Военный авиационный городок Шинданд
Шинданд – город и центр уезда Шинданд провинции Герат Республики Афганистан.
Шинданд был основан на месте средневекового иранского города Сабзевар.
На северной окраине города расположен крупный военный аэродром. Границы города заключены в шоссе кольцевой автодороги, которую проложили при финансовой поддержке иранского правительства во всех западных – приграничных с Ираном районах Афганистана. Географически город расположен на окраине долины Зирко – одного из главных центров производства мака в Западном Афганистане.
Шинданд встретил легким ветерком и ярким солнцем. С аэродрома были хорошо видны щитовые постройки одноэтажных домов, где размещались офицеры, прапорщики и солдаты гарнизона, штабы, столовые и помещения для технических нужд.
Улицы военного городка были пустынными, что свидетельствовало о том, что личный состав воинских частей занят выполнением задач, поставленных на прошедшем накануне вечером совещании.
За восемь лет, прошедших со времени моей первой командировки, когда самолет с группой офицеров полка приземлился на взлетно-посадочную полосу аэродрома, территория, прилегающая к аэродрому, претерпела значительные изменения. На пустыре выросли здания военного городка, вдоль улиц и около щитовых помещений разрослись деревья, беседки обвивали виноградные лозы, создавая тень и прохладу, в центре гарнизона разбиты клумбы с цветами и газонами, был выстроен даже фонтан. Воды, правда, в нем не было, но само наличие фонтана впечатляло!
Проходя по улицам военного городка, рассматривая асфальтированные дорожки между строениями, аккуратно подметенные силами внутреннего наряда, политые клумбы и деревья, вспоминал, с чего все начиналось, и душа радовалась тем значительным переменам, которые произошли за эти годы.
Зашел в штаб авиационного полка, где встретил офицеров, с которыми служил в Кизил-Арвате и хлебнул лиха в первые месяцы афганской войны. Договорились вечером собраться в офицерском модуле и поговорить о прожитых годах.
На северной окраине городка располагалась отдельная вертолетная эскадрилья, где встретил своих знакомых, с которыми служил в Кундузе во время своей второй командировки в Афганистан. Обнялись, расцеловались, похлопали друг друга по плечам, приглядываясь, как изменились за прошедшее время. Времени на разговоры не было, ребята спешили на вылет. Решили, что еще будет время пообщаться и поговорить.
Поговорить и вспомнить службу в 181-м отдельном вертолетном полку, вспомнить всех оставшихся в живых и погибших времени хватило. Как в былые времена в Кундузе, Файзабаде и Меймене, на протяжении года уже на аэродроме в Шинданде вместе дежурили в поисково-спасательной службе, ввыполняя поставленные задачи по организации поиска и спасения экипажей, эвакуации раненых и погибших на бесконечных дорогах Афганистана.
Вечером на встречу однополчан, с которыми служил в Кизил-Арвате и прошел Афганистан, пришло несколько человек, с кем пришлось начинать афганскую войну. Это были уже не те наивные мальчишки, которые рвались в Афганистан оказывать интернациональную помощь афганскому народу. Это были старые вояки, тертые калачи, прошедшие суровую школу войны. О себе рассказывали не спеша, без лишних эмоций и хвальбы. Виталий Ковалев рассказал о самом «черном дне» своей жизни, когда, вылетев на задание, нанесли удар в Кандагаре по гражданскому объекту. По ошибке штурман ввел в компьютерный центр самолета ошибочные координаты. Штурман за свою ошибку ответил перед трибуналом, а на совести других участников бомбового удара остался рубец на сердце да седина в волосах.
Спросил о товарищах, кого помнил по совместной службе, Федор Акмаев… Виталий задумался, потом тихо сказал: «Погиб!» Анатолий Застрижный… «Погиб!» Юра Ланцов… «Погиб!» Спрашивать стало страшно. За что погибли ребята? За свободу и независимость афганского народа?
Сердце заныло от боли и воспоминаний. Виталий перечислял фамилии тех, кто остался в нашей памяти, но кого уже нет в живых, а у меня в голове засела одна мысль: неужели в период моей третьей командировки в Афганистан придется друзей провожать в последний путь?
Расстались за полночь. Вернувшись в свою комнату, свет включать, не стал, с закрытыми глазами знал, где в комнате стоит моя кровать.
