём они там спорят.
Доминик вприпрыжку сновал между глухо рокочущими боевыми машинами, работавшими на холостом ходу, иногда благоговейно касаясь их брони, тёплой по сравнению со стылым воздухом ангара – контур, находившийся в этом Плане, старательно охлаждали. Тяжёлая техника несколько запоздала из-за того, что её переправляли с другой оси Новой Москвы. Экипажи сидели на броне машин, меланхолично ожидая направления на переход.
Ник не видел явных путей для того, чтобы незамеченным подобраться к спорящим на предел слышимости, потому счёл, что настало время импровизации и святой наивности.
– Чего тебе, парень? – спросил кто-то из экипажа танка, на броню которого Доминик влез.
– Дядя, а можно башню покрутить?
– Нэ можно.
Ник печально вздохнул. Хотя, достаточно было того, что сердобольный командир машины разрешил ему потусоваться на броне танка. Если свеситься сверху, оператор со своими таинственными бумажками и претензиями командиру звена, оказывался практически рядом. Таинственные бумажки вблизи оказались спецификациями контура эр-два. Ник обернулся:
– Дядя, это ведь у вас «Фрактал»?
– Да, «Фэшка», двадцать шестая.
– Высота – два и три, ширина – три и шесть? – спросил Ник, отвернувшись от экипажа и переводя взгляд на раму контура.
– Правильно, парень. Танкистом, что ль, хочешь быть?
– Не знаю, может… – рассеянно ответил Доминик, вскакивая. – Я… мне пора.
Он спрыгнул и, ловко уворачиваясь от брызг освящённой воды, которой штатный священник кропил машины, побежал обратно в пункт управления.
– Говорят, что танки не пролезут в контур, бабушка, – отрапортовал Ник, вернувшись.
Кто-то из экипажа боевой машины уже успел угостить Доминика самокруткой, которую Анастасия, к разочарованию правнука, отобрала. Затянувшись сама, она откинулась на спинку кресла. Выдворенный ею с насиженного места оператор мялся у пульта управления.
– Что вы предпринимаете, когда техника не проходит в раму? – спросила его княгиня, переключая экран на другую камеру.
Оператор, тощий и высокий, подёргал себя за козлиную бородку, собираясь с мыслями, нервно покосился на княгиню, и ответил:
– Разбираем что можно и перемещаем по частям, Сиятельство.
Анастасия с каким-то скрытым удовольствием отметила его нервозность – отец действовал на людей похожим образом. Правда, в случае с отцом это происходило благодаря оживлённому дружелюбному любопытству, которое он проявлял к любому просителю и предмету его просьбы. Она нахмурилась и потёрла бионический коленный сустав, ничего не почувствовав при этом – синхронизации ещё было далеко до завершения.
– У нас будет время ставить броню обратно там, на эр? – спросила она, стряхнув сигаретный пепел.
Не то что бы Анастасия не пыталась по-человечески подходить к проблемам окружающих, просто… по правде сказать, считала всё, с чем так носится Государь, бесцельной тратой времени и денег. Её дядя и то делал больше для того, чтобы эта страна окончательно не укатилась к чертям собачьим. Княгиня снова раздражённо щёлкнула тумблером, сменив изображение на мониторе.
Контурщик вздрогнул:
– Учитывая время сборки… и эпсилонцев… в общем, не будет, – выдал он, наконец, вердикт. Анастасия вздохнула. – Решение за вами, Сиятельство, – добавил оператор.
Что, чёрт побери, ей делать? Доминик утверждает, что изначальные спецификации контура были другими – если бы не проклятые операторы с их шилом в заднице и непреодолимым желанием накрутить на внутреннюю раму побольше охладителей. Что самое отвратительное – она была уверена, отец в подобной ситуации не колебался бы ни секунды – сфера знаний Государя включала куда больше вещей, чем те, которые когда-либо интересовали его дочь. Великая княгиня сжала зубы, схватила свою трость и с щёлканьем бионики поднялась с кресла. Нет, она не будет ни с кем консультироваться – ей восемьдесят семь – по всем критериям достаточный возраст, чтобы научиться принимать решения самостоятельно.
– Снимайте охладительные кольца, – приказала она, выходя и пункта управления и погружаясь обратно в гул и вонь ангара.
Контурщик, как ошпаренный, выскочил вслед за ней:
– Вашество! Сиятельство, вы не можете!..
Анастасия медленно обернулась к нему, переспросив с лёгким смешком:
– Я?.. Не могу?
Оператор имел куда больше мужества, чем она предполагала в нём сначала:
– Действия такой сложности требуют санкционирования с руководством компании, – не сдавался он.
Не глядя в его сторону, княгиня продолжала свой путь через ангар к контуру.
– То есть, со свёкром моей внучатой племянницы? – уточнила она всё тем же беззаботным тоном. – В условиях чрезвычайной ситуации в одной из наших колоний? – удостоверившись, что эта деталь уж точно угомонила оператора, она продолжала: – Я вовсе не требую от ваших людей снимать все кольца – просто демонтируйте те участки, которые мешают проходу техники.
Это предложение вызвало более чем затянувшееся молчание. Анастасия почти услышала, каким скептическим оно было. Оператор откашлялся:
– Кольца составляют между собой одну систему. Да, мы можем изъять несколько, но, боюсь, это повлечёт за собой разбалансировку всего контура.
– Что это означает? – резко спросила княгиня, досадливо поморщившись.
Ох, отец не стал бы задавать такие вопросы – он-то, в отличие от неё, разбирается в таких вещах.
– Технику забросит… сложно сказать, куда.
– То есть, не на эр?
– Возможно.
– Значит, единственная возможность – постараться пройти впритирку?
– Боюсь, что да, вашество, – закивал оператор. – Но… в таком случае… всем машинам…
Анастасия уже не слушала его:
– Хорошо, – медленно произнесла она, похвалив сама не зная, что.
– Бабушка! – княгиня обернулась.
Морруэнэ спрыгнула с пандуса, ведущего к раме. В руках девочка тащила нечто, покрытое белой с рыжиной шерстью и отчаянно вырывавшееся. Вблизи улов оказался ничем иным, как непомерно разожравшейся морской свинкой. Под ошейник грызуна была засунута свёрнутая в несколько раз бумажка.
– Перешёл только что, – сочла нужным пояснить девочка, держа свинку на вытянутых руках. Оператор наклонился, было, чтобы взять животное из рук Морруэнэ. Свинка клацнула зубами. – Он кусается, – заявила девочка, перехватывая свинку и гордо показывая оператору окровавленный средний палец. Контурщик убрал руки.
Анастасия со всей тактичностью вытащила послание из-под ошейника грызуна.
«КХ возвернуть!!
зда ох-лю. 1 С – 1 О. Σ-100!!!» – гласила записка.
Великая княгиня прочитала ещё раз. Буквы, в основном, были знакомые, но то, в каких комбинациях они стояли, ввергало в уныние с первого недопредложения. Доминик заглянул в письмо через её руку и присвистнул. Анастасия решила отталкиваться от того места в послании, где было хоть одно понятное слово:
– Что такое «КХ»?
– Контрольный хомяк, – важно провозгласила Морру, посасывая пострадавший палец. – Вот этот, – она повторно продемонстрировала общественности вырывавшегося грызуна.
– Это не хомяк, Морру, – уверенно заявила княгиня. – И пальцы в рот не бери.
Морруэнэ и ухом не повела на замечание.
– Хомяки довольно мелкие, всё время терялись в ангаре, – влез со своей ремаркой оператор. – Пришлось переходить на морских свинок.
Анастасия сделала глубокий вдох, втайне радуясь, что не имеет никакого отношения к замороченному миру контур-операторов.
– А причём тут сигма?
– Какая ещё «сигма»? – Морру опять склонилась над запиской. – Вот эта, что ли? Так это «эпсилон».
Боже Триединый, кто-нибудь когда-нибудь займётся образованием этих позаброшенных чад?
– Поспешу разочаровать тебя, – мягко произнесла Анастасия. Если Небеса выбрали её для этой ноши, то так тому и быть. – «Эпсилон» пишется не так.
Морруэнэ нахмурилась, а потом строго посмотрела на Великую княгиню:
– Бабуль, эта буква выглядит агрессивно! Поэтому это «эпсилон».
– Что тут непонятного? – с покровительственным видом влез Доминик.
И тут Анастасия подумала, что пусть тяжкий крест просвещения детишек Ресто и Элоиз несёт кто-нибудь другой.
– Морру? Ты понимаешь, что здесь написано? – сдалась княгиня. – Прочитай, пожалуйста.
– Эй, я хочу! – заявил Доминик.
– Не-ет, мне бабушка сказала читать! Убрал свои загребущие руки от письма! – зашипела на него сестра.
Морруэнэ отпихнула брата, влезла обратно на пандус, перехватила свинку одной рукой, а другой подняла над головой бумажку с посланием, предвкушая звёздный час.
– Эр прислал письмо! – завопила она так громко, как только могла. Удостоверившись, что внимание привлечено, Морру встала в позу и продекламировала: – Эр говорит: «Хомяка вернуть с ответом! Охладители из строя вышли! Норма: один сеанс запуска – один объект. Эпсилонцы напали на пост!»
29 января 2266 года. Пространство класса «эр», Пост на альфу-два.
Тегипко прокашлялся, окидывая взглядом разношерстную аудиторию:
– Контурщики говорят, что внутренняя рама достаточно остыла для того, чтобы попробовать протащить с альфы что-нибудь посущественнее, чем кое-чей большой объектив.
Со стороны Охотников раздались отдельные смешки, контурщики важно покивали, не отрываясь от неторопливого копошения по периметру рамы, набившиеся на территорию Поста за последние полтора часа жители посёлка ответили вздохами, в которых сквозила надежда на спасение, взгляд корреспондента «Вестей» не предвещал ничего хорошего характеристике подполковника в грядущей статье об инциденте на эр, аэлв в углу недоверчиво сощурился и прикопал очередной окурок в кадке с чахлой пальмой.
– Это значит, что в течение этого часа мы выступаем с территории Поста, чтобы выбить эпсилонцев, – Тегипко встретился взглядом с Ольгой – та опять почему-то выглядела недовольной, видимо, опасалась, что грядущее подкрепление не оставит шанса взять кого-нибудь из Наставников живым. Подполковник мысленно проклял бабскую взбалмошность. – Разведывательная группа выступит раньше. Майор, встретите наше подкрепление, – Станислав прекрасно заметил, как обрадовала эта новость Кондратия.
В себе он радости, увы, не ощущал, но Ольга выглядела так, будто собиралась сотворить с ним нечто нехорошее, если он не притащит ей живого эпсилонца, посему в данной ситуации разумно было не мозолить ей глаза и пойти подышать свежим воздухом, прогулявшись, максимум, до пограничного пункта, осторожно и ненавязчиво оглядывая территорию на предмет заблудшего Наставника. Подоплёку этой стратегии свите княгини знать было не обязательно, большая часть Охотников и так считала, что идея о поимке живого нелюдя могла вызреть только в мозгу умалишённого, и трудностей с организацией псевдоразведки не возникло.
– Стас, ну что, мы выходим?
Тегипко, кажется, непроизвольно вжал голову в плечи, но потом опомнился и спросил как можно более сурово:
– А ты куда собралась?
Грозный глас, правда, подействовал только на ольгиных аспирантов – они безуспешно постарались спрятаться за своей руководительницей.
– С тобой, разумеется, – видимо, ожидая похвалы за высокий уровень боевого духа, ксенобиолог торжествующе продемонстрировала подполковнику самый мелкий дамский пистолет, который Станиславу когда-либо приходилось видеть.
– Тебе понадобится час времени и мешок патронов, если ты хочешь свалить этим Наставника, – заявил он непререкаемым тоном и направился к выходу из здания.
На наблюдательной вышке, явно скучая, маячил кто-то из Охотников, ещё двое заняли позиции по обеим сторонам ворот огороженной территории Поста, надвинув на глаза теплочувствительные очки. Дождь с мокрым снегом прекратился, превратив окрестности Поста в грязевой аквапарк. Тегипко пересёк двор и остановился у распахнутых ворот в некоторой нерешительности.
По идее, здравому смыслу и технике безопасности ворота должны были быть закрыты (не врасти они в землю задолго до этого). Благодаря этому факту, народу в зале рецепшна набилось неприлично много, постепенно прибывали новые беженцы, контурщики ворчали, что ему, подполковнику, лучше бы придумать, куда деть всю эту ораву, беженцы роптали, что на рецепшне им, мол, недостаточно безопасно. Доведённый до бешенства, Станислав не далее, как несколько минут назад ляпнул, что надо тогда засунуть их в подземный зал реактора – самое безопасное место на всей чёртовой эр, если исходить из условия, что эпсилонцы там точно долго не протянут. Правда, и беженцы тоже. Наверняка, мстительный спецкор взял на карандаш и эту неосторожную фразу.
Он обернулся, заслышав сердитое чвоканье по грязи – Ольга, обутая, по своему обыкновению, во что-то крайне непрактичное, решительным шагом пересекла двор. Удостоив подполковника ещё одним обиженным взглядом, она подошла ближе и остановилась, вглядываясь в часть дороги, не скрытую за пригорком. Тегипко мысленно облегчённо вздохнул – кажется, ксенобиолог решила ограничиться суровыми взглядами. Не тут-то было.
– Не надо считать меня неприспособленной, – начала вычитывать она, поджав губы. – Эта игрушка стреляет подобием дротика, напичканного нейротоксинами. Некоторые из них не имеют аналогов у известных нам ксенокультур.
Это не слишком впечатлило Тегипко. Командир звена на Артасин-Келе вот тоже фанател с ядовитых пулек, а матриарх от них даже не почесалась. Подполковник, вспомнив, благодаря каким обстоятельствам получил своё последнее повышение, позволил себе ностальгическую улыбку, потому как Ольга заметила её, приняла на свой счёт и презрительно скривилась.
– Поверь мне, я знаю, какими крутыми все становятся, стоит им оказаться подальше от цивилизованного мира и его законов.
Это заинтриговало Тегипко – он отвлёкся от созерцания дороги и оглянулся через плечо:
– Так, значит… ты тоже…
– Лямбдийский конфликт пятьдесят второго, – ответила она, глядя куда-то мимо подполковника.
Вот оно что. Фокусники. Провальная попытка Государства выставить против лямбды адекватной силы противников. Насколько было известно Тегипко, проект вылился в накачивание ребяток психостабилизирующими препаратами, дабы они могли отличать своих от чужих. Глюков в присутствии лямбдийцев они ловили действительно меньше. Поначалу. Потом большинство из них вдруг стало осознавать, что единственные чужие на лямбде как раз их товарищи по роте, и принимать соответствующие меры. После этого о проекте постарались забыть.
– Закончилось всё имплантами с синхронизацией не более восьмидесяти пяти процентов и половинной задержкой нервного импульса, а также кристально чистой ясностью в понимании того, в каких дерьмовых условиях мы все живём, – закончила она.
Тегипко ещё не решил, стоит ли держаться от ксенобиолога подальше, и как он будет выражать своё сочувствие. Он обернулся к Ольге, взяв её за плечи. Ксенобиолог смотрела куда-то за его плечо. Видя её суженные зрачки, он произнёс одними губами:
– Не спеши.
Тегипко отпустил Ольгу и тягуче медленно повернулся, поднимая пистолет. Наставники должны думать, что человек движется на пределе своих рефлексов – покажи им, что можешь двигаться быстро, и они примут правила игры. И опередят тебя. В любом случае.
«Видим его. Прикроем вас», – прозвучало в передатчике, который Тегипко с горем пополам битые полчаса крепил к уху. Хорошо, что Охотники, засевшие на крыше Поста, не считали ворон. Впрочем, эпсилонца было трудно не заметить.
Семифутовый нелюдь шёл, небрежно закинув на плечо нечто, отдалённо напоминавшее дельтийскую противотанковую пушку. На нём был серо-песочного цвета комбинезон разведчика арксилт-нари с безнадёжно сбитыми настройками – при каждом движении нелюдя по его телу пробегала еле заметная световая рябь, но ожидаемого искажения падающего света, который бы прятал нелюдя от наблюдателей, к счастью, так и не происходило. Пряди светлых очень длинных волос падали эпсилонцу на лицо, которое вполне можно было счесть человеческим, если бы не взгляд его глаз. Глаз акулы или полярного волка, крокодила или тигра – Наставники смотрят всегда как бы сквозь человека. Так, словно противников не существует – жертвы всё равно живут слишком недолго, чтобы обращать на них пристальное внимание.
Наставник был приблизительно метрах в двадцати от Тегипко и Ольги и особо не торопился приближаться к Посту, что вселяло некоторую надежду. Охотники были наизготове, но, видимо, давали ксенобиологу шанс. Им Ольга и воспользовалась…
И всё испортила.
Ольга вскинула свой игрушечный пистолетик и выстрелила единственный раз, целя в открытое лицо эпсилонца. Нелюдь поймал дротик свободной рукой, зашипев, направил оружие на Ольгу, которая сделала пару шагов назад, широко раскрыв глаза.
Основная батарея – уродливый тёмный нарост на корпусе оружия – издала что-то вроде хлопка. Одновременно с этим Охотники и Тегипко выстрелили. Пули, запрешённые к использованию конвенцией две тысячи сто сорок второго против всех разумных, кроме Наставников, раскурочили твари правую ключицу. В странном оцепенении Ольга увидела, как конечность чужака повисла на одном сухожилии. Ожидаемого эффекта это не дало. Эпсилонец взревел, метнув сорокакилограммовое оружие уцелевшей рукой. Судя по неприятно органическому звуку, кого-то из подкрадывавшихся к нелюдю Охотников просто снесло с ошеломительной точностью.
Эпсилонец бросился вперёд. Отступив назад, Ольга сделала несколько отчаянных бесполезных выстрелов – мозг нелюдя сейчас блокировал болевые импульсы. Тегипко не понаслышке знал, что такое спецподготовка Охотников, но с эпсилонцами раньше никогда не сталкивался, и потому, оказавшись под ударом подавляющей воли чужака, почувствовал себя попавшим в вязкую смолу. Собственные движения казались ему вялыми, слабыми и заторможенными. Ватный указательный палец давил на спусковой крючок еле-еле, рука, сжимавшая пистолет, дрожала мелкой дрожью. Покрывшись холодным потом, Тегипко пересилил себя.
Тяжёлые затупленные пули приостановили эпсилонца, прущего, как танк. Охотники довершили дело. Нелюдь приложил уцелевшую ладонь к груди, кажется, удивлённо посмотрел на торчавшие из раны осколки рёбер и, наконец, рухнул на спину.
Ксенобиолог, убрав пистолет, бросилась к подёргивающемуся телу чужака, опустилась на колени.
– Какого хрена вы убили его?! – заорала она, судорожно копаясь в сумке.
Ольга сняла колпачок с иглы шприца и всадила её в шею эпсилонца. Судя по тому, что ксенобиолог осталась в живых после этих манипуляций, Наставник наконец-то подох.
Тегипко слегка мутило после психического удара эпсилонца. Ступая очень осторожно по качавшейся под ногами почве, он подошёл к Ольге. Та зло ударила по развороченной грудной клетке преставившегося чужого.
– Сучий ублюдок! Вы же живучие твари, так какого хера ты смел сдохнуть?!
Будь на то воля Станислава, он бы вколол успокоительного и ксенобиологу, но опасался разделить участь эпсилонца. Ольга уже поднялась на ноги, отряхивая колени, когда Тегипко, наконец, решился заметить:
– Этот был Дикий – мы бы не остановили его. Там, в посёлке, засела ещё целая куча ихних интеллигентов…
Над их головами расцвела ещё одна вспышка бледного пламени. На крыше Поста, разбрасывая искры, потухла последняя неоновая буква «дабл ю» – она одна оставалась гореть после живого интереса эпсилонских снайперов к сияющей надписи «Oldwaytravel Company», недолго служившей укрытием Охотникам. Из-за остова несчастной буквы донеслась отборная брань.
– Вот это интеллигенты стараются, – прокомментировал подполковник, восстановив самообладание. – Мы возьмём живым хотя бы одного, я тебе обещаю.
