Аудельфина. Книга 1. Глава 3 (афалин) (Сергий Кон)

Автоколонна бригады выдвигалась на новую точку в юго-западном направлении, растянувшись и извиваясь, как змея, по дороге на относительно небольшой скорости. Бойцы были распределены поротно и повзводно на бригадной технике – в тентованных кузовах десантных грузовиков ГАЗ-66, на броне БМД и БТРД, а также на зарекомендовавших себя в боевых действиях в Афганистане БТР-80 и походных грузовых автомобилях «Урал». Через три часа пути слева по борту, за деревьями, показалось море. Это был Каспий. Море было совсем близко, в каких-то двухстах метрах. Колонна остановилась на обочине, и по ней покатился дубляж команды: «Пятнадцать минут личного времени. Привести себя в порядок».

– Товарищ командир, – обратились бойцы к ротному, – разрешите к морю, только лицо и руки сполоснуть и обратно. Воды хватит на сегодня и завтра, а что там будет впереди ещё не известно.

– Ладно, хорошо, уговорили, – сказал капитан, ему самому не терпелось набрать в пригоршни морской воды и умыться. – Пять минут на водные процедуры! Командирам взводов назначить с каждого отделения по одному бойцу в оцепление, – скомандовал он.

Через минуту все бойцы, кряхтя от удовольствия, с голым торсом обливались водой, зачерпывая её руками, котелками и другими подручными средствами. Конев хоть и учился в мореходке до армии, но не закончил, и даже не успел пройти ни одной практики, – за неоднократное нарушение дисциплины точку в которой поставила драка и порча имущества. Где его с одногруппником, напарником и другом по прозвищу Маэстро выгнали из общежития, которое предоставляло училище даже не разбираясь, прав он был или нет. Так как на флоте главное – дисциплина, а ни кто виновен. Что послужило ему в дальнейшей жизни крепким уроком. Но потеря места в общежитии не являлась главной причиной возвращения домой «не солоно хлебавши», главным критерием было разочарование в мальчишеской романтике, где на первом месте было не изучение лоции и управление судном, а элементарное выживание в хамской среде. Где спросить дельного совета было не у кого, а жаловаться Конев не смел, да и дело это было, как бы пафосно это не звучало – неблагородным и неблагодарным. И море он видел только на картинке, да и по телевизору, ну и, конечно же, в кинотеатре, где шум волн ощущался чуть ли не кожей и даже порой казался их запах.

А ведь солёная должна быть, – подумал Сергей и, умываясь, попробовал её с пригоршни руки, – не понял, обычная вода типа речной.

– Братва, может, не море это. Ни фига не солёное, – уже вслух продолжил Конев.

Все тоже стали пробовать пить. – Точно, не солёное, – раздалось вокруг.

– Тут где-то, видать, река впадает, и течение на нас выходит, – разъяснил ротный, – вот и пресная, не успевает здесь, возле берега, перемешаться ещё.

Тогда ещё Конев не знал, что великая русская река Волга впадает в Каспий, где он умылся в море и попробовал её воду первый раз на вкус.

Через какое-то время колонна двинулась по своему маршруту. И на разъезде Нахичевань – западное, Ленкорань – южное направление, уходя от Каспия, бригада пошла в сторону запада. Конев сидел с краю у борта, пулемёт находился между ног, упираясь в пол кузова, и смотрел чёрным дульным отверстием в тентованную крышу.

Да, – размышлял он, – вот и море увидел и даже попробовал его на вкус, оказывается, оно не всё солёное бывает, а я ведь этого не знал, «век как говорится, учись». Интересно, а дельфины в пресной воде тоже плавают, или они сюда не заходят, и какие они вообще бывают? Говорят, что они, как люди, только обитают в подводном своём мире. И вообще, есть ли они в Каспии?