В комнате жили втроем. Кроме меня левую кровать от входа занимал Сергей Волкоморов, с правой стороны разместился Олег Сорокопуд. Моя кровать находилась на втором ярусе. Не очень привычно забираться на второй ярус, но среди офицеров, проживающих совместно в комнате, я был младшим по годам, а в армии «дедовщину» никто не отменял, неписаные законы армейской службы надо соблюдать!
Утром проснулись рано. На завтрак идти не хотелось. Решили позавтракать дома. Приготовление завтрака возлагалось на меня.
Перед убытием в командировку знали, что жить будем втроем. Между собой распределили обязанности, кто, за что будет отвечать. Олег отвечал за порядок в комнате. Влажная уборка производилась каждый день. Сергей отвечал за стирку белья, как постельного, так и лично каждого из нас. Стирка предусматривалась каждую неделю. На мою долю выпало приготовление пищи. Готовить пищу я обязан был на всех, при наличии продуктов, или на каждого, если для этого имелся запас продуктов. Когда приглашались гости, то готовить пищу тоже обязан был я. Если гостей ждали всей комнатой, то в помощь мне выделялся один из проживающих в комнате друзей.
От установленных правил совместного проживания никогда никто не отступал. По этому поводу не было никогда споров или разногласий.
Со временем в комнате отделили прихожую, оборудовали ее столом и скамейками, шкафом для посуды, поставили холодильник, установили электрическую плитку, и комната приобрела вполне обжитой вид. В прихожей, которая одновременно являлась кухней, за столом собирались с друзьями, чтобы расписать преферанс, отметить праздничное событие, а часто, просто выпить, если удавалось найти спирт или водку.
Любимой закуской был крабовый салат. Готовился он очень быстро. Крабы в банках покупали в магазине, яйца брали в столовой, где их давали на ужин по норме летного пайка, лук просили там же. Если на ужин в качестве гарнира давали рис, то он шел в салат. Дежурной закуской было тушеное мясо в банках, хлеб или галеты и лук. Запах лука никого не смущал, как и запах спирта.
Благодаря тому, что перелет полка производился транспортными самолетами с аэродрома базирования в Союзе, из дома привезли соленые и маринованные огурцы, помидоры, соленые грибы, несколько мешков картофеля. Этих запасов хватило до начала лета.
Когда приходилось вылетать в командировки на аэродромы в Кандагар или Баграм, там приходилось питаться исключительно в столовой, где в качестве основного блюда предлагали гречневую кашу с тушеным мясом. Эта пища так надоела, что я ее из своего рациона исключил на долгие годы.
Спустя год после вывода войск из Афганистана мы с офицерами полка сидели в ресторане, отмечая убытие друзей в Группу советских войск в Германии. Рядом за столиком сидела компания наших товарищей. Кому-то из нас пришла идея заказать на соседний столик гречневую кашу с мясной тушенкой, так сказать, от нашего стола, вашему столу. Мужиков наша шутка возмутила, а нас возмутила цена, которая была указана в счете за эту шутку. Как пояснил официант, гречневая каша и мясная тушенка оказались дефицитными продуктами. Неужели мы в Афганистане съели всю гречневую кашу и мясную тушенку? Считай, что объели всю страну!
Аэродром в Шинданде от жилого городка находился в метрах трехстах. К реву двигателей взлетающих на форсаже самолетов и гулу турбовинтовых двигателей транспортных самолетов настолько привыкли, что под жизнь аэродрома спокойно засыпали, как под легкую музыку.
Когда вернулись в Союз, я просыпался по ночам с чувством какого-то дискомфорта. Лежал ночью и не мог понять, чего мне не хватает.
Спустя какое-то время, выехав на пикник с дамами и гражданскими чиновниками, был свидетелем, когда кто-то из них возмутился, что летающие самолеты с расположенного рядом аэродрома мешают разговаривать. Услышав шум пролетевшего самолета, я понял, что мне не хватало последние годы мирной жизни. Недоставало успокаивающего душу рева авиационных двигателей. Про себя подумал, радуйтесь, что над головой летают наши истребители, а не американские. Вслух говорить это не стал, слишком нервная публика собралась на пикник.
