Глава 12
Вторник Игорь провёл с отцом. Они ещё вначале прошлой недели договорились о встрече.
Когда мотоциклист лихо подкатил к родительской даче, невысокий, коренастый мужчина в старенькой авиационной фуражке чинил крышу сарая. При появлении гостя, отец не спеша закончил прибивать очередную планку к руберойду. Вытер руки тряпкой. После чего приветственно помахал сыну.
Двухколёсное приобретение Игоря Нефёдов‑старший разглядывал оценивающим взглядом знатока. Попыхивая трубкой, неспешно обошёл «Иж». Скользнул ироничным взглядом по пижонской бахроме, украшающей сиденье. Хмыкнул на яркую переводную картинку на бензобаке. Затем с разрешения сына пятидесятилетний мужчина оседлал «стального коня», повернул ключ зажигания, несколько раз покачался на сиденье, пробуя рессоры. И вдруг сразу дал полный газ, с места подняв мотоцикл на дыбы. Распугивая соседских гусей и подпрыгивая на ухабах, лихой ездок понёсся вдоль по улице, словно гонщик на трассе мотокросса. Через несколько секунд он скрылся из виду. Рёв мотоциклетного мотора затихал где‑то за деревенской околицей. Отца не было минут двадцать.
– Ничего, аппарат… Годится – вернувшись весь в пыли, дал своё заключение бывалый ас. – Движок вот только слабоват. У меня в Германии в 45‑м трофейный бээмвэшный Zündapp был. Не машина – арабский жеребец!
По дороге к дому отец делился с сыном небогатыми новостями. Сдержано похвалился, что поставил новую теплицу. Описал свою недавнюю поездку в райком. Почему‑то местные жители уполномочили именно отца, а не свою поселковую власть добиваться от районного начальства, чтобы от расположенного в пятнадцати километрах шоссе к их посёлку протянули нормальную дорогу, а то во время затяжных осенних дождей и ранней весной сюда можно было добраться лишь на тракторе или лошади.
Впрочем, пенсионер сам был рад любому хлопотному поручению. После отставки его деятельная натура скучала без настоящего дела.
– Ты бы хоть мемуары, бать, что ли попробовал писать – полушутя предложил ему однажды сын. – С твоей то биографией книга может получиться поинтересней любого авантюрного романа.
– Мои мемуары здесь никому не нужны, – сердито буркнул отец. – Лакировать жизнь я не хочу, а правду ни один цензор не пропустит. Вот скажи мне начистоту: можешь ты представить в витрине магазина военной книги на Ленинском проспекте книгу под названием «Воспоминания лётчика‑штрафника»? Вот в Германии за такую рукопись мне бы действительно хорошо заплатили и издали бы её хорошим тиражом. Но у меня к немцам после войны такое отношение, что мне их марки не нужны.
На том тему мемуаров закрыли раз и навсегда.
Между тем, чтобы не свихнуться с тоски Нефедов‑старший постоянно придумывал себе заботы: то на окна навесит причудливые наличники. А потом ещё украсит узорной резьбой летнюю веранду и забор. Да вдобавок распишет свои поделки цветными красками, превратив дом в сказочный терем. То для местной поселковой детворы, чтобы поменьше сигаретами и самогоном интересовалась, придумает кружок авиамоделизма.
А три года назад от скуки Нефёдов‑старший занялся цветоводством и в итоге так преуспел, что за семенами к нему приезжали даже из Крыма. Но все эти дела служили отставнику лишь временной отдушиной от мрачных мыслей.
Впрочем, хотя он давно не ждал от будущего ничего хорошего, но и окончательно раскисать себе не позволял. Сказывалась армейская закалка. Всю жизнь этот крутой мужик терпеть не мог нытиков и сам не любил распускать сопли. Каждое утро начинал с серьёзной зарядки: летом пятикилометровая пробежка в одних трусах до лесного озера и обратно. Зимой – лыжный кросс, потом работа с пудовыми гирями во дворе. Обязательно в конце тренировки купание в озере, зимой – в проруби или обливание из ведра у колодца. В итоге Борис Нефёдов выглядел лет на двадцать моложе своих лет. На него до сих пор заглядывались молодые женщины. Почему‑то бабы были уверены, что этот крепкий мужик с энергичным и даже зимой загорелым лицом и шрамом над правой бровью, который делал его похожим на пирата – невероятный еб… рь. Наверное и из‑за этих слухов, которые возможно имели под собой основание, мать и ушла от отца.