Позже Конев узнал, что в Каспии нет дельфинов, но Каспий когда-то сообщался с Чёрным морем, где дельфин афалин обитает и по сей день. И в отличие от множества своих собратьев охотно идёт на контакт с человеком, а при несчастных случаях на воде подобно ангелам небесным спасает его, и, что примечательно – афалин узнаёт себя в зеркале, что говорит о его самосознании. А значит, он, подобно человеку, имеет развитый интеллект, в отличие от всех остальных существ на планете, но обитает в своем подводном мире.

Что интересно, если бы сегодня произошёл потоп и суши бы не стало, то человечество, достигшее современной цивилизации, всё равно бы выжило. Люди жили бы на своеобразных рукотворных островах – баржах, на которых бы рожали детей, сеяли и собирали урожай, работали бы мини-заводы, добывались бы полезные ископаемые, как и сейчас, на нефтедобывающих платформах по мировому океану. Ведь технический прогресс не стоит на месте, и как бы нелепо это не звучало, но благодаря катастрофе в умах людей родились бы иные идеи усовершенствования изобретений индивидуальных подводных, летательных и других аппаратов. А где-то и другого подхода обживания планеты в новых условиях. Вспомните – «человек-амфибия». Кто-то скажет – фантастика, – ну-ну, полёты в космос совсем недавно тоже были фантастикой, как и самолёты, – железо ведь не летало в то время, когда мир «стоял на трёх китах», а вся официальная наука смеялась над предположением, что Земля круглая.

И, несмотря на то, что при таких условиях подводный мир станет господствующим на Земле, человек никогда не смирится с этим и всегда будет доказывать своё превосходство на планете. Но, учитывая всю сложность своего существования, возможно, будет принимать дельфинов не за братьев своих меньших, а за равное создание на планете, с одной поправкой – они из другого мира, который нам не надо завоёвывать. И хочется верить, что не найдётся при таких условиях человеческих особей, пожирающих себе подобных. Ведь интересен и другой факт: Афалин, в отличие от человека, как бы ни был смертельно голоден, никогда не ест человеческой плоти и тем более своих сородичей, то есть теоретически это возможно, этому, как и человеку, млекопитающему, но данное табу у дельфина стоит как неписаная заповедь.

К тому же надо заметить, что дельфин настолько свободолюбивое существо, что в отличие от человека не производит потомства в неволе. Стоит только сделать выводы, насколько мы морально стоим ниже по сравнению с этим разумным созданием, так как на планете находится немалое количество человеческих особей (по крайней мере, внешне), которые не прочь полакомиться дельфинятинкой, пропагандируя для совращения доверчивых, что афалин это всего лишь большая рыба. Про каннибализм – поедание некоторыми особями человеческой плоти, я лучше помолчу – от греха подальше.

Унизителен для человека и тот факт, что некоторое количество дельфинов до сих пор вылавливается для дельфинариев, на потеху самим же людям. Где на рекламных зазывных баннерах красуются яркие слова: «Посетите наш дельфинарий, вы увидите незабываемое водное шоу! Такого вы ещё нигде не видели! Подарите своим детям праздник!» – за которыми прячется правда: Оплатите тюрьму дельфинов! Циничней подлости вряд ли найти! Пусть ваши обманутые дети будут глухи и слепы!

По сути, человек – «венец природы», вероломно заключает в тюрьму своего интеллектуального собрата без вины, где афалин живёт едва ли не половину своей жизни. Тоска по родным просторам сильно угнетает его психику. Но не смотря на всю трагичность своего ужасающего положения дельфин находит в себе силы смирится с предстоящей судьбой и даже находясь в ограниченном пространстве, то есть в тюрьме «без права переписки» все равно не перестаёт любить того, кому было сказано: «ты, человек хозяин на планете». Афалину этот завет как-то известен, и он готов до конца своих дней радовать «хозяина» хотя бы за то, что тот позволил это, не убив его. Возможно это по тому, что дельфин видит в человеке то, что самим людям не доступно, то, что находится за пределом человеческого сознания. И даже если в этом случае люди хорошо (относительно циничного понятия самого человека) относятся к дельфину, это не может заменить ему свободу, свежий океанский воздух и сознание духовного единства со своими братьями.