Самым уютным и посещаемым местом авиационного городка в Шинданде был бассейн. Вернее, их было два, один исключительно для забора воды при возникновении пожара, где было позволено плавать только высокому начальству в дни прилета в городок по вопросам боевой подготовки, другой для всех желающих. Этот был сделан по всем требованиям спортивного водного бассейна. Изначально его делали для того, чтобы можно было нырнуть в прохладную воду после парной. Со временем его расширили и стали использовать для отдыха. Женщины, проживающие на территории городка, попросили командование сделать вокруг бассейна забор, чтобы он отделял от посторонних глаз некоторых любителей отдыха нагишом, типа пляжа для нудистов. Просьба была удовлетворена, но время принятия солнечных ванн ограничили двумя часами в послеобеденный перерыв.
Когда выпадала свободная минутка, мы приходили к божественной влаге и очень возмущались, когда женская половина местного военного населения задерживалась на территории бассейна. Женщины обращались к командованию с просьбой уравнять их с мужчинами в правах на время посещения бассейна, но мужская половина населения оставалась непреклонной, и «бабский час» остался за женской половиной, а остальное время суток оставалось за мужчинами. Это справедливо: в конце концов, кто воюет?
Бассейны были при каждой части, но они оставались такими маленькими оазисами, там было не интересно!
В военном авиационном городке Шинданда нравилось все, в том числе летная и техническая столовые. Однажды официантки отказались обслуживать офицеров, пришедших раньше установленного времени на обед. Офицеры сели за столы, а «милые девушки» продолжали пить чай за отдельным столиком. Конфликт был разрешен в течение пяти минут после прибытия в столовую заместителя командира батальона обеспечения по тылу. Спокойно выслушав «бабий базар», он указал на двух самых горластых женщин и спокойно сказал, что они сегодня ночью на самолете убывают в Союз. Моментально ритм работы столовой вошел в рабочее русло, и подобных конфликтов никогда не было.
Питание в столовых оставляло желать лучшего. Сначала мы с удовольствием поглощали гречневую кашу с тушенкой, но через месяц этот деликатес настолько надоел, что посещение столовой превратилось в муку, а по вечерам многие туда не ходили, уничтожая домашние запасы. Когда совсем становилось невмоготу, обращались к командованию и просили заменить гарнир. В меню появлялись макароны.
С жалобой на однообразное питание обратились к прилетевшему в городок члену Военного совета генералу Селезневу Ю.П., который, вникнув в проблему, долго «распекал» тыловиков за жалобы на плохое и однообразное питание. На следующий день из Ташкента прилетел самолет, на котором привезли свежий картофель, свежее мясо, фрукты и даже виноград.
После того как генерал улетел в Ташкент, все стало на прежнее место, но, как только тыловое руководство узнавало о прилете Юрия Павловича в городок, на столах появлялись всевозможные лакомые блюда и фрукты. Вроде бы и жаловаться не на что! Прилета в полк генерала Селезнева Юрия Павловича ждали и были уверены, что в день его прилета и в течение трех дней после его отлета кормить будут так, как требуется кормить единственную воюющую армию Великого государства.
На северной окраине военного городка, за модулями, в которых проживали офицеры, прапорщики и служащие Советской армии, расположился «Барский поселок». Это несколько десятков домов-вагончиков, в которых проживали офицеры управления авиационного полка, командиры частей обеспечения и их заместители. Чтобы предохраниться от пыли, которой в изобилии был насыщен воздух, домики-вагончики и прилегающая к ним территория в несколько квадратных метров были покрыты маскировочной сетью. Маскировочная сеть не только предохраняла от пыли, но и от постороннего глаза. Между домиками, которые выходили друг к другу лицевой стороной, где располагался вход, находились столы и лавочки. Вечерами, в хорошую погоду, здесь можно было попить чай, поиграть в карты или нарды, поужинать с товарищами.
В одном из таких домиков жил начальник парашютно-десантной подготовки и поисково-спасательной службы Валерий Горбатенко. Именно у него мы любили собираться в редкие свободные вечера. Во дворе стоял мангал, где Валерий готовил шашлык или люля-кебаб, за столом желающие играли в нарды, незадействованный в мероприятиях народ обсуждал последние события боевых действий, спорил по разным вопросам, рассказывал анекдоты. Всем находилось какое-нибудь занятие.
Здесь мы собирались после постановки задач на предстоящий день и обсуждали все варианты, которые могли возникнуть при выполнении боевого задания.
Здесь мы отмечали боевые награды и звания, соблюдая все офицерские традиции.
