Аудельфина. Книга 1. Глава 9 (не остаться в этой траве) (Сергий Кон)

Глава 9 (не остаться в этой траве)

Удивившись своему отражению в водной глади, Конь поднял голову и отметил, что Полярная звезда на небе кратно увеличилась и, как по волшебству, приближаясь, начала приобретать очертания, которые с каждым мгновением странно становились похожими на чудо-деву, которая как бы скользила по воздуху в прозрачном куполе контур которого растаял коснувшись воды.

Ангел, – подумал Конь, очарованный молодой особой, – значит, я точно в раю.

Брюнетка в белом, источавшая сияние, была небольшого роста, с короткой стрижкой типа «каре», серебристо-голубыми глазами и очаровательными бровями над ними, которые десантник разглядел когда прекрасная дива плавно подошла к нему. Они стояли и смотрели в глаза друг другу, где он забыв, что он животное, безвольно тонул в ее озерах. Неожиданно Ангел протянул свои маленькие необыкновенно нежные руки и стал его гладить. Коню это очень понравилось, и, доверившись её обаянию и ласке, он окунулся в сладкую негу. Но тут хозяйка озёр проворно вскочила ему на спину, от неожиданности неосёдланный Конь взвился в небо, пытаясь сбросить седока, и поскакал, но Ангел уже не отпускал, обвив его своими руками и ногами так, что они составляли одно целое.

Надо же, какой странный, интересный и почти эротичный сон, – вспоминая свои переживания по ту сторону пограничного мира, думал Конев, сидя во дворе с голым торсом, подставляя весенним, уже почти жарким лучам кавказского солнца свои бледные, жилистые плечи, перезаряжая «уставшие» пружины пулемётных магазинов ПС-ными и трассёрными патронами, – всё было как по-настоящему, и я даже чувствовал прикосновение рук и её тело!

Из открытого настежь окна офицерской комнаты, из легендарного отечественного кассетника «Романтик» песней летело «Кино», которое своей ассоциацией напоминало ему пережитый, если это можно так назвать, сон, и он подпевал в унисон положившимся словам:

– Конев и Белов, поедете со мной за продовольствием и боеприпасами в бригаду, – прервал сладкие грёзы ротный, подойдя к окну офицерской комнаты и, уже выйдя из расположения, продолжил: – Я там останусь, позже вернусь самостоятельно. Ваша задача: боевое охранение при транспортировке груза. Вопросы есть? – так, для проформы, спросил командир. Какие тут могут быть вопросы.

– Экипироваться и выполнять, – скомандовал до синевы выбритый капитан, который при наступающей жаре сам находился в одном тельнике.

Подпевали, экипируясь, бойцы, помогая друг другу упаковать себя в доспехи пуленепробиваемых пластин.

Днепропетровец Александр Белов, по прозвищу Белый, сержант, на призыв моложе Конева, весёлый балагур с широкой натурой и такой же душой, запрыгнув в тентованный кузов «Урала», принял у напарника общевойсковые котлы для перевозки пиши и бойцы откинув скамейки, разместившись по разные стороны на краю борта.

Конечно, лучше было бы остаться на базе и заниматься своими делами, то есть по большей части бездельничать, но наряд есть наряд, и, хочешь ты или нет, тебя уже никто не спрашивает. Белый заслужил наряд вне очереди за то, что попался курящим на посту во время проверки. А Конев – за то, что ходил в гражданском комбинезоне, который достался ему трофеем, если это так можно было назвать, – при пешем патрулировании своего участка вдоль железной дороги, в заброшенной сторожке. А так как хозяина не было, Конев экспроприировал его у населения в пользу армии на целую неделю, пока не был замечен командиром в данном неуставняке. Комбез был цвета хаки, совпадавшего по тону с форменной одеждой, и если сверху был надет бронежилет и прочая экипировка с оружием, то разница в глаза не бросалась. Да и даже не из-за того, что ходил в гражданском, а за то, что начал отстаивать его превосходство над форменной одеждой солдата Советского Союза, что было очевидно. Но если одному бойцу разрешить нести службу в гражданской одежде, то и другие не заставят себя долго ждать. И, чтобы пресечь данные попытки у бойцов, Коневу влепили наряд за пререкание с командиром. На этом инцидент был исчерпан, в связи с чем комбез справедливо вернулся на свое место.