Уровень же развития памяти дельфина сравним с социальной памятью человека, дельфин способен узнать своего собрата и после двадцати лет разлуки. Этот вид признания может быть даже более длительным у дельфинов, чем у человека, потому что свист дельфинов остаётся неизменным на протяжении десятилетий, в то время как организм человека претерпевает изменения.

Сама вода – интересная и загадочная субстанция на Земле, без которой, конечно же, невозможна жизнь на планете, и она является тем, что разделяет наш земной и их подводный мир. И если бы не было воды, ни капли, то всё живое на планете бы погибло, так как без воды, как и без воздуха жизнь на Земле немыслима.

И вот тебе, пожалуйста, мне ещё и двадцати нет, а я уже на море побывал! Правда, недолго и не так, как мечтал когда-то. Всё же боевой поход по чужой земле это не морская прогулка на гражданском лайнере. Пацанам на гражданке расскажу, некоторым и такого не видать, – подумал Конев, вспомнив, кстати, как с друзьями во дворе они под гитару пели популярную тогда песню шансона «Все дельфины в ураган». То есть пел под гитару любимец всех девчонок авторитетный КМС по боксу брюнетный крепыш Москва, все остальные подпевали в меру своих способностей. Самостоятельно же Конев под гитару петь не мог, так как не знал где надо начать, а где заканчивать куплет, но три «блатных» аккорда он кое-как все же осилил.

– Вообще-то, набор в группу уже давно прошёл, но мы можем сделать исключение ввиду особенных способностей вашего ребёнка, – сказала дама средних лет, с уставшим лицом и строгим взглядом, – директор музыкально учебного заведения. И, взяв за руку стесняющегося семилетнего мальчика, цокая каблуками, завела его в пустой класс, где находился только один огромный, как бегемот, инструмент – чёрное пианино.

Проведя пару определённых, несложных тестов с неизменным лицом, выйдя с претендентом на звание оперного певца, ну, в крайнем случае, скрипача «Большого» театра в фойе, она вынесла свой суровый вердикт:

– К сожалению, ваш мальчик никогда не сможет играть на инструменте, а уж тем более петь, у него полностью отсутствует музыкальный слух, а это, сами понимаете, – дар Божий.

Пронесло, – облегчённо вздохнув, подумал Серёжа, уверенный в том, что музыкалка – удел исключительно девчонок, нелепых очкариков и непроходимых тихонь, одновременно краснея оттого, что не смог оправдать возложенных на него надежд, отчего ему захотелось пуститься наутёк туда, где его никто не найдёт.

Из кабины водителя, стёкла дверей которой по понятным причинам были опущены, до бойцов долетала еле слышная песня: «светят прощальным светом…» – пел Муромов «Яблоки на снегу». Песня только что вышла и была в России популярным шлягером, под который в борьбе со скукой на танцплощадках страны, утопая в цветомузыке, лихо отплясывала гламурная молодёжь. В бригаде ходила байка об этой песне, что якобы она была положена на стихи одного воина-интернационалиста, который написал их находясь под впечатлением одного случая: «Один молодой боец захотел полакомиться яблоками и заодно, порадовав своим проворством угостить товарищей. Совершая задуманное, под покровом ночи имея подобный опыт на гражданке, он тайком проник в яблоневый сад, который находился в горной местности Афганистана, где „духи“ постоянно находящиеся в состоянии войны с удовольствием подстрелили шурави. Затем вспоров живот, набили кишки спелыми фруктами, не забыв как сдачу про „подарок“, после чего замотав тело в старое одеяло, подбросили на дорогу. Зная про зло-хитрость душманов, разматывая одеяло за трос, пристегнутый к БТРу, граната сработала сразу, разметав по редкому снегу разорванные фрукты с кусками плоти». На основании этой плачевной истории (якобы) и родились слова этой песни. Возможно это ни так, но (!) сколько ассоциаций летят перед глазами, когда пропускаешь эту мелодичную песню через сознание, принимая опыт бытия, осознавая реальную нелепость, парадокса совместимости не совмещаемого между жизнью и смертью.