– Думаешь, им не сорвёт башню от собственной крутости, как этому? – Ольга кивнула на труп Наставника.
Станислав пожал плечами – с эпсилонцами ни в чём нельзя быть уверенным до конца.
Диапазон человеческой речи в среднем частотно выше, чем у Наставников, потому спрашивать что-то у забившегося в угол питека было трудно не только морально, но и физически. Драро очень устал монотонно повторять «злотто-платинум-волфрраум?», кивая на солидно запечатанную дверь склада. Так и не получив внятного ответа на свой вопрос, он, не мудрствуя лукаво, свернул питеку шею.
На то, чтобы вскрыть замок, потребовалось три перегруженных аккумулятора, кое-как присобаченных к двери, и пара выстрелов.
– Считайте, а'эш уже ваши, – кивнул Драро двоим сопровождавшим его умельцам из молодняка, брату и сестре, придумавших фокус с батареями, и, осторожно согнувшись, чтобы не шарахнуться лбом об косяк, переступил через пышущие жаром остатки раскуроченной двери.
Сказать по правде, он ожидал, что грузовых машин будет больше, чем две. Сознание кольнула злая досада. Может, и правда, пока они развлекались, кое-кто из питеков понаглее сообразил перегнать машины в более безопасное место? Драраэн, сдавленно рыча, обернулся к молодняку:
– Вскроете тем же способом.
К его удивлению, молодые Наставники не кинулись исполнять его приказ. Ки'Лларун, отчаянно бледнея, пробормотала, сводя конец фразы на шёпот:
– У нас больше не осталось рабочих батарей, – неофит Анахармэ сжалась ещё сильней от взбешённого «не осталось?!» Драро, но всё-таки рискнула пискнуть: – Но… Тасующие могут сместить машины домой, и их вскроют уже там.
Командир с высоты почти восьми футов воззрился на свою маленькую подчинённую, которая, наконец, осмелилась посмотреть на него прямо. А она смекалиста. И раза в три моложе Анахармэ Тамин'Сиах.
– Тогда идём искать этих сопляков тард иэлта, Кин, – сказал он.
Оставшись в одиночестве, Саротир'Намуэр презрительно фыркнул. Пускай Кин выкручивается, приплетая к делу Тасующих Пути. Остальные потешались, что он берёг последнюю оставшуюся гранату для чего-то по-настоящему феерического, но теперь-то ясно, кто провидел Бездну круче остальных.
Издав нечто, отдалённо напоминавшее звук «блямс», граната отскочила от борта грузовика и, весело подпрыгивая и продолжая «блямкать» по металлическому полу, отправилась в ту сторону, откуда Саэр её бросил. До молодого Наставника начало доходить, что всё идёт как-то не по плану, но инстинкт следить за движущимися мелкими объектами у молодняка развит куда сильнее, чем инстинкт самосохранения.
Оранжевые огоньки датчиков перемещения, установленных по периметру рамы контура, тревожно мигали. Тегипко застал их за этой деятельностью, когда вернулся на Пост, и продолжал наблюдать мигание уже несколько минут кряду. Больше ничего не происходило. Главный оператор предпочитал притворяться глухим в ответ на сыпавшиеся на него со всех сторон вопросы «чего они там застряли?», ограничиваясь бросанием нервных взглядов на датчики и покачиванием головой. От рамы шёл жар, пластиковыми слёзами плакали капсулы охладителей.
Сначала почему-то проявился звук. Когда, с лязганьем и громыханьем, серо-зелёное туловище «Фрактала» выползло из контура, скрежеща по внутренней стальной раме, все разразились приветственными аплодисментами.
– Расходимся, расходимся с пути, чтоб по вам не проехали! – орал с башни командир машины, пока «Фэшка» медленно ползла по скату вперёд, к дверям Поста. – Эй, уберите самоубийц малолетних, пусть не лезут под гусеницы!
Коренные жители «эр» спешили сворачивать бивуаки, убираясь с пути танка. Однако, ещё раз подтвердилось то, что в этот день всё шло наперекосяк. Вероятно, выстрелы эпсилонцев заблокировали механизм открытия больших ворот Поста, о чём, натужно перекрикивая шум двигателя, контурщики и старались докричаться до танкистов. Молоденький командир машины не выглядел удручённым этой новостью:
– Тем больше будет эффект неожиданности! – воскликнул он, захлопывая люк.
Зокин'Шиэстэ, недоверчиво прищурившись, приник к окулярам бинокля. Удостоверившись, что происходящее не привиделось ему, он выпрямился во весь рост на ветке дерева, касаясь ствола кончиками пальцев свободной руки, и мягко спрыгнул на землю.
– Сумасшедшие питеки ломают собственный Пост, тард иэлт, – доложил он.
Огромная, мирно дремавшая до этого бурая гиена подняла голову, взглянув на Зоэ жуткими светло-зелёными глазами без зрачков. Тард иэлт Итаэ'Элар, который сидел, привалившись к боку мерзкой мёртвой твари, внимательно взглянул на Тасующего Пути поверх голографического изображения земного шара, которое проецировал его браслет.
– Зачем? – спросил он.
Если приглядеться внимательно, то становилось понятно, что изображения глобусов два – один в другом, почти совпадавшие по размерам и медленно поворачивавшиеся в противоположных направлениях.
– Откуда мне знать, «зачем», в их действиях никогда нет логики, – огрызнулся Зокин, гадая, что именно сейчас рассчитывает тард иэлт.
Илар, прищурившись, следил за медленным обращением планет вокруг своей оси – точка, отмеченная на голографической карте как это несчастное поселение, вот-вот должна была совпасть с береговой линией континента второго шара. Отсюда он уже слышал низкий механический рокот и понимал, что высказывание Зокина ошибочно. В их действиях была логика. Да, она отличалась от мыслительных цепочек Наставников. Да, она была больше была направлена на «затаиться и выжидать». Но она была. И, кажется, ждать питекам надоело.
– Зокин, ты и остальные откроете ещё одну нестабильность. Сейчас. Теней не хватает, – Илар длинным когтем мизинца нажал на кнопку браслета – оба земных шара уменьшились в размерах и погасли.
Молодой Наставник, неторопливо расхаживавший по берегу пруда, аж зашипел:
– Мы и так работали, как проклятые Богами, тард иэлт! Богохульных Шаэррат мало? Куда делись те, которые ушли вместе с тобой? Если они оказались не так эффективны, как тебе хотелось, это не наша вина, – последнюю фразу Зоэ произнёс, глядя на гладкую поверхность пруда и отвернувшись от Илара.
Неосторожно. Светлая ость встопорщилась у него на загривке, когда тард иэлт несильно, но чувствительно сдавил ему шею. От него разило кровью и талым снегом.
– Будь у меня такие хрупкие позвонки, я бы заткнулся и делал то, что мне говорят, – вкрадчиво прошептал Итаэ'Элар на ухо Зоэ.
Молодой Тасующий Пути поспешил убраться на относительно безопасное расстояние. Тард иэлт, вроде бы, был куда спокойнее Драраэна и старше того нежного возраста, когда самцы доказывают свою доминанту над сородичами наиболее доходчивым способом, но искушать Бездну не стоило.
– Тебе выпала возможность послужить на благо общего дела, ксенос Васиэль, – сообщил подполковник с наиболее воодушевляющей из возможных своих интонаций.
Клининг-менеджер Поста аэлвского происхождения не выглядел обрадованным этим предложением.
– Я не Васиэль, – заметил он тихим шелестящим голосом.
Замечание это Тегипко счастливо игнорировал. В уютном мирке своей вопиющей неполиткорректности подполковник считал, что усреднённое имя всех сереньких звучит как-то так. С опасливым подозрением не-Васиэль воззрился на Тегипко, а потом перевёл взгляд странных глаз с багровыми радужками на рычащий поблизости «Фрактал».
– Вам нужно пристреляться, и вы думаете, что я ощущаю присутствие Диких, – наконец, заключил он.
– Только не говори сейчас, что это заблуждение! – обеспокоенно воскликнул возникший откуда-то Борислав. – А то будет крайне неудобно, если ещё одна моя статья будет о несуществующем явлении, – понизив голос так, чтобы слышали только аэлв и Тегипко, доверительно поведал он.
Аэлв трагически вздохнул и заявил:
– Дикие открывают нестабильность…
Подполковник и ксеносоциолог переглянулись.
– То есть, они уходят? Сами?
Клининг-менеджер помотал головой, тряся кончиками длинных острых ушей.
– Не уверен… не знаю… – пробормотал он. – Рыхлое соединение, относительно большое сечение перехода… нет, не знаю…
Тегипко живо нарисовалась пара-тройка картин того, что сделает с ним Ольга, если нелюди успеют счастливо свалить.
– Покажешь, где их чёртов контур, – приказал он серенькому.
Аэлв, видимо, проникшийся с запозданием серьёзностью ситуации, вытянулся во фрунт, становясь ростом почти по плечо подполковнику, и заявил:
– Давайте карту.
Тегипко посмотрел на мигранта очень, очень строго.
– Да ты не умничай, ты рукой покажи.
Скептическим взглядом оценив направление руки аэлва, танкист попытался разглядеть в бинокль хоть что-нибудь мало-мальски подходящее под цель обстрела. Наконец, удовлетворённый увиденным, он нырнул обратно в люк, откуда глухо донёсся его голос:
– Дальность пятьсот пятьдесят… направление двести сорок… пятью осколками по площади залп!
Гиена кружила рядом с их импровизированным ковеном, и это нервировало. Одновременно ощущая затылком холодное дыхание Тени, а под ладонями – упругое биение воздуха, свободно перетекающего сюда из-за разности давлений в локациях Планов, Зокин чувствовал себя неважно. Его состояние приближённо было сравнимо с состоянием человека, балансирующего над пропастью, поднявшись на цыпочки. Порывы лёгкого ветерка точно так же могут подтолкнуть того к падению, как и малейшее отвлечение внимания – Наставника к расфокусировке.
Где-то в относительной близости что-то грохнуло. Зоэ попеременно встретился взглядом со стеклянными, полными тщательно скрываемой паники, глазами своих помощников.
– Питеки? – повысив голос и не оборачиваясь, спросил он.
Тела молодых Наставников источали хорошо ощутимый жар, и Зокин еле сдерживался, чтобы не поднять руку и не утереть капельки пота, выступившие над бровями.
– Если и питеки, то местные. Взрыв был не со стороны Поста, – ответил подошедший ближе тард иэлт.
Зоэ наблюдал за ним периферийным зрением – хмурясь и потирая переносицу, тард иэлт всматривался в пустое пространство между четвёркой Тасующих Пути – туда, где реальность крушилась и корёжилась под действием чего-то ещё не существующего здесь и пытавшегося вытеснить давящий воздух.
– Отлично, – негромко сказал он. – Достаточно. Отпускайте пласт.
О, это Зоэ удавалось легче всего – он чувствовал себя сбрасывавшим с плеч огромную ношу, чудом выздоравливавшим от болотной лихорадки за считанные доли цикла Сердца Света, ныряльщиком за жемчугом, плывущим на свет через сине-зелёную толщу воды. Сложно было привести адекватные сравнения этому. Ненормальный жар уходил, удары сердца замедлились почти вполовину и перестали болезненно отдаваться в грудной клетке. Расслабив сведённые судорогой пальцы, под которыми перестал биться несуществующий ветер, Зокин рискнул обернуться к тард иэлту, кивнув ему как профессионал профессионалу, и с кольнувшей радостью заметил, как цвета и звуки окружающего мира утратили раздражающую нечёткость. Но цвета были блёклыми по сравнению с низкой гудящей нотой, давящей на уши. Шум был каким-то механическим… и жужжащим?..
Илар закашлялся, получив чувствительный пинок по рёбрам. Под пальцами была какая-то странная грязь вместо песка. Проморгавшись, он с отвращением оторвал голову от земли, опершись на руки.
– Прекрати меня бить. Всё, удостоверился, что я не сдох? – прохрипел он, сжавшись от ещё одного удара.
Локти дрожали. Омерзительно.
– Что ты, ублюдок, заставил сделать такого Тасующих, что их размазало?! – орал на него Драраэн.
Тард иэлт Итаэ'Элар, наконец, смог подняться на ноги, убирая упавшие на глаза слипшиеся от крови волосы и избегая смотреть на Драро. Шумы и голоса тонули в ватной тишине. Илар поморщился. Должно быть, он представляет собой занятное зрелище, раз на него с таким ужасом смотрит молоденькая помощница командира. Медля с ответом и стоически переживая головокружение, он огляделся – прибрежный песок приобрёл довольно неприятный оттенок. Итаэ Элар задумчиво потрогал шершавые лоскуты содранной на скуле кожи, облизнул испачканные в собственной и чужой крови пальцы и невольно пожалел, что воротил нос от сырого мяса.
Металлический привкус горчил на языке. Да, несколько минут назад его мало интересовала добыча. Если уж говорить начистоту, затея ни с того ни с сего убить кого-нибудь и тут же, сырым, приняться его жрать, всегда казалась Илару довольно… несуразной. Но не сейчас. Сейчас он изрядно устал, был крайне расстроен, слегка оглушён, с ног до головы покрыт чужой кровью и зол, очень зол.
Забавно, но кровь Наставников по вкусу почти не отличается от человеческой. Забавно. Он начинал понимать, какая добыча нужна ему, чтобы чуточку поднять себе настроение. Илар широко ухмыльнулся, вряд ли отдавая себе отчёт в этой полубезумной гримасе, с некоторым удивлением заметив относительно целую тушку Зокина'Шиэстэ, валявшегося неподалёку. Ещё один ни на что не годный кретин. Его сердце он тоже сожрёт.
– Вон, этого избивай. Этот выпал, остальные из-за него не смогли скомпенсировать нагрузку, – прорычал он, кивнув Драро на неподвижно лежащего молодого Наставника, и уже спокойнее добавил: – Почти закрыл нестабильность, задело осколками снаряда, отвлекся и… – он развёл руками, как бы обращая внимание на масштабность произошедшего.
– Засунь себе свои объяснения… – отмахнулся Драраэн, оставив фразу красноречиво повиснуть в воздухе, и отвернулся, бросив Илару: – Мне нужна самая большая Шаэррат, которую ты можешь создать.
Иногда зверя стоит смирять. Запах крови будоражил, но не настолько, чтобы не осознавать, что сейчас не подходящий момент. Вряд ли его физическое состояние улучшит реакция командира на сказанную вслух шутку о больших Шаэррат и больших комплексах, потому Илар решил делать замечания исключительно по делу:
– Питеки уже в посёлке?
– Скоро примчатся, – бросил Драраэн, отвешивая пинки Зокину. Тот хныкал и вычурно ругался, но на ноги вставать не спешил. – Да что с ним, Бездна побери, такое? Кин, разберись!
Юная Мастер Клинка, воодушевлённо кивнув, подошла к Зоэ, прищурилась и поставила обутую в высокий сапог ножку на колено Зокину.
– Ну? – грозно вопросила она.
– Что «ну»? – огрызнулся тот, опираясь на руки и кое-как принимая сидячее положение.
– Чувствуешь что-то? – Ки'Лларун притопнула.
Мужчины поморщились, услышав сухой щелчок в суставе страдальца. На измазанном кровью Тасующих лице Зокина читался животный страх. Он медлил с ответом. Илар отвернулся от этого балагана и с сожалением потрепал жавшуюся к его ногам мезоформу, оставшуюся от Тени. Мезоформа была размером со средней упитанности кутёнка и скулила.
– Идём без Тасующего Пути, – вынесла вердикт Кин.
– Тард иэлт, бросай щенка и создай, наконец, что-нибудь более угрожающее! Ты ещё должен будешь этот чёртов грузовик с металлами сместить, раз сопляк ни на что больше не годен, – бросил Драраэн, собираясь уходить.
Итаэ'Элар обернулся, когда Зоэ тихо окликнул его. Илар уловил смысл так и не заданного Зокином вопроса, потянувшись к рукояти закреплённого на поясе рукояти складного кинжала с двумя лезвиями.
– Уверен? – спросил он.
Тасующий Пути медлил. Он, наверное, лет на десять младше тард иэлта. Смешной возраст. И ему страшно. И обидно. Наверное, ужасно страшно и страшно обидно. Илар вздохнул и терпеливо повторил вопрос.
Зокин'Шиэстэ перевёл взгляд на свои странно подогнутые ноги, покрепче упёрся руками, набрав полные горсти мокрого песка пополам с кровью, чтобы опять не завалиться на спину, и, наконец, ответил.
Итаэ'Элар пожал плечами. Он уже успокоился. По большей части, ему уже было всё равно. Тард'иэлта волновали куда более грандиозные планы, чем утоление голода и восстановление потрёпанной гордости чьими бы то ни было сердечными мышцами. К тому же, у него совсем пропал аппетит.
– Соблаговолите предупредить по матюгальнику народ, что городишко накроют обстрелом, чтобы заставить тварей попрятаться?
Тегипко вздохнул. Он ждал этого вопроса. Он знал, что этот вопрос будет задан ему как старшему по званию в этом таборе, который почему-то до сих пор именовался Постом на альфу-два. Он знал, что, кроме соблюдения неких расплывчатых моральных обязательств, существенно это ничего не даст.
– И каковы шансы, что эпсилонцы в силу языкового барьера не поймут смысл сообщения?
Главный оператор затянулся самокруткой и меланхолично почесал бесцветный шрам на переносице. Неудобные вопросы он задавал только потому, что тоже с истинным отчаянием человека много повидавшего, циничного и беспринципного барахтался в зыбком болоте нравственности.
– А, ч-чёрт их знает, – наконец, изрёк он.
– Тогда вы меня поняли.
Пополам с треском и шумом статики, а также с отборной бранью экипаж «Фрактала» объявил, что они, «ть, приехали». Победоносное наступление танковой армады в количестве одного экипажа быстро захлебнулось ввиду отсутствия видимых целей. Да, разнесли начисто главную площадь городишки вместе с её отвратительно безвкусной статуей, да, отправили в адское пекло парочку ублюдков с гранатомётом, которые, собственно, и были повинны в том, что одна гусеница слетела. «Всё, ть, шкандыбайте – твари всё равно близко не подойдут, пока мы тут весело вальсируем», – таков был вердикт экипажа. Остальные эпсилонцы, не будучи совсем дураками, не спешили кидаться в самоубийственную штыковую атаку по примеру своего сородича, почившего у стен Поста ранее.
Охотники растянулись широкой цепью, и Тегипко, спасавшийся от вялых, но неразрешимых моральных терзаний, а также Паршин, Ольга и Борислав оказались практически в центре этой цепи. Чуть позади, почти плача над безрассудной отвагой своей руководительницы, шлёпали по грязи ольгины аспиранты, сгибаясь под тяжестью внушительного ящика с дельтийской рассадой.
Ольга пребывала в настроении оживлённом. Свой бесполезный пистолетик она куда-то забросила, вернувшись со склада Поста с видавшим виды автоматом в руках. По лицу её в тот момент блуждала ностальгическая ухмылочка и создавала впечатление жутковатое. Как Ольга уломала сурового главного контурщика пошуровать по складу, было покрыто завесой тайны, однако майор высказал предположение, что бионические конечности, знаете ли, отлично подходят для зажимания кое-кому кое-чего. Станислав, за прошедшее утро уже имевший счастье наблюдать стремительные метаморфозы ольгиного настроения, понадеялся, что это была просто шутка.
Площадь действительно была удручающе (или, если посмотреть с другой точки зрения – обнадёживающе) пуста на предмет наличия эпсилонцев. Подкопчённые обломки скульптурной композиции валялись тут и там, небольшие участки возгорания хрен-пойми-чего имели место быть и исправно горели, покалеченный «Фрактал» бессильно рычал.
– Они точно ещё здесь? – понизив голос так, чтобы, не приведи Триада, не услышала Ольга, спросил Тегипко у Борислава.
Ксеносоциолог внимательно осмотрел крыши ближайших зданий, глядящих на площадь выбитыми окнами. Потом надвинул на глаза тепловизор и повторил осмотр. Удовлетворённо покивал.
– Арсен, – тихо позвал он. – Ты знаешь, что делать.
Охотник, подтянутый, невысокого роста мужчина, коротко кивнул.