Из окна здания ещё летело:

Послышался звук включения передачи, и машина тронулась в сторону города Нахичевань.

При возвращении на базу при выезде из ЖД тоннеля, объединённого с дорожным полотном, запах гари ударил в ноздри. На разъезде горели вагоны, огонь только начал возгораться, не набрав ещё полную силу. Дым тянулся к Араксу, в сторону иранской границы, через автотрассу. Через несколько секунд послышались выстрелы, и автоматные очереди прошив тентованный кузов ударили по металлу. Десантники с борта открыли ответный огонь по стрелкам, находящимся над тоннелем, но машину трясло и болтало, так что прицельный огонь вести было невозможно. Скорость была и до этого небольшая, а тут грузовик, пройдя около пяти сотен метров от тоннеля, и вовсе остановился, свернув на обочину, подставившись под обстрел. Поняв, что что-то случилось с водителем, бойцы, отстреливаясь, тут же покинули кузов.

– Белый, посмотри, что с водилой, – крикнул пулемётчик и нажал на спусковой крючок, выпустив длинную очередь в сторону огневых точек противника.

– Ранен, тяжело, в спину, по-моему, – крикнул напарник, огрызаясь ответным огнём своего АКСа. Перестрелка продолжалась, пули долбили по металлу грузовика и щебёнке, свистели рядом.

– Водить можешь? – прокричал Конев.

– Да, – проорал Белый в ответ.

– Всё, гони, я прикрою, – автоматически скомандовал Конев. И, дав две короткие прицельные очереди, используя редкий кустарник, перебежал за ближайшее укрытие в виде строительного блока, находящегося между ЖД и трассой. Поджигателей было двое, короткими прицельными очередями они старались остановить грузовик, поливая его свинцом с верхнего бруствера тоннеля. Чёрный дым от пожара, нараставшего с каждой секундой, заволакивал пространство и служил дымовой завесой. Отстреляв два магазина по диверсантам, используя удачно сложившуюся маскировку, Конев перебежал к составу и прополз под вагонами, выстрелов в его сторону не последовало, – значит, боевики не заметили манёвра десантника. Местный каменисто-горный рельеф позволял постепенно продвигаться и быть не замеченным противником. Направляясь по диагонали в гору, чтобы противник в итоге оказался ниже, мелкими перебежками пулемётчик достиг желаемого рубежа, и сверху было очень хорошо видно, что площадка над тоннелем пуста, а две фигуры удаляются от места нападения в горы так же по диагонали, находясь с пулемётчиком уже на одной параллели. Уперевшись сошками пулемёта в валун и приняв боевую стойку с колена, прицелившись в ведущего бандита, дал короткую очередь, увидев при этом, как тот дёрнулся и согнулся, и тут же расстрелял остальные патроны из обоймы длинной очередью туда, где находился второй. Сразу же пошёл ответный огонь, но не прицельно, а просто в его сторону, но уже из одного автомата.

Ага, получил фашист гранату, – пронеслась в голове у пулемётчика детская дразнилка, перебивая «Кино» – не остаться в этой траве, пожелай мне…

Позже, намного позже Конев понял, о какой траве поёт Виктор. Это отнюдь не трава полей боёв, в которой осталось лежать бесчисленное множество бойцов всех времён и народов, и даже не та дурман-трава, которую предлагал Бес, на которую как бы вроде намекает певец, настоящий её смысл прячется намного глубже.