Вообще, к девяностому году талантливых исполнителей на отечественной эстраде как прорвало. Это и Виктор Цой со своим Кино, и Наутилус Помпилиус, Игорь Тальков и Любэ, а так же песни Шевчука группы ДДТ и Александра Розенбаума выступавшими перед нашими бойцами в Афганистане, и всё это мы, машинально запоминая слова, слушали наслаждаясь таким прорывом, если, конечно, предоставлялась такая редкая возможность.

Но сразу хочу отметить один факт, – кассеты с неубиваемыми песнями (темами) Владимира Семёновича Высоцкого сопровождали практически каждый магнитофон бригады и были у офицеров и личного состава в особом почёте. Где его хриплый голос, разрывая динамики, вещал нам, полагаю, что я не сильно ошибусь, если скажу – молитву, раскручивая в нашем сознании волю к победе: «если шёл Он с тобой, как в бой, на вершине стоял хмельной, значит, как на себя самого, положись на Него»

Слушая «Яблоки на снегу», пулемётчик ударился в воспоминания не таких уж далёких дней: Ферганский учебный полк ВДВ в Узбекистане, куда он попал служить с самого призыва, готовил десантников в Афганистан, а горно-учебный центр полка находился в соседней Киргизии, куда добирались в полной боевой экипировке через горы. Учебку его призыв закончил осенью 1988 года, но в Афганистан так и не попал, так как в это время начался вывод советских войск из дружественного нам государства.

Позже в России вышел фильм Фёдора Бондарчука «9 рота». О том, как готовят новобранцев в ферганской учебке на войну, чтобы им исполнить свой интернациональный долг (!,?)12 в Афганистане. Как они потом там воюют с «духами», а по сути, с коренным населением «братской» нам страны и, по мнению руководства партии ЦК СССР, несут им социалистическую свободу, «вырывая из рук империализма».

Смотря фильм, Конев по-солдатски матерился от возмущения, как же романтично и воодушевлённо расписал картину сценарист и какими глупыми и наивно понтавитыми выставил духов и наших бойцов режиссер, к тому же абсолютно не владеющими боевой тактикой и навыками. Какая коза и её добрая хозяйка? Какой косяк и алкоголь? Да там отродясь такого не было, по крайней мере для бойцов. Кстати, почти все режиссёры «страдают» этим, создавая картину для массового зрителя, чтобы пришёл успех, принеся тем самым кассовые сборы. Непонятно другое, – неужто правда, поданная зрителю, была бы менее эмоциональна и интересна?

А как картину хвалили подставные лица с телеэкранов! известные критики, о которых обычным людям ничего не известно, политики и коллеги по голубому иллюзиону от чего Конев поневоле сравнил её со сказкой «Голый король», в которой каждый боялся быть не на своём месте. Но при этом заметил, что «Чёрный квадрат» господина Малевича, как бы его ни хвалили (всё те же лица), вознеся оный до голубых небес, Бондарчук всё-таки перещеголял, так как «9-ю роту», транслируемую по TV, смотреть лучше всё-таки с включённым телевизором.

Но это было потом. Далеко потом.

И вот, находясь в горно-учебном центре подготовки десантников Советского Союза в Афганистан, как-то в начале осени собрали роту и повезли, как потом оповестили, собирать фрукты в полк для прод обеспечения. Коневу было восемнадцать лет, но он никогда не видел, что из себя представляет яблоневый сад, в живую, по-настоящему, не на картинках и по телевизору, и, конечно, не знал его запах.

От больших яблок, лежавших на земле красным покрывалом, некуда было наступить! А какой исходил от этого аромат!