Руам'Каламму скучал. Иногда он бросал ленивые взгляды на свой браслет, чтобы в который раз удостовериться, что до совпадения точки начала маршрута с этим поганым городишкой остаётся ещё около четверти третьего дневного отрезка. Ему быстро надоела эта возня – батареи поганеньких хлипких трофейных ружей быстро сели, трусливые питеки попрятались по углам, а будоражившие кровь своей фаталистичной отвагой быстро закончились. Руму поковырялся когтем в зубах.
Конечно, можно было скоротать ожидание сном, но кровать какого-то питека, на которой Руму лежал, уставившись в потолок, отравляла всё удовольствие чересчур мягкой периной. Да и со стороны Поста бабахало так, что сыпалась штукатурка, а ещё чуть ли не под самыми окнами пара его идиотов-соплеменников вздумала тягаться с питековской машиной, которую те пригнали аж с Метрополии. После того, как Гвайет Умбала забрала этих идиотов себе, питеки поуспокоились, но рыскать где-то поблизости не перестали.
Не было слышно ничего, кроме металлического, скрежещущего неживой злобой сердца машины. Это раздражало. Бесило. Каламму резко поднялся со слишком короткой кровати и нервно прошёлся по комнате. Под сапогами хрустели и крошились осколки выбитого стекла. Неожиданно эпсилонец застыл на месте и пригнулся, машинально дотронувшись рукой до приткнутой в углу дельтийской автопушки. Её батареи были тёмны и безмолвны. Приглушённо выругавшись, Руам подобрался ближе к окну и затаил дыхание. На подоконнике, покрытом грязью и осколками стекла, дрожала чудесно яркая алая точка.
Эпсилонец облизнул губы, замерев каменным изваянием, движением одних глазных яблок следя за трепыханием точки. За дурака они его, что ли, держат?
Точка сдвинулась с места и, заплясав на осколках стекла, переместилась выше на оконный проём. Рума одним текучим движением, не выпрямляясь во весь рост, подобрался ближе. Нет-нет, он не идиот и не малолетка, чтобы вестись на такие фокусы. Точка закружилась в бешеном хаотическом вальсе на осколках стекла, разбрасывая рубиновых зайчиков во все стороны.
Быстрым плавным движением Каламму накрыл чёртову точку ладонью. Рубиновая звёздочка сияла у него между пальцев. Она затанцевала и гипнотически медленными кругами поднялась выше. Руам фыркнул, тут же снова настигнув её рукой. Алая звёздочка снова засияла на тыльной стороне его ладони и, конвульсивно дёрнувшись, перескочила ещё выше. Эпсилонец аж зарычал, дотянувшись и мгновенно прихлопнув её второй ладонью.
Каламму замер. Замер, выпрямившись во весь рост в оконном проёме, ловя призрачный красный огонёк. Дурак, кретин, малолетка. А огонёк, грёбаная красная точка, тем временем скользнула по его груди, сияя на глянцевом покрытии камуфляжа арксилт-нари и неуклонно поднимаясь выше. Нелюдь скосил глаза вверх и отчаянным, но запоздалым движением попытался отпрянуть назад.
Он не успел.
– Видите, это несложно, – осклабился Арсен. – Сюда, по ходу, набежали молодые твари, а они безмозглы, как котята, – заявил он, спрыгивая с брони «Фрактала», которая служила ему огневой позицией. – Ещё нужны поучительные примеры?
Вопрос был наверняка адресован Тегипко, но его опередила Ольга:
– Нужны. Перебьёте всех, кто будет сползаться сюда, – неожиданно посоветовала она обычной своей интонацией, которая состояла равно как из вопроса, так и из настойчивого совета. – Не буду мешаться у вас под ногами. Женя, Антон, за мной! Стас, дождёшься, пока меня ксеносы сожрут, или будешь меня сопровождать?
Охотники и Тегипко переглянулись.
– Эта та дамочка, которая блажила, чтобы ей притащили живого эпсилонца? – спросил, наконец, Арсен. – И почему её планы так резко поменялись?
– Женщины… – пожал плечами ксеносоциолог, чувствовавший себя более уютно в своей профессиональной области, чем в просто социологии безо всяких мудрёных префиксов.
– Аэлв ей что-то подсказал. Она утверждает, что теперь ей понятно, где приблизительно искать оглушённую, но ещё живую тварь, – нехотя прояснил ситуацию подполковник.
– Наверняка она добилась от него этого признания тем же способом, что и ключей от склада с оружием Поста у контурщика, – добавил майор, сделав некий недвусмысленный жест.
Подполковник, понервничав немного из-за саркастического замечания Паршина, наконец, отчалил, прихватив с собой двоих из группы Борислава.
Не прошло и десяти минут, как майор со смесью опасения, азарта и омерзения наблюдал за тревожно человекоподобной тварью, с ног до головы измазанной в крови, на четвереньках ловящей точку лазерного прицела.
– Гляди, – с привычным энтузиазмом театральным шёпотом провозгласил ксеносоциолог, – сейчас он даже не заметит, как останется без пальцев.
Предсказание Борислава вполне сбылось. Эпсилонец разглядывал хлещущую из отстреленных пальцев кровь, пока его окончательно не упокоили несколько (для верности) выстрелов в голову. Майор досмотрел до конца на изумление долгие дёрганья агонизирующего тела и вдруг заявил Бориславу:
– Ну-ка, дай мне попробовать половить.
Ксеносоциолог охотно отдал майору свою винтовку.
– Держи. Это просто курорт какой-то, а не вылазка.
– Ага, – подтвердил Паршин, с азартом кивнув и наводя прицел между теми домами, где ему почудилось движение.
– Так-так-так, – пробормотал ему под руку Борислав. – Теперь аккуратно выводи на свет. Кружи, меняй темп движения – ага, постарайся добиться непредсказуемости. Увлеки его – это не сложно, когда они нажратые.
Паршин был чересчур флегматичен по своему характеру, чтобы обеспокоиться, чем, по мнению ксеносоциолога, так насытились эпсилонцы, что у них последние мозги отказали. А Борислав, несмотря на свой беззаботный тон, тщательно скрывал точившее его беспокойство.
Было понятно, что уцелевшие Наставники кружат где-то поблизости, не решаясь показываться в открытую. Шум двигателя «Фешки» доносил до их обдолбанного чувства самосохранения что-то такое, что заставляло тварей держаться на отдалении. Удивительно было другое. Столкнувшись с подоспевшими силами человеческой метрополии, нелюди почему-то изменили своему обыкновению бесследно исчезать аки морок под лучами рассветного солнца.
– Эй, чё-то он не падает на четвереньки, – тихо заметил Паршин. – Чёрт, это баба что ли?
Ксеносоциолог прищурился. Застывший на приличном расстоянии Наставник, пожалуй, действительно был изящнее и ниже тех тварей, что им довелось видеть до этого. Эпсилонка склонила голову набок, заглядевшись на мельтешившую на земле перед ней точку прицела, и сделала несколько небольших шажков вперёд.
– Точно, баба, – удостоверился майор. – Я её веду. Сейчас или ещё рано?
Ксеносоциолог не ответил. Охотники его группы наблюдали за всеми выходами на площадь, один за другим подтверждая, что все эти пути чисты, но гложущая тревога не покидала Борислава.
– Мне требуется время, – упрямо повторил Элаар, на всякий случай отступая на шаг назад и внимательно следя за каждым движением Драраэна.
Итаэ'Элар прекрасно знал, как действуют электромагнитные вибрации мозга командира в фазе адреналинового аффекта, и потому старался сохранять устойчивую дистанцию в несколько метров между собой и Драро. Драро тоже это знал и потому наступал весьма нагло. (Правда, феномен сей Драраэн формулировал несколько иначе, в вольном переводе это звучало примерно как: «известное дело, все дрищи в моём присутствии сразу притухают»). Под молчаливым, но неодобрительным наблюдением Кин Наставники пытались вести переговоры, неизменно скатываясь в рычание и осторожное кружение друг около друга.
– Нам не стоит связываться с постовыми, – в который раз тард иэлт воззвал к здравому смыслу Драро, отступив назад. Он спиной чувствовал кирпичную стену узкого проулка. – Я перемещу грузовик домой. Мы можем убраться тотчас же.
– Точки ещё не совмещены, тард иэлт, – мрачно заметила Лларун.
– Она дело говорит, – оскалился Драро. – Пока ждём совмещения, сможем отлично поохотиться, – сказал он, делая ещё шаг, с удовлетворением отметив, что заставил ублюдка Анахармэ вжаться в стену.
Периферийным зрением командир на всякий случай следил, не лезет ли Бездна знает откуда эта мёртвая дрянь – Шаэррат, но тард иэлт, что называется, притух, больше не зубоскалил и гонору не показывал.
– Твои действия ставят под угрозу секретность моей миссии, – наконец, произнёс Илар то, что давно хотел сказать.
Он тут же пожалел об этом, потому что Драро подобрался вплотную, нарочито положив ладони на рукояти парных мечей на поясе, и башней навис над тард иэлтом.
– «Твоей миссии», значит? Ну, так пожалуйся Анахармэ, – Драро перешёл на свистящий шёпот, наклонившись ещё ниже к Илару. – А я расскажу всему Совету, какими бесполезными кусками дерьма были ты и твои поганые Тени для моей миссии.
Встретившись взглядом с серо-стальными глазами командира, Итаэ'Элар просчитал возможные варианты действий. Все эти варианты, придуманные на горячую голову, с большой долей вероятности приводили к преждевременной смерти Итаэ'Элара и различались только степенями мучительности.
– Я всё рассчитал. Можно не дожидаться совмещения Столицы, городишко входит в область плоскогорий, поэтому автоматика уже сможет отследить и совместить наше местоположение с какой-нибудь дырой типа Старых Врат или Серебряной Цитадели, а там…
– Засунь свои расчёты туда же, куда и оправдания за гибель Тасующих, – отмахнулся Драро, отворачиваясь и давая знак Ки'Лларун следовать за ним. – Ты просто хочешь избежать обезьян. Что, очень страшные твари? Напугали тебя, а, тард иэлт? И я всё ещё жду грёбаную гигантскую Шаэррат, – добавил он на прощание.
Илар промолчал, переводя дыхание, и выпрямился во весь рост. Он с отвращением и стыдом заметил, как инстинктивно сжался в присутствии командира под его чудовищным по силе эманационным влиянием. Сложно было представить, как будут реагировать на Драро питеки.
Белёсые обрывки тумана потекли из проулков. Илар не решил, какую мезоформу возьмёт для этой Тени, но зато знал, что она сделает.
– Шаэррат вас догонит, – сказал он вслед уходящим командиру и Кин.
Драро не почтил его своим вниманием, но Кин обернулась, коротко кивнув. Сначала она хотела предупредить Драро, что ей не понравилась улыбочка на окровавленной физиономии тард иэлта, но потом передумала, пожав плечами. Кин считала себя довольно умной, а умных самок грызня мужчин между собой не касается, это общеизвестно.
– Стреляй! Стреляй, чтоб тебя! – заорал вдруг Борислав.
До Паршина тоже начало доходить, что этот, то есть, эта конкретная нелюдь ведёт себя не в пример сдержанней, чем встретившиеся им до этого безмозглые создания.
– Но она же ещё не… – Паршин осёкся – тварь исчезла с того места, где была только что.
Точно выверенным прыжком Ки'Лларун ушла в слепую зону взгляда питека с винтовкой и широким шагом оказалась на расстоянии удара другой группы. Поднырнув под руку ближайшего питека, она всадила тому клинок в грудную кость и метким пинком заставила согнуться второго. Выбросив левую руку в широком защитном жесте, Кин, поднапрягшись, выдернула правой застрявшее лезвие, погасив инерцию обратным движением противоположного клинка, заставив второго питека забулькать. Чувства обострились до боли. По наитию Кин выпрямилась во весь рост, закружившись вокруг своей оси – все четыре лезвия двух её мечей вращались. Одна из пуль ударила в лезвие, на доли секунд сбив ритм движений эпсилонки.
Борислав проклинал себя за медлительность, но, когда эта бешеная баба прирезала Святополка и закружилась, отбивая пули широкими лезвиями мечей, он уже не решался стрелять, боясь задеть опрокинутого ксеносихой Глеба. В своём почти неразличимом танце баба змеёй метнулась в его сторону.
Она оценивала ситуацию мгновенно. Громадная машина постовых вблизи была не опасна, в отличие от питеков. Одно из длинных складных лезвий её меча заклинило при попадании в него пули и сломалось, оставив в руке только короткий клинок-противовес. Питек, посмевший играться с ней зазывной красной точкой, оказался перед ней, и Кин ударила его в челюсть кулаком с зажатой в нём бесполезной, но тяжёлой рукоятью.
Нелюдь свалила майора и молнией скользнула к Бориславу, пока ксеносоциолог не смел вдохнуть от сжавшего грудную клетку ужаса эмпатического удара нелюди.
Он ждал ещё одной волны, однако ошибся – взвыв, ксеносиха покатилась в развезённую манёврами «Фешки» грязь, тут же попытавшись сгруппироваться и подняться, на тягучие несколько секунд остановив вращение страшных клинков. Этих секунд Бориславу хватило, чтобы шагнуть к ней, всадив клинок тяжёлого палаша под солнечное сплетение нелюди и выстрелить ей в голову.
– КМС по фехтованию, сучка, – выдохнув, хрипло проговорил ксеносоциолог, глядя на дёргавшееся тело нелюди.
В его профессиональной среде ходило достаточно баек о том, после нанесения каких увечий эпсилонцы продолжали крушить всех вокруг как ни в чём не бывало.
Вскоре был дан ответ и на странную предсмертную неуклюжесть нелюди.
– Сдохла? Я подумал, что ноги она себе всё равно железками не защищает, – сплюнув кровь, невнятно проговорил с земли поднявшийся на локте Паршин.
Командира не особо волновала неутешительная статистика смертности молодняка. Он водил юнцов в набеги два десятка лет, выживали только самые сильные, быстрые, умные и вменяемые, а нынешняя группа была плоха по всем параметрам. В Бездну им и дорога.
Трусливые мартышки знали, чем завлечь молодняк, и за это они заплатят кровью и своими потрохами, от которых в холодный воздух будет подниматься дурманящий тёплый пар. Драро торопился напомнить питекам их место. Подбадривая себя этой мыслью, он побежал ещё быстрее, спеша обогнуть площадь, чтобы их совместное с Кин нападение зажало питеков в клещи.
Ветер, бьющий Наставнику в лицо, донёс гарь и маслянистый запах топлива машины питеков, который раздражающе маскировал всё остальное. Неподалёку послышалась мешанина из выстрелов и высоких питековских воплей.
Гигантским прыжком он запрыгнул на броню покалеченной машины, удержался при её рывке, когда полубезумный от кипевшего магнитного поля эпсилонца экипаж решил совершить какой-то манёвр. Каро прогрохотал подошвами сапог по металлу и спрыгнул вниз. Для эпсилонца, весящего свыше полутора центнеров, питеки были лёгкими и хрупкими. Зазевавшегося человека Драраэн снёс плечом, с чавканьем и хрустом пригвоздив упавшего к земле стволом более ни на что не годной винтовки пустынников, и резко прыгнул вперёд, оставив вопящего питека далеко позади.
Остальные не потеряли самоконтроль от волн незамутнённой ярости, которое изрыгало из себя магнитное поле, окружавшее тело Наставника. Они отступали, веером расходясь от него, огрызаясь очередями, но для Драраэна их стрельба казалась смешной и неуклюжей – он двигался чересчур быстро для того, чтобы их неповоротливые мозги успевали обрабатывать информацию о том, где он находится.
Ладонь, сжимавшая рукоять двуклинкового меча, скользила от стёкавшей по лезвиям крови. Предпоследнего питека, который вхолостую щёлкал пистолетом с опустошённой обоймой, Драраэн просто отшвышнул в сторону свободной рукой. Наставник удовлетворённо кивнул, когда услышал, как тушка человека гулко шарахнулась об броню питековской машины.
Огромный ублюдок, наконец, переставший метаться неуловимо для человеческого глаза и сейчас неторопливо шедший в сторону майора, был не обделён умом. Не только ради извращённого удовольствия эпсилонец оставил за собой кучу раненых и оглушённых. Всё ещё кое-как способный двигаться «Фрактал» не будет кататься по своим.
Кондратий попытался отползти назад, помогая себе локтями и чередой трёхэтажных ругательств, припасённых специально для таких отчаянных случаев. «Когда тварь расправится со мной», – обрывочно подумал он, – «то наверняка примется расковыривать «Фешку». Ползя в бесконечном бесполезном агонизирующем отступлении, майор подумал, что проклятому нелюдю последнее вполне может удаться.
Охотник, ставший первой жертвой восьмифутового эпсилонца, всё ещё протяжно орал. Видимо, нелюдю эти крики тоже действовали на нервы, потому что он отвернулся от валявшегося в паре метров от него Паршина, подобрал чей-то валявшийся на земле пистолет и размашистыми шагами вернулся к пригвождённому к земле человеку, быстро завершив страдания того.
Собственно, благодаря этому Охотнику, вероятно, уже греющемуся в невечернем свете Триады, Паршин и выиграл несколько метров. К сожалению, до примеченного им ранее бесхозного дробовика, к которому Кондратий мужественно прокладывал свой отчаянный маршрут, он так и не добрался. Острые холодные камешки и осколки стекла впивались в ладони, тормозили движение волочившиеся по земле ножны с уставной саблей. Майор осторожно замер, положив ладонь на эфес. Чёртову железку нужно выкинуть. Кондратий был готов поклясться, что шелест выдвигаемого из ножен клинка был тих, аки полёт капустницы над огородом, однако нелюдь, задумчиво замерший, было, над телом убитого им Охотника, обернулся, по-собачьи склонив голову набок. Половина его рожи была в чёрных татуировках.
Сердце у майора упало.
– Не подходи, не подходи… – бормотал он как заведённый, стараясь подняться на ватных ногах и держа саблю в дрожащей вытянутой вперёд руке.
В наушнике раздавалось бессвязное бормотание экипажа «Фешки», получивших неслабый психический удар. Влияние нелюдя заставляло и Паршина утопать в липких волнах тошноты и неконтролируемой животной паники. Усилием воли он заставлял себя вспоминать инструктаж – среди Охотников, да и военных тоже, ходила устойчивая вера в то, что эпсилонцев приводит в ярость огнестрел, а вот к людям, выходящим против них с холодным оружием, они отчего-то испытывают своеобразный пиетет. Затея была имбецильная – Паршин видел, как может двигаться ксенос, и потому не испытывал иллюзий по поводу того, сколько секунд сможет выиграть у нелюдя, прежде чем превратится в большую заготовку для шашлыка.
Каро прошёл мимо тела Кин и, посмотрев на мешанину, которая осталась от её лица, почувствовал лёгкое сожаление. Тамин'Сиах будет недовольна – Лларун была многообещающей девочкой для вступления в одну из каст Анахармэ. Драраэн зарычал, тоже разочарованный смертью Кин, и тут же выместил злость на одном из валявшихся рядом бессознательных питеков. Слизнув розоватые хлопья лёгочной крови с лезвия меча, Драро посмотрел на питека, совладавшего со своими нижними конечностями и сейчас мелкими шажками пятившегося от него. Питек что-то бормотал. Драраэну было любопытно проверить, насколько будет медлительна эта конкретная обезьяна.
Наставник огляделся, чувствуя, как в нём снова закипает бешенство – обещанной тард иэлтом Шаэррат так и не было, хотя Драро кожей чувствовал на себе взгляд этого ублюдка. Итаэ'Элар, по своему ублюдочному обыкновению, нашёл для себя уютное местечко, достаточно далёкое от питеков, откуда и следил за происходящим.
– Илар! – выкрикнул Драраэн в пространство. – Сучий! Ты! Сын! Где эта проклятая Тень?!
Зум камеры у этой хреновины был отличный. По крайней мере, перекошенную от злобы физиономию Драро было видно чётко. Илар поёрзал, пытаясь удобнее улечься на крыше здания, держа камеру левой рукой, а правой пытаясь отвернуть крышечку термоса.