Хотя в детских воспоминаниях Игоря не запечатлелось, чтобы родители когда‑либо крупно скандалили по поводу отцовских измен. Отец всегда возвращался с работы домой, а не «зависал» у любовниц. Правда, одно время он регулярно выпивал. Конечно, это было связано с незаслуженным и обидным отстранением кадрового офицера и прекрасного лётчика от любимого дела. Но даже приходя под хмельком, отец вёл себя нормально: спокойно разговаривал с сыном, проверял его уроки, обычно что‑то рассказывал интересное. Отец много читал и был великолепным рассказчиком. Если бы не запах водки невозможно было догадаться, что по дороге с завода мужчина заходил в рюмочную.
Теперь‑то, став взрослым и тоже пережив крах профессиональных надежд, Игорь начинал понимать, каково ему тогда было. Когда долгие годы самозабвенно шлифуешь профессиональное мастерство, живёшь любимым делом, и в итоге становишься Мастером с большой буквы, чтобы в один день снова сделаться никем, то даже самый гранитный характер может дать трещину. Но сын никогда не слышал от отца жалоб, стенаний по поводу незадавшейся карьеры и собственного одиночества. Лишь однажды молодой человек увидел на обветренной щеке бати слёзу. Это случилось на похоронах жены. Хотя последние годы родители были в разводе, они сумели сохранить тёплые отношения. Почти всё лето мать Игоря проводила вместе с бывшим супругом на их общей даче. Игорь видел, как нежно к ней относится отец. Какая бы чёрная кошка не пробежала между ними в прошлом, отец до последних дней её жизни продолжал любить свою Оленьку. Да и она так и не вышла больше замуж. Когда у женщины обнаружили рак, он ухаживал за ней, как самая заботливая сиделка. Мать умерла на его руках…
Инстинктивно стараясь во всём походить на отца, Игорь тоже не плакался ему в жилетку по поводу своих служебных неудач. Впрочем, самолюбивый юноша не делал этого и по другой причине… Одно время неудачно начавший службу лётчик завидовал славе отца, которая окружала его даже через много лет после отставки. Рассказать же правду о своей службе, означало, признаться бате, что по сравнению с ним ты полное ничтожество. Поэтому Игорь долго скрывал от него свой перевод.
Но у знаменитого аса слишком много оставалось друзей и знакомых в ВВС. Конечно, кто‑то из приятелей деликатно сообщал бывшему сослуживцу об очередном проколе его Игорька. Нефёдов‑старший очень переживал эти новости. Но чем он мог помочь сыну?! Если бы только было возможно своё звериное чувство самолёта, природную ловкость и интуицию, снайперский глаз прирождённого воздушного охотника передать мальчишке по наследству! Борис без промедления отправился бы к ближайшему нотариусу, чтобы оформить необходимый документ…
Поэтому, когда старый лётчик узнал о решении сына поменять кабину истребителя на кабинетную службу по другому ведомству, он не стал его осуждать. Напротив, постарался развеять сомнения молодого человека относительно правильности принятого им решения.
– Не жалей, что бросил авиацию. Наше ремесло вырождается. Лётчики перестали быть кастой избранных небожителей. А о современных самолётах всё чаще говорят как о всего лишь «идеальной платформе» для размещения современных типов вооружения… Когда я воевал, случалось, что в ходе «собачьих свалок» с «Мессерами» или американскими «Сейбрами», мог на мгновение поймать полный ненависти или страха взгляд своего противника. Это была рукопашная с сильным врагом, достойная настоящих мужчин. Мне повезло застать время, когда лётчик в открытой кабине узнавал о появлении неприятеля по запаху выхлопных газов из мотора его машины. Я никогда излишне не романтизировал нашу тяжёлую кровавую работу. Но настоящий воздушный бой, это когда ты можешь «пустить противнику кровь», после чего фонарь твоей кабины забрызгивает маслом из его пробитого двигателя! Когда ты привозишь на свой аэродром застрявшие в крыле твоего ястребка обломки взорвавшегося у тебя на глазах неприятельского самолёта… А что сейчас? Ты пускаешь ракету за десятки километров от цели – по отметке на экране бортового радара или по наводке с земли. Человека в кабине всё больше подменяют «э‑вэ‑эмы». Лётчик превращается в приложение к бортовой электронике – в оператора, навроде оператора котельной, от которого требуется лишь умение в правильной последовательности нажимать на кнопки. Не удивлюсь, если лет через десять полностью автоматизированные истребители будут отправляться на задание вообще без живого пассажира на борту… Нет, такая перспектива не стоит того, чтобы посвящать ей свою жизнь…
Свой пространный монолог отец закончил уверенным заявлением:
– Лично я за штурвал больше не сяду! Чтобы не случилось.
За то время, что они пили чай на веранде, в отцовские владения заглянули две женщины. Вначале возле калитки появилась девушка лет двадцати пяти с плотной фигурой крестьянки и простым, но миловидным лицом. Она принесла накрытую платком корзинку. Но обнаружив, что хозяин в доме не один, девушка почему‑то сильно смутилась. Застенчиво кивнув незнакомцу, она прокричала издали красивым грудным голосом.