Вот это да-а-а… – удивился он, – надо же, какая красота! И на земле! И никому до них дела нет! Вот бы нам эти яблоки на север, – думал тогда Сергей, – а то у нас в магазинах они маленькие все, недозревшие и гнилые, как на подбор, – вспоминал пулемётчик. Вот тебе и «яблоки на снегу», наверное, для того, чтобы уже никогда не забыть, какими они бывают.

Но вместе с первым живым яблоневым цветом и запахом тут же параллельно ассоциировалась молодая женская смерть. На самом деле, всё начиналось немного не так.

Колонна из четырёх армейских грузовиков, в которых ехали повзводно четыре взвода десантников, остановилась.

– Всем выйти, оправиться и перекурить, – прозвучала команда.

Странно, – подумали бойцы, едем за всё время подготовки первый раз, и тут, на тебе, – привал, таких подарков ещё не было. Впереди дорога, которая шла параллельно узкой, горной и быстрой реке, за которой возвышалась горная гряда, была перекрыта, – поперёк стояла жёлто-синяя машина ГАИ. Старшина разговаривал с милиционером о причинах задержки, тот, размахивая руками, эмоционально жестикулировал. Через две минуты путём сарафанного радио выяснилось, что в реке к берегу прибило женское тело. Конев и ещё тройка бойцов, заинтересовавшись событием, пробрались через колючий азиатский кустарник, спустились к реке и увидели следующую картину: Юное, но уже сформированное тело несовершеннолетней азиатской девушки, зацепившись длинными чёрными волосами за когтистые ветки кустарника спустившегося в воду, то выталкивало над прозрачной, ледяной горной водой вырывая из хрустального потока лицо с открытыми остекленелыми глазами и фиолетово-почерневшими губами цвета потемневших сосков остро торчавшими над округлыми грудями, то снова утягивало под воду, накрываемое течением создавая контрастную картину потока времени с неожиданно остановившейся в ней жизни, которая еще сопротивляясь сама не верит в абсурдность произошедшего. Конечно же, в глаза сразу бросилось то, что оранжевые девчачьи трусики были вывернуты наизнанку и светились швами снаружи, чуть выше их в правом боку зияло узкое ножевое ранение, которое соответственно и стало смертельным. Десантники оторопело смотрели на тело молодой, только начинающей жить и расцветать девушки, радости родителей, которые обеспокоенно ждали её домой.

Как же так, – думал в это время Конев, – нас готовят на войну, мы все молодые, сильные и выносливые – «рексы ВДВ»13, а где-то здесь, совсем рядом, особь человеческого обличия справляет свою нужду в нетронутое девичье тело! И, чтобы уйти от ответа и возмездия, заметая следы, убивает её за это. Посчитав, что у юного создания надо отобрать ещё и жизнь за то, что эта мразь, омрачив сознание, насилуя тело, изрыгнула в неё свою блевотину. Так, – размышлял на ходу Конев, – удар нанесён в правую область снизу, обняв либо притянув к себе жертву, значит, убийца-извращенец левша, с поменянными полушариями мозга, как и у меня.

Боль от осознания беспомощности горячей кровью разлилась по венам, и ледяные воды горной реки ещё долго колыхали мёртвое тело юной азиатской девчонки в глазах десантника.

Но бывали случаи и противоположные, когда трагедия происходит на твоих глазах и никто ничего не может сделать, и даже при случае каждый может поменяться с потерпевшим местами, где осознать, что его только что убили.

Мелкая, как мука, дорожная пыль от тридцати пар десантных сапог поднялась в знойном воздухе такой плотной стеной, что едва различался силуэт впереди бегущего бойца, за которым Конев держал дистанцию в хаотично растянутом строю, цепляясь за маячившее тело через окуляры противогаза. Каска и РД набитое камнями (имитирующие тяжесть бронежелета) неумолимо тянули к земле, сапёрная лопатка, подсумок с отстрелянными пустыми магазинами и такой же флягой, сбившись вперёд, барабанили по бёдрам, АКС, придерживаемый лежащими на нём руками, висел на шее, раскачиваясь поперёк корпуса в такт бега. Язык одеревенел, и на губах появилась характерная полоска обезвоженности. Горячего воздуха, втягиваемого через фильтр, не хватало, и Сергей, как и другие бойцы, украдкой время от времени просовывал два пальца под резинку, чтобы глотнуть побольше хоть и пыльного, но спасительного воздуха.