Тень распласталась рядом и тоже старалась не высовываться за парапет, хотя при её габаритах это было непросто. Драраэн что-то орал внизу, прекрасно работая на камеру, пока Илар наливал себе чай. Тень, сунувшись любопытной мордой, дыханием скинула стаканчик вниз. Ну, чай всё равно был остывший. Илар беззлобно выругался, потрепав Шаэррат по гладким щиткам на морде.
Изображения подобных ящеров он видел в буклете одной из транснациональных компаний питеков, повествовавших об этом плане, который именовался, по их обыкновению, одним символом. Разбираться в грамоте обезьян тард иэлт не имел никакого желания, но тварь ему приглянулась. Не отсеянное эволюцией всегда выигрывало в рационализме по сравнению с художественными изысканиями, потому к данной мезоформе он не стал добавлять никакой отсебятины. Ну, кроме крыльев. Крылья очень важная штука. Они ужасающе смотрятся. А ещё в эти парные куски плоти всегда удачно уходят излишки материи.
Итаэ покосился на дисплей браслета – совсем скоро выпадение в нестабильность станет возможным, но до этого можно сделать ещё несколько дел. Тварь глухо заворчала, получив ментальный тычок, и тёмной гибкой массой перетекла через парапет крыши, цепляясь за малейшие неровности бетонных плит. Итаэ'Элар, перегнувшись через край, следил за ней, держа камеру в вытянутой руке. Мезоформа Тени была чуть «разжижена», но, когда загнутые когти ящера коснулись земли, размеры твари несколько уменьшились в пользу возрастания плотности.
Приглядевшись, Илар с удивлением заметил, что Драро и молодняк вырезали не всех питеков с Поста. Один из них, облачённый в крайне грязную, но ещё узнаваемую форму армейской части метрополии, пятился от Драраэна, панически размахивая тяжёлой саблей. Итаэ'Элар скорбно вздохнул, проверив рукоять двуклинкового складного меча, и педантично отметил про себя, что, видимо, придётся доделывать за Драро его работу.
Заметив, как застыл взгляд питека, Драраэн повернул голову. Через площадь катилась чёрная блестящая волна. На ходу обретая форму, мерзость отращивала суставчатые конечности с изогнутыми серпами громадных когтей, рывками сокращая расстояние между собой, Драро и питеком. Наставник сделал шаг в сторону, давая Шаэррат свободно подтечь к человеку.
Вылепившаяся из бесформенной чёрной массы вытянутая морда с игольчатыми зубами длиной с ладонь эпсилонца метнулась в сторону Паршина, зарычав, когда тот отчаянно махнул саблей в её сторону, а потом опять обратила взгляд светлых мутно-зелёных глаз на Драраэна. Сокрушительные, калечащие удары воли обрушились на Тень.
– Чего ты ждёшь?! Сожри его с потрохами! Уничтожь стального зверя! Ты моя Тень! – Драро хлестнул плоской стороной меча по шее твари.
Паршин снова рухнул на землю, когда зубы неведомой мерзости клацнули в опасной близости от него. Покрываясь холодным потом, Кондратий, зажмурившись, шарил по земле свободной рукой. Ледяной металл, который мог быть только вожделенным бесхозным дробовиком, неожиданно оказавшимся в зоне досягаемости, заставил майора в который раз за этот поганый день вознести искреннюю молитву Триаде.
Не разжимая веки, майор подтянул дробовик ближе. Нелюдь всё ещё рычал на неведомую дрянь, дрянь огрызалась в ответ. Паршин молился, беззвучно шевеля губами. Он уже был готов стрелять, как вдруг стылый воздух прорезал горловой вопль. Огромный нелюдь вдруг неестественно высоко взвизгнул. Послышался ещё один рык твари и отвратительный влажный хруст, который перекрыл ещё один визг эпсилонца.
Паршина будто окатили ушатом тёплой липкой жижи. Проморгавшись, майор с ужасом воззрился на чёрную тварь, мотавшую в челюстях то, что осталось от огромного эпсилонца. Ящер перекусил нелюдя напополам и сейчас, спазматически сокращая мышцы гибкой длинной шеи, с отчаянной жадностью пытался заглотить верхнюю половину. На скорчившегося рядом Паршина то и дело падали отдельные кровавые фрагменты.
Илар очнулся, обнаружив себя вцепившимся в парапет трясущимися руками. Тень выла и рычала внизу, на площади, терзая то, что осталось от Драраэна, и Итаэ'Элар подвывал, рыча вместе с ней, дёргаясь, давясь и дрожа. Он судорожно вздохнул, тут же закашлявшись, и сплюнул кровь – в забытьи он умудрился прикусить себе язык. Наставник с трудом разжал пальцы и, обмякнув, перекатился на спину, подставив лицо мелким дождевым каплям. Ссадины только сейчас начали гореть.
Тард иэлт не ожидал такой бессознательной и сильной реакции. Он не зверь. В раздражении и злости на самого себя Илар резко поднялся на ноги, игнорируя головокружение и слишком громкий стук собственного сердца, и, прищурившись, снова посмотрел на площадь. Рядом с пирующей Шаэррат он заметил маленькую фигурку скорчившегося человека и нетерпеливо подтолкнул Тень к нему. Нужно было прибраться – питекам ни к чему раньше времени узнавать о Тенях.
Майор не был трусом. Он остервенело жал на курок. Естественно, он не мог промазать мимо гигантской дряни. Естественно, дробь была смешна для подобного монстра.
Дробовик сухо щёлкнул. Паршин обречённо посмотрел на тварь, которая подняла к небу голову и протяжно завыла. Холодный воздух будто нагрелся за несколько секунд. Зыбкое марево задрожало вокруг ящера, тело которого визуально «поплыло» и потекло. Майор, вскочив на ноги, попятился назад. Обвал случился за мгновение – с сухим шелестом контур тела ящера рассыпался на сотни мелких осколков. Настоящая лавина малых тварей глянцево блестящей чёрной лужей наводнила площадь. Паршин прошёлся по мелкому озерцу из кишащих ящериц, удовлетворённо слушая стрёкот, писк и хруст.
Но когда в следующий миг майор посмотрел под ноги, то увидел, что по мокрой брусчатке текут ручьи грязной воды, как после сильного дождя. Масса малых ящеров растаяла как морок. Кондратий выругался – нигде не было ни следа передавленных тварей – и поднял взгляд на стрёкот. Выругаться пришлось снова. Для успокоения нервов.
На багрово-красных, влажных, блестящих и бесформенных кусках чего-то, что могло быть только недожёванными останками эпсилонца, сидела ещё одна маленькая чёрная ящерка. Забыв, что оружие бесполезно, Паршин навёл на неё дуло дробовика. Ящерица застрекотала, не сводя с него проникновенного взгляда зеленоватых светлых глаз. Майор вхолостую щёлкнул курком. Ящерка шустро скрылась между обломков разбитой скульптуры.
Точки совместились, и медлить представлялось ему… нецелесообразным.
Следовало бы завершить начатое, но Илар остался единственным свидетелем случившегося. Бесполезного Тасующего убьют постовые, а питек… питек видел обычного для этих мест хищника, которого привлёк в город запах крови. А то, что этот хищник потом рассыпался, растаяв, как дым – так это питек повредился своим хлипким рассудком после героического эмпатического воздействия Драро, вот и мелет всякий бред… или какое ещё объяснение там смогут придумать люди? Тард иэлт поражался их способности объяснять феноменом галлюцинаций всякие загадочные вещи. Наставник бы точно не смог спокойно существовать, думая, что половина того, что он видит, ему только чудится, а этим безумным тварям так только спокойнее жилось.
Илар озадаченно покачал головой и строго посмотрел на сидевшую у него на плече ящерку. Мезоформа Тени уставилась на эпсилонца наиболее трогательным из своих выражений. Итаэ'Элар вздохнул, шагнув вперёд, и исчез, как ни бывало.
Не моргая, Зокин'Шиэстэ смотрел в тёмное небо. Снова начал накрапывать мелкий дождь. Постепенно и неторопливо на Зокина всё-таки начинали снисходить ощущения пронизывающего холода и боли. Ударные дозы обладающих анаболическим эффектом гормонов начинали разлагаться и выводиться из организма. Он отмечал все метаморфозы, происходящие с ним, чисто машинально. На него наваливалось сонное оцепенение, и каждое последующее моргание давалось тяжелее предыдущего. Зокин поднял руку, чтобы стереть с лица дождевые капли, и засмотрелся на свои грязные пальцы с обломанными когтями. На него снова накатила ватная волна засыпания, и он опустил руку, удовольствовавшись тем, что просто слизнул капли с губ. Пить хотелось почти так же сильно, как и спать.
Дождь усилился, немного приведя Наставника в чувство. Слух, однако, пока не подводил Шиэстэ – он знал, что питеки околачивались где-то поблизости – как и предполагал тард иэлт, твари всё-таки решились вылезти со своего Поста. До Зокину донеслась какофония из выстрелов и жутких горловых взрыкиваний, которые могло издать только одно из порождений Теней.
Зоэ сморгнул третье веко и покосился в сторону. Сначала он клял себя за шоковое искажение восприятия и прочую дребедень, которую мог играть с ним мозг, пытавшийся блокировать или компенсировать импульсы, посылаемые повреждённым позвоночным столбом и тканями вокруг него. Но теперь, когда дождь снова припустил, сомнений у Зокина не оставалось: капли дождевой влаги старательно избегали небольшой локации неподалёку от лежащего навзничь нелюдя. Стоило Зоэ демонстративно положить ладонь на рукоять меча, еле заметное нечто перетекло в мрак между деревьями. Эпсилонец разочарованно зашипел. Фигура чуть «бликовала» под дождём – он ориентировался по идущей ряби от падавших капель, чем действительно мог разглядеть её. Теперь Зеркальный, как мысленно Зоэ обозвал тварь, лишил его даже такой возможности слежения.
Настоящим пустынникам в их маскировочных доспехах нечего было делать в этом холодном промокшем Пространстве, и было трудно поверить, что кто-то из Наставников его группы овладел хитростями тонкой настройки искажающих свет полей этих комбинезонов. Все считали это бесполезной тратой времени. Илар дал понять, что, пусть Зокин и отказался от великодушного умерщвления, никто не собирается возвращаться за искалеченным Тасующим Пути.
Зоэ беспокойно завертелся – периферийным зрением он снова зацепил рябь и блики. Зеркальный снова появился, ещё ближе и с другой от Зокина стороны – невидимая дрянь кружила, пока не решаясь приблизиться. Наставник зашипел, снова схватившись за меч. На мокром, заляпанном ошмётками других Тасующих Пути песке можно было разглядеть едва заметные небольшие отпечатки. Проклятая обезьяна изучала его.
Голоса группы питеков со стороны посёлка стали ближе. С вялым любопытством Тасующий Пути задался вопросом, действуют ли они вместе или порознь с маскирующейся дрянью. Самка в сопровождении пятерых самцов высоко и торжествующе заверещала, указывая в его сторону. Зокин'Шиэстэ, поломанный и, как он горячо надеялся, всё-таки умирающий, был готов встретить их. Он ещё не знал, как поможет им свести близкое знакомство с Бездной, но решительно придумывал план, пока не услышал над ухом произнесённое шёпотом:
– Ырр гаар'хет.
Он изумлённо скосил глаза. Зеркальный был совсем близко – но всего мгновение – свистнувший развернувшийся клинок меча Наставника поймал пустоту. Потеряв равновесие, Зокин свалился навзничь. Кое-как приподнявшись на локте, Зоэ поднял глаза, упершись взглядом в воронёный металл. Самка, прижимавшая дуло автомата к его лбу, слово в слово повторила приказ, который только что дал ему Зеркальный.
– Бросай меч, ксенос! – поторопила Ольга.
Нелюдь одарил её взглядом, полным отвращения – холодные голубые глаза ярко выделялись на заляпанном кровью лице – потом оскалился, показав мелкие белые заострённые зубы, но ладонь послушно разжал. Меч с двумя широкими лезвиями упал на мокрый красный песок. Ксенобиолог носком ботинка отбросила его подальше, ещё раз внимательно приглядевшись к эпсилонцу. У того наверняка был перебит позвоночник, или что-то в этом духе, что делало его относительно неопасным. Однако, за сегодня она уже наслушалась достаточно баек о феноменальной живучести эпсилонцев и, если хоть несколько из этих историй имели под собой реальные основания, рисковать не следовало.
– Ребята, присмотрите, чтобы он ещё какой фортель не выкинул?
Сопровождавшие её Охотники без лишних слов направили свои автоматы на притихшего эпсилонца.
– Что здесь произошло? – спросил один из помощников ксенобиолога, в ужасе топчась на кровавом песчаном берегу.
Ольга осмотрелась – она не знала, какой ответ будет хотя бы немного близок к истине, и потому чувствовала себя не в своей тарелке. Выручил её Тегипко:
– Перерезали друг друга небось, дикие твари, – заявил он авторитетно, расхаживая вокруг.
Подполковник украдкой пожал плечами, поймав взгляд Ольги. Даже Охотники тщательно скрывали свою некомпетентность под масками безразличного спокойствия. Самым логичным было предположить весьма удачное попадание осколочного снаряда, но он никогда не слышал о том, чтобы осколочные разносили врага настолько ровным слоем… в любом случае, об этом можно будет поразмышлять позже.
– Шевелитесь, шевелитесь! – заорала, поторапливая своих ассистентов, Ольга, распаковывая металлический короб с каплями конденсата на стенках.
Замки щёлкнули, в холодный воздух поднялись пары характерного едко-сырого запаха разросшейся грибницы.
Зоэ не решался шевельнуться. Бешеная некрасивая самка со слишком бледной, неравномерно пигментированной кожей бросила оружие, натянула резиновые перчатки и стала копаться внутри какого-то омерзительно пахнущего сундука. Потом она посмотрела в сторону Зокина так, что тому вдруг стало неуютно, хотя один цикл Сердца Света назад он и представить не мог, что будет шарахаться какой-то там обезьяньей самки.
Шиэстэ так увлёкся анализом своих ощущений, что пропустил момент, когда женщина обратилась к нему. Ей пришлось повторить. Правда, на второй раз Наставник тоже ничего не понял. Впрочем, самцы, державшие его на прицеле, объяснили доходчивей:
– Акк, – сказал один. – Акк та-эр.
Зоэ не видел другого пути, кроме как повиноваться. Он вытянул руку вперёд, стерпев, когда бешеная самка закатала рукав его комбинезона, и, удивлённо воскликнув, указала остальным на его наборный браслет. Гримасничая и жестикулируя по своему обыкновению, питеки немного погалдели. Когда самка начала снимать браслет с его руки, Зоэ оскалился, невольно сжавшись от омерзения. Дело было даже не в том, что проклятая сука в данный момент отнимала все его сбережения (хорошо хоть пока не добралась до устройства расчёта совмещений на другом запястье) – даже через перчатку прикосновения её левой руки были холодны, жёстки, неуклюжи и неестественны. Женщина повертела браслет в руках и, судя по всему, хотела выкинуть его, но её остановили загалдевшие самцы. В результате непродолжительного спора браслет сомкнулся на запястье одного мерзкого типа с сытой широкой рожей, который уже успел прихватить себе меч Зоэ.
Самка, схватив руку Зокина стальной хваткой холодной протезированной конечности, протирала ему предплечье воняющим дезинфектором. Наставник не обращал на её манипуляции ни малейшего внимания – Зеркальный держался на небольшом расстоянии за спиной женщины, хотя покалеченная обезьяна и не чувствовала этого.
– Ребята, подтяните ящик ближе, – скомандовала ксенобиолог аспирантам. – Ну-ну, ещё ближе, эпсилонец вас не съест. Ага, отлично. Теперь передайте мне нить. Ага, спасибо, эта подойдёт.
Ольга ещё раз смерила эпсилонца оценивающим взглядом. Тот даже в плачевном состоянии не оставлял попыток установить над ними эмпатическое давление. Но количество группы было выбрано верно – их было чересчур много для него одного.
– Стас, держи его руку.
Зоэ преследовало смешанное чувство омерзения и любопытства. Тонкие лианы чего-то ещё влажного от той жидкости, в которой оно содержалось, женщина аккуратно оборачивала вокруг его предплечья. Она действовала осторожно и неторопливо, хотя Шиэстэ прекрасно понимал, что делается это не ради его комфорта, а ради сохранности, видимо, хрупких нитей. Питеки совершенно заслуженно считались сумасшедшими.
– Пятнадцать секунд, предположительный рубеж дельты, – проговорила Ольга отчётливо. Один из её аспирантов держал в руке записывающее устройство. – Отрицательно, – сказала она, поправив лиану на коже нелюдя. – Тридцать секунд, среднее предполагаемое по сапиенс без генных отклонений, – Ольга помедлила, снова тронув грибницу, и чувствуя, как начинает затекать правая нога – она стояла на коленях перед эпсилонцем. – Пройден. Отрицательно, – миконити упорно отваливались. С каждым дёрганьем медлительной секундной стрелки, сердце ксенобиолога захватывающе-сладко азартно ёкало. – Полторы минуты, – её голос, когда она оборачивала вокруг руки нелюдя отпавшую часть спирально закрученной лианы, несколько дрогнул. – Предположительный по сапиенс с мутациями и модификациями. Отрицательно. По-прежнему, – нога затекала всё сильнее. – Ты записываешь? – чтобы отвлечься от неприятного ощущения, спросила она у аспиранта.
Тот торопливо закивал. Пересиливая себя, ксенобиолог подождала ещё необходимые три с половиной минуты. Пять минут были неким условным рубежом, до которого была особенно важна отрицательная реакция на симбионта у эпсилонцев. Как авторитетно заявляли ксеносоциологи с Бориславом во главе, больше ни у одного нормального Наставника не хватит терпения ждать, когда же эта чёртова колымага заведётся.
(Прим. автора: в частности, этим малоизвестным фактом объясняется, что гордые обладатели отечественных марок транспорта куда реже оказываются в неудобных ситуациях угона этого транспорта всякими вероломными чужими, но это совсем другая история).
– Собирайте лавочку, ребята, – наконец, провозгласила Ольга. – Отрицательная, – она дёрнулась, попытавшись подняться, и, дабы замаскировать свои неудачные попытки, продолжала беспечно болтать: – Печенька весь раздуется от гордости, что он оказался прав, – ксенобиолог предприняла ещё одну попытку. Правая нога, хоть и затекла, вполне себе подчинялась, чего нельзя было сказать про левую. – Э-э… Стас? Кажется, этот проклятый привод заело…
Охотники сохраняли свои обычные невозмутимые выражения, пока Ольга, чувствуя себя сломавшейся куклой, по-дурацки балансировала на одной ноге, опираясь на подполковника, который сгибал-разгибал её ногу в колене. Не то что бы за прошедшие годы она не привыкла к периодическим отказам искусственной опорно-двигательной системы… просто… его неуклюже-осторожные прикосновения были ей приятны. Учитывая тот факт, что значительная часть её тела была уже четырнадцать лет как съедена какой-то дрянью в болотах лямбды, а на рецепторное покрытие на бионике она так и не соизволила накопить, приятность эта была не более, чем фантомным воспоминанием. Краснеть от фантомной памяти было глупо вдвойне.
Чувствуя, что снова может согнуть-разогнуть сустав, ксенобиолог сконфуженно пробормотала слова благодарности и поспешила поскорее забыть об этом. Нелюдь всё это время насмешливо наблюдал за её беспомощностью, поэтому она не стала с ним церемониться.
– Стас, этот, – Ольга кивнула в сторону нелюдя. Совершенно нетактичная тварь, – больше не понадобится.
Прихрамывая, женщина отошла в сторону. Тегипко втайне порадовался тому, что Ольга сама не стала добивать эпсилонца. По крайней мере, это доказывало, что под маской её деловой жёсткости всё-таки была натура горячая и не обделённая состраданием даже к тварям, этого сострадания не достойным. (Эту мысль Станислав тоже где-то вычитал, но ему доставляло удовольствие думать, что она его авторства). Он пересилил себя, не поставив в автоматический режим – одного (или двух… ну, или трёх) выстрелов вполне должно было хватить. Не сделал их Тегипко по одной простой причине.
Ему в висок упёрся холодный металл. Щелчок взводимого курка отдался в черепе. Ольга изумлённо выдохнула.