Награждение орденами и медалями, вернее, обмывание боевых наград происходило просто. В армейский котелок все награжденные складывали ордена и медали, туда же наливались спирт или водка, которые затем разливались по кружкам или «нурсикам», это пластмассовый наконечник от взрывателя неуправляемых реактивных снарядов, куда вмещалось ровно сто граммов жидкости. В отдельных случаях, по желанию собравшихся, отпивали из котелка, при этом каждый, прежде чем отпить из котелка, обязан сказать тост. После этого награды можно носить на обмундировании.
Офицерские звезды обмываются по утвержденному ритуалу. В стакан именинника кладутся две звездочки и наливается водка. Водка должна доходить до верхней грани стакана. Командир или старший в компании офицеров произносит тост, после этого именинник выпивает стакан водки до дна и достает со дна звездочки, которые он обязан разложить на погонах в тех местах, где они должны быть прикреплены. После этого представляется собравшимся офицерам: «Товарищи офицеры, представляюсь по случаю получения очередного воинского звания!»
Только после этого он может считать себя офицером в полученном воинском звании.
По офицерской традиции именинник после первого стакана может не пить, а может участвовать в совместном мероприятии.
Сейчас старые офицерские традиции не соблюдаются, как правило, из-за их незнания. В этом мероприятии принимают участие даже женщины, что раньше было запрещено. Это был своеобразный мальчишник, куда женщинам вход был запрещен.
Традиции, заложенные офицерами старших поколений, постепенно забываются, их стараются под разным предлогом изменить или забыть. Последним офицером, который учил нас, молодых офицеров, традиции обмывания офицерского звания, был мой первый командир авиационного полка истребителей-бомбардировщиков Валерий Горденко, ныне генерал-лейтенант, Герой Российской Федерации.
В Шинданде традиции, связанные с обмыванием награждения боевыми наградами и получением воинских офицерских званий соблюдались безукоризненно. К сожалению, эти праздники были не такими частыми, как хотелось бы.
В память о тех, кто погиб, выполняя интернациональный долг, на территории Афганистана, в каждом гарнизоне возводили памятники. Разумеется, погибших отправляли на Родину для захоронения по месту жительства их родных. Но фамилии погибших бронзой сверкали на монументах, взывая о мести и памяти.
В авиационном городке Шинданда памятники павшим военнослужащим были воздвигнуты на территории каждой части, дислоцировавшейся в городке. После праздничных построений мы приходили к монументам, которые, как молчаливые солдаты, возвышались на постаментах, и минутой молчания поминали погибших, отдавая дань памяти павшим.
Когда пришел приказ о выводе войск на территорию Союза, вопрос о памятниках погибшим воинам, встал с особой остротой. Некоторые предлагали их снести. Но один сложный вопрос невольно тянул за собой другой, не менее сложный, кто будет сносить воздвигнутые памятники. У кого поднимется рука снести памятник воинам, погибших при выполнении заданий, как бы зачеркнув память об усопших? Таких отпетых негодяев не оказалось. Тогда решили памятники оставить. Если их и будут демонтировать, то вина упадет на тех, кто потерял совесть.
Спустя годы я увидел памятники советским воинам, погибшим при исполнении интернационального долга, решение судьбы которых мы оставили на совести пришедших нам на смену. Речь идет об афганцах, которые пришли нам на смену и которые работают и проживают на территории авиационного городка и аэропорта. К моей радости, монумент павшим воинам на территории военного аэродрома Шинданд, который является и аэропортом для гражданской авиации, остался на прежнем месте, правда, герба Советского Союза на нем не было. В душе потеплело. Даже, казалось бы, непримиримые враги, которые воевали друг с другом не на жизнь, а на смерть, уважают память воинов, погибших, выполняя приказ своего командования.
Мне это напомнило Бородинское поле, где русские и французские солдаты похоронены на одном поле, на том поле, где они приняли смерть, отстаивая интересы своего государства, выполняя приказы своих командиров и императоров.
Такую же картину я наблюдаю под Ржевом, городом воинской славы, где на одном кладбище захоронен прах тех, кто погиб, выполняя приказы своего командования. Погибшие солдаты не должны нести ответственности за выполнение приказов, которые отдавали им командиры и военачальники, перед теми, кто остался в живых. Погибший солдат должен быть предан земле с воинскими почестями. Правильно говорил русский князь Святослав, вступая в неравный бой: «Мертвые сраму не имут!» У живых, ставших победителями, должная быть совесть. Они, победители, обязаны отдать погибшим, независимо от того, на чей стороне они воевали, последний долг их памяти и совершить обряд предания павших земле.