Ну ведь когда-то это закончится, не может же это быть вечно, – думал десантник, – ведь я точно знаю, что есть где-то такое место на Земле, которое по сравнению с этим называется рай. Где ты можешь упасть в траву и свободно дышать свежей зеленью или, к примеру, пить воду, о вкусе которой я раньше и не догадывался. Пить её, сколько хочется, и никто тебя в этом не упрекнёт и не ткнёт в тебя пальцем со словами, что ты тело и слон14. А ведь у многих на земле это сейчас есть, а они даже и не догадываются о том, что обладают таким сокровищем. А мы, как гладиаторы на арене15, не имеем права упасть здесь. Так как если в этом аду упадём мы, то в скором времени и те, кто имеет сейчас доступ к бесценному, а по сути, к свободе, в чьих рядах, по логике, должны оказаться и мы, в скором времени тоже упадут. Но им уже будет не подняться. Так как дышать обычной свежескошенной травой и пить обыкновенную чистую воду им, не испытавшим ценности доступного, вскоре обрыднет и надоест. И тот рай, который им достался по праву, – по праву человека, приевшись, покажется обычной рутиной. Ведь людям всегда хочется новых и неизведанных ощущений и впечатлений, но об этом лучше сейчас не думать, так как воды ещё долго не видать как своих ушей. Но рано или поздно должен быть привал, хоть ненадолго, хоть на какое-то время, чтобы упасть на минуту на эту горячую землю и сорвать ненавистную резиновую маску с головы. Хотя, возможно, эти мытарства уже закончились или ещё не начинались. Просто сейчас я об этом ничего не знаю и нахожусь в очередной, центральной, то есть пиковой, временной стадии осознания ощущений спирального потока человеческой жизни.

– Вспышка справа, – развернувшись, подал команду старший сержант, бегущий впереди взвода налегке – с одним автоматом.

Через час взвод, состоявший из призывников севера Тюменской области, стоял у «Ебун-горы» (в фильме «9 рота» о ней тоже упоминается, но героически и романтично, с эдакой разудалостью и бравадой, чем это было на самом деле), солнце шло на закат и нависало над горной грядой.

– Итак, этот боец на сегодняшних стрельбах отстрелялся хуже всех. Мало того что он не попал ни в одну мишень на сегодняшней проверке по стрелковой подготовке, из-за чего весь взвод совершал обратный марш-бросок в противогазах, он понизил результаты боевых показателей всей роты, из-за чего мы на сегодня худшие в батальоне, – вёл дисциплинарно-поучительную профилактику старший сержант – заместитель командира взвода, перед строем, где навытяжку стоял один из бойцов подразделения.

– Чтобы впредь данный инцидент не повторился, а также служил хорошим уроком для всего взвода и для каждого лично, а также, чтобы вы осознали, как нехорошо подставлять своих товарищей и командование, которое выбивает из вас всю гражданскую дурь ради того чтобы вы уцелели на войне, к данному слону будет применено дисциплинарное взыскание. А все остальные будут дружно его поддерживать своими отжиманиями вместо того, чтобы использовать это время в личных целях.

– Боец, выложить всё в каску из карманов. Всем снять оружие и экипировку, – приказал младший сержант, командир отделения, который бежал в конце подразделения, подбадривая отстающих пинками и крепким словцом.

– О, а это у нас кто? – спросил сержант, вытащив из двухкилограммового «головного убора», который боец держал в руках, фотографию девушки.