– Станислав, убери оружие, – динамики шлема несколько искажали тембр, но интонации голоса показались ему знакомыми. Очень знакомыми. – Пожалуйста, – холод у кожи виска исчез.
Чувствуя себя более свободно без угрозы ежесекундного вышибания мозгов, Станислав обернулся.
– Привет всей компании, – сняв шлем, промурлыкала Элоиз уже своим обычным голосом.
С глянцевой поверхности её комбинезона сходила последняя рябь искривлявшего падающий свет поля. Ассистенты ксенобиолога, придушенно пискнув, отступили на, по их мнению, безопасную дистанцию. Двое Охотников спокойно кивнули маленькой княгине, что только подтвердило подозрения подполковника о том, а всё ли было так чисто в бескорыстном желании Анастасии подсобить в скорейшем изгнании нелюдей с эр.
– Последний раз ты угрожала мне подобным образом двадцать лет назад, – проворчал Тегипко, взяв себя в руки.
– Двадцать один год, – поправила Элоиз, вставая рядом с подполковником и глядя на зыркавшего на неё эпсилонца. – Тогда мне нужно было получить этот чёртов диплом, ты же понимаешь, ничего личного… Значит, эпсилонец бесполезен для вас? – спросила она у подошедшей ближе Ольги.
– Да, – помедлив, ответила ксенобиолог, невольно размышляя, свидетелем чего именно была Элоиз. – Это… отличная новость… – не слишком убедительно добавила она.
– Что ж, теперь вашему проекту точно дадут ход, – безукоризненно ровным тоном произнесла маленькая княгиня, поддерживая светскую беседу, как если бы все трое находились где-нибудь на приёме в Старой Москве, а не стояли полукольцом вокруг приказывавшего долго жить нелюдя в окружении валявшихся тут и там нелицеприятных кусков тел ему подобных.
– И зачем тебе понадобился нелюдь? – спросил подполковник.
Элоиз пропустила вопрос мимо ушей, понизив голос и обратившись к эпсилонцу несколькими сжатыми рычаще-шипящими фразами. На что тот, помедлив, отозвался короткой тирадой. Интонации его показались Ольге насмешливыми, но и, одновременно, несколько натянутыми. Он боялся их.
Маленькая княгиня позволила себе усмехнуться:
– Представляете, говорит, что «только», – цитирую, – «слепая китовья задница не заметила бы, как поле коротит водой». Я проспорила, Ресто предупреждал, что Наставники обрабатывают визуальную информацию лучше человека… – она оставила окончание фразы повиснуть в воздухе. Каждый из присутствующих был волен сам придти к неуютным для себя выводам. – Мы забираем этого на альфу.
2 февраля 2266 года. Пространство класса «альфа», Новая Москва, Западная ось, тридцатый Посадский остров.
– «… Пути эвакуации на альфа-Пространство для пострадавших также были перекрыты по приказу вышеупомянутого бравого командира, что мотивировалось якобы создавшейся угрозой третьего типа для границ Метрополии. Однако, должных мер при столь высоком классе угрозы по обеспечению безопасности пострадавших предпринято не было, а территория Поста была очевидно не способна вместить такое количество беженцев. Сам будучи свидетелем вопиющих нарушений прав человека, а также полного пренебрежения ценностью человеческих жизней, хочу обратиться к верхушке с накипевшим вопросом: доколе…» Слышала, Элоиз? – князь Смоленской гряды отложил планшет и, слегка измученный стилем речи автора статьи, откинулся на подушку. – «Доколе»? Да он издевается! Кто сейчас вообще употребляет это слово?
– Что ты там читаешь? – Элоиз вышла из ванной, сооружая на мокрых волосах затейливый тюрбан из полотенца, и села на кровать.
– Страшную историю на ночь, – сказал Ресто, окидывая жену задумчивым взглядом, – потому что слово «жертвы» здесь встретилось тринадцать раз за одну страницу, – потянувшись, он снова вернулся к преждевременно отброшенному тексту статьи. Элоиз подсела ближе, читая из-за его плеча. – На вид всё гладко – вероломные захватчики… нелюди… жертвы-жертвы-жертвы… ты считаешь? Может, четырнадцатый повтор найдёшь?.. непростительно медленная реакция Метрополии… очевидно свидетельствует о некомпетенции… «некомпетенции»?.. есть такое слово?.. высшего военного руководства… По-твоему, я должен это пропускать?
Элоиз взяла планшет и, улёгшись удобнее, прочитала текст от начала до конца. Нахмурившись, она недоумённо переспросила:
– И это ты называешь: «всё гладко»? А где тогда «ценой героических усилий сокрушены», «хвала Триаде» и «Феникс реет гордо»?
– Это не из той оперы. Это – маленький привет от оппозиции, – хмыкнул Ресто. – Со мной оговорено, что я должен пропускать в печать нечто подобное хотя бы раз в полгода, – пожал он плечами.
– Тогда карьерная лестница для нашего общего знакомого может стать весьма крутой, – задумчиво проговорила маленькая княгиня
– А тебя это волнует? – спросил Ресто, кладя ладонь ей на грудь.
Элоиз посмотрела на его руку и подозрительно спросила:
– Ты сейчас конкретно о чём?
Князь фыркнул, а потом, посерьёзнев, добавил.
– Ну, придраться действительно не к чему – ни намёка на присутствие учёных на эр и о силиконовой подружке Станислава.
– С чего ты продолжаешь её так называть? Накопал что-то на неё? – спросила княгиня.
Ресто решил, что этой информацией он, пожалуй, поделится с подполковником при личной встрече, потому ограничился невнятным бормотанием. Уточнять подробности Элоиз не стала, размышляя, по неосведомлённости ли он не упомянул ничего о её участии в событиях на эр. Преобладающими чертами в характере мужа она когда-то считала смесь беззаботной простоты с ленцой, но это было много лет назад.
– К тому же, последняя громкая новость состояла в нашествии дельтийцев в сентябре, помнишь? – вернулся Ресто к предыдущей теме. – Если заверну статейку, Государь скажет: «На кой ляд я держу тебя и ещё уйму чёртовых гибридов, если вы не чувствуете, когда нужно дать народу забыться в…» – князь щёлкнул пальцами, подбирая нужное выражение, – «… в экстазе сопротивления системе, а когда – нет?»
– Ты бы сам мог клепать статейки таким кондовым стилем, – заметила Элоиз.
Ресто погладил улёгшуюся у него под боком жену по волосам, втайне радуясь тому, что она не знает о том, что часть этих опусов действительно была его авторства. Вероятно, не знает. Стоило с осторожностью рассуждать о том, что известно Элоиз, а что – нет.
В любом случае, отец мог сколько угодно осуждать его, что он не отличит холодный процесс разрыва вероятностной ткани от импульсного термического разложения, зато Ресто понимал, когда нужно отвлечь внимание общественности свободолюбивой мишурой, а когда – закрутить гайки. В народе ходит мнение, что гибриды выводятся в качестве идеальных организмов для ведения войны. Но оно не совсем верно. Гибриды нужны для её предчувствия.
– Доминик хочет катер, – сказала Элоиз сонным голосом, – говорит, что после ледохода у них начнутся какие-то соревнования.
– Хорошо, я куплю.
– Нет, ты не понимаешь! – Элоиз приподнялась на локте, мигом растеряв всю сонливость. – Нельзя покупать детям всё по первому их требованию. Мне кажется, им не хватает серьёзности. Вот у меня в их возрасте была…
– … мотивация, ага, слышал и даже был свидетелем этой истории. Почему бы тебе не порадоваться, что Ник и Мор не проходят таких жестких условий отбора, в которых находились мы? Что, если они не захотят быть Охотниками?
– Мне кажется, ты просто хочешь вырастить из них таких же ленивых избалованных оглоедов, каким был сам, – проворчала Элоиз. Ресто и ухом не повёл на такую лестную характеристику. – На следующий год я собираюсь перевести их в одну из школ спецподготовки Альпийского региона, в Москве они только зря теряют время.
– Как хочешь, – из заведомо обречённого сражения следовало выходить заблаговременно, это князь уяснил. Особенно, когда была возможность выиграть следующее: – Как там поживает твой ксенос?
Ресто удовлетворённо отметил, что маленькая княгиня старательно притворилась увлеченной лицезрением света далёкого маяка в тёмном проёме окна.
– Жив, не умер, – сказала она чистую правду.
Кто, кто мог её сдать? Если Тегипко должен был быть уверен, что князь в курсе происходящего, то зачем ему болтать?
– Ещё бы, – хохотнул Ресто, – эпсилонцы вообще живучие твари. Чего же ты тащишь через границу кого ни попадя без моего светлейшего на то разрешения?
Элоиз, повернувшись к князю и как бы невзначай лизнув его в сосок, легко коснулась губами его губ и прошептала:
– И как же мне добиться твоего разрешения, любимый?
14 февраля 2266 года. Пространство класса «омикрон», Шахты У-восемь (Аян).
Воздух над ночной тундрой прозрачен и недвижим, словно его, как и почву, тоже сковала вечная мерзлота. Лишь изредка порывы северо-западного ветра срывают с огромного ледяного языка не успевший слежаться снег, бросают снежные пелёны вниз, в долину, и тогда тысячи острых игл кусачих снежинок впиваются в лица запоздавших к подземным очагам искателей.
Огромный рукав звёздной туманности, Небесный Ледник, протянувшийся по чёрному небосводу с севера на юг, указывает путь наступления всем льдам Северных Пределов. И, если прислушаться, начинает казаться, что звёзды – дрожащие осколки в реке небесного льда, звенят прерывисто и высоко. Их призрачный звон разбивается о скрипы ржавого раскрошенного остова Города – он тоже не молчит долгими полярными ночами. И, хотя оплавленные воронки взрывов много лет, как занесены снегом и скованы льдом, а всё, что можно растащить полезного, кажется, уже растащено, нет-нет – да и скрипнет, жалуясь на жизнь, проржавевшая опорная конструкция, грохнет, упав от порыва ветра, обломок балки, ставшей чрезвычайно хрупкой от прошедших лет и холода. Глянцевая поверхность отступившего моря, закованного в лёд у берега, но так и не укрощённого зимой до конца, кажется густой и вязкой, как нефть.
Всполохи и переливы солнечного ветра, гуляющего в стратосфере, углубляют чёрные тени исполинских коконов древней электростанции. Ночь скрывает ощерившиеся арматурой и полузанесённые снегом провалы защитных куполов. Железные рёбра лозунга на крыше электростанции, подсвеченные переливами небесного огня, видны на много километров вокруг. Свистнет пронзительно, разорвав тишину, уверенный в своей безопасности деградун – и спустя несколько секунд отзовётся откуда-то дьявольским хохотом пернатый ночной охотник, густо-синей тенью над снежным полем мелькнёт его силуэт, закрывая звёзды, оставив от уверенности деградуна только несколько капель багрянца на белом.
Но зима и порождённый ей страшный мир иссиня-чёрного и белого длятся не вечно – с каждым новым малым днём светлое зарево, разгорающееся в той стороне небосклона, куда стремится Небесный Ледник, становится всё явственнее, с боем отбирая небо у морозной тьмы. Сама великая туманность гаснет, растопленная этим белым отсветом побеждающего солнца.
Говорят, если до боли в привыкших к тьме глазах вглядываться в сторону горизонта, откуда сияет этот свет, можно увидеть силуэт зверя. Он приходит из ниоткуда, и копыта его цвета старой кости, хотя и касаются снега, не оставляют ни единого следа. Пары его ветвистых рогов сплелись своими отростками, образуя корону над его головами, в которой вместо ярчайшего из самоцветов сияет солнечный диск.
Так начинается известная всем сказка о конце зимы. Серый Принц, рассказывавший её, разменял уже, вероятно, восьмой, а то и девятый, десяток лет. Он был окружён двумя десятками развесившей уши и внимающей ему мелкоты, и сидел ближе всех к пышущей жаром батарее центрального отопления, неторопливо ведя нить повествования. Юным аэлвам, в принципе, после ужина ничего особенного от жизни не было нужно, но, раз до отбоя оставался ещё почти час, то истории старого Серого Принца приятно его скрашивали.
Баэль в который раз оглянулся через плечо, повёл ушами, прислушиваясь к рассказу, и снова вернулся к стене. Многочисленным слоям лупившейся краски только предстояло расцвести праздничными узорами. То есть, по-хорошему, от них просто требовалось закрасить какой-нибудь мишурой великое обилие похабных настенных излияний, нацарапанных в стихах и прозе. Баэль покосился в сторону – Зауриэль, сосредоточенно сопя, закрашивал свою часть стены чёрным.
– Как думаешь, старый хрыч за свои года сам сколько раз этого самого оленя видал? – шёпотом спросил Баэль, макая кисть в стоявшее на полу ведро с краской, замазывая сенсационное сообщение о том, что Сахииль с пятого уровня благосклонен ко всем, кхм, желающим.
Вместе с Баэлем в слух обратились ещё двое подростков, составлявших их обычную компанию – у подрастающего поколения аэлвов с первого по пятый уровень подземной колонии всезнающий Зауриэль считался своеобразным якорем адекватности в коварных водах местного фольклора.
– Ни одного, небось, – уверенно заявил якорь адекватности, смерив Серого Принца быстрым оценивающим взглядом, и тоже вернулся к закрашиванию характеристики похождений Сахииля – как оказалось, весьма длинной и экспрессивной. Ури хотел ещё добавить, что Принц, наверняка, поверхность-то последний раз лет тридцать назад видел – первый родитель, случалось, брал Зауриэля с собой в искательские рейды, и ему не по наслышке было известно, что очень редкие представители многочисленного совета общины были известны активным участием в наземных трудах колонии. – Но намалевать нам его всё равно надо будет, – весомо добавил Зауриэль. – Не старого пердуна, а оленя, я имею в виду, – добавил он.
Компания вздохнула, возвращаясь к своей непростой доле.
Несколько минут они молчали – импровизированное поле будущего плаката составляло приблизительно пять метров в длину и свыше двух в высоту – тащиться за стремянкой никому не хотелось, посему имело место быть изображение бурной деятельности где-то на уровне, близком к кафелю. Существенно замедлялся труд ещё и из-за того, что история Серого Принца продолжалась – и сейчас подошло время кульминационной части – той, где волшебный двуглавый олень приводит первых свободных колонистов к другим колонистам, без которых, однако, дальнейшее житьё колонии оказалось бы вовсе невозможным.
– Подумаешь, какое счастье, всех собак с округи насобирали, – фыркнул Зауриэль, которому никогда не нравилась эта часть легенды. – Из-за этих героев в Шахты набилась полна жопа огурцов, – сегодня за ужином кто-то ловкий увёл у него компот, и Зауриэля как никогда волновала проблема локально высокой плотности населения Аэлвостана.
– Зауриэль, это не про собак, – вздохнул Баэль, читая отзывы о некоем Эммануэле с тринадцатого уровня, прежде чем их закрасить. Судя по тому, что анонимному респонденту было не лень таскаться так далеко вниз, он был хорош. – Это про…
– Про работников станции, ага, я в теме.
Баэль сдул падавшую на глаза чёлку. Глориэль правильно говорит, что эти вообще ничего не понимают.
– Ури? – окликнул мальчика самый младший, Кателиль. Зауриэль отозвался внимающим мычанием. – Зачем мы красим стену чёрной краской?
Под выразительным взглядом старшего Кателиль тут же сник. Впрочем, на этом Зауриэль не успокоился – демонстративно брякнув малярную кисть в поддон, он медленно прошёлся вдоль всей компании – младшие, Грасиль и Кателиль, вытянулись перед ним, как по команде.
– Почему чёрной? – наигранно задумчиво спросил он, не прекращая своего маятникового хождения. – Чёрный сломает перспективу, например. Углубит пространство визуально. Только представьте, – он развёл руками, будто стремясь охватить пока не существующий плакат, – чёрный фон и белые олень и солнце. Такой оригинальной штуки не будет ни на одном уровне, я вам гарантирую, – убедительно добавил он, а затем произнёс театральным шёпотом самое важное заявление: – Это будет круто.
После такого железобетонного аргумента бунт был подавлен в зародыше – больше никто не посмел задавать столь провокационных вопросов. Баэль выразительно посмотрел на Зауриэля – он-то был в курсе истинных причин этих вульгаристических художественных настроений своего приятеля.
На раздачу краски они заявились чуть ли не последними – все остальные знали масштабы любой аэлвской очереди и пришли заблаговременно, расхватав все разноцветные импортные эмульсионки с альфы и оставив опоздавшим одни доморощенные «чернилки» на основе пигмента чёрного лишайника да побелку. Впрочем, когда Баэль указал приятелю на тот факт, что, возможно, им реже стоит болтаться на поверхности и чаще вспоминать о своих обязанностях, тот мигом выкрутился, заявив о мотивах аэлвской самобытности, кои и воплотятся аллегорично с использованием материалов, полученных натуральным хозяйством. Тогда Баэль тоже не нашёлся, что ответить.
Зауриэль знал много – с этим никто не мог поспорить. То есть, он был способен к удивительным сочетаниям различных сложных слов, но это ведь почти то же самое, что многознание. Конечно, до Баэля доходили смешки и комментарии, которые отпускали их ровесники с уже пробудившимся Даром – мол, кое-кто читает, что ни попадя, оттого, что кое-кому просто нечем больше заняться вечером. Баэль понимал их смысл на некоем интуитивном уровне (интуитивный уровень иногда заставлял краснеть, честно говоря), а Зауриэль и ушами не вёл.
В общем, у Зауриэля, по мнению взрослых, из-за никак не проявлявшегося Дара наблюдался острый избыток свободного времени, и, чтобы его этим избытком не баловать, ему постоянно отряжалась дополнительная социальная нагрузка. Естественно, он, пользовавшийся определённым авторитетом у мелкоты, никогда не страдал от этой нагрузки один. Так они вчетвером и оказались за покраской этой стены к грядущему Дню Основания.
Хотя, как осторожно замечал про себя Баэль, он никогда не был против того, чтобы помогать Ури. Остальные могли говорить всё, что угодно – но он-то верил, что Зауриэль просто из дружеской солидарности дожидается его, младшего по возрасту – и тогда их Дар проявится одновременно, может быть, даже в один день. И тогда вот начнётся настоящая взрослая жизнь. Братья не по крови, они перестанут быть лишь помощниками на подхвате у старших, смогут выбрать какую-то одну область деятельности – он не сомневался, что выберут одну и ту же… может, будут искателями. Или контурщиками. Или переселятся на нижние уровни, чтобы следить за насосами, поднимающими из глубин нагретую земными недрами воду. Или будут добывать руду ещё глубже, управляя древними стальными монстрами самых глубоких уровней. Баэль шумно вздохнул – будущее виделось ему хоть и несколько туманным, но весьма вдохновляющим.
Пространство класса «альфа», Старая Москва, 20 февраля 2266 года.
Всеволод поморщился, потёр виски, пытаясь унять гудящую боль в голове, и посмотрел на собеседника через разделявший их стол. Аэлв с завидным аппетитом расправлялся со второй половиной торта. Он, видимо, почувствовал взгляд маявшегося мигренью дипломата, потому что указал вилкой на непочатые куски и невнятно сказал:
– Секундочку.
Всеволод машинально кивнул и уставился на дно чашки с чаем. Лучше бы там был коньяк, ей богу. Он почти наяву услышал ворчливый голос бабушки. «Сева, либо ты разруливаешь эту кашу», – сказала она, – «и умиротворяешь сереньких чем хочешь, хоть натурой, что ли… либо катишься ко всем чертям в какую-нибудь дыру на твой выбор». Дипломат начал прикидывать, где – на эте или на дабл ю должность официального представителя альфы имела бы меньший оттенок позора.
Размышления пришлось отложить до лучших времён, потому что омикронский консул действительно постарался уложиться в поставленные им же временные рамки, дожрал десерт, облизнулся и немигающе уставился на дипломата. Радужки глаз аэлва были глубокого багрового оттенка, отчего тот всё время имел какой-то голодный вид. Всеволод почувствовал себя неуютно.
– Надеюсь, вам понравилось угощение.