– Извиняйте, Борис Николаевич, что помешала вашему разговору! Я вам тут в благодарность за то, что вы давеча дрова мне накололи и забор поправили, свежие яйца принесла. Так я их возле калитки оставлю. А мне бежать надо. Бригадирша у нас бойно злючая, за опоздания сразу выговора лепит и четверть оклада срезает.
– Да куда же ты, Дарья? – со смехом крикнул Нефёдов‑старший уже вслед торопливо уходящей знакомой. – Я ж тебя с сыном не познакомил
– В следующий раз – издали откликнулась девушка. – Меня на ферме ждут.
Спустя минут двадцать зашла дама лет сорока – попросить по‑соседски посмотреть печку в её доме, которая, по словам, гостьи, отчего‑то стала сильно дымить. В пику своей предшественнице эта гостья держалась очень естественно, с достоинством. По приглашению хозяина дама села пить с ними чай. Стала расспрашивать Игоря и его житие‑бытие. А сама нет‑нет да стрельнёт глазками на соседа…
– Ну ты, бать, даёшь! – восхищённо воскликнул Игорь, когда они снова остались вдвоём
– Ты неправильно всё понял, – немного смущённо оправдывался отец. – Мужиков в деревне мало: кто помер раньше времени от пьянства, кого в армию в восемнадцать лет взяли, а после демобилизации город с его лёгкими заработками и цивилизацией поманил. Вот и получается, что я у местных баб вроде как общее достояние. Да и не только баб. О многих здешних стариках тоже никому дела нет, хорошо ещё хоть пенсию колхозникам теперь платить стали. А то ведь раньше и этого не было…
Отец внимательно взглянул на сына и вдруг спросил:
– Ты мне лучше скажи, чего это ты закусил удила, словно рысак перед стартом. Новое начальство в бой посылает?
Игорь попытался отшутиться. Но отец шутливо обхватил молодца за шею, беря в стальной борцовский зажим:
– Ну‑ка, признавайся немедленно старшему по званию, куда намылился. Учти, у меня глаз намётанный на такие вещи. Я этот мандраж у молодых лётчиков накануне первого боя, знаешь, сколько раз видел. Смотри не наломай дров, салага!
Молодой мужчина попытался освободиться из отцовского захвата, но с первой попытки у него ничего не вышло. Так в схватке они буквально вывались из‑за стола, продолжив шутливый поединок на полу веранды. Хорошо, что их сейчас никто не видел, иначе пришлось бы долго объясняться с участковым милиционером.
– Ну, давай, боец, покажи, на, что ты способен, прояви характер! – подзадоривал сына Нефёдов‑старший, пресекая все его контратаки. – Ты как все молодые, наверное, считаешь, что отец у тебя старый комод, годный разве что для антикварных экспериментов с мемуарами. А батя у тебя ещё о‑го‑го, многим молодым фору даст!
– Я так не считаю, – тужась разжать стальной отцовский зажим, просипел Игорь. – Только каждое поколение своей головой должно жить.
– Это верно, сынок. И всё‑таки послушай, что я тебе скажу. Некоторые готовы взяться за любое дело, если большой дядя обещает им райскую жизнь с собственной дочкой.
– Я офицер и давал присягу, – обидчиво возразил Игорь. – Ты сам на войне обдумывал приказы командиров, прежде чем их выполнять?
– Я и не призываю тебя отказываться от выполнения приказа.
Пятидесятилетний мужчина разжал, наконец, сцепленные руки.
– Но я всегда старался поступать таким образом, чтобы по возможности выполнить задание, не потеряв при этом собственную голову и своих людей. Иногда мои поступки шли не в русле тех директив, которые я получал от разных высокопоставленных умников.
Игорь подумал о своих подозрениях в отношении генерала Скулова.
– В твоём новом ремесле, – продолжал Нефёдов‑старший, – как я его понимаю, особенно важно иметь собственное мнение; уметь постоянно задавать вопросы себе и другим. Не будь слепым оружием в чьих‑то руках, от которого легко избавиться после дела! Прежде всего, постарайся понять человека, от которого зависишь. Каковы его цели, как он на самом деле относится к своим подчинённым и к тебе лично. Насколько он профессионален. Как в целом подготовлена операция. Я, например, прежде всего всегда старался выяснить: может ли вообще порученная мне работа быть выполнена. Ведь некоторые задания являются чистой воды авантюрами, а то и того хуже – подставами…
Игорь был поражён. Отец словно заглянул в его голову. Но осознание того, что его как мальчишку поучают, не позволяло юноше откровенно обсудить с близким человеком свою ситуацию:
– Спасибо за совет, папа, но я уже назадавался вопросов. Теперь выгляжу полным идиотом. И кончим этот разговор.