– Это моя невеста, – ответил боец, переживая, что тот её сомнёт и выкинет как неуставной предмет гардероба военнослужащего.

– А что ты её с собой везде таскаешь, не жалко, что затрётся? – в притворной заботе спросил младший командир, и продолжил, – любишь её небось, а?

– Да, – тихо и стесняясь ответил солдат.

– Так рви её, рви, и вы все свободны до утра, это тебе будет наказанием за твою подставу и нерадивость.

– Не буду рвать, – тихо, но уже уверенно ответил боец.

– Так. Всем принять упор лёжа, и тебе тоже, слоняра! – заорал сержант на вымотанное подразделение и бросил фотографию на землю перед лицом её хозяина.

– Раз, два, полтора, – командовал, упиваясь своей властью, сержант.

Прошло неизвестно сколько времени, такое никто не считает, но все думают: – не может же это быть вечно, когда-то ведь и это закончится.

Никто не ныл и не юродствовал, все понимали, – такое может быть с каждым, нужен лишь только предлог.

– Ты хоть понимаешь, что ты весь взвод наказываешь тем, что, как баран, упираешься и хочешь уйти от своего личного наказания, которое ты заслужил в отличие от своих товарищей. Раз, два, полтора!..

– Боец встать! Ты свободен. Иди, отдыхай, ты действительно устал, тебе надо выспаться за ночь, пока твои товарищи до утра поотжимаются за твой косяк.

Солдат стоял, не шелохнувшись, не веря своим ушам.

– Вы у меня сдохнете здесь все, а он будет любоваться фотографией своей тёлки и дрочить на неё при случае в тёпленькой кроватке.

Боец, не желая уходить, в растерянности принял упор лёжа на том же месте перед строем, как бы в своё оправдание перед товарищами.

– Не понял? – протянул сержант, недоумевая, вытянув лицо. – Солдат, ты не понял приказ?! Рви, я сказал! Или вон отсюда! – заорал он, наклонившись над солдатом.

– Не могу, – прохрипел боец, глотая слёзы, непонятно откуда взявшиеся из обезвоженного тела, которые градом катились по сгоревшим на безжалостном солнце щекам. Видимо, где-то в потайном месте душа всё же держит какой-то неприкосновенный запас влаги именно для таких случаев.

– Тогда ешь! Жри, я сказал! Жри её! Без рук жри, раз рвать не можешь!

Боец упал лицом в фотографию любимой и, подцепив её край одеревеневшими губами, начал жевать её образ, рыдая, не в силах совладать со своими эмоциями.

Все мы, восемнадцатилетние пацаны, окончательно выбившись из сил, смотрели на это, лёжа, распластавшись на своих плоскоребристых животах. От нечеловеческой усталости у нас уже не было сил на какие-то эмоции или переживания, мы просто смотрели на факт, как через шантаж морально убивают человека, причём его же собственными руками, но сегодня нам повезло, – и это были не мы. А сломленный боец ел образ любимой, находясь на границе потери ощущения реальности, то есть психологического срыва, вспоминал её голосом слова из письма:

«Я поцеловала эту фотографию и прижимала её к сердцу, для тебя, перед тем, как положить её в конверт, когда тебе будет очень трудно, поцелуй меня, и всё пройдёт. А я буду ждать тебя. Только выживи, пожалуйста, выживи на этой чужой и проклятой войне или сделай так, чтобы тебя туда не послали. Ты же знаешь, если не выживешь ты, то не выживу и я, так что спасай нас обоих, нас и наше будущее. Я люблю тебя».

Её мечта сбылась, и его не послали на эту войну. Это был первый и последний призыв данной боевой учебной части, которая готовила бойцов ВДВ в Афганистан и которые после подготовки туда не попали. Но они попали туда, куда никто, начиная от последнего сумасшедшего пациента в психиатрической больнице и кончая первым секретарём ЦК КПСС, и подумать-то не мог, ни в страшном сне представить, – на боевые действия внутри страны при начале развала Советского Союза.