– Будет хорошо, если мою свиту тоже накормят, – заявил омикронец, подозрительно разглядывая безешки.
У всех аэлвов почти одинаковые на человеческий слух голоса – шелестящие и мягкие. Нивелированные гендерные признаки обычно служили пищей для анекдотов, но для Севы (особенно после замечания бабушки про натуру) эта неопределённость уже не казалась такой смешной. Всеволод, честно стараясь изменить кислое выражение лица, пообещал, что свиту Серого Принца не обойдут вниманием, и невольно прикидывал, сколько сожрёт та куча оборванцев, что аэлв привёл с собой через контур.
Сам Серый Принц, по правде сказать, тоже выглядел как тот ещё оборванец, хотя ему было не отказать в неком дикарском блеске. Консул омикрона носил сколь раритетный, столь и необъятный прорезиненный комбинезон тёмно-серого цвета, куда можно было, поднапрягшись, запихнуть ещё пару-тройку таких же тощих туземцев, высокие шнурованные ботинки из подозрительно выглядевшей бледной кожи и длинный меховой плащ с капюшоном. Длинные острые уши консула украшали кустарные серьги из пожелтевших от времени клыков какой-то твари, а гнездо всклокоченных белых волос выглядело чуть более чистым и чуть более расчёсанным, чем у его соплеменников. К тому же, Серый Принц носил на поясе длинный стальной нож, что тоже свидетельствовало о его высоком социальном статусе. Омикрон послал важную шишку, дабы прояснить щекотливую ситуацию с эр.
Воцарившееся молчание аэлв счёл нужным заполнить более близким знакомством с безешками, а человек – внимательным изучением стола на предмет возможно-где-то-спрятавшейся бутылки спиртного и ещё более усердным мысленным самобичеванием. Наконец, Всеволод кашлянул как можно аккуратнее, дабы в голове не разорвалась ещё одна вспышка боли, и сказал только:
– Что ж…
– Вам будет удобнее, если мы устроим всё как можно быстрее? – Серый Принц нетерпеливо прервал его, грызя очередную безешку.
Дипломату уже всюду мерещился двойной смысл. Он нервно сглотнул и пробормотал:
– Разумеется, мы подготовим всё к середине сегодняшнего дня.
– Огнестрел, патроны, консервы, фильтры для воды, одежда, – перечислил консул скучающим тоном.
– Шоколад? – с надеждой в голосе предложил Всеволод.
Это всегда прокатывало.
Но не в этот раз.
– Этого мало, – сказал аэлв.
У человека на мгновение перехватило дыхание:
– Что-то ещё?
Консул омикрона изобразил нечто, что задумывалось обаятельной улыбкой, но вышло больше похожим на оскал.
– У меня есть несколько… пожеланий, – аэлв задумчиво потрогал рукоять своего тесака, заставив Севу понервничать. – Например, остановить агрессию Диких, – предложил он, невинно глядя на человека.
Всеволод поёрзал. Аэлв прищурился:
– «Кто-то слил нам информацию», – с большой долей правдоподобности передал он интонацию человека. – Было бы глупо не предположить такое, – сказал консул уже своим обычным тихим невыразительным голосом, завернувшись плотнее в свои меха.
Человек вздохнул и помешал давно остывший чай – в помещении были открыты окна, а за ними хозяйничала ветреная и промозглая московская зима.
– Напавших удалось уничтожить.
– Несколько запоздало.
– Агрессия Диких заложена в их природе, – упрямо продолжал человек. – Мы не можем предсказать, где они нападут в следующий раз, а с экспансией эпсилона не справится ни одна из существующих коалиций.
– Вы обязуетесь развивать и защищать свои протектораты, – напомнил аэлв.
– Это формальные слова, – вяло отмахнулся дипломат.
Тон оказался ошибочным. Консул даже печенюшку в сторону отложил недоеденной.
– Ошибаетесь. Это основное условие дружбы альфы и омикрона, – отрезал аэлв.
Всеволод чуть не брякнул: «А я думал, что основное условие – это поставки вам сгущенки грузовыми составами», но сдержался.
– И сгущёнка тоже, – невозмутимо кивнул чужак, снова с омерзительной точностью повторяя оставшиеся непроизнесёнными слова. – Возможно, другие альянсы лучше бы чтили… формальности.
Консул оставил фразу висеть в воздухе и снова принялся за еду. Тикающие молоточки боли принялись за мозг Севы с новой силой. Заокеанская коалиция юго-запада, Тибет, Альпы и все остальные слетятся, как коршуны, на такую возможность. Часть омикрона, не чуравшаяся контактов с Государством, будет потеряна, но это меньшая беда (стратегические запасы сгущёного молока целее будут). Плацдармов для перехода на территорию Государства прибавится. Бабушка его придушит.
– Но вот я уверен, что у вас имелись веские причины, чтобы позволять Диким беспрепятственно вырезать население, – продолжал тем временем аэлв чуть невнятно, дожёвывая что-то. – И, может быть, вам стоит намекнуть мне, что это были за причины, – консул прищурился, внимательно следя за реакцией человека. – Нет, не так… вам лучше посоветоваться с тем, кто знает. Я прав? И, кстати, почему вы до сих пор думаете, что мне комфортнее находиться на холоде?
– А что, нет? – без особого интереса спросил человек. Его подташнивало.
– Тьма забери, нет, конечно! – взъерепенился дипломат. – В Шахтах тепло и есть центральное отопление. Вы нас совсем за дикарей держите?
Всеволод в молчании закрыл окна и сел обратно на своё место. Его знобило. Проклятый дикарь, похоже, не только догадался о полнейшей пустоте в голове человеческого дипломата, но и о том, что единственным желанием Севы было отнюдь не ведение переговоров. Чужой порылся в складках своего плаща, извлёк на свет божий изрядно помятую металлическую флягу и протянул её человеку с неожиданным сочувствием в голосе:
– Выпейте, может, лучше станет.
Сева отвинтил крышку и недоверчиво принюхался. В нос ударил запах сивухи с ощутимым душком сырого подвала. Всеволод сделал большой глоток, чувствуя, как огненная волна холодной жидкости идёт вниз по пищеводу, и вернул фляжку аэлву. Дыхание у дипломата перехватило, но он сумел выдавить слова благодарности.
– Да, пожалуйста, – просиял консул, сам глотнул из фляги, и торопливо убрал её. – Мы эту штуку из грибов гоним, – доверительно поведал он, невинно сложив руки на столе. – Ну, так я задержусь на альфе, пока мне не удастся поговорить с человеком, который сможет развеять мои сомнения?
Всеволод, тем временем, купался в растёкавшемся по телу тепле и наслаждался воцарившимся в голове временным примирением. Дипломатия внезапно стала не таким сложным делом, каким казалась в начале утра.
– Ну, если у тебя с собой есть ещё бутылёк этой дряни, то милости просим.
Пространство класса «альфа», Старая Москва, Дворец, 24 февраля 2266 года.
Удар. Шаг назад. Она пригнулась, уходя от свистнувшего над головой лезвия. В колене что-то протестующе щёлкнуло – сустав не успевал компенсировать возросшую нагрузку. Она взмахнула саблей по дуге, чтобы не подпускать своего противника ближе, и выпрямилась во весь рост, покачнувшись на пятках, блокируя следующий удар. Клинки звякнули и опустились. Она сделала ещё несколько шагов назад, неутешительно констатируя про себя, что находится куда ближе к стене зала, чем ей бы хотелось. По лицу её противника трудно было сказать, устал ли он.
– Нельзя заставлять их ждать слишком долго, – выпалила она. – Они подумают, что нам тяжело принять какое-то решение, и станут менее уступчивыми.
– Значит, Исмаэль понял, что ему подсунули пустышку? – гулким и не совсем естественным голосом спросил её противник. – Я тебя предупреждал, Анастасия, – с укором произнёс он.
Великая княгиня досадливо поморщилась, всё ещё переводя дыхание. Их бой, по сути, был сражением двух стариков, но более древний старик почему-то всегда теснил её. Это бесило. Счёт шёл на десятилетия, сколько лет её это бесило.
– Исмаэль проницательный засранец, а споить Севу не сможет только ленивый язвенник, – пожала она плечами, бросая тренировочный клинок на стойку.
– Все аэлвы таковы, – холодно заметил Государь.
– Я не рассчитывала, что они ещё и настолько наглые, – огрызнулась княгиня. – Пусть серенький даже не рассчитывает на аудиенцию у меня – чёрт его знает, сколько он сможет выудить из моих мозгов. Может, сойдёт кто-нибудь поблагороднее из Охотников?
– Их тяжелее споить? – поинтересовался Государь.
Княгиня исподлобья посмотрела на отца:
– Шутить изволишь? – периодически ей виделись в его насмешках выпады исключительно на свой счёт. Этот раз не стал исключением. – Красное вино способствует продлению жизни, это общеизвестный факт.
– А я-то грешил на псевдокровь и бионику, – невинно посетовал Государь. – Ресто по долгу службы будет курировать это дело с дельтийской технологией, и это, кстати, была лучшая новость за день.
– А, значит, и Элоиз…
– Аэлва не надо стращать, он этого не заслужил. Таланты Лизы более применимы в иных… областях. Ресто чаще имел дело с ксеносами.
– И после его вмешательства чужаки к переговорам были более чем не склонны, – проворчала княгиня. – Если только кто-то не прихватил с собой медиума.
– Нам всем приходится чему-то учиться, – пожал плечами Государь, давая понять, что разговор на эту тему окончен.
15 апреля 2266 года. Пространство класса «омикрон», Шахты У-восемь (Аян).
– Идриль?
– Тута!
– Раэль и Габриэль? – продолжил перечислять Глори, сверяясь со списком, который держал в руках.
Рядом с обжигающе-горячими внешними кольцами контура было невозможно находиться. Второй консул сосредоточенно кивнул на двухголосое «здеся!», произнесённое одновременно, очевидно, Раэлем и Габриэлем, и, поморщившись, отступил подальше от рамы. Так-то лучше.
Затворы вентиляционных шахт были предельно открыты, чтобы холодный воздух, нагнетаемый с поверхности, создавал эффект максимального температурного перепада между окружающей средой и рамой контура. Контур с маркировкой «омикрон-восемь» был импортный, с альфы, хотя и спроектированный специально для местного климата – сейчас от него исходил заметный гул – насосы откачивали из полой внутренней рамы горячий соляной раствор, чтобы он не разорвал трубы, когда всё-таки замёрзнет.
Глориэль рассеянно посмотрел поверх голов группы детей и подростков, которую они с Исмаэлем брали с собой на альфу, и снова обратился к своему списку:
– Таммиль? – ожидаемого «тута» не последовало. Глориэлю пришлось повысить голос: – Таммиль здесь?
По толпе прошла волна взволнованного шёпота, после чего было роздано несколько тычков и оплеух, которые явно поспособствовали явлению пропавшего без вести Таммиля пред очи консула.
– Отлично, – бодро заявил Глори, ещё раз пересчитав по головам начавших разбредаться, кто куда, отпрысков колонии. – Надеюсь, никто не забыл, кто на каком уровне живёт? – уточнил он для порядка.
Добившись от юных соплеменников нестройного хора утвердительных ответов, второй консул с чистым сердцем отпустил юных аэлвов по домам, и быстрым шагом направился догонять ушедшего вперёд Исмаэля – послов ещё ждала встреча с остальными Серыми Принцами. Откладывать её не следовало – внешнеполитическая ситуация сильно изменилась за то время, что они пробыли на альфе, и сейчас послам предстояло как можно быстрее донести эти сведения до совета общины.
– Хорошо добрались? – невзначай поинтересовался Серый Принц, сцеживая в свою кружку остатки чифира из заварника.
Глори не было нужды даже коситься в сторону Исмаэля – они сидели достаточно близко друг от друга, в соседних креслах напротив стола председателя Асфараэла, чтобы понять, что первый консул находится в благодушной задумчивости, грея руки о чашку с чаем, и посему в поддержании светской беседы не заинтересован.
– Неплохо-неплохо, – быстро заявил Глориэль. Посол вскочил со своего места, тактично, но твёрдо взял из рук председателя чайник и долил чая в собственную чашку, пробормотав: – Эх, вернулся в дом родной – никто даже добавки чайковского не предложит, – Серый Принц тихо кашлянул. Глориэль быстро исправился, добавив: – А, вообще, да, быстро добрались. Были и плюсы в том, что они мариновали нас так долго. Этапили только до Перми-один, а там – через плавающий «омикрон-восемь», – Глори торопливо глотнул чаю.
– Конечно, Совмещение, – кивнул Асфарэл. – Вас не было больше двух месяцев, – многозначительно добавил он, ещё раз кашлянув, и, оглянувшись назад, уточнил: – Так, Кайраил?
Четвёртый и последний из присутствовавших в кабинете оторвался от громоздкой печатной машинки, знававшей, судя по всему, и более счастливые века эксплуатации, оборвав её громоподобный стрёкот:
– Семьдесят два дня, если быть точным, – причмокнув с каким-то наслаждением, заявил он.
– Это результат… то есть, побочный эффект… нашей настойчивости, – со смешком ответил Исмаэль, не меняя полурасслабленной позы.
Названный Кайраилом отвернулся с совершенно невозмутимым выражением круглого лица – среди его предков наверняка было приличное количество аборигенов этих мест, позднее ассимилировавшихся с колонистами. Он резко звякнул кареткой печатной машинки, переместив её влево, и продолжил свой кропотливый труд.
– Дети зато питались нормально, – быстро добавил Глориэль.
– Да, дети… дети, это, конечно, важно, – также вкрадчиво и быстро сказал Асфараэл.
Все четверо Серых Принцев закивали. Благополучие отпрысков колонии не могло подвергаться ни малейшему намёку на порицание.
– Мы много выторговали этим ожиданием, – подключился Исмаэль, несколько оживившись. Глориэль знал, что он чувствует себя уверенно с теми аргументами, что у них есть, и хочет ещё подержать эффектную паузу, потому позволил напарнику вести эту игру дальше. – Кстати, посылка дошла?
– Кайраил? – позвал председатель, не оглядываясь.
Потомку гордых аборигенов евразийского северо-востока снова пришлось прервать печатание некоего документа, что он сопроводил наигранно-усталым вздохом, и полезть в ящик своего стола. Спустя некоторое время он извлёк на свет божий на удивление не мятую документацию.
– Накладная от пятого числа третьего месяца шестьдесят шестого года двадцать третьего столетия анно домини. Так-так, – он пошевелил губами. – Фильтры для воды углеродные – двести пятьдесят единиц, генераторы тока – пять единиц, дезактиваторов свободных изотопов – десять коробок по сотне штук каждая (примечание: одна уже открытая, двенадцать единиц не досчитались), – пошёл читать аэлв аки пономарь, – коробок шоколадных конфет, в которых советом было усмотрено название, характерное для культуры вульгарного националистического юмора, усердно взращиваемого нашими соседями – восемь штук (на две единицы больше, чем идёт по стандартному тарифу), – Кайраил оглянулся, вопросительно подняв белые брови, как бы требуя у консулов объяснения этому аукциону невиданной щедрости от альфы. Оба посла выглядели задумчивыми, потому Серый Принц, не дожидаясь ответа, продолжил: – А также, автоматических ружей девятнадцатого калибра года выпуска сорок седьмого…
– Это… – прервал Глори прокламацию Кайраила. – «Алионка», што ль?
– Что, прости? – натянуто переспросил Серый Принц.
– Да я про конфетки, – Глориэль виновато улыбнулся, опустив кончики длинных ушей.
Потомок аборигенов выбрался из-за стола, с грохотом отодвинув стул, и, печатая шаг, подошёл к послу, сунув тому под нос лист приходника. Глориэль прочитал, хмыкнул и покосился на Исмаэля. Тот ответил ему непонимающим взглядом, привстал со своего места и сам заглянул в документ, чтобы лично удостовериться в том, чего телепатия при всей своей функциональности толком передать не могла. Кайраил вернулся на своё место.
– Убедились? – тихо вопросил Асфараэл, вздохнув, показывая, как он сокрушается о хромающей толерантности соседей по минимальному вероятностному расхождению.
– Да, что-то они вообще уже… – пробормотал Глори, а потом спохватился: – Тьма с ним, с названием, вкусные хоть? Нас такими там не кормили.
Разоблачённый председатель молча достал из стола керамическую вазочку с отбитыми краями, полную кондитерских даров альфа-пространства, и сделал Кайраилу жест продолжать, пока оба консула увлеклись дегустацией.
– … года выпуска сорок седьмого двадцать третьего столетия анно домини, – Серый Принц смерил послов взглядом, температура которого почти упала до отметки «убийственный холод», – в количестве полтора десятка, а также ящик патронов (подходящего калибра) к ним в количестве…
Председатель Асфараэл страдальчески поморщился:
– Спасибо, Кайраил. Ясно, что нареканий к работе консулов у совета общины нет…
Кайраил завозился в своём углу, буркнув напоследок:
– … в-количестве-двух-ящиков-по-две-тыщи-штук-и-ещё-девятнадцать-отдельных-пунктов.
– Мы с Исмаэлем и Глориэлем не смеем больше отвлекать тебя от твоей декларации, – с нажимом произнёс председатель.
– Директивы, – с нотками оскорблённого профессионализма поправил Кайраил, убрав накладную в стол и снова сдвинув со звоном каретку печатной машинки.
– «Много выторговали» – это похвально, – заметил председатель, едва заметно кивая в сторону своего помощника и закатывая глаза. У консулов дрогнули кончики ушей, когда они попытались совладать со своей мимикой и спрятать понимающие ухмылки. – Но это пока не объясняет причины того, что вы не явились получить дальнейшие советы руководства колонии во втором триместре третьего месяца, – позволил он себе мягкий упрёк под возобновившиеся механические щелчки древнего бюрократического орудия.
Глори позволил себе промолчать и меланхолично потянуться за следующей конфеткой с неполиткорректным наименованием, заметив, как выпрямился в кресле Исмаэль. Асфараэл выразительно взглянул на второго консула, убрал вазочку обратно в стол, положил подбородок на скрещённые ладони и приготовился слушать.
– Полная пассивность альфы в отношении агрессии Диких на территории подконтрольного людям Пространства, – без перехода начал первый консул. – Альфа… с неохотой комментировала эту историю…
Председатель растерял маску снисходительного спокойствия. Кашлянув, он поторопил:
– Продолжайте, Первый Консул.
– Разумеется, мы требовали объяснений, но они раз за разом подсовывали нам каких-то чиновников одного глупей другого, – поморщившись, продолжил Исмаэль. – По правде сказать, их относительно низкий интеллектуальный потенциал только облегчал нам их чтение, но… – посол сделал трагическую паузу, будто подыскивая наиболее информативную речевую конструкцию, – вообще, читать-то было нечего. Они сами толком ничего не знали о приказах, отданных введённым войскам метрополии двадцать девятого числа первого месяца.
Видимо, поражён сими известиями был не один только председатель, потому что частота громыхания печатной машинки затихала прямо пропорционально тому, как первый консул понижал голос.
– Кайраил? – позвал председатель. – У тебя есть сомнения в написании какого-либо слова, если я правильно понял причину твоего творческого кризиса?
– Эм-м… после «надлежит» нужно двоеточие ставить? – достойно вышел из щекотливой ситуации потомок гордых аборигенов.
– Конечно, нужно, – удостоверившись по возобновившемуся звону и грохоту, что все пунктуационные препоны успешно Кайраилом преодолены, Асфараэл сделал послу знак продолжать.
– В общем, мы пошли ва-банк…
– О, Исмаэль был виртуозен, – оживлённо включился Глори в беседу, – он брехал им, аки Лионель…
Председатель прервал затянувшееся молчание, воцарившееся в комнате после рассказа консулов:
– Человек, которого вы не смогли прочитать? Вдвоём? Я правильно понимаю?
– Гибрид, наверняка, – поморщился первый консул. – Третье или четвёртое поколение, точнее не скажу…
– Отвратительно, – прокомментировал Кайраил.
– Вы допускаете, что он мог лгать вам? – помедлив, поинтересовался Асфараэл.