Осознание, что наши уже на подходе, а так же что в перестрелке, скорее всего, нейтрализован один из нападавших, вселяло уверенность и браваду. Он быстро поменял опустевший магазин РПКСа21 и, скрытно перебравшись повыше, на более удобную позицию, стал наблюдать из своего укрытия за действиями противника, попутно снаряжая патронами опустевшие магазины. Противник нигде не появлялся и не давал о себе знать. Затаиться ему смысла нет, ему сейчас ноги делать надо, но и мне ни к чему его догонять, а если раненого тащить задумает, то далеко всё равно не уйдёт, – думал Конев и принял положение лёжа для наблюдения за обстановкой. Понаблюдав несколько минут, он заметил, как со стороны базы к нему приближается БТР «80» с десантниками на броне. Тормознувшись в километре от горевших вагонов, он сбросил бойцов и, продолжив движение, прошёл сквозь тоннель, где, остановившись с той стороны, ощетинился пулемётами в сторону гор, ожидая дальнейших распоряжений командира. Рассредоточившись по склону горы, бойцы перебежками, используя для прикрытия горный рельеф, продвигались в сторону Конева. Взводного и прилипшего к нему связиста с рацией на спине пулемётчик узнал сразу, а также старшину – авторитетного крепыша по прозвищу Гога, немногим позже угадались тощая фигура Беса и крупногабаритный красноярец гранатомётчик Кирьян, с которым Конев находился в дружеских отношениях, затем Белый, Пуля и все остальные. Со стороны противника было тихо, это означало, что враг уносил ноги. Но точно об этом никогда не знаешь, если не знаешь наверняка. Конев откинулся от своего наблюдательного пункта на спину, поставил оружие на предохранитель и, застегнув ножки пулемёта, встал, ожидая командира для доклада.

Ещё не подойдя к пулемётчику, старлей который отвечает не только за выполнение боевой задачи, но и за жизнь и здоровье каждого своего бойца издалека завёл канонаду:

– Конь, ты что, сена объелся! Какого хрена ты в горы полез?! Команда не ясна была – охрана и сопровождение?! Да ты у меня…

Тут прозвучал одиночный выстрел, прервав воспитательную речь взводного. Все бойцы из своих позиций сразу же открыли шквальный ответный огонь в сторону неприятеля. Но Конев этого уже не слышал. Пуля, загасив свою мощь о черепицу броневой пластины промеж лопаток, бросила тело десантника вперёд на камни, развернув лицом вверх. Пулемётчик лежал на спине, разбросав руки, и смотрел в голубое небо коньячными глазами, машинально, без единой мысли слушая небывалую вокруг тишину, где на фоне умиротворенного неба чудесно появилось лицо Ангела. Конев сразу его узнал – Ангел был из сна. Всё та же брюнетка, от которой исходило сияние, с серебристо-голубыми глазами-озёрами и широкими чёрными бровями-крыльями над ними. Это не было сном, как и не было явью, может быть, что-то среднее между ними, где-то на границе сознания и подсознания одновременно. Склонившись, Ангел заговорил грубым голосом Беса, но слова были медленными и плыли как будто издалека:

– Конь, всё будет хорошо! Всё хорошо будет, Конь, вот увидишь!

В голове всё поплыло, смешавшись в единый коктейль сна и реальности, мысли стали тягучими, как гудрон. Металлический шлем оттягивал голову и казался неподъёмным, руки и ноги отяжелели, как будто налитые боевыми доспехами, а металлический панцирь, обтягивающий корпус, не позволял вздохнуть полной грудью, и пулемётчику казалось, что он где-то на пути перехода физической жизни в другой, параллельный мир. Но на душе было спокойно от обстоятельства, что его сопровождает прекрасный Ангел-хранитель. Тоннель перехода миров закрутился, набирая обороты, превращаясь в воронку, и боец, прежде чем потерять, как ему казалось сознание, увидел, как закрылось боевое забрало его рыцарского шлема, и успел подумать: значит, так и должно быть, значит, это правильно.

В мае 1990 года 56-я десантно-штурмовая бригада, переформировавшись – приняв пополнение новобранцев, демобилизовав тех, кто отслужил два года, поставив в боевые ряды тех, кто отслужил первое полугодие, ушла с миротворческой миссией в Узбекистан, туда, где Конев начинал свою армейскую службу, в Ферганскую долину и город Ош. Впоследствии данные события в СМИ будут называть «Ошской резнёй».

И где-то там, там, где нас нет, как мы всегда думаем, в убаюканной революцией народном сознании, в условиях, близких к идеальным для своего демонического существования, с потными руками изувера, в обманутых народных массах в ожидании очередной жертвы пряталась особь с окровавлено склизким лезвием смертельного жала, пронзившим упругое чрево молодой изнасилованной девушки, которую уже никогда не дождутся домой убитые горем родители. И ещё неизвестно, какими бы печальными событиями закончился разбой революционно настроенного республиканского населения, не будь на их пути десантников Советского Союза.