После этого случая из-за проявления своей слабости он навсегда будет себя считать предателем, ведь можно было восстать и пойти на радикальные меры. К примеру: застрелиться, застрелив сначала своих мучителей – ненавистных сержантов… ну, это уж слишком. А вот выстрелить себе в ногу, наверное, можно было бы, тем самым прекратить мучения, пускай не свои, но товарищей. Но ведь и это не выход, так как из госпиталя его бы направили после суда трибунала в дисбат за умышленное членовредительство, если бы выяснилось, что он не потерял реальность, то есть не стал сумасшедшим. Но это было, конечно же, предусмотрено, и в автоматных магазинах уже не было патронов. Помните:

Но и обвинять сержантов здесь не стоит, хотя с фото был, конечно же, перебор, и данный случай никак не может стать уроком познания ответственности или сплочения боевого братства. Их задача сводилась не только к тому, чтобы научить нас стрелять и уходить от смерти, изучая современную боевую науку в горной и прочей местности, но и к познанию крайности физических возможностей человека «за чертой». За которой становишься животным, где молчит душа и не мучает совесть, а также практически полностью либо частично, временно, отсутствует интеллект, когда человек, подобно животному, руководствуется при выживании врождёнными инстинктами, обострёнными интуицией, а также приобретёнными и наработанными рефлексами и навыками. В каком-то смысле на определенном этапе это можно назвать – чистилище. Чистилище сознания от нагнетаемой вечно стонущей суеты. Осознания что все обиды и ссоры, неурядицы и переживания бытия, которые мы так любим называть – «проблемами» происходящими на (свободе) гражданке, на самом деле являются текущими трудностями, которые так волнуют наш несовершенный разум. Полагаю, что временный отказ данных качеств у людей в этот период времени надо считать за благо, так как с их присутствием вряд ли можно остаться психически здоровым индивидуумом.

На перемене было шумно и весело, но Лена не вышла из-за парты и что-то рисовала чёрным карандашом. Светка подсела к ней с вопросом и одновременно с предложением:

– А ты чё сидишь, пойдём в коридор, поиграем! Ведь у тебя сегодня день рождения!

Вместе за одну парту девочек не сажали, так как их разговорам не было конца.

– Да не хочется что-то, – ответила Лена и продолжила, – знаешь, мне сегодня сон один странный приснился, вот рисую его, но что-то не особо получается.

Светка заглянула ей через руку и увидела что-то вроде морды какого-то животного, но не человека – это уж точно.

– Это кто, чёрт, что ли? А что приснилось-то? – заговорщицки зашептала Светка.

– Да не знаю, говорить тебе или нет. А ты точно никому не расскажешь?

– Ты что?! Я наших секретов не выдаю, ты же знаешь! – с гордостью и обидой в голосе произнесла Света.

– Ну ладно. Слушай, – решила рассказать Лена. – Приснилось, будто я уже взрослая, ну, как девушка как будто, и иду по бескрайнему зелёному полю рано утром. И кругом трава и цветы, всё в утренней росе. И чем дальше я иду, тем трава всё выше и выше, и я уже вся промокла от росы, и холодно уже стало, и даже немного жутковато, и вдруг, откуда ни возьмись, появляется большой чёрный конь. Я его нисколечко не испугалась, а даже наоборот. Вскочила, не помню как, на него, и мы поскакали, но не по земле, а как бы в воздухе, по небу. Мне пришлось на него почти что лечь, чтобы держаться, и я чувствовала всем телом, как под его тёплой кожей играют и переливаются мышцы. Это было как по-настоящему! Я до сих пор помню это ощущение. Так вот, скачем мы, скачем, а конь поворачивает ко мне свою голову и говорит человеческим голосом:

– Леночка, вставай, ты сегодня у меня совсем большая стала. И поцеловал меня! И тут я проснулась, это мама меня поцеловала, и, как я уже догадалась, это она мне говорила эти слова.