– Нет, – осторожно сказал Глориэль. – Первый консул неправильно выразился – мы могли его читать… но только то, что он сам не пытался скрыть. Значит… значит – тут два варианта – либо его самого дезинформировали, потому что вы все знаете, как легко узнать подмену мыслекартинки, либо… – Глори развёл руками.
Все присутствующие про себя оценили вероятность, что чёртов гибрид-Охотник не разбирается в политической ситуации касательно Диких. У вероятности, бесспорно, было несколько нулей после запятой.
– Значит, на альфе захотели задобрить нас, обещая горы гуманитарной помощи за одного…
– Только одного, – кивнул Исмаэль. – То есть, мы по определению можем выдать им…
– Ребёнка, – завершил мысль напарника второй консул. – На опыты. Это исключено, мы так и сказали им.
Асфараэл потёр переносицу. Когда он, помедлив, попросил у Исмаэля список этих обещанных благ, оба консула видели, какое презрительно непримиримое выражение имело лицо председателя. Асфараэл читал долго – перелистывал по несколько раз скреплённые листы накладной, прищуриваясь, подносил текст ближе к глазам, будто не веря в те сочетания цифр, которые были указаны в графе «количество единиц», морщился, недоверчиво прядал ушами, заставляя трепетать вдетые в них костяные кольца. Наконец, он поднялся со своего места и предал документ Кайраилу, который жадно вцепился в листы, изумлённо вздохнув.
– Кайраил? – позвал председатель несколько минут спустя. – Мнение консулов ты слышал. Что думаешь на этот счёт?
Помощник Асфараэла медлил, напряжённое молчание всё затягивалось – никто не хотел быть тем первым, кто скажет то, что напрашивалось сказать.
– Решение за тобой, Асф, – наконец, сказал он.
Председатель вернулся на своё место и, торопливо глотая чай, пробежался по тексту ещё раз.
– Значит, вы отказали? – переспросил он Глориэля. Когда второй консул, несколько растерявшись, кивнул, председатель продолжал: – Отказали в… как тут они пишут в сопроводительном письме?.. В участии в «межплановом научном проекте»? – тон председателя приобретал всё более холодный и недоумевающий оттенок.
– Конкретно было заявлено только то, что решение подобных вопросов выходит за рамки наших полномочий, – прервал Исмаэль. Видя, как просветлел после этого комментария взгляд председателя, он напомнил: – Но, если тебя интересует моё мнение, Асф, то наша национальная гордость уже два века послушно готовит туза альфе, и это…
Асфараэл знаком прервал первого консула:
– Интересует, – кивнул он. – Без сомнения, мнение Глориэля об этом вопросе в общих чертах будет совпадать с твоим. Я учту их, не сомневайтесь, – Асфараэл спокойным взглядом обвёл обоих послов и, не повышая голоса, продолжал: – Я не забыл нашу историю. Но, раз есть такая маза – мы ею воспользуемся, – не успели оба консула возмутиться, Асфараэл окликнул своего помощника: – Кайраил, – потомок гордых аборигенов встрепенулся, – что там у нас с процентным соотношением отклонений от оптимума мутаций?
– Сорок один и восемнадцать за нынешние пять лет против сорока одного с четвертью за прошлые, – на автомате оттарабанил помощник председателя.
– Какой процент имеет минимальные внешние отклонения от оптимума? – уверенно продолжал председатель.
Тут Кайраил замялся:
– Асф, ты же сам понимаешь – это дела личные… семейные, точных сведений добиться тяжело… полагаю, что некоторые случаи успешно… замалчиваются годами…
Председатель тяжело вздохнул и потёр переносицу, тихо пробормотав:
– А вот это уже проблемы социального воспитания, Кайраил. Серьёзные проблемы…
Глориэль оборвал его, неожиданно вскочив со своего места, и, упершись руками о стол, навис над Асфараэлом:
– Ты… ты хочешь подсунуть им деградуна, что ли? А, Асф? – председатель поднял на второго посла спокойный взгляд глаз с розоватыми радужками, слушая его сбивчивую речь. – Ты… ты хоть знаешь, что они из себя представляют? Знаешь на личном опыте, а, тьма пидорась тебя и твоё социальное воспитание?! – последнее обычно доброжелательно-спокойный Глори произнёс в совершенно неподходящим для себя тоне.
Он почти проорал это, по меркам аэлвов.
Исмаэль поднялся, схватил Глориэля за плечи и силой усадил того обратно в кресло. По спине первого консула побежали мурашки – он кожей чувствовал мёрзлые иглы преобразованной телепатической энергии Глориэля – собственное поле Исмаэля стремилось подхватить и синергировать его, и он усилием воли смирял волны эманационного холода. Кайраил, в который раз отвлекшийся от своей директивы, во все глаза смотрел на второго консула.
– Слабые, страшные, несчастные создания… – голос Глориэля упал почти до шёпота.
Исмаэль с трудом разжал пальцы второго консула, судорожно вцепившиеся в его руку, и повернулся к Асфараэлу, несколько восстановившему самообладание после внезапной эмоциональной вспышки Глориэля:
– На альфе куда меньше умственно отсталых, чем кажется на первый взгляд, – авторитетно заявил первый консул, становясь между Глори и председателем, – Нужен отнюдь не деградун, так я тебя понимаю?
– В точку! – щёлкнул пальцами Асфараэл. – Вы и другие Серые Принцы подберёте подходящие кандидатуры в кратчайшие сроки. Думаю, от друзей куда меньше утаивают всякие… особенности, чем от руководства колонии, а?
17 апреля 2266 года. Пространство класса «омикрон», окрестности Шахт У-восемь.
Над долиной висели низкие серые тучи, грозившие сильным снегопадом, но уже полдня никак им не разрождавшиеся. Год шёл на перелом – ветер сменился на юго-восточный, днём со стороны моря, нет-нет, да налетали его влажные порывы. Правда, ночью ртуть в столбике термометра всё ещё могла сиротливо жаться где-то на отметке в минус двадцать, а влажность и вовсе делала такой мороз непереносимым – ледяные ветра севера не унимались так легко, заковывая снежные поля в сверкающие гладкие панцири наста, который на следующий день неустанно подтачивался стараниями набиравшего силу солнца, силящегося заползти всё выше и выше по небосклону.
В общем, в такую пору именно день был прекрасным временем для добычи пропитания, с чем были полностью согласны большинство обитателей долины. Из неприметной расселины между намертво смёрзшимися расколотыми бетонными глыбами показалась мордочка мелкой твари. Ноздри её раздулись, пробуя воздух на вкус – порывы ветра приносили свежие запахи подтаявшего снега и соли, а также еле ощутимый душок собратьев твари. Удостоверившись, что ничего смертельно опасного на данный момент, судьба, похоже, не готовит, существо ловко вытянуло себя из трещины между камнями. Создание поднялось на задние конечности и замерло внимательным неподвижным столбиком. Не превышая размерами среднего двортерьера, внешне оно напоминало нечто среднее между сусликом-акселератом и шарпеем. Белёсый пух, покрывавший толстую, в складках, бледную кожу создания, подрагивал. Тварь недоверчиво прядала острыми ушами, пытаясь выявить возможную угрозу.
Обычных врагов – летающих дневных крикунов, безмолвных ночных охотников, более крупных собратьев твари и всех тех безымянных ужасов, чьи гнёзда были дальше, в руинах каменных куполов – всех их существо чувствовало так же, как кожей ощущают тень от набежавшей на солнце тучи. Но сегодня тень легла на куцее сознание существа, пеленой накрыв остроту запахов, резкость звуков, ограничивая широту обзора. Тварь была знакома с подобным чувством. Не будь «двортерьер» таким проголодавшимся, он предпочёл бы отсидеться в логове, чем рисковать попасться серым, очевидно, бродящим где-то неподалёку, но голод гнал его вперёд.
Прервав свой молчаливый дозор, создание опустилось на четыре конечности и мягко спрыгнуло с камней. Опустив морду вниз и принюхиваясь к чему-то неуловимому, тварь топталась и кружилась по нетронутому снегу, изредка бросая опасливые взгляды на низкое небо. За собой гиперсуслик оставлял цепочку еле заметных следов, которые взгляду случайного следопыта могли бы показаться тревожно человекоподобными. Но случайного следопыта не было и в помине, поэтому тварь, облюбовав для себя местечко, пробила передней лапкой истончившуюся снежную корку и принялась самозабвенно копать, приминая задними лапами растущую снежную горку.
Случайный наблюдатель, обладай он отменным слухом, мог бы также услышать приглушённое чавканье, которым ознаменовался конец работ существа. Но наблюдателя, опять же, не было, потому тварь спокойно вылезла из выкопанной норы, чтобы доесть свой обед в более комфортных условиях. Когда существо поднимало голову от своей трапезы, раздувая ноздри, ветер шевелил измазанный красным пух на его морде.
Создание ещё пировало, когда увесистый ледяной ком просвистел рядом с его ухом.
Издав отчаянный не то свист, не то визг, гипертрофированный суслик на четвереньках метнулся к логову, выронив остатки своего обеда. Мгновение – и грязная меховая тушка просочилась между камнями, будто её и не было.
– Видал, как я ему прямо в башку зафигачил?
– Врёшь ты всё, болванка криворукая. Я видел, как ты промазал.
Громогласная перепалка закончилась приглушёнными звуками обоюдно даваемых тумаков, и из-за сугроба выбрались двое созданий несколько менее диковинных, чем согнанный минуту назад с хлебного места суслик.
– Заткнись, Баэль, – примирительно сказал швырятель камней своему критичному спутнику. И, повернувшись к расселине, где скрылся «двортерьер», пробормотал, погрозив кулаком: – У-у, деградун поганый.
– Мы его ещё выкурим оттудова, – заверил Баэль, подходя ближе к валявшимся на снегу остаткам трапезы деградуна. – Глянь, Ури, он мыша недожрал.
– Здоровски, – прокомментировал эту новость неудачливый охотник на крупных сусликов, пиная уже начавшую коченеть на морозе половину тушки.
Оба аэлва задумчиво воззрились на то, что осталось от древнего путепровода, между блоков рухнувшего пролёта которого скрылся деградун. Зауриэль снял шапку, проведя рукой по влажным волосам, Баэль, помедлив, последовал его примеру. Юные аэлвы были похожи друг на друга, как братья, – острыми скулами, растрёпанными неровно обкромсанными шевелюрами грязно-белого цвета и оттопыренными ушами, острые кончики которых вышеупомянутая причёска закрыть не могла. Предав сугробу почившего мыша, они улеглись на снегу так, чтобы были видны расселины между камнями, откуда могла вылезти тварь.
Баэль задумчиво грыз сосульку, которая до этого росла себе который день на торчавшей из-под земли кривой балке (Зауриэль авторитетно заявил, что «раз полмыша было немутированным, значить, водичку здеся можно дуть и без кипячения, и без радионуклидной нейтрализации») и изредка бросал тревожные взгляды на лежавшую перед ним рацию. Рация была тяжеленной, неубиваемой и древней. Но сейчас она молчала, что было наиболее важным.
– Родоки всучили? – сочувственно спросил Ури, повертев рацию в руках.
– Ага, – кивнул Баэль. – Мы.. это… как только она зашебуршит, сразу сваливаем обратно, хорошо? – обеспокоено уточнил он. – А то родитель с потрохами сожрёт.
– Только не тебя, – мрачно сказал Зауриэль.
По мнению Баэля, болтаться по поверхности в компании с Зауриэлем было куда более захватывающим, чем с родителями (что вообще было редкостью по причине специфики их работы), и уж явно куда веселей, чем в неверном свете аварийки корябать мелком по доске тексты под диктовку Фириль или пытаться постичь информационную ценность квадратных уравнений. Кроме того, предки и учителя так интригующе пугали целым бестиарием мутантов и монстров, якобы обитавших наверху, что было не грех посещать столь интересную локацию как можно чаще. Правда, пока ничего занимательнее деградуна им не встретилось, но и это, согласитесь, неплохо для начала.
К тому же, Ури решительно не понимал, чего опасаться его другу – по представлениям взрослых, во всех несчастьях всегда стоило винить Зауриэля, но никак не его приятеля, который был всего лишь «бедным несмышлёным ведомым». Разумеется, Баэль бессовестно пользовался таким положением дел, что раздражало ещё больше.
– Вот если бы нам поймать деградуна… – протянул Баэль.
Мысль была не плоха, вынужден был признать Ури. Эти существа представляли собой не только ценную для выделки шкуру, но и основу десертного мясного рациона, потому за такую заслугу, как поимка одного деградуна, могли и забыть о какой-то дурацкой самоволке. Для взрослого аэлва поймать тварь-одиночку – не проблема, но не для подростков, чьи способности ещё находятся в спящем состоянии. Впрочем, ждать осталось недолго – дар холодной войны может проснуться со дня на день в их возрасте.
Ури состроил высокомерную физиономию и заявил:
– А что, мне кажется, я смогу это сделать.
– Ты уверен? – вытаращил на него глаза Баэль.
– Не мешай только, – отмахнулся от него Ури, усаживаясь поудобнее, сосредоточенно хмурясь и подёргивая кончиками длинных ушей.
Баэль с выражением вежливого интереса с минуту наблюдал, как его приятель корчит рожи. Рожи не пробуждали ни психический потенциал Ури, ни деградуна, видимо, уже благополучно сопящего в своём логове. Наконец, Баэль повалился на спину, хрюкая от распиравшего его смеха.
– Извини, – выдавил он в перерывах между «ахаха!» – Извини, Зауриэль, но физиономия у тебя, будто ты в сортир собрался, а не деградуна ловить.
Пусть в конечном счёте Баэль и заработал ещё несколько тумаков, но ухмылка, время от времени появлявшаяся на его лице, говорила, что оно того стоило.
– Ох, ты ж, тьма! – пробормотал Баэль, схватив начавшую потрескивать рацию. – Да идём мы уже, идём! Не отстали и не сожрали нас! – проорал он в неё, подорвавшись с места.
Уже на бегу он постарался успокоить приятеля:
– Да ладно тебе, Зауриэль, я… я вот тоже пока не умею телепатить, уф, подумаешь!
– Но ты-то меня младше! – рявкнул Зауриэль. Он резко остановился, обернувшись к другу, чувствуя, как кончики ушей краснеют от ветра и от стыда, и добавил: – На четыре года младше.
– На три с половиной!
Но Ури уже не слушал, отвернувшись и продолжая путь.
Скатившись со снежной насыпи, нараставшей каждую долгую зиму по обе стороны проторенной дороги к заброшенному городу, юные аэлвы смогли убедиться в том, что родителям повезло больше – искатели столпились вокруг пёстрой туши убитого зверя.
– Ух ты! Пещерный лемминг!
Издохшая тварь не имела ничего общего с маленькими суицидальными комками чёрно-рыжей шерсти, сигавшими в море с обрыва на картинке из учебника по биологии. Баэль, только-только успев отдышаться, восторженным буксиром потащил упиравшегося приятеля за собой, старательно делая вид, что они были поблизости всё это время.
– А Зауриэль чуть деградуна не мокронул! – тут же добавил он, обращаясь к первому родителю Ури – Мадиэль чистил острогу, вгоняя её в снежную стену вдоль дороги.
– «Чуть»? – уточнил тот, не оглядываясь.
– Утёк, чтоб его, – развёл руками Баэль.
Он предпочитал держаться ближе к первому родителю Зауриэля, чем к своему, позавчера вернувшемуся из командировки – Мадиэль не считал опасности, якобы угрожавшие юным аэлвам, такими уж опасными. Это вселяло уверенность в свои силы.
– Так чья удача, Исмаэль? – спросил Мадиэль, видимо, удовлетворённый чистотой оружия, возвращаясь обратно к убитому животному.
Первый консул, сегодня решивший развеяться, присоединившись к искателям на поверхности, пожал плечами:
– Ты ему копьё в глаз засадил, я ему в это же время мозги припёк. Ничья, полагаю.
– Пусть будет ничья, – кивнул Мадиэль. – Иногда мне кажутся неспортивными твои методы.
Консул ничего не ответил, снова передёрнув плечами.
Существо, которое Баэль назвал пещерным леммингом, было тварью со смешанным рационом питания, не самой мелкой среди местной фауны. Ему подобные часто доставляли хлопот, не вовремя выходя из спячки, вламывались в теплицы на поверхности и хозяйничали там на славу. Мало того, что теперь придётся заказывать несколько новых кварцевых стёкол, так ещё будущий урожай поморожен. Дело приобретало угрожающий оборот – можно было сесть на паёк из бесцветной брюквы, которую выращивали внизу. Для понимания отчаяния ситуации, в которую попадала колония, стоит уточнить, что брюква, к сожалению, при всей своей бесцветности отнюдь не была безвкусной. Благодаря стараниям Мадиэля и Исмаэля теперь она хотя бы превратится в гарнир, а не в основное блюдо. Понадобилось четверо искателей, чтобы поднять лемминга – он был размером с хорошо откормленного хряка, и группа двинулась в обратный путь к спуску в на первый подземный уровень.
– И с чем вы охотились на деградуна? – поинтересовался Исмаэль у ребят, шагавших рядом с ним. – Баэль, ты хоть не рацией, которую я тебе дал, в него бросался?
– Не-а, – ответил тот, вприпрыжку следуя за родителем, и покосился на идущего рядом Зауриэля – тот сосредоточенно смотрел себе под ноги, пиная каждую попадавшую ему под ноги ледышку так, словно именно она была виновата в его психической неодарённости. – Глыбой кидали, промазали…
– Снова элемент спортивности? – невзначай поинтересовался консул, невольно поразившись тому, какая ярость с бессилием вперемешку была в ответном взгляде Зауриэля.
В этот же день другой группе искателей повезло несколько больше, чем юным аэлвам – мелкота, наслаждавшаяся свободой во время пересменка, толпилась вокруг чего-то, сваленного в углу проходной нулевого уровня.
– Ури, глянь! Деградуна поймали!
Любопытство пересилило плохое настроение Зауриэля, и он тоже подался ближе, на ходу расстёгивая куртку из кожи морской собаки. Относительно крупный деградун, скрючившись, лежал на боку, поджав задние ноги. Никаких внешних повреждений на нём заметно не было. Зауриэль кивнул и обошёл вокруг мутанта, стянул варежки и, присев на корточки, попытался приподнять тому веко. Тело твари уже успело закоченеть.
– Кровоизлияние в мозг, – с важным видом заключил Ури. Младшие отозвались серией «оооо…» и «понятно», впрочем, указывающими на то, что ничего особо понятно не было. – Баэль, поясни, – кивнул он приятелю, тоже подтянувшемуся ближе.
– Мозги ему спекли, то бишь, – снисходительно пояснил тот, польщённый, что ему досталась роль адепта просвещения.
Чтобы подогреть начавший увядать интерес младших, Зауриэль тут же добавил:
– Это что – я… то есть, мы с Баэлем сегодня такого же, только намного больше, чуть не завалили.
Конечно, Баэль мог бы указать другу на тот факт, что, похоже, произошла досадная подмена понятий «намного больше» и «не в пример мелкашней», но не стал – в конце концов, свою часть славы в пересказе этой истории он тоже получил. Правда, изложение событий выходило несколько более цветистым, чем было на самом деле – там вдруг стали фигурировать деградуны-переростки и целые стада леммингов-шатунов, с которыми предки и искатели ну совершенно не знали, что и делать. Поэтому Баэль, слышавший смешки в ответ на эти небылицы ходивших рядом дозорных и искателей, был только рад, когда Зауриэль неожиданно прервал свой рассказ.
– Ох, ты ж, тьма! – выругался Ури. – Какая гадость!
– Что там? – затаив дыхание, воскликнули хором остальные.
– Это самка. И у неё восемь! – Зауриэль с трудом приподнял переднюю лапу мёртвой твари, приглашая всех присутствовавших лично произвести подсчёт и испытать лёгкую дрожь омерзения, и повторил: – Восемь!
На несколько секунд воцарилось насыщенное арифметикой и размышлениями молчание.
– Ага, фу.
– Гадость.
– И не говори.
– Пфэээ…
– Бывает же такое.
Впечатление от уверенности хора испортил Кателиль, окликнувший тоненьким голоском:
– Зауриэль? А… а сколько их вообще должно быть? Ну, у самок?
Зауриэль строго, очень строго взглянул на младшего, выгадывая время, пока Кателиль сникал под его взглядом. Было чрезвычайно важно выйти из ситуации знатоком в подобных вопросах, потому Ури дал очень, очень взвешенный ответ:
– Меньше восьми, балда.
20 апреля 2266 года. Пространство класса «омикрон», Шахты У-восемь (Аян).
– С Днём Рождения!
– Поздравляем!
– Йух-ху!
Поощряемый этими и тому подобными восклицаниями, Зауриэль задул свечку, венчавшую нехилый, на его взгляд, кусок вафельного торта. Аэлв навис над ним с ножом в руке, пытаясь прикинуть, как разделить его поровну на двадцать три куска. Ури мог поклясться, что некоторых из явившихся он никогда бы и не подумал приглашать, но в пределах одного уровня новости, особенно касающиеся всяческих угощений, распространяются с феноменальной скоростью. Наконец, некий компромисс в решении геометрической проблемы был найден.
– Именинная ложка, Ури! – Баэль порылся по карманам и протянул приятелю чайную ложку.
Зауриэль повертел её в руках – она явно не имела ни малейшего отношения к местному кустарному производству столовых приборов. Металл имел другой цвет и мягкий блеск, а черенок украшала фигурка. Напыление на ней кое-где стёрлось.
– Двухголовая птичка, – сощурившись, Ури внимательнее рассмотрел фигурку. – С выпученными глазами и горящими башками.
– Феникс, – довольным тоном сообщил Баэль. – Предки на альфе умыкнули. Исмаэль говорит, ещё пару ходок – и целый сервиз соберём, – понизив голос, поведал он – остальные могли не оценить подобного буржуйства. – Дарю! – уже громко заявил он под аккомпанемент восторженных «дай посмотреть!».
Именинная ложка отлично подошла для размешивания чая с именинными четырьмя кусками сахара.
– Зауриэль, – явившийся, как и всегда, неслышно Фириль тронул его за плечо. – Оставь ребят на пару минут.
– Серый Принц? – спросил мальчик. Фириль кивнул. Вылезая из-за стола, Ури бросил Баэлю, Грасилю и Кателилю: – Посторожите мой кусок, – и последовал за вторым родителем к выходу из столовой. – Только не жрите, хорошо?! – проорал он остальным аэлвам уже в дверях. Те с невинными выражениями лиц отодвинулись подальше от десерта.
Они вышли в хордовый коридор уровня – в отличие от блока столовой, освещение здесь было гораздо слабее. Один из Серых Принцев колонии шахты У-восемь уже ждал его.
– Поздравляю с шестнадцатилетием, Зауриэль.
– Спасибо, – пробормотал Ури, чувствуя некую неловкость – то ли от того, что был выше Принца на полголовы, то ли от того, с какой серьёзностью к нему, Зауриэлю, обращались.
– Ты знаешь, имениннику принято дарить что-то и от совета общины, – продолжал Серый Принц, – и мы решили сделать несколько необычный подарок, – Зауриэль покосился на второго родителя – Фириль безмятежно улыбался, явно пребывая в курсе происходящего. – Ты отправишься на альфу.
Зауриэль отдавал себе отчёт, что выглядит глупо и невежливо, хлопая глазами в крайнем изумлении, но ничего не мог с собой поделать:
– С консулами? В смысле, в составе делегации?
Сопровождение послов обычно выбиралось методом жребия среди детей от шести лет и старше и несовершеннолетних подростков. Со всех уровней число претендентов набегало на несколько тысяч, так что попасть на альфу было редким везением. Баэлю, правда, такого везения обламывалось уже раза три, хотя удача тут была ни при чём – если, конечно, не считать за неё рождение Баэля в конкретной семье. Зауриэлю в течение десяти лет не везло ни разу, посему сказать, что в данный момент он был ошеломлён, было явно мало.
– Лучше, – Серый Принц позволил себе улыбку лёгкого торжества. – Нам удалось выбить одно вакантное место на обучение на альфе.
– Курамы, биндай уны, кеми сактау керек… – Зауриэль предавался упоительному чтению обёртки от шоколадки, забравшись с ногами на матрас и прижавшись спиной к холодной стене.
Обёртка эта имела несколько плюсов – во-первых, сама шоколадка была сожрана не далее, чем час назад, и Ури как имениннику даже досталось около восьмой её части, что позволяло приятно ностальгировать о былой роскоши, во-вторых, от обёртки шёл божественный аромат какао, что только усиливало ностальгический эффект воздействия. Но последней и главной замечательной особенностью этого фантика было то, что он позволял игнорировать предков.
– … кемисурлар девять-и-ноль-через-запятушку, – продолжал тянуть он.
– Девять целых ноль десятых, Зауриэль, – у Фириль начали сдавать нервы.
Зауриэль искоса зыркнул в сторону Фириль, сказал «ага» и продолжил с упрямством обречённого:
– Кыныжр… жырылдан…
Мадиэль закончил молчаливое ожидание в дверном проёме, подошёл к Ури и вежливо, но твёрдо забрал у того из рук нехитрое чтиво. Под внимательным взглядом отпрыска Мадиэль со всем пиететом свернул фантик и положил его на небольшую горку остальных подарков.
– Чем ты внезапно стал так недоволен? – наконец, прямо спросил он, обернувшись к Зауриэлю. – Ты, что, не понимаешь, какая редкая возможность тебе выпала?
– Разве сами Серые Принцы не осуждают наших, которые в осеннее Совмещение отправляются на альфу? – риторически вопросил Ури, воззрившись теперь уже в потолок – остальные развлечения предки, жаждущие объяснений его безрадостности, уже методично отобрали.
– Те идут на заработки – дома на них смотрят с пренебрежением, а на альфе – с презрением, – уверенно заявил Мадиэль. – Ты… у тебя будет другая жизнь. Ты будешь учиться там, раз уж…
– Раз я так и не стал совершеннолетним? – тихо спросил Ури.
– Раз уж выпала такая возможность. Я это имел в виду, – Мадиэль перевёл взгляд на Фириль, а потом снова на своего отпрыска: – Да разбирайтесь вы тут сами! – махнув рукой, он вышел из комнаты.
Через несколько секунд раздался звук хлопнувшей двери жилого блока и удалявшиеся шаги Мадиэля в хордовом коридоре уровня.
Фириль первым нарушил повисшее молчание, заметив со вздохом:
– Опять пошёл на нулевой уровень.
Проходная нулевого уровня в вечерние часы была местом оживлённым – там болтались искатели, дозорные, контурщики, агрономы, да что там – с нижних уровней приходили даже инженеры теплоэлектростанции, техники блоков фильтрации воды и горняки. Все представители этого своеобразного общества, негласно собиравшегося там, имели особое одинаковое выражение лиц – что-то вроде «сегодня я и так устал на работе, а дома, оказывается, ещё и происходит какая-то семейная жизнь, тьма бы её побрала, в общем, передаём флягу с наливкой по кругу, а то что-то захолодало сильно». Зауриэль вздохнул, ловя себя на мысли, что слегка завидует первому родителю – лучше уж сходить отлить, глазея на Небесный Ледник, после дегустации какого-нибудь самогона, чем отвечать на дурацкие вопросы типа: «почему ты не рад путёвке?».
– Он скажет консулу, что я согласен? – спросил он Фириль.
О, да, консул будет там же – консульство не отменяло наличия коварных подводных течений семейной жизни.
– А у тебя есть адекватная причина отказываться? – вопрос заставил Ури страдальчески поморщиться. – Мне ведь ничего не стоит узнать от тебя правду, – эта очередная попытка завязать диалог, кажется, проняла его.
– Блефуешь, – ответил он нарочито спокойно, смиряя поднявшуюся волну бешенства. – Мой мозг пассивен. Всё ещё, – отрезал он.
– Тогда объясни, в чём дело.
– Просто…
Освещение в блоке начало тускнеть, угасая – уже был дан отбой, и всю ночь на полках хордовых коридоров будут тлеть лишь алые искорки аварийного освещения. Фириль пришлось присесть на корточки, чтобы заглянуть в глаза понурившего голову отпрыска. Несмотря на угасавшее освещение, было прекрасно видно, что радужка глаз Зауриэля не багрово-алая и даже не розоватая, а светло-серая. Эволюционная шутка. Шаг назад.
– Помнишь… мы с тобой говорили… – следующая тема требовала особого подбора слов, поэтому Фириль пришлось начать издалека, – что однажды в твоей жизни наступит момент… то есть, появится такой брат, с которым ты будешь чувствовать особое… единение, – Фириль приходилось несколько «плавать» в этой теме – в конце концов, Зауриэль был единственным их с Мадиэлем отпрыском, но, вроде бы, плавание успешно приближалось к твёрдому берегу логических выводов. – Это… это чувство обычно подталкивает момент психического перерождения… И мы, разумеется, не станем ломать тебе жизнь, посылая куда-то одного, если вдруг…
Зауриэль пригладил стоявшие торчком пряди волос на макушке и глубокомысленно изрёк:
– Я со всеми своими братьями чувствую внутреннюю связь, Фир. Иначе как бы я с ними дружил?
Фириль не оставалось ничего, кроме как вздохнуть.
«Твой дар, когда проснётся, будет даже выше средней планки», – повторял он про себя слова Фириль, ворочаясь с боку на бок в тщетных попытках заснуть. Он слышал, как вернулся Мадиэль, и надеялся, было, послушать, что будут говорить предки о решении совета общины, но те, наверное, догадывались о его крамольных намерениях, посему общались молча. «Фириль и Серые принцы верят в меня», – убеждал он себя, игнорируя тяжёлое недоумение, почему Баэль совсем не порадовался за него, а обозвал дураком, надулся и сбежал.
22 апреля 2266 года. Пространство класса «альфа», Старая Москва, Библиотека.
– Кто-нибудь понимает, как включить эту штуку?
Поначалу трофейной интерактивной столешнице из разорённого Аммезеле-Нагор радовались все. Она почти не пострадала в ходе операции, выглядела достаточно стильно и, как выразился кто-то, «хайтековишно» и должна была приятно облегчить жизнь докладчиков. Не тут-то было. Мало того, что электросети муравейников имели другое рабочее значение напряжения (что выявили опытным путём после нескольких сгоревших трофеев), так данные в память этих трофеев загружались посредством так называемого «ноосферного мостового соединения». Специалистам по техобслуживанию пришлось отставить в сторону банки с пивом и выпустить из рук джойстики. В подробности этой маленькой трагедии отдела информационной безопасности Библиотеки Тегипко не вдавался – многие знания, многие печали.
А печалей в последнее время и так было достаточно. Великая княгиня поручила ему руководство предстоящей операцией, и совершенно ясным стал тот факт, что тут заученным «примем все меры» не отвертишься. Вникать в массу нюансов приходилось даже такому крупному специалисту по дельте, коим скромно считал себя подполковник. Предстоявшая операция обязана была стать блестящей – после приснопамятного происшествия на эр и последовавшей разгромной статьи Тегипко чувствовал себя обделённым доброй славой.
И тут – на тебе, этот чёртов стол решил подвести его под монастырь в самом начале. Станислав хищно огляделся, намечая жертву. Выбрав среди присутствовавших человека с наиболее благодушным и беззаботным выражением лица, подполковник рявкнул:
– Младший лейтенант Кураев, устранить неполадку!
Под всеобщее тихое веселье зашуганный лейтенант изобразил аналог заводной игрушки «заяц с барабаном», постучав по злополучному столу. Сине-зелёный полупрозрачный голографический лист развернулся над поверхностью со звуком, являвшимся чем-то средним между «в-вум» и «зам-м» – отдел техобслуживания страдал специфическим юмором старой школы.
– Отлично, – сказал Тегипко. – Надеюсь, каждый из вас ознакомился с содержанием файла, загруженного на ваши планшеты, – большинство присутствовавших закивало. Некоторые закопошились в поисках своих планшетов. Некоторые закивали как-то нервически, как болванчики. За такими подполковник следил внимательнее всего. – Потому что, – он сверился с часами, – через три минуты сорок секунд файл будет стёрт со всех носителей.
О, эти паникующие взгляды. Тегипко постепенно входил во вкус руководства.
– Откуда я, по-твоему, столько баб в экипажи наберу?
Станислав воззрился на командира Двести второго дивизиона, всем своим скучающим видом демонстрируя отношение «а мои ли это проблемы?», но из вежливости спросил:
– А, что, не идут к вам девочки?
– В военные логисты они идут. На горе стране.
– Ага, и в переводчицы, – добавил майор Паршин с видом знатока.
Тегипко попытался испепелить взглядом истинного ценителя курсанток военной академии, но потом страдальчески поморщился и отмахнулся:
– Да откуда хочешь их набери, но чтоб в составе каждого экипажа хоть одна баба была. Не доверяй им ничего особо сложного, если сомневаешься в их компетенции, важно только наличие.
Тегипко выдержал взгляд командира дивизиона, а потом посмотрел перед собой на ровно светившуюся поверхность стола, исправно работавшего уже около часа. «Опять какие-то шовинистические причуды Старушки?» – гласили мелкие белые буквы, выделявшиеся на синевато-зелёном фоне. Тегипко порадовался, что сидит во главе стола, на приличном расстоянии от своих соседей, провёл над буквами ладонью, проследил, что надпись благополучно исчезла и покачал головой.
Подполковник перевёл взгляд на Борислава. За четыре месяца, прошедших с событий на эр-два, Охотник уже оправился от перелома челюсти, который ему устроил громадный эпсилонец. К сожалению. Братец Элоиз никак не мог нарадоваться нехитрому счастью снова легко и свободно говорить, посему в последнее время заткнуть его практически не удавалось. В принципе, операция не требовала участия Охотников, но диссертация Борислава касалась какой-то невнятной социологической темы, притянутой за уши к дельте, что позволяло тому выступать от лица тактического консультанта. Тегипко, стоявший на страже бережного развития интеллекта нижеследующих по иерархии, как мог препятствовал Бориславу высказаться. Охотник научится субординации, хочет он того или нет.
– Я поясню, – сказал Станислав. При этих словах он чуть не совершил многозначительный жест поправления-лежащей-на-столе-стопочки-каких-то-бумаг, но вовремя спохватился. Проклятущий трофей. Может и репутацию за здорово живёшь испортить. Всё-таки, ничего хорошего от ксеносов не идёт. – Здесь присутствуют боевые офицеры кампании шестьдесят четвёртого года, – больше половины присутствующих склонили головы в согласии, выдерживая особую паузу поминовения. – Многим из вас приходилось сталкиваться с хозяевами дельты лицом к лицу, – продолжал он. – То есть, не совсем лицом к лицу, – Тегипко решил, что тут будет вполне уместен сомнительный юмор подобного рода.
Судя по раздавшимся смешкам, большинство в зале пришло к схожим выводам. Борислав, правда, продолжал буравить подполковника взглядом «ну, можно уже я расскажу?» Тегипко счёл, что он всё-таки не садист, и кивнул Охотнику.
Борислав вскочил со своего места:
– Владыки дельты – женщины. Их общество чётко структурировано благодаря искусственно гипертрофированному половому диморфизму, – выпалил он на одном дыхании.
Охотник явно раньше имел дело с богомерзкими ксеноситскими технологиями, потому что загрузить нужные данные у него получилось довольно быстро. Над голографическим листом возникли три маленькие светящиеся антропоморфные фигурки. То есть, две из них были более маленькие и более антропоморфные, а вот третья…
Тегипко на пару минут выпал из потока сознания ксеносоциолога, как, вероятно, и некоторые присутствовавшие, а когда очнулся, то обнаружил, что Охотник всё ещё далёк от основной мысли своего спича примерно так же, как омикрон – от межпространственного господства.
– … и, так как их идеологи позиционируют модель дельтийского общества как некую заданную цель, к которой, сами того не ведая, стремятся остальные вариативные социумы, то, полагаю, можно будет сыграть на этом. Гендерно-локализованные удары позволят…
На этом моменте подполковник снова начал терять нить повествования, но отнёсся к этому уже спокойнее – ясно, что Охотник двигался к выводам своей речи, хотя примерно с той же скоростью, что эпсилонцы – к пониманию концепций ценности жизни и частной собственности. Короче, Тегипко несказанно обрадовался тому моменту, когда можно было сказать: «ну, с этим всё ясно, переходим к следующей части заседания, которая состоится после перекура».
Но и после перерыва жизнь не стала ожидаемо легче.
– Итого имеем приблизительные соотношения, учитывая заданный расклад сил: Асси-Ваол – один к ста, Аум-Талат – один к ста пяти, – представитель военных логистов секторов дельта 6—18 потёр переносицу и добавил: – Два других муравейника мы даже не стали брать в расчёт по причинам…
– … в которых вы, несомненно, разбираетесь лучше всех нас, вместе взятых, – энергично закончил за него подполковник. Он уже притомился, но показывать этого было никак нельзя. – Рассмотрите… второй.
Быстрые решения – залог успеха. Станислав надеялся, что никто никогда не узнает, благодаря каким считалкам он выбирает между двумя и более спорными вариантами.
Представитель «Олдвэйтрэвел Компани» по внутренним критериям подполковника сошёл за дельного человека по нескольким причинам. Контурщик успел изучить часть плана, относившуюся к операторам компании, ещё в курилке, успокоил, что там нет ничего сверх того, что Олдвэй делает обычно в подобных ситуациях, полюбовался на гербовые печати, фениксы, звёзды, стилизованные языки пламени и другие финтифлюшки, пышным цветом колосившиеся на голографической копии бланка госзаказа, после чего скачал её на свой носитель, и больше разговорами не донимал, чем вызвал у Тегипко бесспорную к себе симпатию.
А вот представитель «Симпл Системс» в топ дельных людей не попал, похоронив подполковника под цифровым ворохом трогательных фотографий того, как нужная боеголовка чудом уцелевшей после Второго Потопа технологии хранится у них где-то в красном уголке на одном из предприятий. Потом представитель долго любовался на цифровую копию приказа о крайне широких полномочиях, предоставленных подполковнику Тегипко, С.А., за подписью Великой княгини. Финтифлюшек там было ещё больше, чем на предыдущем документе. То ли это, то ли широта полномочий подполковника заставили представителя «Симпл Системс» угомониться.
Вечер того же дня. Пространство класса «альфа», Новая Москва, Северо-северо-восточная ось, Четвёртый Посадский остров.
Забегаловки на Четвёртом Посадском являли собой пример удачного баланса меню, щедро пересыпанного заковыристыми названиями, и не самых заоблачных цен, и эта не была исключением. К тому же, с застеклённого второго этажа открывался недурственный вид на расцвеченные вечерними огнями воды Мытищинской протоки. Небо было по-весеннему чистым и зеленоватым, а отдалённые гудки кораблей при наличии воображения в комплекте с особой мирной благостностью можно было сравнить с голосами труб ангельских. В общем, не вдаваясь в пространные описания, окружение располагало.
Подполковник Станислав Тегипко штудировал меню, в котором единственными понятными словами были предлоги. Инстинктивно запрашивая лингвистической поддержки, Тегипко посмотрел на Ольгу.
– Мне, пожалуйста, – Ольга украдкой подглядела в меню, тут же захлопнув увесистый том, – торефи из рутабаги под соусом латэгрэ, – выпалила она официанту на одном вздохе.
Тот покорябал в блокноте и обратил взор на Тегипко.
– Мне то же самое давайте, – отмахнулся подполковник.
– А ещё, – Ольга на пол-пальца приподняла обложку меню, – вот это вот… «медальон кахонгуни».
– И мне то же са… так, стоп, из какой гуни? – вовремя вскинулся Тегипко и снова уткнулся в фолиант: – Мне тогда вот это: «пат-рин ле-ко-лом-бе», – по слогам произнёс он.
На слух последнее внушало больше доверия, чем, скажем, «патрин ле петрель» или загадочное «сале-моле», которые вообще звучали как названия горюче-смазочных материалов. Подполковник поделился своими догадками с ксенобиологом. Ольга поморщилась, с недоверчивым видом изучая на просвет только что принесённый коктейль, и предположила, что если живность для мясных блюд выращивается где-то неподалёку, то она вполне может состоять из подобных материалов ввиду своего специфического рациона.
Конец ознакомительного фрагмента.